Внимание!
воскресенье, 23 марта 2014
Название: Руки в карманах
Автор: king_marionette
Размер: миди, 18232 слов
Пейринг/Персонажи: Кронос/Канкри, Дерк/Джейк, Таврос/Вриска
Категория: гет, слэш
Жанр: юмор, AU
Рейтинг: R
Предупреждения: сплошное петросянство, мат, хедканоны, оос
Краткое содержание: История про школьную жизнь. Дерк ждет ответа от Джейка, Кронос пытается завоевать сердце Канкри, а Таврос и не подозревает, что Вриска питает к нему какие-либо чувства.
Примечание: персонажи, вовлеченные в сцены сексуально характера, являются совершеннолетними; закос под американскую школы сделан намерено, в этом есть своя изюминка
Размещение: не размещать
читать на фикбуке
1. Канкри
- Если вы предполагаете, что ваши угрозы как-либо унизят меня, то смею вас разочаровать – вы ошибаетесь, - с достоинством произнес прижатый к стене Канкри. – Рассчитывать, что я испугаюсь вашу шайку лишь потому, что вы можете причинить мне физическую боль, не слишком дальновидно с вашей стороны. Возможно, вы полагаете, что через побои вы сможете скрыть свои комплексы, но я вас заверяю, они всегда будут рядом с вами, потому что для их преодоления следует воспользоваться услугами психотерапевта.
- Заткни его уже, - проворчала Вриска, пересчитывая карманные деньги Вантаса. – Черт, не хватает еще десятки. Стопануть еще кого или у этого поискать получше?
- Стопроцентно мелочь в карманах осталась, - ухмыльнулась Миина, хлопнув Канкри по карману. – Правда, быстрее заебешься, чем сосчитаешь десятку.
- Не хочу копаться в центах.
- Так мне его бить или нет? – вмешался Эквиус, который держал Вантаса у стены.
- Что, рвешься скрыть свои комплексы? – хихикнула Серкет, прикрыв рот ладонью. – Шмякни разочек, чтобы в следующий раз не грузил нас. А то иметь с ним дело ежедневно – настоящая пытка. Хуже, чем сидеть у Милкишейка.
- Я полагаю, что… - удар пришелся по скуле. Канкри прикусил губу до крови, попытавшись сдержать стон. Второй удар тут же пришелся по ребрам – недостаточно сильный, чтобы сломать их, но весьма болезненный.
«Завтра будет синяк» - быстро подумал Канкри. Он помнил, как долго рассасываются синяки на его коже. А выглядят они намного хуже, нежели ощущаются. Если бы родители хоть раз увидели их, то злополучную троицу давно бы взашей выгнали из школы. Но их не выгонят по одной простой причине – чтобы увидеть синяки, им нужно было бы прилететь из Африки и задержаться дома хотя бы на неделю.
- Ну, хватит, - Миина остановила кулак Эквиуса, когда его занесли для нового удара. – Замочишь дохляка.
- Он все равно не расскажет никому. Крестьянская кровь, - Заххак в отвращении сплюнул в сторону.
- Ошибка, - произнес за их спинами низкий мужской голос.
Мистер Инглиш – директор школы – вселял ужас уже двадцать лет своей карьеры. Его боялись не только ученики школы, так и их родители, которые ходили в эту же школу. А те, кто пытался на него жаловаться, тут же теряли всю свою храбрость, увидев его. Оно и не удивительно. В свои сорок лет директор был безобразен – кожа нездорового зеленоватого оттенка обтягивала его лысый череп, золотой клык выпирал из-под тонких змеиных губ. В школе до сих пор не решили – улыбается он или скалится, но даже мысль о том, что директор умеет улыбаться, не делала его менее жутким.
- Здравствуйте, мистер Инглиш, - голос Вриски заметно изменился, она тут же спрятала деньги за спину. – Я буду оскорблена, если вы решите… что вы решили.
Она посмотрела на Миину, которая от удивления вцепилась в руку Эквиуса, оставляя на его руке следы от ногтей.
- А на самом деле мы… Даем уроки самозащиты, чтобы он смог в нужный момент отбиться от хулиганов, - нашлась Вриска. – Канкри, в такие моменты нужно хотя бы поставить блок, чтобы защитить живот… Или лицо. Короче туда, куда обычно бьют хулиганы, а то я немного не в теме. Но не мы, нет. Мы не думали его бить… сэр.
Под его директора взглядом она замолчала.
- В мой кабинет, - кратко пробасил мистер Инглиш. – Сейчас же.
2. Вриска
Вриска скрестила руки на груди, в сотый раз слушая речь школьного психолога. Мистер Милкишейк, как его прозвали, или мистер Скретч, как он числился по документам, все таким же безразличным голосом объяснял им, что их поведение недопустимо. С прошлого и позапрошлого раза, впрочем, как с остальных 97 раз, ничего не изменилось – ни порядок слов, ни интонация, ни поза, ни даже выражение лица.
«Зазубрил, наверное», - подумала Серкет, смотря на Миину, которая не отрывала взгляда от экрана мобильного телефона. Видимо, по секундам отсчитывала сколько осталось до конца.
Лекция, посвященная моральным качествам, которые необходимы для пребывания в обществе, длилась почти двадцать минут. А если точнее, то девятнадцать минут и пятьдесят три секунды – в прошлые несколько раз Вриска поставила секундомер.
Но все лучше, чем разговор с директором, хотя никто не видел, чтобы он произносил хотя бы более десяти слов за раз. Милкишейк был его полностью противоположностью, иными словами он был в расцвете сил, имел необычайно пушную шевелюру, и заткнуть его было сложнее, чем Канкри. Между ними не было ничего общего, кроме одной вещи – и мистеру Инглишу, и мистеру Скретчу было все равно, что они сотворили. Избили, пытались утопить или же налили спирта в чужой шампунь – на все их выходки одно наказание, да и то для галочки. И каждый раз после двадцатиминутной лекции их отпускают домой с чистой совестью, будто бы ничего и не произошло.
«Он же понимает, что его не слушают?» - Вриска приподняла бровь, наблюдая за равнодушными глазами Милкишейка.
Умный он мужик, людей видит насквозь и предугадывает их действия: и это при том, что никто не знал даже его хобби. Более того – не известны были ни настоящее имя, ни возраст. Его волосы могли быть как белоснежными, так и седыми – в школе не нашлось никого, кто бы разбирался в альбиносах, чтобы выдвинуть хотя бы предположение.
Его кабинет, окрашенный в зеленый цвет, обставлен белоснежными шарами и книгами по психологии. Большинство из них – муляжи. И общается он только c Роуз – долбанутой готкой, которая порой просиживает уроки в его кабине, пока Скретч слушает классическую музыку. Впрочем, несмотря на их вроде бы как холодные отношения, никто не удивится, если в один прекрасный день Лалонд все-таки залетит от него.
- Все, - произнес мистер Милкишейк. – А теперь освободите кабинет. И если желаете доказать мне, что у вас хоть что-то вроде мозга – впредь не бейте вашего задохлика там, где мистер Инглиш делает обход.
Задохлика. Вриска усмехнулась в кулак. В этой школе всем похрен на какого-то Вантаса, который за всю свою школьную жизнь испытал на себе достаточно издевательств, чтобы получить психологическую травму на всю жизнь. Впрочем, они лишь способствовали его занудству, от которого Вриску трясло. Хлебом его не корми, только дай пасть раскрыть и сказать какую-нибудь заумную вещь. И как только Поррим его терпит?
- Если он тебя злит, то давай его найдем и отдубасим, пока никто не видит, - предложила Миина, положив руку на плечо Серкет. – Устроим ему темную! Или ты хочешь послушать немного… музыки? Посмотришь, как твой червяк по-пидорски дует в свою дудку, сразу успокоишься.
- Заткнись, - Серкет накрыла рукой губы Миины. – Просто заткнись. Если про это хоть кто-нибудь узнает…
- Эквиус тоже знает, успокойся, - насмешливо фыркнула Пейшес. – Он сам видел, как ты пялилась на него на обеде. Его больше интересует, как его маленькая подруженька поживает. Та, которая девочка-кошка из какого-то С-класса.
Заххак тем временем с муками на лице пытался набрать сообщение на пятом за месяц новом сенсорном телефоне, едва попадая по буквам.
- Слушай, ей же четырнадцать. Да? – как бы невзначай поинтересовалась Пейшес, облокотившись об стену.
- Угу.
- А не посадят?
Эквиус перестал печатать и поднял голову, впившись взглядом в Миину. Телефон с хрустом дал очередную трещину на корпусе. Заххак сипло вдохнул воздух, ощущая, как по его лицу течет пот – так было каждый раз, когда он решался противостоять наследнице крупнейшей фирмы в городе.
- Не смей такое говорить про нее, - просипел он. – Она мой друг.
- Я уж думала, что ты себе решил найти кого-нибудь после того, как Арадия стала встречаться с этим долбанутым хакером из А-класса, - фыркнула Вриска, скрывая улыбку. – Соллукс, так? Я слышала, он шепелявый и вообще говнюк. А еще слышала, что не поймешь, дерется он или его бьет током. Радуйся, тебя променяли на шепелявого засранца.
Мобильный в руке Заххака повторно хрустнул. Эквиус встретился взглядом с Серкет, готовый дать этой суке по морде хотя бы за то, что она посмела напомнить о постыдной влюбленности…
- И на этой ноте мы идем смотреть на твоего пидорка с дудкой, - вмешалась Миина, толкая подругу к классу музыки. – А ты иди к своей малолетке. Скоро перемена, и ее снова выйдут дразнить.
3. Дерк
Вместо второго урока у команды провели внеплановую тренировку. Да оно и не удивительно – скоро им предстояло сойтись в схватке с «Грифонами» – их главными соперниками, которые одержали над ними более пяти побед подряд. К этой судьбоносной игре готовилась не только команда, но и вся школа, делая все возможное, чтобы каждый игрок был допущен к игре. За что обычный ученик получает двойку, «Мустанги» получали либо тройку, либо четверку – в зависимости от его общей успеваемости.
Не то чтобы Дерк когда-либо нуждался в чьей-нибудь снисходительности – учеба никогда не казалась ему сложной, – но Джейк радовался каждой тройке, словно ребенок. Конечно, разве могут ли завалить фуллбека – кто еще будет подстраховывать ранинбека и поддерживать лайнменов ? Точно так же они не захотят завалить кикера – бывали случаи, когда удачный кик в три очка помогал команде выиграть, когда до конца матча было менее минуты.
Тренер гонял их по полной программе – от рассвета до заката, давая передохнуть лишь на уроках.
- Будем молодцами сегодня, приятель? Думаю, что сегодня мы сможем показать себя с той стороны, с какой нас этот свет не видывал, - Джейк покрутил в руках шлем, обращаясь к Дерку.
Страйдер кивнул, наблюдая за тем, как Инглиш с улыбкой сдул челку, а потом задумчиво прикусил нижнюю губу, рассматривая его расписанный похвалами шкафчик. В такие моменты руки Дерка сами сжимали задницу Джейка.
- Эй, ты чего? – успел выдохнул Инглиш, которого уже вдавили в шкафчики. Защитный каркас больно врезался Страйдеру в грудь, затормозив недопоцелуй.
- Нас услышат, - Дерк обжег дыханием губы Джейка, и тот отводит взгляд.
- Ты обещал, что не будешь такое вытворять в раздевалке, - Инглиш попытался вырваться из его хватки, но Страйдер его удержал и снова развернул к себе.
- Я что-то делаю? – поинтересовался он, почти касаясь носом щеки Джейка. – Ты перестал заходить ко мне. Если ты хотел бы взять несколько дней, чтобы отдохнуть от меня – я бы понял, но я бы хотел это услышать от тебя.
- Дерк, скоро игра. Мы должны выложиться на все сто, чтобы выиграть. Наши встречи до игры будут только мешать мне сосредоточиться на нашем поединке с Грифонами.
- А после игры?
- Если нас не убьют, то наши встречи снова вернутся на круги своя.
- А если мы выиграем благодаря мне? – Дерк облизнул сухие губы, прижимаясь носом к щеке Джейка.
- Тут так жарко, мне нужен платок.
- Если вы надеетесь, что вас не убьют в случае проигрыша, то вы заблуждаетесь, - мрачно сообщил тренер, облокотившись об дверной косяк. – Вижу, у вас есть время играть в ваши игры, значит, вам под силу пробежать несколько кругов вокруг поля. Инглиш – десять кругов. Страйдер – двадцать. Если будете мешкать, набавлю обоим еще по двадцать кругов.
____________________________
Фуллбек (ФБ) — игрок, находящийся позади линии нападения (сзади от квотербека). Он может блокировать, бежать с мячом, ловить короткие пасы.
Ранинбек — игрок, находящийся позади всех игроков нападения, в задачу которого входит пронос мяча вперед во время бегущих розыгрышей.
Лайнмены - игроки, размещающиеся позади линии защиты
Кикер — игрок, выбивающий мяч во время начальных розыгрышей и при попытках забить гол.
4. Вриска
Вриска прилипла к стеклу, наблюдая, как Таврос играет на флейте. Что не говори, он все равно выглядел как червяк, дующий в пидорскую дудку. Впрочем, если смотреть на него издалека, то можно решить, что он еще ничего – Серкет всегда любила ирокезы с обритой головой, сочетавшиеся с симпатичными мордашками. Правда, на этом все качества Тавроса заканчивались, и начинались недостатки. Нитрам оказался размазней. И не просто размазней – он боялся слова вставить без бесконечных извинений и не мямля что-нибудь себе под нос, переходя на испанский.
Сервет уже молчала о том, что именно он будет исполнять роль Питера Пена (которого тут же в объявлениях исправили на Пупа Пена) в галимом театральном кружке задротов.
Но самое ужасное было то, что она, Вриска, смогла как-то полюбить такого идиота. Позор, Серкет. Позор. Такие, как он, заслуживают унижений и крошек с барского стола… Но Вриска все равно каждый раз стоит у двери и пялится на Тавроса, который, косясь на ноты, играет на флейте какую-то пидорскую мелодию.
- Выглядит так, будто бы он член во рту держит, - сообщила Миина ей на ухо.
- Ага. Хотя, думаю, он по жизни отсасывает – ему не впервой.
- Прикинь, когда он тебя поцелует, ты формально будешь держать во рту столько же членофлейт, сколько и он.
- Заткнись уже, - толкнула ее Вриска.
- Зато подумай, какие легкие. Он тебе ка-а-а-ак вдунет.
- Я, блять, никогда его не буду целовать. Понятно? – покраснела Серкет, отталкивая от себя лицо подруги. – Это же, твою мать, позорно.
- Ты уже опозорилась, подруга, - в голос захихикала Пейшес.
- Да заткни…
- Эм… Извините? – перед ними распахнули дверь, и в коридор выкатился Таврос. – Вы немного громко разговариваете, а мы тут эм… Понимаете… Мы тут репетируем. Эм… Я не хочу вас обидеть, но не могли бы вы разговаривать немного… Потише?
Недолго думая, Вриска поступила как обычно, когда она чего-либо не ожидала. Она точным ударом сломала Тавросу нос. Из кабинета донеслись удивленные вздохи, Нитрам откинулся на спинку инвалидного кресла, и Серкет отступила, чтобы осмотреть – не видел ли ее кто.
Из носа Тавроса ручейком струится кровь, но Нитрам не хнычет – лишь неверяще пялится на нее, не произнеся ни слова. Ей-Богу, она бы его еще раз ударила, если бы он посмел захныкать, как девчонка. Размазала бы его лицо по стенке за свой позор.
- Порой я отчасти сомневаюсь в ваших умственных способностях, мисс Серкет, - сообщил ей мистер Скретч, когда она снова попала в его странный зеленый кабинет. На этот раз одна.
Плюхнувшись на стул, она ставит таймер на девятнадцать минут и пятьдесят три секунды и поднимает глаза к потолку. За это время она успеет вздремнуть.
5. Канкри
Прозвенел звонок на перемену, и Канкри с грустью погремел мелочью в кармане. Уже в который раз отбирают все деньги, кроме мелочи, которой едва хватает на бутерброд и чай, ну а боль в желудке в конце в конце дня – дело уже привычное.
Да и просить защиты было некого, кроме Поррим. Все остальные сами не так давно издевались над ним. Спирт в шампунь в пятом классе – это их самая невинная шалость. Два года назад какому-то идиоту пришло в голову, что запихать лезвие ему в ботинки – это весело. Правда, на лезвия Вантас так и не наступил – они благополучно вывалились, но сменную обувь он проверяет и по сей день, хотя Поррим его за это не раз отчитывала. Но от старой привычки сложно отказаться, хоть Вантас прекрасно знает, что его никто не будет трогать, кроме Вриски и Эквиуса, а они привыкли атаковать в лоб.
Быть относительно невидимым Канкри нравилось – он мог не только вести беззаботное существование, но и занимать весь стол в столовой, без стеснения раскладывая домашнее задания. Марьям порой ела с ним, осторожно отодвигая учебники в сторону, и они разговаривали о всякой ерунде. В такие дни Вантас ощущал себя особенно дурно из-за переедания, потому что, чего скрывать, Поррим определенно не обладала чувством меры.
Канкри приходилось делить Марьям – у нее появилась новая панковская компания, с которой она проводила достаточно много времени. С кем-то из них у нее был даже головокружительный роман, который заставлял забыть обо всем на свете. Правда, с кем именно Вантас так и не понял – каждый раз Поррим возвращалась с разными людьми.
Впрочем, он не мог ее осуждать.
Дома Канкри первым делом включил автоответчик. Обычно родители оставляют по одному сообщению в день – это был их единственный способ общения. Они записывают свои сообщения на автоответчик ему, а он им в ответ. Иного выхода попросту не было – их разделяло восемь часовых поясов, и редко когда получилось разговаривать с ними «вживую».
«Вам оставили три сообщения» - уведомил женский голос, который тут же прервал короткий писк. – «Сообщение было принято в двенадцать часов пятьдесят одну минуту…»
Вантас отвернулся к холодильнику, доставая замороженный обед. Он прекрасно знал, что ему скажет мама. Что он прекрасный мальчик, что она скоро переведет деньги, но встретиться в этом месяце, увы, не получится. Ей, бесспорно, очень жаль, хотя она все это тараторит без эмоций, и отключается.
Второе было от отца. Снова просьба уговорить «истеричную мамашу» подписать бумаги на развод, потому что она, видите ли, не поднимает трубку. А когда поднимает, то посылает его туда, куда Канкри еще рано знать, но этот орган у него, бесспорно, уже присутствует.
Вантас пожал плечами – мама ненавидит эти темы, сразу становится нервной. Но развод был им необходим. И Вантас никогда не сомневался, что он был любимым ребенком, так как его любили настолько, что два человека смогли прожить вместе шестнадцать лет, хотя в последние три года Канкри был уверен в том, что однажды застанет отца с окровавленным ножом в руке, хотя тот был законченным пацифистом.
Третье сообщение снова оставила мама.
- Милый, я совсем забыла тебе рассказать, - прощебетала она. – Мне тут звонила моя давняя подруга. Помнишь, ты еще дружил с ее мальчиком. Так они так же развелись год назад, и он переедет с отцом в наш район. Может быть, вы даже будете ходить в одну школу. Кронос…
1. Кронос
- Подъем, - Ампора-старший отвесил сыну подзатыльник.
- Merde , - проворчал Кронос, не торопясь расставаться с подушкой. Пожив немного у матери, он вовсе забыл, что на протяжении четырнадцати лет он просыпался исключительно от тумаков, а не от приятного курлыканья мамаши и запаха только что приготовленных тостов.
Приподнявшись, Ампора снова рухнул на кровать – все-таки недавний сон казался слишком чудесным, чтобы добровольно его прерывать. Правда, подремать ему удалось ровно до тех пор, пока его не схватили за пятку и не выволокли из кровати.
- Я тебя тоже очень люблю, пап, - Кронос потер ушибленный бок. – Клево разбудил.
На этот раз пробуждение было окончательным.
Что в нем не любит отец? Все – от прически, на которую Ампора тратит не один час, до музыки, которую он сочиняет. И то, и то он считал сплошной глупостью с жирным намеком на гомосексуализм, особенно после того, как Кронос прожил почти два года во Франции.
Настоящий мужчина, конечно же, должен был направлен на успех, закончить экономический колледж и начать свою успешную карьеру с уникальной идеей в голове и без цента в кармане, а не сидеть на шее у отца, мечтая о славе, которая сама упадет ему на голову. Вполне возможно, что так же он должен потратить всю свою жизнь на работу, не заметить, что жена спит с одним из его клиентов, а потом с удивлением обнаружить на столе заявление о разводе.
Когда-то в детстве Кронос пытался быть похожим на отца, и больше всего его он восхищался его шрамами, которые он получил во время одной из разборок. Но стоило ему поднести лезвие бритвы ко лбу, чтобы провести полосу через все лицо, как в ванную зашла мать и за такую затею наказала так, что Ампора еще долго не мог сидеть. Через несколько лет он получил свои шрамы – две зигзагообразные молнии на лбу, но уже в аварии. Он просто не вписался в поворот. Впрочем, это случилось во Франции, когда Кронос уже год не жил с отцом.
Что касается его отчима – мать выбрала полную противоположность бывшего мужа. Лысого, больного на голову по части морали, и то и дело вытирающего руки влажными салфетками. Однако если учесть, что она до этого десять лет жила с человеком, который думал, что чувства присущи лишь бабам и исходят преимущественно из женских половых органов, то ее можно даже понять.
Кроносу хватило и десяти минут, чтобы привести себя в порядок – лака на голове осталось ровно на столько, чтобы прическа не распалась за ночь.
- Пока, старик, - Ампора кинул в бумажный пакет несколько бутербродов. – Увидимся еще. Наверное.
- Если тебя выгонят в первый же день, я отправлю тебя к армию к нашему кузену.
- Я тебя тоже люблю, па, - отозвался Кронос, уже забираясь на мотоцикл.
Он смутно припоминал Канкри. Для Кроноса он остался странным говорливым мальчишкой, который своим занудством мог поднять даже покойника преимущественно с целью придушить его.
Ампора задумался, где можно узнать, учится ли в школе кто-нибудь из Вантасов. Его взгляд задумчиво скользнул по площадке перед школой, и… Кронос склонил голову, рассматривая подвешенного за ремень беднягу. Никто не думал ему помочь – все проходили мимо, даже не смотря на него.
- Эй, шеф, - окликнул его Ампора. – Помочь?
- Если тебя интересует, нуждаюсь ли я в чьей-либо помощи, то я смею тебя разочаровать. Нет, я не нуждаюсь в чьей-либо помощи или сочувствии. Их проявление агрессии является ничем иным, как самым простым прикрытием своих комплексов и некорректного поведения. Если они думают, что они могут таким образом унизить меня, то они более чем ошибаются. Своими действиями они смогли унизить лишь себя и никого иного.
- Я же помочь хотел. Ну ты знаешь, как поступают крутые парни. Но если ты не хочешь, то можешь продолжить просто висеть тут, пока не начнётся перемена. Может быть, кто-нибудь тебя и снимет.
- Стой, - Канкри дернул головой. – Я буду не против получить помощь, если она будет оказана бескорыстно. Мне нельзя опаздывать на урок.
- Моя помощь будет бескорыстна и нежна, как котятки, - усмехнулся Ампора, без особых усилий приподняв Вантаса под мышки и медленно опустив его землю.
- И раз я тебе помог…
- Какого хрена ты вытворяешь? – донесся до них голос Вриски, которая высунулась из окна, грозя кулаком. – А ну верни ботаника на место! Верни!
- А теперь портфель в руки и сматываемся.
- А ну стойте, придурки! Я запомнила вас!
- Беги-беги-беги!
- Вантас, я тебе все кости переломаю! Все их!
- Весь комплект БДСМ-услуг. Горячая детка, - засмеялся Кронос, утягивая Канкри за собой.
_______________________________
Merde - дерьмо (фр)
2. Таврос
Даже после приёма обезболивающего распухший нос не переставал болеть, не давая Тавросу заснуть несколько дней.
Поднявшись с кровати, Таврос натянул штаны. Каждый раз он натягивал их с гордостью – два года назад, когда он только выписался из больницы, его переодевала мать. Тогда он еще не мог шевелить ногами, и не чувствовал ничего, что ниже пояса.
Теперь же чувствительность возвращалась – спасибо занятиям и постоянным разминкам. За полгода он научился держаться на ногах с полминуты вместо того, чтобы рухнуть сразу, и мог немного двигать коленями.
По прогнозам врачей – еще полгода, и он сможет передвигать ногами. Возможно, не без трости, но сам. Тогда и начнется нормальная жизнь. Без жалобных взглядов со стороны. И без Пупы.
Пересев в коляску, он подкатил к зеркалу и нащупал рядом с ним пластырь. Прилепив его на нос, Нитрам в лишний раз убедился, что это не лучшее изобретение человечества, к тому же бесполезное, но хоть синяк прикрывал.
- Mas o menos, - сказал он со вздохом, рассматривая свое отражение.
Впереди его ждал еще один тяжелый день.
В драмкружке ему дали роль Питера Пена. Возможно, дали потому что он был калекой, и сначала Тавросу было непросто принять на себя такую важную роль… Впрочем, кого он обманывал: чувство неуверенности не исчезло и даже не притуплялось – оно росло с каждым днем все сильнее и сильнее.
Каждый раз, когда он репетировал, его преследовало чувство фальши. Весь мир фей и магии, в который он так хотел верить, был фальшивкой. Как и тот невидимый Руфио, с которым он дружил в детстве.
И он не настоящий Питер Пен. Он калека, который не то что летать, даже ходить не может. Подделка. Пупа.
Посмотрев, как у школы известного зануду-Канкри снимал незнакомый парень, Таврос вздрогнул от крика.
- А ну верни ботаника! – закричала из окна Вриска, и Таврос побыстрее покатился в школу, чтобы она его не увидела.
Но через минуту в коридоре возникла Серкет, которая торопилась на выход, но, увидев его, затормозила, переменившись в лице.
- Эй, ты, - окликнула его Тавроса, хмурясь.
- Эм… Привет, Вриска, - Нитрам посмотрел на нее снизу вверх, нервно теребя лямку от рюкзака.
- Насчет вчерашнего, - Серкет на секунду замялась. – Извинись передо мной.
- Ладно, но… нет. Ты меня ударила… Вриска.
- Извинись, я сказала. Извинись, Пупа, за то, что меня бесишь.
Таврос вжался в инвалидное кресло, закрывшись рюкзаком, чтобы чуть чуть-чуть смягчить удар.
- Из…Извини меня, Вриска, - почти прошептал он, пытаясь не смотреть ей в глаза.
Однако, выпрямившись, Серкет лишь откинула прядь волос с лица и… ушла, оставив Нитрама еще долго смотреть ей вслед.
Ощущение собственного ничтожества возросло в несколько раз.
________________________________
Mas o menos - более-менее (исп)
3. Канкри
Вантас выглянул за угол. Повезло, что паучиха не побежала за ними. Да и странно было бы, если бы она погналась без своей компании. Эквиус сразу же после того, как подвесил Канкри, ушел в корпус младших классов – кажется, там живет его соседка, за которой он присматривает. Миина же ушла стрельнуть сигаретку и доставать старшую Серкет.
- Курить в пределах школы запрещено, - он повернулся к Ампоре, показывая на сигарету за его ухом. - Если не знаешь, то сам запрет курения отображает готовность общества…
- Ладно-ладно, - Кронос выставил руки перед собой в примирительном жесте, показывая, что признает свою вину в дальнейшей лекции не нуждается. Он разломал сигарету, и выкинул ее в мусорку. – Видишь?
Вантас заметно расслабился.
- Хм. Спасибо за то, что помог. Я Канкри Вантас. Второй год старшей школы. А-класс, - он неуверенно протянул руку, вспоминая, а так ли обычно делают люди, когда знакомятся.
- Канкри? – усмехнулся Кронос, дернув его за руку к себе и прижимая к себе. – Chance! Я тебя и искал. Я Кронос. Твоя мама вроде бы сказала, что предупредила тебя о моём приезде.
- Да, предупредила, - прохрипел Вантас, пытаясь выбраться из объятий.
- Ты рад меня видеть? – улыбнулся Ампора. – Признаюсь, я значительно подрос. Стал выше, стильней, сексуальней, а так же проявил свой талант в музыке. Хочешь зайти как-нибудь и послушать парочку моих песен? Могу даже при тебе сочинить хит, который тут же распространится по всему городу. Только попроси, mon cher .
- Я н-не думаю, что тесный физический контакт сделает наш разговор плодотворнее. И мы опаздываем на урок. Не хочу запугивать, но обязан предупредить, что здесь достаточно суровые наказания за прогулы.
- Не беспокойся, друзья делают так постоянно. Мы с тобой, - Кронос провел ладонью по щеке Вантаса, заставив того удивленно застыть, - ведь друзья? Да?
Канкри оттолкнул его.
- Я проведу тебя в класс. И настоятельно прошу все же не контактировать со мной физически.
- Тогда веди, я в С-классе, - подмигнул ему Ампора и незаметно опустил руку на поясницу Вантаса.
___________________________________
Chance! - везение (фр)
Mon cher - мой дорогой (фр)
4. Дерк
Команду гоняли второй день. Если Джейку и давали передышку, отправляя его то на скамью запасных, то остудиться в душ, то из Дерка явно пытались вынуть душу. После разминочных десяти кругов, его сразу же включили в игру, где он должен исполнять двойную роль. Если была их подача – он должен был быстро и точно забить мяч в ворота, если они нападают, то быть дополнительным ресивером .
Ловить мячи у Страйдера получалось не идеально – если на поле разрешались носить темные очки, то он смог бы играть намного лучше. Однако на поле были запрещены даже затемненные визоры, если игрок, конечно, не имел чувствительные к солнцу глаза.
Обливаясь потом, он ловил мяч и передавал длинные пасы, вырываясь вперед. Куда выгоднее он смотрелся бы в роли лайнмена, однако в линии обороны слишком большая нагрузка на ноги. Кто знает, может он себе потянет мышцы, и про трехочковый кик можно забыть.
Джейк носился по полю с озорным прищуром, с легкостью обходя команду второго года старшей школы. По мнению Дерка, для Инглиша прекрасно подошла бы роль ранинбека, если бы тот смог бежать хотя бы чуть быстрее. Но такая уж игра, для ранинбека важна каждая секунда.
- Устал, Страйдер? – крикнул ему тренер со скамьи.
Дерк кивнул, понимая, что он не выдержит еще одну игру – упадет и не встанет. Впрочем, ноги у него уже дрожали.
- Раз устал, нахуй ты на поле? Вали!
- Давай, дружище, - помахал ему Джейк. – Отдыхай. Увидимся на физике!
- Какого хрена остановились? Мамочка-Страйдер ушла, и теперь некому прикрывать ваши тощие задницы? Все по тридцать отжиманий!
За душ Дерк бы отдал полжизни. Подставив голову под горячие струи, он впервые за день смог насладиться тишиной. Если бы тренер не гонял бы его, как скотину, по всему полю, начиная с утренней тренировки, Страйдер бы даже передернул на светлый образ Джейка. Самая его любимая фантазия – это где он нагибает Инглиша прямо в душе при всех и трахает его ровно столько, сколько душе будет угодно. Джейк оттопыривает задницу, прижимаясь лицом к плитке, и стонет, когда Страйдер сжимает ладонь в кулак и дрочит ему.
Правда, в реальности он не отказался бы хотя бы от минета где-нибудь в подсобке.
Да только от Джейка не то что минета, даже поцелуя не дождешься. Ему куда легче дать ему в морду, либо выкрутиться.
- Я надеюсь, ты там не дрочишь, - донеслись до Дерка слова Страйдера-младшего. – Ты настолько увлекся мыслями о загорелой заднице своего друга, что забыл обед дома.
- Бенто? – Дерк закрутил душ и накинул на бедра полотенце.
- Это не бенто и не говноаниме. Как ты мог заметить, я не в матроске и не протягиваю тебе обед, отчаянно краснея и что-то бормоча о том, что я утром приготовил слишком много на двоих.
- Как насчет «Онегай, Они-сама »?
- Иди в жопу, чел, - фыркнул Дейв, рассевшись. – Ты сегодня опять допоздна? Вчерашний твой обед сожрала та деваха с вилкой.
- Скучаешь по старшему брату? Дейви боится оставаться дома один? Эй, не уходи. Я еще не рассказал тебе про душевого монстра-насильника.
___________________________
Ресивер – игрок, который в основном продвигает мяч вперед с помощью пасов.
5. Вриска
-Заткниииииииись! - выпалила Вриска перед тем, как Миина успела открыть рот. – Я знааааааааю, что когда мы поцелуемся, я фактически поцелую все членофлейты, которые он успел облобызать за все это время. Я, блять, это знаю! И этот ебанный Пупа-размазня даже ИЗВИНИЛСЯ передо мной за то, что я ему разбила нос. ИЗВИНИЛСЯ. Любой нормальный дал бы отпор или еще что сделал, а он ИЗВИНИЛСЯ!
- Так. Если ты снова хочешь побить калеку, то я умываю руки, - фыркнула Пейшес. – Крутые ребята не издеваются над калеками – это низко.
-Ты сама говорила про члены у него во рту! – вспылила Серкет, бросив сигарету в урну.
- Если бы я не была уверена в том, что он их держал, я бы не болтала такое. И, вообще, ты каждый раз как маленькая с этим милым Пупой. Если он так тебе нравится, то иди и пригласи его на свиданку или типа того, - Миина затянулась и облокотилась об стену. – Или на весенний бал пригласи, он уже скоро будет. Даю руку на отсечение, что Пупа будет один весь вечер. Если он не танцор, то, считай, всегда свободное кресло.
- Что? – Вриску передернуло. – Ты представляешь, как на нас будут смотреть? То есть я и он! Я – королева бала, и он – неудачник, об которого даже ноги стыдно вытирать. Ты мне подруга или западло?
- Я твоя подруга, а ты хуйней маешься. Сейчас строишь из себя ахуенную хуй знает кого, а сама, небось, прешься от подчинения. Еще немного и будешь такой же стремной, как наш здоровяк, который любит, когда им командуют. И еще раз – избиение калек не тянет на доску почета, без обид.
- А этот где?
- Педофилит со своей соседкой. Вообще забавно смотреть, как он играет с этой мелкой, - Миина потянулась и хрустнула суставами. - И сейчас время обеда. Где наш кошелек шляется?
-У кошелька второй защитник сыскался, - помрачнела Вриска. – Как будто нам его Поррим было мало. Она в прошлый раз чуть ли не клок волос у меня вырвала из-за этого мелкого говнюка.
- Да хрен бы с ним. Зацени новость. У нас тут новенький завелся. Приехал на неплохом таком байке. Я даже фотку сделала.
Серкет заглянула в телефон Пейшес.
- И где новенький? – поинтересовалась она.
- Причем тут он? На байк смотри! – Миина ткнула в фотографию. – Ахуенно.
6. Кронос
Как назло, выброшенная сигарета, оказалась последней. Курить хотелось на уроках, на переменах, на которых он просто терялся в школе, и даже когда его поручили мистеру Милкишейку, который должен был составить его психологический портрет и дать несколько советов по быстрой адаптации.
- Если хочешь разобраться где что тут, то найди какого-нибудь дурачка, который расскажет тебе об этом. Заодно и за сигаретами сбегает, - протянул мистер Скретч, делая заметки в блокноте.
Роуз проскользнула к нему в кабинет и помахала рукой Милкишейку.
– Это все, что я могу тебе сказать. Можешь быть свободен, - закончил свою речь психолог. – Проходи, Роуз. Что у тебя там сегодня? Пряжа?
Ампора нашел Канкри лишь на большой перемене. Его задохлик сидел один у входа в кухню, разложив на столе учебники. А вместо обеда у него были лишь чай и бутерброд, которые Вантас растягивал на все обеденное время.
- Эй, не против, если я подсяду?
Канкри не обратил на него внимания, то ли погрузившись в чтение, то ли решив, что обращаются не к нему. Ампора вытянул шею, чтобы разглядеть, что же Вантас такое читает и… едва подавил смешок. Библия. Он читает Библию во время обеда.
Подсев к Канкри, он какое-то время смотрел в книгу, пытаясь найти для себя нечто интересное, но, стоит признать, он никогда не увлекался религией. Отец утверждал, что самое главное в жизни – это выжить даже ценой чужой жизни, мать была грешницей настолько, что при любом упоминании церкви она покрывалась красными пятнами (или же с этим была связана история со священником, но Кронос как-то не слишком хотел выслушивать любовные похождения собственной матери).
Вантас вздохнул и оттянул ворот красного свитера, будто бы намеренно показав Ампоре участок шеи.
«Намек понят» - ухмыльнулся Кронос, подтягивая Канкри к себе и прихватывая губами бледную кожу.
- Что? – взвился Вантас, отталкивая его. – Как ты тут вообще оказался?
- Да так, уже как пять минут сижу, - улыбнулся Ампора, смотря, как его жертва ощупывает шею и заливается краской. Даже уши, и те запунцовели. – А я и не знал, что у нас есть урок, связанный с Библией.
- Его и нет. Я сам изучаю.
- И сейчас какой-нибудь пост? – Кронос указал на чай с бутербродом.
- Нет, - Канкри со вздохом закрыл книгу. – Просто денег нет. Каждый раз, когда Поррим нет, у меня отбирают деньги. А если не беру с собой, то либо бьют, либо обещают на следующий раз отобрать в два раза больше.
- А тебя тут не любят, я не прав? То есть, почему за тебя никто не заступился?
Вантас пожал плечами.
- Друзья?
- Только Поррим.
- То есть, - ухмыльнулся Кронос, - если я с тобой подружусь, то ты будешь благодарен мне по гроб жизни? А Поррим тебе кто?
Его рука легла на бок Канкри, поглаживая.
- А ты бы не мог меня не трогать?
- Это всего лишь дружеское объятье, - промурлыкал Ампора, притягивая к себе Вантаса. – Вижу, на тебе высокие штаны? Вот уж не ожидал.
- Прекрати меня трогать.
- Как насчет дружеского обмена? Скажем, я куплю тебе поесть, а ты скажешь, где здесь добыть сигареты, где курить и покажешь домашку?
В животе Канкри громко заурчало, и Ампора растянулся в улыбке. Эта рыбка попалась в сети.
Часть вторая
1. Таврос
К середине ночи сон как рукой сняло. Таврос сел на постели и потер ноги, отмечая, что он ощущает прикосновение. Чувствительность после аварии все-таки возвращалась, хоть и медленно.
Когда их школьный автобус врезался в кирпичный забор, он перелетел через весь салон, и удар пришелся на позвоночник. Потом были больницы, сочувствующие взгляды и предложение матери переехать в другой город. Как будто в другом городе ему были бы рады. Как будто мексиканцам вообще где-либо рады. Но город они все же сменили.
Нитрам пошевелил ступнями и, довольный результатом, пересадил себя в кресло.
Надеясь, что мама не услышит писк компьютера, Таврос нажал кнопку на системном блоке.
Прижавшись к столу, он запустил пестерчам. Хотелось с кем-то пообщаться.
Может, кто-нибудь из его труппы не спит. Впрочем, если даже и не спит, то особой разницы нет – ему редко когда отвечают, а еще реже пишут сами.
Однако стоило ему зайти, как почти сразу же появилось окно досталога от неизвестного ему человека.
arachnidsGrip [AG] начал(а) доставать adiosToreador [AT]
AG: При8ет!
«Паучья хватка?» - Таврос потер щеку.
Нитрам поморщился – любая ассоциация с пауками ему казалась отвратительной. Кто в здравом уме смог бы назваться так.
АТ: эМ,,, пРИВЕТ, тЫ БОТ?
AG: Я похожа на бота?
АТ: пОРОЙ БОТЫ ТАК ПИШУТ,,,
AG: Будь у8ерен, я на сто процентов и еще десять процентов с8ерху настоящая. И ты будешь со мной общаться. Я просто в этом уверена. Ты же не упустишь такую, как я? ;;;
АТ: хОРОШО,,, я ТАВРОС, А ТЫ?
AG: Я не должна тебе говорить свое имя. Но можешь называть меня Маркиза Спиннерет Майндфэнг. Специально для сухопутных крыс.
АТ: эМ,,, лАДНО, МСМ, НО НЕТ…
АТ: мОЖНО КАК-НИБУДЬ ПОЛЕГЧЕ?
AG: Можешь называть просто AG.
AG: Мы будем с тобой друзьями. Так что готовься. Понял? Готовься.
2. Дерк
Уже третий день с Джейком не получалось даже поговорить. То тренировка заканчивалась ближе к одиннадцати, то возникали проблемы, с которыми никак не разобраться. Пару раз Дерк дозванивался до него, но все заканчивалось тихим сопением Джейка в трубку. Страйдер вслушивался в его дыхание, закрыв глаза.
Не так давно Инглиш ходил к нему на ночевки. Они доставали матрасы и ложились на полу, чтобы перед сном посмотреть один из тех дерьмовых фильмов, которые так нравились Джейку. Два часа тупого экшена с сопливой любовной линией, и Инглиш уже спит, доверчиво прижимаясь щекой к плечу к плечу Дерка.
Ни на одной из тех ночей Страйдер не мог сомкнуть и глаза. Он прижимался к Джейку, вдыхал запах его волос и осторожно целовал его в губы, чтобы случайно его не разбудить. Он ощущал себя вором, но ничего не мог с эти поделать. Он каждый раз заходил дальше и дальше, оглаживая бедра Инглиша, целуя его в мускулистые плечи, пока все не закончилось в один момент. Страйдер пожадничал – взял больше, чем когда-либо ему позволили. Его лучший друг проснулся именно в тот момент, когда Дерк только взял его член в рот.
Джейку тогда хватило ума спросить в лоб про его чувства, а Страйдеру хватило мужественности ответить. И с тех пор ни ночевок, ни чего-либо еще. Лишь ожидание ответа на вопрос «Возможно ли, что мы когда-либо будем вместе?».
Самым печальным в той ситуации было то, что Дерк все еще ждал ответа и надеялся, что Инглиш хоть иногда задумывается об этом. Зато отговорок была тысяча – от заболевшей бабушки до той же игры. Можно подумать, будто бы Дерк его тронул без его разрешения, хотя в последнее время он явно сдает позиции. И случаи в раздевалке – лишь часть картины.
Быстрее бы прошла чертова игра. Быстрее бы. Тогда он без отговорок потребует честного ответа.
Дерк с тоской покосился на мобильный телефон.
- Привет, колючка, - Миина приветливо помахала рукой, и Дерк поднял ставню. Пейшес стояла на улице у их окна, положив руки на подоконник. Играя со штангой в языке, она по-доброму подмигнула Страйдеру.
- Есть что похавать? – спросила она, потянув воздух носом. – Чую бекон… и яйца. Я готова поспорить, что там есть яйца!
- Ага, бекон и два титановых яйца в комплекте, - кинул Дерк.
- Слуш, я не напрашиваюсь на бесплатный завтрак или типа того, но у меня в холодильнике мышь повесилась. Если не веришь, могу показать трупешник. Я его даже в инстаграм выложила.
- Сойдемся на обычном приглашении в дом, - Дерк достал из холодильника еще два яйца.
- Только не говори, что впускаешь эту стремную бабу нам, - громко застонал Дейв из ванной. – Бро, я против.
- Да, впускает. И эта стремная баба тебе воткнет вилку в жопу, если я услышу еще один возглас в мою сторону, - засмеялась Миина, залезая в их дом в окно. – Ты мне жизнь спас. Если положишь мне побольше, я типа как буду безмерно благодарна. Даже расскажу про новости. Слышал про новенького с клевым байком?
- Сборка любительская – либо сам строил, либо кто-то из друзей. Я бы смог собрать получше.
- Так собери, колючка. Может быть, я снизойду до того, чтобы угнать его, - усмехнулась Пейшес. – Так вот. Этот новенький с Канкри начал общаться.
- Канкри? Это тот говорливый, который поднимает проблемы типа «Является ли салат в школьном меню отсылкой к расизму?»?
- Он-он.
- Ты все еще к нему пристаешь?
- Ну… Почти. Да ладно тебе. Я уже думала перестать его доставать. Не смотри так на меня. Что? Если я не буду его трогать, что, кто знает, возможно, даже на байке даст прокатиться, - зубасто улыбнулась Миина. - Видишь? Все хорошо. А нет, не хорошо. Снимай, снимай, снимай со сковороды – сейчас перегорит!
3. Кронос.
Кронос окинул себя взглядом – разве есть у такого выбор, кроме как быть красивым, обаятельным и талантливым? Сама богиня муз избрала его для написания очередного шедевра, после которого котики и кошечки точки упадут к его ногам.
Почувствовав прилив вдохновения, Ампора ударил по струнам, выбивая из гитары новый аккорд.
- Не мучай инструмент, подари ему достойную смерть! – послышался крик отца. – Или свали уже в школу!
Кронос закатил глаза и отложил гитару. Отец всегда отдавал предпочтения строевому маршу, нежели трогательным песням о любви. Любая попытка создать что-либо в его присутствии заканчивалась обсуждением его «нетрадиционной ориентации», которую Кронос, по отцам Ампоры-старшего, постоянно демонстрирует.
Достав телефон, Кронос осмотрел список контактов. Из знакомых лишь Вриска, которая дала ему свой телефон, лишь бы он отвялся, и Миина, которая еще не знает о том, что Ампора успел позвонить с ее телефона на свой и удалить себя из журнала звонков… И все. Канкри, с которым он так пытался подружиться каждый раз придумывал все новые и новые причины, даже мобильный не доставал в его присутствии. Но ничего, эта рыбка уже в сетях, не стоит беспокоиться.
- От меня не уплывет, - Кронос кинул телефон в сумку.
- Звонила твоя мать. Спрашивала, подружился ли ты с тем говорливым Вантасом, - отец облокотился об дверной косяк, держа в руке зажженную сигару. – Скажи ей, чтобы отвязалась, и что я запретил тебе общаться с сыном неудачника. Как вырастет, будет как его папаша проповедовать свое слово отсталым народам.
Ампора закатил глаза – их историю с Вантасом-старшим не слышал только глухой. Правда, отец ее рассказывал куда подробнее, приукрашая некоторые детали. Но это именно Вантас занял первое место в списках лучших студентов колледжа, и что это отец у него обучался. Но итог всегда был один – отец Канкри после выпуска не пожелал воспользоваться предложениями крупных фирм и посвятил себя богослужению.
- Думаю, сам разберусь, с кем мне общаться, - Кронос вывел мотоцикл из гаража.
- Заимей себе нормальных друзей, с которым ты смог бы сотрудничать в будущем.
- Я был там всего два дня – успею еще. Но ты зря про Канкри, пап. Видел бы ты его задницу, - подмигнул ему Ампора, натягивая шлем. – Не замахивайся на меня газетой, я пошутил. Все, я уехал.
Кронос полагал, что Канкри сразу же начнет жаловаться и вслух переживать из-за развода родителей. Но Вантас оказался не так уж прост. Если он и разговаривал с Кроносом, то исключительно о притеснении других и о социальных классах. Мужественно терпя приставания Поррим, которые заканчивались неизбежными объятьями и прижиманиями к груди, Канкри лишь вздыхал, не подозревая даже насколько счастливый он ублюдок. Ампора бы руку отдал лишь за то, чтобы уткнуться носом в грудь Марьям, которая у нее была, к слову, шикарной.
И сейчас Канкри шел по дороги, вставив в уши наушники-затычки и опустив голову. Его взгляд скользил по асфальту перед собой, пока не наткнулся на мотоцикл Кроноса.
- Bonjour, mon cher, - Кронос помахал ему. – Подкинуть?
- А? – Канкри вынул из уха наушник из уха.
- Я говорю, тебя подкинуть до школы? – Ампора обворожительно улыбнулся и протянул Канкри руку, чтобы помочь ему забраться на своего железного коня.
- Нет, спасибо.
- Ну, давай подкину, тут на мотоцикле минуты три.
- Я успею дойти пешком. Я не думаю, что данное решение можно было бы назвать разумным, если учесть, что существенный процент мотоциклистов попадают в аварию. И не стоит приглашать других людей – у тебя нет запасного шлема. Так что будь более осмотрительным, так как…
Кронос, оборвав его, натянул ему на голову свой шлем.
- Как насчет поверить на слово, что мы с тобой не попадем ни в какую аварию, - Кронос удержал Канкри за пояс. – Садись.
- Я не думаю, что…
- Залезай, - Ампора дернул Вантаса на себя, провел рукой по заднему карману. – Потом сочтемся. Как-нибудь.
- Я отказываюсь платить за то, чего не хотел, - проворчал он немного недовольно, но все-таки сел.
- Ты за меня держись, а то еще свалишься.
Канкри неуверенно обнял его, но стоило поддать газа, как он тут же всем телом прижался к Кроносу, боясь отпустить.
4. Вриска
- У него шифт что ли запал, - Вриска уставилась в телефон и вздохнула. – Даже когда этот идиот заикался, он раздражал куда меньше.
Серкет ухмыльнулась – зато этот дурак до сих пор не понял, с кем разговаривает. Иначе бы у него просто не хватило смелости даже пискнуть в ответ.
- Вриска, - Аранея заглянула ей в комнату. – Мама тебя ищет. Ты уже поговорила с отцом насчет алиментов?
- Нет. Этот слюнтяй меня боится. В последний раз он разрыдался передо мной, что за позорище, - Вриска отодвинула клавиатуру и потянулась. – Не хочу звонить. Я и так слишком занята, чтобы заниматься таким нюней. Меня ждет весенний праздник и корона. Ну и мелкие дела вроде запугивания неудачников, подкупа популярным, немного диктатуры по вкусу.
- То есть, ты просто будешь валять дурака.
-Ну извини. Я не хочу сидеть, как ты, серой мышкой дома без парня и надежды на него.
Серкет зевнула, со скрываемым удовольствием наблюдая, как меняется лицо сестры.
- Я уверена, что у старост много таких же захватывающих занятий. Например, перебирать бумажки. Это та-а-а-ак интересно, Аранея. Я та-а-а-ак тебе завидую. Возможно, ты, в отличие от нашей матери, не будешь несколько раз выходить замуж, чтобы потом всю жизнь пить из них кровь. Выйдешь замуж за какого-нибудь лошка и будешь жить припеваючи, пока не растолстеешь после родов.
- А я желаю тебе удачи с твоей постановочной коронацией. Желаю удачи тебе с королем вечера. Только не забудь позвать кого-нибудь, чтобы кто-нибудь мог втащить его инвалидное кресло на сцену, - усмехнулась Серкет, закрываясь дверью от полетевшей в нее подушки.
По дороге в школу Вриска всю дорогу крутила телефон в руках. Ее планы были идеальными, если бы не одно но. Таврос никогда не стал бы королем вечера. Таких, как он, не пускают на танцпол – их запирают до тех пор, пока кто-нибудь из преподавателей не замечает их пропажи. Как правило, вспоминают о лузерах только в самом конце вечера.
- Охраняешь, как рыба свою икру? – нагнала ее Миина, положив локоть на плечо Серкет.
- Что? – не поняла Вриска.
- Я говорю, пасешь своего бычка на короткой привязи?
- Угу.
- И как он отреагировал на незнакомку?
- Если он признается ей в любви, я все-таки разобью ему нос.
- Калек бить не круто, - Мина черканула зажигалкой, прикуривая. - Впрочем, разговор есть.
- О ком же?
- О Канкри.
5. Канкри
Мотоцикл несся так, что если бы Вантас не был в шлеме, он попросту не смог бы сделать лишний вдох. Как Кронос при такой скорости дышал – оставалось загадкой.
Но стоило отдать должное, мотоциклом Кронос управляться умел – байк, словно змея, огибал машины, вырываясь вперед. Ампора даже обгонял из принципа, пытаясь поразить своего пассажира своей храбростью и мастерством, на что Канкри лишь всхлипывал и вцеплялся в него мертвой хваткой.
Через пять минут, Ампора подкатил к школе и наконец-то остановил байк. Спиной Кронос ощущал, как быстро билось сердце Вантаса, и Канкри все так же жался к его спине, явно не веря, что они уже доехали.
- Приехали, куколка. Можешь сходить, - с улыбкой сообщил он, похлопав Канкри по рукам. – Но я не против посидеть здесь подольше и страстно пообниматься.
Вантас осторожно слез на негнущихся ногах с мотоцикла, держась за Ампору.
- Дай помогу, - ухмыльнулся Кронос, снова привлекая Канкри к себе и медленно стягивая с него шлем. – Упс. Застрял.
Он со смехом куснул Канкри в губы и дернул шлем вверх.
- Это была расплата за то, что я тебя довез, - прокомментировал он, пока Вантас еще не успел открыть рта. – И ты осторожней, а то еще привыкнешь.
- У тебя шутки неподобающего характера, - выдавился из себя Канкри, заливаясь румянцем и вытерев губы. – Они могут быть восприняты неправильно.
- Думаешь, их можно понять неправильно?.. Кстати, сегодня Поррим будет?
- Не думаю, она слишком увлечена новым ухажером.
- Тогда увидимся на обеде. Я куплю тебе сэндвич за домашку.
6. Дерк
Дерк прыгнул к линии тачдауна и повалил Инглиша, не дав ему добраться до очковой зоны. Джейк, выругавшись, упал лицом в газон. Страйдер навалился на него всем телом, блокируя любые движения.
- Последняя попытка провалена. Команда Страйдера в защите, - прокомментировал тренер. – Живо-живо-живо, здесь вам не балет!
- Ты меня сделал, Страйдер, - засмеялся Инглиш, с трудом поднявшись. – На мгновение я даже подумал, что выиграю.
- Я тоже, - усмехнулся Дерк, поморщившись от боли в колене. Впрочем, наверное ничего… Страйдер ощутил резкую боль в ноге, которая заставила его оступиться и упасть обратно в траву.
- Страйдер! – снова крикнул тренер. – Это травма? Я спущусь в Ад и заставлю всех чертей там оттрахать тебя в зад, если мой лучший кикер облажается на этой игре века!
- Я в порядке, - сжал зубы Дерк, держась за колено.
- Страйдер, собирайся в медпункт.
- Я же сказал, что я в порядке.
- Справка! Принеси мне справку, ебать тебя в рот, Страйдер! Я тебя сам на поле прикончу, если это окажется что-то серьезней синяка!
- Не беспокойся, приятель. Я прикрою твою спину, - улыбнулся ему Джейк, похлопав по плечу. – Возьмешь справку и вернешься.
- Либо будешь лежать на больничной койке, пока твои друзья без тебя рвут ебанных Грифонов, - выдохнул тренер, сгребая Страйдера за шиворот и оттаскивая к раздевалке.
7. Кронос
Кронос подмигнул Миине, которая не могла оторвать взгляд от его байка и, конечно же, от ее хозяина. Ампора послал воздушный поцелуй, от которого Пейшес перекосило.
«Застеснялась» - усмехнулся он.
- Как я полагаю, ты кого-то ждешь? – поинтересовался Канкри.
- Конечно же тебя. Так как насчет номерка?
- Никак. Я отказываюсь давать свой номер тем, кого мало знаю.
- Так я думал, - Кронос провел ладонью по щеке Вантаса, - что после того, что между нами было, мне можно и дать телефончик.
Вантас покраснел, вспоминая утро и отшатнулся.
- Между нами не было ничего. Я не давал свое согласие.
- Но разве тебе не хочется еще? Все-таки я жил во Франции, и двух лет было достаточно, чтобы узнать азы французского поцелуя, - подмигнул Ампора, облизнувшись. – Ты. Я. Телефон. Ты сядешь сзади меня, я довезу тебя домой. А потом твои губы, mon cher, опухнут от поцелуев, а я получу моральную компенсацию за труды. Как тебе?
- Аморально, - честно ответил Канкри, сложив руки на груди. - Ты полагаешь, будто бы мне нравятся твои намеки на сближение, которое было бы нежелательным для меня? Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я одобряю подобное. Мне не нравится. Я нахожу подобные действия развратными. А ваше мнение обо мне, как о партнере, заинтересованном в физическом контакте, безосновательным.
- Детка, но мой байк…
- Я отказываюсь на него садиться. Я не хочу с тобой общаться. Если ты не прекратишь, я расскажу Поррим.
8. Дерк
Джейк не взял трубку, хотя Страйдер звонил три раза, оставляя короткие сообщения на его автоответчик. Впрочем, в последний месяц не отвечать на звонки Страйдера было для Инглиша нормой. Он то был слишком занят, то не слышал телефон.
- Эй, колючка. Тут дело есть, - Миина высунулась из окна, отодвинув занавески. – Плохие новости. Настолько, что можно голову рубить.
- Рассказывай, - кивнул Дерк, не открывая взгляда от журнала. Его взгляд в пятый раз скользил по статье по чемпионату по баскетболу, но Страйдер не улавливал ее сути. Голова, словно чугунный котел, была пуста и упорно не хотела подбрасывать ему дельных идей.
- Ну. Типа. Давай для начала так. Привет. Как дела? – безобидно улыбнулась Пейшес.
Страйдер нахмурился, отложив журнал в сторону. За несколько лет дружбы с Мииной он понял, что если она оттягивает разговор, то дело дрянь. А если она пытается его замаскировать под шутку, можно сразу вешаться.
- Какие плохие новости? – устало повторил Дерк, подпирая рукой голову.
- Ну или как там Джейк? Чего он поделает в свободное время?
- Спит, наверное, - Страйдер взглянул на телефон, на котором не было ни единого пропущенного вызова или сообщения. - Или за бабушкой ухаживает.
- Не, - остановила его Пейшес. - Так не пойдет. Я спрошу еще раз. Что сейчас делает Джейк?
- И что же он сейчас делает?
- Давай я тебе незаметно так намекну, что кое-какая моя подруженция из студсовета сейчас с ним на свиданке тусит? - вздохнула Миина.
- Понятно, - хрипло произнес Дерк, к сожалению Пейшес, даже не поменявшись в лице. – Спасибо за то, что сказала.
- И-и-и-и… Мы не в обиде друг на друга?
- С чего бы?
- Не то, чтобы я на что-то претендовала, но гонцов с плохими новостями не кормят. У меня до сих пор туго с наличкой из-за той бабы, сам знаешь. Она мне тут условия ставит, а я ее упорно посылаю в задницу, где ей и место.
- Еда в холодильнике… - Страйдер потер лицо, пытаясь сохранить самообладание. – Макароны. Пицца. Разогрей себе, что хочешь.
Дерк невесело усмехнулся, смотря как Миина ловко пробирается в его дом через окно – за два года ее движения уже были отточены до автоматизма. Будь она не наследницей Империи, она была бы отличным вором.
Удостоверившись, что она не сломала себе ничего, Страйдер вышел из кухни, едва не столкнувшись с Дейвом.
- Слушай, чел, - начал Страйдер-младший, стянув очки. - Я все понимаю, что телка с вилкой твой кореш и все такое. Но из-за того, что ты ей много позволяешь, она ведет себя здесь как хозяйка. Когда я пришел домой, она была в нашем душе. Она отсюда вылезает, когда ты приходишь. А потом обратно залезает, потому что ты ей позволяешь.
Похлопав Дейва по голове, Дерк прошел мимо него.
Закрыв за собой дверь, он рухнул на кровать и тут же заснул.
9. Таврос
Неожиданная подруга по переписке заняла весь его учебный день – Таврос, наверное, мог бы даже назвать ее милой. Как он мог понять, она ходила в соседнюю школу, и Нитрам ее даже видел, но как бы он не старался, он не смог ее припомнить. За что ему было стыдно.
И ему оставалось надеяться лишь на одно – что соседние школы не слышали ни про Пупу, ни про то, какой он лузер из захудалого музыкального кружка.
В драмкружке, в котором каждый день готовились к спектаклю, репетиции были обязательными. Те, кто не приходил хоть раз – выбывали, а на их место вставали другие желающие. А причина одна – они отставали по срокам. И все из-за него. Пускай речь он и зазубрил, но как он может играть, не веря в то, что он даже ходить сможет, не то что летать. Парализованный Питер Пен? Вы шутите.
Он слышал, как за его спиной раз за разом повторяют, что он здесь лишь потому что калека. Калекам не отказывают.
- Если даже мы отвратно сыграем, нам начислят очков за то, что у нас калека в главной роли. Скажем, что он всегда мечтал. Люди любят убогих, - шептались они, и Таврос ощущал себя еще более ничтожным. – Ты видела, как ему морду расквасили? Так этому фрику и надо.
Но его новая подруга была не такой. Ну или хотя бы не казалась такой. Но отчего-то Нитрам был уверен, что если бы она училась в его школе, то они стали бы хорошими друзьями… а может быть Таврос предложил бы ей встречаться. Может быть.
AG: Есть хоть с кем пойти на 8ыпускной?
АТ: нУ ВРОДЕ,,,
Таврос с надеждой посмотрел по сторонам. Конечно, его еще никто не пригласил – да и, наверное, не пригласит. Он был один в прошлом году, был один на осеннем празднике, на новогодней дискотеке он весь вечер провел в туалете – его коляску загнали в туалет, и он просто не мог выехать. Но признаваться ни в чем вышеупомянутом перед AG он не хотел, хотя врать ему было непривычно.
АТ: оНА КРАСИВАЯ И МИЛАЯ
AG: Ну и кто же она?
АТ: тЫ ЕЕ НЕ ЗНАЕШЬ,,,
AG: Покажииииииии.
AT: эМ?,,
AG: Просто пришли ее фотку.
АТ: чТО? нЕТ.
AG: Что здесь такого? Я же ее все равно не знаю.
АТ: нУ ХОРОШО,,,
Таврос зашел в галерею, пытаясь придумать, кого же послать. Это должен быть кто-то не из интернета – сразу вычислят по поиску. Не знаменитость. Кто-то… Он остановился на фотографии Джейд Харли – он сфотографировал ее исподтишка еще в начале года, пообещав себе, что познакомится с ней. Фотография получилась на удивление хорошей. Джейд улыбалась как будто в кадр.
AG замолчала.
Автор: king_marionette
Размер: миди, 18232 слов
Пейринг/Персонажи: Кронос/Канкри, Дерк/Джейк, Таврос/Вриска
Категория: гет, слэш
Жанр: юмор, AU
Рейтинг: R
Предупреждения: сплошное петросянство, мат, хедканоны, оос
Краткое содержание: История про школьную жизнь. Дерк ждет ответа от Джейка, Кронос пытается завоевать сердце Канкри, а Таврос и не подозревает, что Вриска питает к нему какие-либо чувства.
Примечание: персонажи, вовлеченные в сцены сексуально характера, являются совершеннолетними; закос под американскую школы сделан намерено, в этом есть своя изюминка
Размещение: не размещать
читать на фикбуке
читать дальше
Пролог
1. Канкри
- Если вы предполагаете, что ваши угрозы как-либо унизят меня, то смею вас разочаровать – вы ошибаетесь, - с достоинством произнес прижатый к стене Канкри. – Рассчитывать, что я испугаюсь вашу шайку лишь потому, что вы можете причинить мне физическую боль, не слишком дальновидно с вашей стороны. Возможно, вы полагаете, что через побои вы сможете скрыть свои комплексы, но я вас заверяю, они всегда будут рядом с вами, потому что для их преодоления следует воспользоваться услугами психотерапевта.
- Заткни его уже, - проворчала Вриска, пересчитывая карманные деньги Вантаса. – Черт, не хватает еще десятки. Стопануть еще кого или у этого поискать получше?
- Стопроцентно мелочь в карманах осталась, - ухмыльнулась Миина, хлопнув Канкри по карману. – Правда, быстрее заебешься, чем сосчитаешь десятку.
- Не хочу копаться в центах.
- Так мне его бить или нет? – вмешался Эквиус, который держал Вантаса у стены.
- Что, рвешься скрыть свои комплексы? – хихикнула Серкет, прикрыв рот ладонью. – Шмякни разочек, чтобы в следующий раз не грузил нас. А то иметь с ним дело ежедневно – настоящая пытка. Хуже, чем сидеть у Милкишейка.
- Я полагаю, что… - удар пришелся по скуле. Канкри прикусил губу до крови, попытавшись сдержать стон. Второй удар тут же пришелся по ребрам – недостаточно сильный, чтобы сломать их, но весьма болезненный.
«Завтра будет синяк» - быстро подумал Канкри. Он помнил, как долго рассасываются синяки на его коже. А выглядят они намного хуже, нежели ощущаются. Если бы родители хоть раз увидели их, то злополучную троицу давно бы взашей выгнали из школы. Но их не выгонят по одной простой причине – чтобы увидеть синяки, им нужно было бы прилететь из Африки и задержаться дома хотя бы на неделю.
- Ну, хватит, - Миина остановила кулак Эквиуса, когда его занесли для нового удара. – Замочишь дохляка.
- Он все равно не расскажет никому. Крестьянская кровь, - Заххак в отвращении сплюнул в сторону.
- Ошибка, - произнес за их спинами низкий мужской голос.
Мистер Инглиш – директор школы – вселял ужас уже двадцать лет своей карьеры. Его боялись не только ученики школы, так и их родители, которые ходили в эту же школу. А те, кто пытался на него жаловаться, тут же теряли всю свою храбрость, увидев его. Оно и не удивительно. В свои сорок лет директор был безобразен – кожа нездорового зеленоватого оттенка обтягивала его лысый череп, золотой клык выпирал из-под тонких змеиных губ. В школе до сих пор не решили – улыбается он или скалится, но даже мысль о том, что директор умеет улыбаться, не делала его менее жутким.
- Здравствуйте, мистер Инглиш, - голос Вриски заметно изменился, она тут же спрятала деньги за спину. – Я буду оскорблена, если вы решите… что вы решили.
Она посмотрела на Миину, которая от удивления вцепилась в руку Эквиуса, оставляя на его руке следы от ногтей.
- А на самом деле мы… Даем уроки самозащиты, чтобы он смог в нужный момент отбиться от хулиганов, - нашлась Вриска. – Канкри, в такие моменты нужно хотя бы поставить блок, чтобы защитить живот… Или лицо. Короче туда, куда обычно бьют хулиганы, а то я немного не в теме. Но не мы, нет. Мы не думали его бить… сэр.
Под его директора взглядом она замолчала.
- В мой кабинет, - кратко пробасил мистер Инглиш. – Сейчас же.
2. Вриска
Вриска скрестила руки на груди, в сотый раз слушая речь школьного психолога. Мистер Милкишейк, как его прозвали, или мистер Скретч, как он числился по документам, все таким же безразличным голосом объяснял им, что их поведение недопустимо. С прошлого и позапрошлого раза, впрочем, как с остальных 97 раз, ничего не изменилось – ни порядок слов, ни интонация, ни поза, ни даже выражение лица.
«Зазубрил, наверное», - подумала Серкет, смотря на Миину, которая не отрывала взгляда от экрана мобильного телефона. Видимо, по секундам отсчитывала сколько осталось до конца.
Лекция, посвященная моральным качествам, которые необходимы для пребывания в обществе, длилась почти двадцать минут. А если точнее, то девятнадцать минут и пятьдесят три секунды – в прошлые несколько раз Вриска поставила секундомер.
Но все лучше, чем разговор с директором, хотя никто не видел, чтобы он произносил хотя бы более десяти слов за раз. Милкишейк был его полностью противоположностью, иными словами он был в расцвете сил, имел необычайно пушную шевелюру, и заткнуть его было сложнее, чем Канкри. Между ними не было ничего общего, кроме одной вещи – и мистеру Инглишу, и мистеру Скретчу было все равно, что они сотворили. Избили, пытались утопить или же налили спирта в чужой шампунь – на все их выходки одно наказание, да и то для галочки. И каждый раз после двадцатиминутной лекции их отпускают домой с чистой совестью, будто бы ничего и не произошло.
«Он же понимает, что его не слушают?» - Вриска приподняла бровь, наблюдая за равнодушными глазами Милкишейка.
Умный он мужик, людей видит насквозь и предугадывает их действия: и это при том, что никто не знал даже его хобби. Более того – не известны были ни настоящее имя, ни возраст. Его волосы могли быть как белоснежными, так и седыми – в школе не нашлось никого, кто бы разбирался в альбиносах, чтобы выдвинуть хотя бы предположение.
Его кабинет, окрашенный в зеленый цвет, обставлен белоснежными шарами и книгами по психологии. Большинство из них – муляжи. И общается он только c Роуз – долбанутой готкой, которая порой просиживает уроки в его кабине, пока Скретч слушает классическую музыку. Впрочем, несмотря на их вроде бы как холодные отношения, никто не удивится, если в один прекрасный день Лалонд все-таки залетит от него.
- Все, - произнес мистер Милкишейк. – А теперь освободите кабинет. И если желаете доказать мне, что у вас хоть что-то вроде мозга – впредь не бейте вашего задохлика там, где мистер Инглиш делает обход.
Задохлика. Вриска усмехнулась в кулак. В этой школе всем похрен на какого-то Вантаса, который за всю свою школьную жизнь испытал на себе достаточно издевательств, чтобы получить психологическую травму на всю жизнь. Впрочем, они лишь способствовали его занудству, от которого Вриску трясло. Хлебом его не корми, только дай пасть раскрыть и сказать какую-нибудь заумную вещь. И как только Поррим его терпит?
- Если он тебя злит, то давай его найдем и отдубасим, пока никто не видит, - предложила Миина, положив руку на плечо Серкет. – Устроим ему темную! Или ты хочешь послушать немного… музыки? Посмотришь, как твой червяк по-пидорски дует в свою дудку, сразу успокоишься.
- Заткнись, - Серкет накрыла рукой губы Миины. – Просто заткнись. Если про это хоть кто-нибудь узнает…
- Эквиус тоже знает, успокойся, - насмешливо фыркнула Пейшес. – Он сам видел, как ты пялилась на него на обеде. Его больше интересует, как его маленькая подруженька поживает. Та, которая девочка-кошка из какого-то С-класса.
Заххак тем временем с муками на лице пытался набрать сообщение на пятом за месяц новом сенсорном телефоне, едва попадая по буквам.
- Слушай, ей же четырнадцать. Да? – как бы невзначай поинтересовалась Пейшес, облокотившись об стену.
- Угу.
- А не посадят?
Эквиус перестал печатать и поднял голову, впившись взглядом в Миину. Телефон с хрустом дал очередную трещину на корпусе. Заххак сипло вдохнул воздух, ощущая, как по его лицу течет пот – так было каждый раз, когда он решался противостоять наследнице крупнейшей фирмы в городе.
- Не смей такое говорить про нее, - просипел он. – Она мой друг.
- Я уж думала, что ты себе решил найти кого-нибудь после того, как Арадия стала встречаться с этим долбанутым хакером из А-класса, - фыркнула Вриска, скрывая улыбку. – Соллукс, так? Я слышала, он шепелявый и вообще говнюк. А еще слышала, что не поймешь, дерется он или его бьет током. Радуйся, тебя променяли на шепелявого засранца.
Мобильный в руке Заххака повторно хрустнул. Эквиус встретился взглядом с Серкет, готовый дать этой суке по морде хотя бы за то, что она посмела напомнить о постыдной влюбленности…
- И на этой ноте мы идем смотреть на твоего пидорка с дудкой, - вмешалась Миина, толкая подругу к классу музыки. – А ты иди к своей малолетке. Скоро перемена, и ее снова выйдут дразнить.
3. Дерк
Вместо второго урока у команды провели внеплановую тренировку. Да оно и не удивительно – скоро им предстояло сойтись в схватке с «Грифонами» – их главными соперниками, которые одержали над ними более пяти побед подряд. К этой судьбоносной игре готовилась не только команда, но и вся школа, делая все возможное, чтобы каждый игрок был допущен к игре. За что обычный ученик получает двойку, «Мустанги» получали либо тройку, либо четверку – в зависимости от его общей успеваемости.
Не то чтобы Дерк когда-либо нуждался в чьей-нибудь снисходительности – учеба никогда не казалась ему сложной, – но Джейк радовался каждой тройке, словно ребенок. Конечно, разве могут ли завалить фуллбека – кто еще будет подстраховывать ранинбека и поддерживать лайнменов ? Точно так же они не захотят завалить кикера – бывали случаи, когда удачный кик в три очка помогал команде выиграть, когда до конца матча было менее минуты.
Тренер гонял их по полной программе – от рассвета до заката, давая передохнуть лишь на уроках.
- Будем молодцами сегодня, приятель? Думаю, что сегодня мы сможем показать себя с той стороны, с какой нас этот свет не видывал, - Джейк покрутил в руках шлем, обращаясь к Дерку.
Страйдер кивнул, наблюдая за тем, как Инглиш с улыбкой сдул челку, а потом задумчиво прикусил нижнюю губу, рассматривая его расписанный похвалами шкафчик. В такие моменты руки Дерка сами сжимали задницу Джейка.
- Эй, ты чего? – успел выдохнул Инглиш, которого уже вдавили в шкафчики. Защитный каркас больно врезался Страйдеру в грудь, затормозив недопоцелуй.
- Нас услышат, - Дерк обжег дыханием губы Джейка, и тот отводит взгляд.
- Ты обещал, что не будешь такое вытворять в раздевалке, - Инглиш попытался вырваться из его хватки, но Страйдер его удержал и снова развернул к себе.
- Я что-то делаю? – поинтересовался он, почти касаясь носом щеки Джейка. – Ты перестал заходить ко мне. Если ты хотел бы взять несколько дней, чтобы отдохнуть от меня – я бы понял, но я бы хотел это услышать от тебя.
- Дерк, скоро игра. Мы должны выложиться на все сто, чтобы выиграть. Наши встречи до игры будут только мешать мне сосредоточиться на нашем поединке с Грифонами.
- А после игры?
- Если нас не убьют, то наши встречи снова вернутся на круги своя.
- А если мы выиграем благодаря мне? – Дерк облизнул сухие губы, прижимаясь носом к щеке Джейка.
- Тут так жарко, мне нужен платок.
- Если вы надеетесь, что вас не убьют в случае проигрыша, то вы заблуждаетесь, - мрачно сообщил тренер, облокотившись об дверной косяк. – Вижу, у вас есть время играть в ваши игры, значит, вам под силу пробежать несколько кругов вокруг поля. Инглиш – десять кругов. Страйдер – двадцать. Если будете мешкать, набавлю обоим еще по двадцать кругов.
____________________________
Фуллбек (ФБ) — игрок, находящийся позади линии нападения (сзади от квотербека). Он может блокировать, бежать с мячом, ловить короткие пасы.
Ранинбек — игрок, находящийся позади всех игроков нападения, в задачу которого входит пронос мяча вперед во время бегущих розыгрышей.
Лайнмены - игроки, размещающиеся позади линии защиты
Кикер — игрок, выбивающий мяч во время начальных розыгрышей и при попытках забить гол.
4. Вриска
Вриска прилипла к стеклу, наблюдая, как Таврос играет на флейте. Что не говори, он все равно выглядел как червяк, дующий в пидорскую дудку. Впрочем, если смотреть на него издалека, то можно решить, что он еще ничего – Серкет всегда любила ирокезы с обритой головой, сочетавшиеся с симпатичными мордашками. Правда, на этом все качества Тавроса заканчивались, и начинались недостатки. Нитрам оказался размазней. И не просто размазней – он боялся слова вставить без бесконечных извинений и не мямля что-нибудь себе под нос, переходя на испанский.
Сервет уже молчала о том, что именно он будет исполнять роль Питера Пена (которого тут же в объявлениях исправили на Пупа Пена) в галимом театральном кружке задротов.
Но самое ужасное было то, что она, Вриска, смогла как-то полюбить такого идиота. Позор, Серкет. Позор. Такие, как он, заслуживают унижений и крошек с барского стола… Но Вриска все равно каждый раз стоит у двери и пялится на Тавроса, который, косясь на ноты, играет на флейте какую-то пидорскую мелодию.
- Выглядит так, будто бы он член во рту держит, - сообщила Миина ей на ухо.
- Ага. Хотя, думаю, он по жизни отсасывает – ему не впервой.
- Прикинь, когда он тебя поцелует, ты формально будешь держать во рту столько же членофлейт, сколько и он.
- Заткнись уже, - толкнула ее Вриска.
- Зато подумай, какие легкие. Он тебе ка-а-а-ак вдунет.
- Я, блять, никогда его не буду целовать. Понятно? – покраснела Серкет, отталкивая от себя лицо подруги. – Это же, твою мать, позорно.
- Ты уже опозорилась, подруга, - в голос захихикала Пейшес.
- Да заткни…
- Эм… Извините? – перед ними распахнули дверь, и в коридор выкатился Таврос. – Вы немного громко разговариваете, а мы тут эм… Понимаете… Мы тут репетируем. Эм… Я не хочу вас обидеть, но не могли бы вы разговаривать немного… Потише?
Недолго думая, Вриска поступила как обычно, когда она чего-либо не ожидала. Она точным ударом сломала Тавросу нос. Из кабинета донеслись удивленные вздохи, Нитрам откинулся на спинку инвалидного кресла, и Серкет отступила, чтобы осмотреть – не видел ли ее кто.
Из носа Тавроса ручейком струится кровь, но Нитрам не хнычет – лишь неверяще пялится на нее, не произнеся ни слова. Ей-Богу, она бы его еще раз ударила, если бы он посмел захныкать, как девчонка. Размазала бы его лицо по стенке за свой позор.
- Порой я отчасти сомневаюсь в ваших умственных способностях, мисс Серкет, - сообщил ей мистер Скретч, когда она снова попала в его странный зеленый кабинет. На этот раз одна.
Плюхнувшись на стул, она ставит таймер на девятнадцать минут и пятьдесят три секунды и поднимает глаза к потолку. За это время она успеет вздремнуть.
5. Канкри
Прозвенел звонок на перемену, и Канкри с грустью погремел мелочью в кармане. Уже в который раз отбирают все деньги, кроме мелочи, которой едва хватает на бутерброд и чай, ну а боль в желудке в конце в конце дня – дело уже привычное.
Да и просить защиты было некого, кроме Поррим. Все остальные сами не так давно издевались над ним. Спирт в шампунь в пятом классе – это их самая невинная шалость. Два года назад какому-то идиоту пришло в голову, что запихать лезвие ему в ботинки – это весело. Правда, на лезвия Вантас так и не наступил – они благополучно вывалились, но сменную обувь он проверяет и по сей день, хотя Поррим его за это не раз отчитывала. Но от старой привычки сложно отказаться, хоть Вантас прекрасно знает, что его никто не будет трогать, кроме Вриски и Эквиуса, а они привыкли атаковать в лоб.
Быть относительно невидимым Канкри нравилось – он мог не только вести беззаботное существование, но и занимать весь стол в столовой, без стеснения раскладывая домашнее задания. Марьям порой ела с ним, осторожно отодвигая учебники в сторону, и они разговаривали о всякой ерунде. В такие дни Вантас ощущал себя особенно дурно из-за переедания, потому что, чего скрывать, Поррим определенно не обладала чувством меры.
Канкри приходилось делить Марьям – у нее появилась новая панковская компания, с которой она проводила достаточно много времени. С кем-то из них у нее был даже головокружительный роман, который заставлял забыть обо всем на свете. Правда, с кем именно Вантас так и не понял – каждый раз Поррим возвращалась с разными людьми.
Впрочем, он не мог ее осуждать.
Дома Канкри первым делом включил автоответчик. Обычно родители оставляют по одному сообщению в день – это был их единственный способ общения. Они записывают свои сообщения на автоответчик ему, а он им в ответ. Иного выхода попросту не было – их разделяло восемь часовых поясов, и редко когда получилось разговаривать с ними «вживую».
«Вам оставили три сообщения» - уведомил женский голос, который тут же прервал короткий писк. – «Сообщение было принято в двенадцать часов пятьдесят одну минуту…»
Вантас отвернулся к холодильнику, доставая замороженный обед. Он прекрасно знал, что ему скажет мама. Что он прекрасный мальчик, что она скоро переведет деньги, но встретиться в этом месяце, увы, не получится. Ей, бесспорно, очень жаль, хотя она все это тараторит без эмоций, и отключается.
Второе было от отца. Снова просьба уговорить «истеричную мамашу» подписать бумаги на развод, потому что она, видите ли, не поднимает трубку. А когда поднимает, то посылает его туда, куда Канкри еще рано знать, но этот орган у него, бесспорно, уже присутствует.
Вантас пожал плечами – мама ненавидит эти темы, сразу становится нервной. Но развод был им необходим. И Вантас никогда не сомневался, что он был любимым ребенком, так как его любили настолько, что два человека смогли прожить вместе шестнадцать лет, хотя в последние три года Канкри был уверен в том, что однажды застанет отца с окровавленным ножом в руке, хотя тот был законченным пацифистом.
Третье сообщение снова оставила мама.
- Милый, я совсем забыла тебе рассказать, - прощебетала она. – Мне тут звонила моя давняя подруга. Помнишь, ты еще дружил с ее мальчиком. Так они так же развелись год назад, и он переедет с отцом в наш район. Может быть, вы даже будете ходить в одну школу. Кронос…
Часть первая
1. Кронос
- Подъем, - Ампора-старший отвесил сыну подзатыльник.
- Merde , - проворчал Кронос, не торопясь расставаться с подушкой. Пожив немного у матери, он вовсе забыл, что на протяжении четырнадцати лет он просыпался исключительно от тумаков, а не от приятного курлыканья мамаши и запаха только что приготовленных тостов.
Приподнявшись, Ампора снова рухнул на кровать – все-таки недавний сон казался слишком чудесным, чтобы добровольно его прерывать. Правда, подремать ему удалось ровно до тех пор, пока его не схватили за пятку и не выволокли из кровати.
- Я тебя тоже очень люблю, пап, - Кронос потер ушибленный бок. – Клево разбудил.
На этот раз пробуждение было окончательным.
Что в нем не любит отец? Все – от прически, на которую Ампора тратит не один час, до музыки, которую он сочиняет. И то, и то он считал сплошной глупостью с жирным намеком на гомосексуализм, особенно после того, как Кронос прожил почти два года во Франции.
Настоящий мужчина, конечно же, должен был направлен на успех, закончить экономический колледж и начать свою успешную карьеру с уникальной идеей в голове и без цента в кармане, а не сидеть на шее у отца, мечтая о славе, которая сама упадет ему на голову. Вполне возможно, что так же он должен потратить всю свою жизнь на работу, не заметить, что жена спит с одним из его клиентов, а потом с удивлением обнаружить на столе заявление о разводе.
Когда-то в детстве Кронос пытался быть похожим на отца, и больше всего его он восхищался его шрамами, которые он получил во время одной из разборок. Но стоило ему поднести лезвие бритвы ко лбу, чтобы провести полосу через все лицо, как в ванную зашла мать и за такую затею наказала так, что Ампора еще долго не мог сидеть. Через несколько лет он получил свои шрамы – две зигзагообразные молнии на лбу, но уже в аварии. Он просто не вписался в поворот. Впрочем, это случилось во Франции, когда Кронос уже год не жил с отцом.
Что касается его отчима – мать выбрала полную противоположность бывшего мужа. Лысого, больного на голову по части морали, и то и дело вытирающего руки влажными салфетками. Однако если учесть, что она до этого десять лет жила с человеком, который думал, что чувства присущи лишь бабам и исходят преимущественно из женских половых органов, то ее можно даже понять.
Кроносу хватило и десяти минут, чтобы привести себя в порядок – лака на голове осталось ровно на столько, чтобы прическа не распалась за ночь.
- Пока, старик, - Ампора кинул в бумажный пакет несколько бутербродов. – Увидимся еще. Наверное.
- Если тебя выгонят в первый же день, я отправлю тебя к армию к нашему кузену.
- Я тебя тоже люблю, па, - отозвался Кронос, уже забираясь на мотоцикл.
Он смутно припоминал Канкри. Для Кроноса он остался странным говорливым мальчишкой, который своим занудством мог поднять даже покойника преимущественно с целью придушить его.
Ампора задумался, где можно узнать, учится ли в школе кто-нибудь из Вантасов. Его взгляд задумчиво скользнул по площадке перед школой, и… Кронос склонил голову, рассматривая подвешенного за ремень беднягу. Никто не думал ему помочь – все проходили мимо, даже не смотря на него.
- Эй, шеф, - окликнул его Ампора. – Помочь?
- Если тебя интересует, нуждаюсь ли я в чьей-либо помощи, то я смею тебя разочаровать. Нет, я не нуждаюсь в чьей-либо помощи или сочувствии. Их проявление агрессии является ничем иным, как самым простым прикрытием своих комплексов и некорректного поведения. Если они думают, что они могут таким образом унизить меня, то они более чем ошибаются. Своими действиями они смогли унизить лишь себя и никого иного.
- Я же помочь хотел. Ну ты знаешь, как поступают крутые парни. Но если ты не хочешь, то можешь продолжить просто висеть тут, пока не начнётся перемена. Может быть, кто-нибудь тебя и снимет.
- Стой, - Канкри дернул головой. – Я буду не против получить помощь, если она будет оказана бескорыстно. Мне нельзя опаздывать на урок.
- Моя помощь будет бескорыстна и нежна, как котятки, - усмехнулся Ампора, без особых усилий приподняв Вантаса под мышки и медленно опустив его землю.
- И раз я тебе помог…
- Какого хрена ты вытворяешь? – донесся до них голос Вриски, которая высунулась из окна, грозя кулаком. – А ну верни ботаника на место! Верни!
- А теперь портфель в руки и сматываемся.
- А ну стойте, придурки! Я запомнила вас!
- Беги-беги-беги!
- Вантас, я тебе все кости переломаю! Все их!
- Весь комплект БДСМ-услуг. Горячая детка, - засмеялся Кронос, утягивая Канкри за собой.
_______________________________
Merde - дерьмо (фр)
2. Таврос
Даже после приёма обезболивающего распухший нос не переставал болеть, не давая Тавросу заснуть несколько дней.
Поднявшись с кровати, Таврос натянул штаны. Каждый раз он натягивал их с гордостью – два года назад, когда он только выписался из больницы, его переодевала мать. Тогда он еще не мог шевелить ногами, и не чувствовал ничего, что ниже пояса.
Теперь же чувствительность возвращалась – спасибо занятиям и постоянным разминкам. За полгода он научился держаться на ногах с полминуты вместо того, чтобы рухнуть сразу, и мог немного двигать коленями.
По прогнозам врачей – еще полгода, и он сможет передвигать ногами. Возможно, не без трости, но сам. Тогда и начнется нормальная жизнь. Без жалобных взглядов со стороны. И без Пупы.
Пересев в коляску, он подкатил к зеркалу и нащупал рядом с ним пластырь. Прилепив его на нос, Нитрам в лишний раз убедился, что это не лучшее изобретение человечества, к тому же бесполезное, но хоть синяк прикрывал.
- Mas o menos, - сказал он со вздохом, рассматривая свое отражение.
Впереди его ждал еще один тяжелый день.
В драмкружке ему дали роль Питера Пена. Возможно, дали потому что он был калекой, и сначала Тавросу было непросто принять на себя такую важную роль… Впрочем, кого он обманывал: чувство неуверенности не исчезло и даже не притуплялось – оно росло с каждым днем все сильнее и сильнее.
Каждый раз, когда он репетировал, его преследовало чувство фальши. Весь мир фей и магии, в который он так хотел верить, был фальшивкой. Как и тот невидимый Руфио, с которым он дружил в детстве.
И он не настоящий Питер Пен. Он калека, который не то что летать, даже ходить не может. Подделка. Пупа.
Посмотрев, как у школы известного зануду-Канкри снимал незнакомый парень, Таврос вздрогнул от крика.
- А ну верни ботаника! – закричала из окна Вриска, и Таврос побыстрее покатился в школу, чтобы она его не увидела.
Но через минуту в коридоре возникла Серкет, которая торопилась на выход, но, увидев его, затормозила, переменившись в лице.
- Эй, ты, - окликнула его Тавроса, хмурясь.
- Эм… Привет, Вриска, - Нитрам посмотрел на нее снизу вверх, нервно теребя лямку от рюкзака.
- Насчет вчерашнего, - Серкет на секунду замялась. – Извинись передо мной.
- Ладно, но… нет. Ты меня ударила… Вриска.
- Извинись, я сказала. Извинись, Пупа, за то, что меня бесишь.
Таврос вжался в инвалидное кресло, закрывшись рюкзаком, чтобы чуть чуть-чуть смягчить удар.
- Из…Извини меня, Вриска, - почти прошептал он, пытаясь не смотреть ей в глаза.
Однако, выпрямившись, Серкет лишь откинула прядь волос с лица и… ушла, оставив Нитрама еще долго смотреть ей вслед.
Ощущение собственного ничтожества возросло в несколько раз.
________________________________
Mas o menos - более-менее (исп)
3. Канкри
Вантас выглянул за угол. Повезло, что паучиха не побежала за ними. Да и странно было бы, если бы она погналась без своей компании. Эквиус сразу же после того, как подвесил Канкри, ушел в корпус младших классов – кажется, там живет его соседка, за которой он присматривает. Миина же ушла стрельнуть сигаретку и доставать старшую Серкет.
- Курить в пределах школы запрещено, - он повернулся к Ампоре, показывая на сигарету за его ухом. - Если не знаешь, то сам запрет курения отображает готовность общества…
- Ладно-ладно, - Кронос выставил руки перед собой в примирительном жесте, показывая, что признает свою вину в дальнейшей лекции не нуждается. Он разломал сигарету, и выкинул ее в мусорку. – Видишь?
Вантас заметно расслабился.
- Хм. Спасибо за то, что помог. Я Канкри Вантас. Второй год старшей школы. А-класс, - он неуверенно протянул руку, вспоминая, а так ли обычно делают люди, когда знакомятся.
- Канкри? – усмехнулся Кронос, дернув его за руку к себе и прижимая к себе. – Chance! Я тебя и искал. Я Кронос. Твоя мама вроде бы сказала, что предупредила тебя о моём приезде.
- Да, предупредила, - прохрипел Вантас, пытаясь выбраться из объятий.
- Ты рад меня видеть? – улыбнулся Ампора. – Признаюсь, я значительно подрос. Стал выше, стильней, сексуальней, а так же проявил свой талант в музыке. Хочешь зайти как-нибудь и послушать парочку моих песен? Могу даже при тебе сочинить хит, который тут же распространится по всему городу. Только попроси, mon cher .
- Я н-не думаю, что тесный физический контакт сделает наш разговор плодотворнее. И мы опаздываем на урок. Не хочу запугивать, но обязан предупредить, что здесь достаточно суровые наказания за прогулы.
- Не беспокойся, друзья делают так постоянно. Мы с тобой, - Кронос провел ладонью по щеке Вантаса, заставив того удивленно застыть, - ведь друзья? Да?
Канкри оттолкнул его.
- Я проведу тебя в класс. И настоятельно прошу все же не контактировать со мной физически.
- Тогда веди, я в С-классе, - подмигнул ему Ампора и незаметно опустил руку на поясницу Вантаса.
___________________________________
Chance! - везение (фр)
Mon cher - мой дорогой (фр)
4. Дерк
Команду гоняли второй день. Если Джейку и давали передышку, отправляя его то на скамью запасных, то остудиться в душ, то из Дерка явно пытались вынуть душу. После разминочных десяти кругов, его сразу же включили в игру, где он должен исполнять двойную роль. Если была их подача – он должен был быстро и точно забить мяч в ворота, если они нападают, то быть дополнительным ресивером .
Ловить мячи у Страйдера получалось не идеально – если на поле разрешались носить темные очки, то он смог бы играть намного лучше. Однако на поле были запрещены даже затемненные визоры, если игрок, конечно, не имел чувствительные к солнцу глаза.
Обливаясь потом, он ловил мяч и передавал длинные пасы, вырываясь вперед. Куда выгоднее он смотрелся бы в роли лайнмена, однако в линии обороны слишком большая нагрузка на ноги. Кто знает, может он себе потянет мышцы, и про трехочковый кик можно забыть.
Джейк носился по полю с озорным прищуром, с легкостью обходя команду второго года старшей школы. По мнению Дерка, для Инглиша прекрасно подошла бы роль ранинбека, если бы тот смог бежать хотя бы чуть быстрее. Но такая уж игра, для ранинбека важна каждая секунда.
- Устал, Страйдер? – крикнул ему тренер со скамьи.
Дерк кивнул, понимая, что он не выдержит еще одну игру – упадет и не встанет. Впрочем, ноги у него уже дрожали.
- Раз устал, нахуй ты на поле? Вали!
- Давай, дружище, - помахал ему Джейк. – Отдыхай. Увидимся на физике!
- Какого хрена остановились? Мамочка-Страйдер ушла, и теперь некому прикрывать ваши тощие задницы? Все по тридцать отжиманий!
За душ Дерк бы отдал полжизни. Подставив голову под горячие струи, он впервые за день смог насладиться тишиной. Если бы тренер не гонял бы его, как скотину, по всему полю, начиная с утренней тренировки, Страйдер бы даже передернул на светлый образ Джейка. Самая его любимая фантазия – это где он нагибает Инглиша прямо в душе при всех и трахает его ровно столько, сколько душе будет угодно. Джейк оттопыривает задницу, прижимаясь лицом к плитке, и стонет, когда Страйдер сжимает ладонь в кулак и дрочит ему.
Правда, в реальности он не отказался бы хотя бы от минета где-нибудь в подсобке.
Да только от Джейка не то что минета, даже поцелуя не дождешься. Ему куда легче дать ему в морду, либо выкрутиться.
- Я надеюсь, ты там не дрочишь, - донеслись до Дерка слова Страйдера-младшего. – Ты настолько увлекся мыслями о загорелой заднице своего друга, что забыл обед дома.
- Бенто? – Дерк закрутил душ и накинул на бедра полотенце.
- Это не бенто и не говноаниме. Как ты мог заметить, я не в матроске и не протягиваю тебе обед, отчаянно краснея и что-то бормоча о том, что я утром приготовил слишком много на двоих.
- Как насчет «Онегай, Они-сама »?
- Иди в жопу, чел, - фыркнул Дейв, рассевшись. – Ты сегодня опять допоздна? Вчерашний твой обед сожрала та деваха с вилкой.
- Скучаешь по старшему брату? Дейви боится оставаться дома один? Эй, не уходи. Я еще не рассказал тебе про душевого монстра-насильника.
___________________________
Ресивер – игрок, который в основном продвигает мяч вперед с помощью пасов.
5. Вриска
-Заткниииииииись! - выпалила Вриска перед тем, как Миина успела открыть рот. – Я знааааааааю, что когда мы поцелуемся, я фактически поцелую все членофлейты, которые он успел облобызать за все это время. Я, блять, это знаю! И этот ебанный Пупа-размазня даже ИЗВИНИЛСЯ передо мной за то, что я ему разбила нос. ИЗВИНИЛСЯ. Любой нормальный дал бы отпор или еще что сделал, а он ИЗВИНИЛСЯ!
- Так. Если ты снова хочешь побить калеку, то я умываю руки, - фыркнула Пейшес. – Крутые ребята не издеваются над калеками – это низко.
-Ты сама говорила про члены у него во рту! – вспылила Серкет, бросив сигарету в урну.
- Если бы я не была уверена в том, что он их держал, я бы не болтала такое. И, вообще, ты каждый раз как маленькая с этим милым Пупой. Если он так тебе нравится, то иди и пригласи его на свиданку или типа того, - Миина затянулась и облокотилась об стену. – Или на весенний бал пригласи, он уже скоро будет. Даю руку на отсечение, что Пупа будет один весь вечер. Если он не танцор, то, считай, всегда свободное кресло.
- Что? – Вриску передернуло. – Ты представляешь, как на нас будут смотреть? То есть я и он! Я – королева бала, и он – неудачник, об которого даже ноги стыдно вытирать. Ты мне подруга или западло?
- Я твоя подруга, а ты хуйней маешься. Сейчас строишь из себя ахуенную хуй знает кого, а сама, небось, прешься от подчинения. Еще немного и будешь такой же стремной, как наш здоровяк, который любит, когда им командуют. И еще раз – избиение калек не тянет на доску почета, без обид.
- А этот где?
- Педофилит со своей соседкой. Вообще забавно смотреть, как он играет с этой мелкой, - Миина потянулась и хрустнула суставами. - И сейчас время обеда. Где наш кошелек шляется?
-У кошелька второй защитник сыскался, - помрачнела Вриска. – Как будто нам его Поррим было мало. Она в прошлый раз чуть ли не клок волос у меня вырвала из-за этого мелкого говнюка.
- Да хрен бы с ним. Зацени новость. У нас тут новенький завелся. Приехал на неплохом таком байке. Я даже фотку сделала.
Серкет заглянула в телефон Пейшес.
- И где новенький? – поинтересовалась она.
- Причем тут он? На байк смотри! – Миина ткнула в фотографию. – Ахуенно.
6. Кронос
Как назло, выброшенная сигарета, оказалась последней. Курить хотелось на уроках, на переменах, на которых он просто терялся в школе, и даже когда его поручили мистеру Милкишейку, который должен был составить его психологический портрет и дать несколько советов по быстрой адаптации.
- Если хочешь разобраться где что тут, то найди какого-нибудь дурачка, который расскажет тебе об этом. Заодно и за сигаретами сбегает, - протянул мистер Скретч, делая заметки в блокноте.
Роуз проскользнула к нему в кабинет и помахала рукой Милкишейку.
– Это все, что я могу тебе сказать. Можешь быть свободен, - закончил свою речь психолог. – Проходи, Роуз. Что у тебя там сегодня? Пряжа?
Ампора нашел Канкри лишь на большой перемене. Его задохлик сидел один у входа в кухню, разложив на столе учебники. А вместо обеда у него были лишь чай и бутерброд, которые Вантас растягивал на все обеденное время.
- Эй, не против, если я подсяду?
Канкри не обратил на него внимания, то ли погрузившись в чтение, то ли решив, что обращаются не к нему. Ампора вытянул шею, чтобы разглядеть, что же Вантас такое читает и… едва подавил смешок. Библия. Он читает Библию во время обеда.
Подсев к Канкри, он какое-то время смотрел в книгу, пытаясь найти для себя нечто интересное, но, стоит признать, он никогда не увлекался религией. Отец утверждал, что самое главное в жизни – это выжить даже ценой чужой жизни, мать была грешницей настолько, что при любом упоминании церкви она покрывалась красными пятнами (или же с этим была связана история со священником, но Кронос как-то не слишком хотел выслушивать любовные похождения собственной матери).
Вантас вздохнул и оттянул ворот красного свитера, будто бы намеренно показав Ампоре участок шеи.
«Намек понят» - ухмыльнулся Кронос, подтягивая Канкри к себе и прихватывая губами бледную кожу.
- Что? – взвился Вантас, отталкивая его. – Как ты тут вообще оказался?
- Да так, уже как пять минут сижу, - улыбнулся Ампора, смотря, как его жертва ощупывает шею и заливается краской. Даже уши, и те запунцовели. – А я и не знал, что у нас есть урок, связанный с Библией.
- Его и нет. Я сам изучаю.
- И сейчас какой-нибудь пост? – Кронос указал на чай с бутербродом.
- Нет, - Канкри со вздохом закрыл книгу. – Просто денег нет. Каждый раз, когда Поррим нет, у меня отбирают деньги. А если не беру с собой, то либо бьют, либо обещают на следующий раз отобрать в два раза больше.
- А тебя тут не любят, я не прав? То есть, почему за тебя никто не заступился?
Вантас пожал плечами.
- Друзья?
- Только Поррим.
- То есть, - ухмыльнулся Кронос, - если я с тобой подружусь, то ты будешь благодарен мне по гроб жизни? А Поррим тебе кто?
Его рука легла на бок Канкри, поглаживая.
- А ты бы не мог меня не трогать?
- Это всего лишь дружеское объятье, - промурлыкал Ампора, притягивая к себе Вантаса. – Вижу, на тебе высокие штаны? Вот уж не ожидал.
- Прекрати меня трогать.
- Как насчет дружеского обмена? Скажем, я куплю тебе поесть, а ты скажешь, где здесь добыть сигареты, где курить и покажешь домашку?
В животе Канкри громко заурчало, и Ампора растянулся в улыбке. Эта рыбка попалась в сети.
Часть вторая
1. Таврос
К середине ночи сон как рукой сняло. Таврос сел на постели и потер ноги, отмечая, что он ощущает прикосновение. Чувствительность после аварии все-таки возвращалась, хоть и медленно.
Когда их школьный автобус врезался в кирпичный забор, он перелетел через весь салон, и удар пришелся на позвоночник. Потом были больницы, сочувствующие взгляды и предложение матери переехать в другой город. Как будто в другом городе ему были бы рады. Как будто мексиканцам вообще где-либо рады. Но город они все же сменили.
Нитрам пошевелил ступнями и, довольный результатом, пересадил себя в кресло.
Надеясь, что мама не услышит писк компьютера, Таврос нажал кнопку на системном блоке.
Прижавшись к столу, он запустил пестерчам. Хотелось с кем-то пообщаться.
Может, кто-нибудь из его труппы не спит. Впрочем, если даже и не спит, то особой разницы нет – ему редко когда отвечают, а еще реже пишут сами.
Однако стоило ему зайти, как почти сразу же появилось окно досталога от неизвестного ему человека.
arachnidsGrip [AG] начал(а) доставать adiosToreador [AT]
AG: При8ет!
«Паучья хватка?» - Таврос потер щеку.
Нитрам поморщился – любая ассоциация с пауками ему казалась отвратительной. Кто в здравом уме смог бы назваться так.
АТ: эМ,,, пРИВЕТ, тЫ БОТ?
AG: Я похожа на бота?
АТ: пОРОЙ БОТЫ ТАК ПИШУТ,,,
AG: Будь у8ерен, я на сто процентов и еще десять процентов с8ерху настоящая. И ты будешь со мной общаться. Я просто в этом уверена. Ты же не упустишь такую, как я? ;;;
АТ: хОРОШО,,, я ТАВРОС, А ТЫ?
AG: Я не должна тебе говорить свое имя. Но можешь называть меня Маркиза Спиннерет Майндфэнг. Специально для сухопутных крыс.
АТ: эМ,,, лАДНО, МСМ, НО НЕТ…
АТ: мОЖНО КАК-НИБУДЬ ПОЛЕГЧЕ?
AG: Можешь называть просто AG.
AG: Мы будем с тобой друзьями. Так что готовься. Понял? Готовься.
2. Дерк
Уже третий день с Джейком не получалось даже поговорить. То тренировка заканчивалась ближе к одиннадцати, то возникали проблемы, с которыми никак не разобраться. Пару раз Дерк дозванивался до него, но все заканчивалось тихим сопением Джейка в трубку. Страйдер вслушивался в его дыхание, закрыв глаза.
Не так давно Инглиш ходил к нему на ночевки. Они доставали матрасы и ложились на полу, чтобы перед сном посмотреть один из тех дерьмовых фильмов, которые так нравились Джейку. Два часа тупого экшена с сопливой любовной линией, и Инглиш уже спит, доверчиво прижимаясь щекой к плечу к плечу Дерка.
Ни на одной из тех ночей Страйдер не мог сомкнуть и глаза. Он прижимался к Джейку, вдыхал запах его волос и осторожно целовал его в губы, чтобы случайно его не разбудить. Он ощущал себя вором, но ничего не мог с эти поделать. Он каждый раз заходил дальше и дальше, оглаживая бедра Инглиша, целуя его в мускулистые плечи, пока все не закончилось в один момент. Страйдер пожадничал – взял больше, чем когда-либо ему позволили. Его лучший друг проснулся именно в тот момент, когда Дерк только взял его член в рот.
Джейку тогда хватило ума спросить в лоб про его чувства, а Страйдеру хватило мужественности ответить. И с тех пор ни ночевок, ни чего-либо еще. Лишь ожидание ответа на вопрос «Возможно ли, что мы когда-либо будем вместе?».
Самым печальным в той ситуации было то, что Дерк все еще ждал ответа и надеялся, что Инглиш хоть иногда задумывается об этом. Зато отговорок была тысяча – от заболевшей бабушки до той же игры. Можно подумать, будто бы Дерк его тронул без его разрешения, хотя в последнее время он явно сдает позиции. И случаи в раздевалке – лишь часть картины.
Быстрее бы прошла чертова игра. Быстрее бы. Тогда он без отговорок потребует честного ответа.
Дерк с тоской покосился на мобильный телефон.
- Привет, колючка, - Миина приветливо помахала рукой, и Дерк поднял ставню. Пейшес стояла на улице у их окна, положив руки на подоконник. Играя со штангой в языке, она по-доброму подмигнула Страйдеру.
- Есть что похавать? – спросила она, потянув воздух носом. – Чую бекон… и яйца. Я готова поспорить, что там есть яйца!
- Ага, бекон и два титановых яйца в комплекте, - кинул Дерк.
- Слуш, я не напрашиваюсь на бесплатный завтрак или типа того, но у меня в холодильнике мышь повесилась. Если не веришь, могу показать трупешник. Я его даже в инстаграм выложила.
- Сойдемся на обычном приглашении в дом, - Дерк достал из холодильника еще два яйца.
- Только не говори, что впускаешь эту стремную бабу нам, - громко застонал Дейв из ванной. – Бро, я против.
- Да, впускает. И эта стремная баба тебе воткнет вилку в жопу, если я услышу еще один возглас в мою сторону, - засмеялась Миина, залезая в их дом в окно. – Ты мне жизнь спас. Если положишь мне побольше, я типа как буду безмерно благодарна. Даже расскажу про новости. Слышал про новенького с клевым байком?
- Сборка любительская – либо сам строил, либо кто-то из друзей. Я бы смог собрать получше.
- Так собери, колючка. Может быть, я снизойду до того, чтобы угнать его, - усмехнулась Пейшес. – Так вот. Этот новенький с Канкри начал общаться.
- Канкри? Это тот говорливый, который поднимает проблемы типа «Является ли салат в школьном меню отсылкой к расизму?»?
- Он-он.
- Ты все еще к нему пристаешь?
- Ну… Почти. Да ладно тебе. Я уже думала перестать его доставать. Не смотри так на меня. Что? Если я не буду его трогать, что, кто знает, возможно, даже на байке даст прокатиться, - зубасто улыбнулась Миина. - Видишь? Все хорошо. А нет, не хорошо. Снимай, снимай, снимай со сковороды – сейчас перегорит!
3. Кронос.
Кронос окинул себя взглядом – разве есть у такого выбор, кроме как быть красивым, обаятельным и талантливым? Сама богиня муз избрала его для написания очередного шедевра, после которого котики и кошечки точки упадут к его ногам.
Почувствовав прилив вдохновения, Ампора ударил по струнам, выбивая из гитары новый аккорд.
- Не мучай инструмент, подари ему достойную смерть! – послышался крик отца. – Или свали уже в школу!
Кронос закатил глаза и отложил гитару. Отец всегда отдавал предпочтения строевому маршу, нежели трогательным песням о любви. Любая попытка создать что-либо в его присутствии заканчивалась обсуждением его «нетрадиционной ориентации», которую Кронос, по отцам Ампоры-старшего, постоянно демонстрирует.
Достав телефон, Кронос осмотрел список контактов. Из знакомых лишь Вриска, которая дала ему свой телефон, лишь бы он отвялся, и Миина, которая еще не знает о том, что Ампора успел позвонить с ее телефона на свой и удалить себя из журнала звонков… И все. Канкри, с которым он так пытался подружиться каждый раз придумывал все новые и новые причины, даже мобильный не доставал в его присутствии. Но ничего, эта рыбка уже в сетях, не стоит беспокоиться.
- От меня не уплывет, - Кронос кинул телефон в сумку.
- Звонила твоя мать. Спрашивала, подружился ли ты с тем говорливым Вантасом, - отец облокотился об дверной косяк, держа в руке зажженную сигару. – Скажи ей, чтобы отвязалась, и что я запретил тебе общаться с сыном неудачника. Как вырастет, будет как его папаша проповедовать свое слово отсталым народам.
Ампора закатил глаза – их историю с Вантасом-старшим не слышал только глухой. Правда, отец ее рассказывал куда подробнее, приукрашая некоторые детали. Но это именно Вантас занял первое место в списках лучших студентов колледжа, и что это отец у него обучался. Но итог всегда был один – отец Канкри после выпуска не пожелал воспользоваться предложениями крупных фирм и посвятил себя богослужению.
- Думаю, сам разберусь, с кем мне общаться, - Кронос вывел мотоцикл из гаража.
- Заимей себе нормальных друзей, с которым ты смог бы сотрудничать в будущем.
- Я был там всего два дня – успею еще. Но ты зря про Канкри, пап. Видел бы ты его задницу, - подмигнул ему Ампора, натягивая шлем. – Не замахивайся на меня газетой, я пошутил. Все, я уехал.
Кронос полагал, что Канкри сразу же начнет жаловаться и вслух переживать из-за развода родителей. Но Вантас оказался не так уж прост. Если он и разговаривал с Кроносом, то исключительно о притеснении других и о социальных классах. Мужественно терпя приставания Поррим, которые заканчивались неизбежными объятьями и прижиманиями к груди, Канкри лишь вздыхал, не подозревая даже насколько счастливый он ублюдок. Ампора бы руку отдал лишь за то, чтобы уткнуться носом в грудь Марьям, которая у нее была, к слову, шикарной.
И сейчас Канкри шел по дороги, вставив в уши наушники-затычки и опустив голову. Его взгляд скользил по асфальту перед собой, пока не наткнулся на мотоцикл Кроноса.
- Bonjour, mon cher, - Кронос помахал ему. – Подкинуть?
- А? – Канкри вынул из уха наушник из уха.
- Я говорю, тебя подкинуть до школы? – Ампора обворожительно улыбнулся и протянул Канкри руку, чтобы помочь ему забраться на своего железного коня.
- Нет, спасибо.
- Ну, давай подкину, тут на мотоцикле минуты три.
- Я успею дойти пешком. Я не думаю, что данное решение можно было бы назвать разумным, если учесть, что существенный процент мотоциклистов попадают в аварию. И не стоит приглашать других людей – у тебя нет запасного шлема. Так что будь более осмотрительным, так как…
Кронос, оборвав его, натянул ему на голову свой шлем.
- Как насчет поверить на слово, что мы с тобой не попадем ни в какую аварию, - Кронос удержал Канкри за пояс. – Садись.
- Я не думаю, что…
- Залезай, - Ампора дернул Вантаса на себя, провел рукой по заднему карману. – Потом сочтемся. Как-нибудь.
- Я отказываюсь платить за то, чего не хотел, - проворчал он немного недовольно, но все-таки сел.
- Ты за меня держись, а то еще свалишься.
Канкри неуверенно обнял его, но стоило поддать газа, как он тут же всем телом прижался к Кроносу, боясь отпустить.
4. Вриска
- У него шифт что ли запал, - Вриска уставилась в телефон и вздохнула. – Даже когда этот идиот заикался, он раздражал куда меньше.
Серкет ухмыльнулась – зато этот дурак до сих пор не понял, с кем разговаривает. Иначе бы у него просто не хватило смелости даже пискнуть в ответ.
- Вриска, - Аранея заглянула ей в комнату. – Мама тебя ищет. Ты уже поговорила с отцом насчет алиментов?
- Нет. Этот слюнтяй меня боится. В последний раз он разрыдался передо мной, что за позорище, - Вриска отодвинула клавиатуру и потянулась. – Не хочу звонить. Я и так слишком занята, чтобы заниматься таким нюней. Меня ждет весенний праздник и корона. Ну и мелкие дела вроде запугивания неудачников, подкупа популярным, немного диктатуры по вкусу.
- То есть, ты просто будешь валять дурака.
-Ну извини. Я не хочу сидеть, как ты, серой мышкой дома без парня и надежды на него.
Серкет зевнула, со скрываемым удовольствием наблюдая, как меняется лицо сестры.
- Я уверена, что у старост много таких же захватывающих занятий. Например, перебирать бумажки. Это та-а-а-ак интересно, Аранея. Я та-а-а-ак тебе завидую. Возможно, ты, в отличие от нашей матери, не будешь несколько раз выходить замуж, чтобы потом всю жизнь пить из них кровь. Выйдешь замуж за какого-нибудь лошка и будешь жить припеваючи, пока не растолстеешь после родов.
- А я желаю тебе удачи с твоей постановочной коронацией. Желаю удачи тебе с королем вечера. Только не забудь позвать кого-нибудь, чтобы кто-нибудь мог втащить его инвалидное кресло на сцену, - усмехнулась Серкет, закрываясь дверью от полетевшей в нее подушки.
По дороге в школу Вриска всю дорогу крутила телефон в руках. Ее планы были идеальными, если бы не одно но. Таврос никогда не стал бы королем вечера. Таких, как он, не пускают на танцпол – их запирают до тех пор, пока кто-нибудь из преподавателей не замечает их пропажи. Как правило, вспоминают о лузерах только в самом конце вечера.
- Охраняешь, как рыба свою икру? – нагнала ее Миина, положив локоть на плечо Серкет.
- Что? – не поняла Вриска.
- Я говорю, пасешь своего бычка на короткой привязи?
- Угу.
- И как он отреагировал на незнакомку?
- Если он признается ей в любви, я все-таки разобью ему нос.
- Калек бить не круто, - Мина черканула зажигалкой, прикуривая. - Впрочем, разговор есть.
- О ком же?
- О Канкри.
5. Канкри
Мотоцикл несся так, что если бы Вантас не был в шлеме, он попросту не смог бы сделать лишний вдох. Как Кронос при такой скорости дышал – оставалось загадкой.
Но стоило отдать должное, мотоциклом Кронос управляться умел – байк, словно змея, огибал машины, вырываясь вперед. Ампора даже обгонял из принципа, пытаясь поразить своего пассажира своей храбростью и мастерством, на что Канкри лишь всхлипывал и вцеплялся в него мертвой хваткой.
Через пять минут, Ампора подкатил к школе и наконец-то остановил байк. Спиной Кронос ощущал, как быстро билось сердце Вантаса, и Канкри все так же жался к его спине, явно не веря, что они уже доехали.
- Приехали, куколка. Можешь сходить, - с улыбкой сообщил он, похлопав Канкри по рукам. – Но я не против посидеть здесь подольше и страстно пообниматься.
Вантас осторожно слез на негнущихся ногах с мотоцикла, держась за Ампору.
- Дай помогу, - ухмыльнулся Кронос, снова привлекая Канкри к себе и медленно стягивая с него шлем. – Упс. Застрял.
Он со смехом куснул Канкри в губы и дернул шлем вверх.
- Это была расплата за то, что я тебя довез, - прокомментировал он, пока Вантас еще не успел открыть рта. – И ты осторожней, а то еще привыкнешь.
- У тебя шутки неподобающего характера, - выдавился из себя Канкри, заливаясь румянцем и вытерев губы. – Они могут быть восприняты неправильно.
- Думаешь, их можно понять неправильно?.. Кстати, сегодня Поррим будет?
- Не думаю, она слишком увлечена новым ухажером.
- Тогда увидимся на обеде. Я куплю тебе сэндвич за домашку.
6. Дерк
Дерк прыгнул к линии тачдауна и повалил Инглиша, не дав ему добраться до очковой зоны. Джейк, выругавшись, упал лицом в газон. Страйдер навалился на него всем телом, блокируя любые движения.
- Последняя попытка провалена. Команда Страйдера в защите, - прокомментировал тренер. – Живо-живо-живо, здесь вам не балет!
- Ты меня сделал, Страйдер, - засмеялся Инглиш, с трудом поднявшись. – На мгновение я даже подумал, что выиграю.
- Я тоже, - усмехнулся Дерк, поморщившись от боли в колене. Впрочем, наверное ничего… Страйдер ощутил резкую боль в ноге, которая заставила его оступиться и упасть обратно в траву.
- Страйдер! – снова крикнул тренер. – Это травма? Я спущусь в Ад и заставлю всех чертей там оттрахать тебя в зад, если мой лучший кикер облажается на этой игре века!
- Я в порядке, - сжал зубы Дерк, держась за колено.
- Страйдер, собирайся в медпункт.
- Я же сказал, что я в порядке.
- Справка! Принеси мне справку, ебать тебя в рот, Страйдер! Я тебя сам на поле прикончу, если это окажется что-то серьезней синяка!
- Не беспокойся, приятель. Я прикрою твою спину, - улыбнулся ему Джейк, похлопав по плечу. – Возьмешь справку и вернешься.
- Либо будешь лежать на больничной койке, пока твои друзья без тебя рвут ебанных Грифонов, - выдохнул тренер, сгребая Страйдера за шиворот и оттаскивая к раздевалке.
7. Кронос
Кронос подмигнул Миине, которая не могла оторвать взгляд от его байка и, конечно же, от ее хозяина. Ампора послал воздушный поцелуй, от которого Пейшес перекосило.
«Застеснялась» - усмехнулся он.
- Как я полагаю, ты кого-то ждешь? – поинтересовался Канкри.
- Конечно же тебя. Так как насчет номерка?
- Никак. Я отказываюсь давать свой номер тем, кого мало знаю.
- Так я думал, - Кронос провел ладонью по щеке Вантаса, - что после того, что между нами было, мне можно и дать телефончик.
Вантас покраснел, вспоминая утро и отшатнулся.
- Между нами не было ничего. Я не давал свое согласие.
- Но разве тебе не хочется еще? Все-таки я жил во Франции, и двух лет было достаточно, чтобы узнать азы французского поцелуя, - подмигнул Ампора, облизнувшись. – Ты. Я. Телефон. Ты сядешь сзади меня, я довезу тебя домой. А потом твои губы, mon cher, опухнут от поцелуев, а я получу моральную компенсацию за труды. Как тебе?
- Аморально, - честно ответил Канкри, сложив руки на груди. - Ты полагаешь, будто бы мне нравятся твои намеки на сближение, которое было бы нежелательным для меня? Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я одобряю подобное. Мне не нравится. Я нахожу подобные действия развратными. А ваше мнение обо мне, как о партнере, заинтересованном в физическом контакте, безосновательным.
- Детка, но мой байк…
- Я отказываюсь на него садиться. Я не хочу с тобой общаться. Если ты не прекратишь, я расскажу Поррим.
8. Дерк
Джейк не взял трубку, хотя Страйдер звонил три раза, оставляя короткие сообщения на его автоответчик. Впрочем, в последний месяц не отвечать на звонки Страйдера было для Инглиша нормой. Он то был слишком занят, то не слышал телефон.
- Эй, колючка. Тут дело есть, - Миина высунулась из окна, отодвинув занавески. – Плохие новости. Настолько, что можно голову рубить.
- Рассказывай, - кивнул Дерк, не открывая взгляда от журнала. Его взгляд в пятый раз скользил по статье по чемпионату по баскетболу, но Страйдер не улавливал ее сути. Голова, словно чугунный котел, была пуста и упорно не хотела подбрасывать ему дельных идей.
- Ну. Типа. Давай для начала так. Привет. Как дела? – безобидно улыбнулась Пейшес.
Страйдер нахмурился, отложив журнал в сторону. За несколько лет дружбы с Мииной он понял, что если она оттягивает разговор, то дело дрянь. А если она пытается его замаскировать под шутку, можно сразу вешаться.
- Какие плохие новости? – устало повторил Дерк, подпирая рукой голову.
- Ну или как там Джейк? Чего он поделает в свободное время?
- Спит, наверное, - Страйдер взглянул на телефон, на котором не было ни единого пропущенного вызова или сообщения. - Или за бабушкой ухаживает.
- Не, - остановила его Пейшес. - Так не пойдет. Я спрошу еще раз. Что сейчас делает Джейк?
- И что же он сейчас делает?
- Давай я тебе незаметно так намекну, что кое-какая моя подруженция из студсовета сейчас с ним на свиданке тусит? - вздохнула Миина.
- Понятно, - хрипло произнес Дерк, к сожалению Пейшес, даже не поменявшись в лице. – Спасибо за то, что сказала.
- И-и-и-и… Мы не в обиде друг на друга?
- С чего бы?
- Не то, чтобы я на что-то претендовала, но гонцов с плохими новостями не кормят. У меня до сих пор туго с наличкой из-за той бабы, сам знаешь. Она мне тут условия ставит, а я ее упорно посылаю в задницу, где ей и место.
- Еда в холодильнике… - Страйдер потер лицо, пытаясь сохранить самообладание. – Макароны. Пицца. Разогрей себе, что хочешь.
Дерк невесело усмехнулся, смотря как Миина ловко пробирается в его дом через окно – за два года ее движения уже были отточены до автоматизма. Будь она не наследницей Империи, она была бы отличным вором.
Удостоверившись, что она не сломала себе ничего, Страйдер вышел из кухни, едва не столкнувшись с Дейвом.
- Слушай, чел, - начал Страйдер-младший, стянув очки. - Я все понимаю, что телка с вилкой твой кореш и все такое. Но из-за того, что ты ей много позволяешь, она ведет себя здесь как хозяйка. Когда я пришел домой, она была в нашем душе. Она отсюда вылезает, когда ты приходишь. А потом обратно залезает, потому что ты ей позволяешь.
Похлопав Дейва по голове, Дерк прошел мимо него.
Закрыв за собой дверь, он рухнул на кровать и тут же заснул.
9. Таврос
Неожиданная подруга по переписке заняла весь его учебный день – Таврос, наверное, мог бы даже назвать ее милой. Как он мог понять, она ходила в соседнюю школу, и Нитрам ее даже видел, но как бы он не старался, он не смог ее припомнить. За что ему было стыдно.
И ему оставалось надеяться лишь на одно – что соседние школы не слышали ни про Пупу, ни про то, какой он лузер из захудалого музыкального кружка.
В драмкружке, в котором каждый день готовились к спектаклю, репетиции были обязательными. Те, кто не приходил хоть раз – выбывали, а на их место вставали другие желающие. А причина одна – они отставали по срокам. И все из-за него. Пускай речь он и зазубрил, но как он может играть, не веря в то, что он даже ходить сможет, не то что летать. Парализованный Питер Пен? Вы шутите.
Он слышал, как за его спиной раз за разом повторяют, что он здесь лишь потому что калека. Калекам не отказывают.
- Если даже мы отвратно сыграем, нам начислят очков за то, что у нас калека в главной роли. Скажем, что он всегда мечтал. Люди любят убогих, - шептались они, и Таврос ощущал себя еще более ничтожным. – Ты видела, как ему морду расквасили? Так этому фрику и надо.
Но его новая подруга была не такой. Ну или хотя бы не казалась такой. Но отчего-то Нитрам был уверен, что если бы она училась в его школе, то они стали бы хорошими друзьями… а может быть Таврос предложил бы ей встречаться. Может быть.
AG: Есть хоть с кем пойти на 8ыпускной?
АТ: нУ ВРОДЕ,,,
Таврос с надеждой посмотрел по сторонам. Конечно, его еще никто не пригласил – да и, наверное, не пригласит. Он был один в прошлом году, был один на осеннем празднике, на новогодней дискотеке он весь вечер провел в туалете – его коляску загнали в туалет, и он просто не мог выехать. Но признаваться ни в чем вышеупомянутом перед AG он не хотел, хотя врать ему было непривычно.
АТ: оНА КРАСИВАЯ И МИЛАЯ
AG: Ну и кто же она?
АТ: тЫ ЕЕ НЕ ЗНАЕШЬ,,,
AG: Покажииииииии.
AT: эМ?,,
AG: Просто пришли ее фотку.
АТ: чТО? нЕТ.
AG: Что здесь такого? Я же ее все равно не знаю.
АТ: нУ ХОРОШО,,,
Таврос зашел в галерею, пытаясь придумать, кого же послать. Это должен быть кто-то не из интернета – сразу вычислят по поиску. Не знаменитость. Кто-то… Он остановился на фотографии Джейд Харли – он сфотографировал ее исподтишка еще в начале года, пообещав себе, что познакомится с ней. Фотография получилась на удивление хорошей. Джейд улыбалась как будто в кадр.
AG замолчала.
(продолжение в комментариях)
суббота, 15 марта 2014
Название: Миссис Лодрифт
Автор: king_marionette
Размер: драббл, 957 слов
Пейринг/Персонажи: Дейв Страйдер, Бро Страйдер, ОЖП
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
читать дальшеКак Дейв помнил, миссис Лодрифт уже несколько лет встречала каждое утро на лавочке у их дома. Будь на улице дождь или солнце, она каждый раз еще до рассвета выходила из квартиры и садилась на деревянную скамью.
Бро однажды заметил, что старушка-то, наверное, давно стала чудной. Впрочем, она была единственной, с кем Бро и правда здоровался, а не просто кивал головой в знак приветствия. Он и Дейва заставлял, но здороваться со слепой старушкой было неприятно – она, наверное, еще и глухая, даже головы не поворачивала. Однажды, собравшись с силами, Страйдер заглянул ей в глаза. Старуха все так же смотрела в одну точку своими блеклыми от старости глазами, не произнося ни слова. Но Дейв видел эти глаза даже в кошмарах – миссис Лодрифт, подобно марионетке, пускалась в пляс. Она крутилась на месте, ее голова безучастно висела, и под конец сна она поднимала лицо, показывая Дейву свои безобразные неживые глаза, в которых отражался сам Страйдер.
- Привет, Дейв, - тихо произносила она хриплым голосом, и Дейв с криком просыпался.
Каждый раз он смотрел в окно, пытаясь найти взглядом лавочку и понять, сидит ли на ней миссис Лодрифт.
Она заговорила с ним единственный раз.
Тогда Дейв весной возвращался после школы – старушка сидела все на том же месте, но появилась новая деталь. На ее коленях лежала открытая коробка растаявших под солнцем конфет.
- Здравствуйте, - кинул Дейв на автомате и был уже готов скользнуть в подъезд, как неожиданно боковым зрением увидел движение. Миссис Лодрифт повернула к нему в голову в ответ на его приветствие, и теперь незрячие глаза были направлены на Страйдера.
- Сядь со мной, Дейв, - произнесла она мелодичным голосом. Старушка похлопала рядом с собой костлявой рукой, и Страйдер, завороженный, сел рядом с ней.
- Дейв, Дейв, Дейв, - вздохнула она, положив коробку на его колени.
Из любопытства подсев к ней, Страйдер закинул в рот конфету. Вполне возможно, что он расскажет Бро об этом странном разговоре.
- Он как нашел тебя, сразу совершенно другим человеком, - произнесла миссис Лодрифт, будто бы прочитав мысли Дейва. – Сколько себя помню, он всегда был хорошим… ну и диковатым. Беспокойным, я бы сказала. Было у него время, когда он интересовался астрономией. Метеоритами. Каждый день чего-то ждал, места себе не находил. Но когда у него появился ты, он успокоился. Ты для него сокровище, мальчик мой.
Она облизнула губы и на минуту замолчала, снова устремив взгляд перед собой.
- Он сразу стал таким осторожным – оно и видно, ты же был таким крохой. Помню, как он впервые зашел ко мне, когда у тебя живот заболел. Ему невдомек было, что дети не питаются пиццей, - миссис Лодрифт улыбнулась. – С тех пор он часто захаживал, все спрашивал про воспитание. У меня самой было пятеро детей. Все надеялась, что внуки будут на старость лет, да… Сама пережила всех своих детей. Смотрела я на тебя и радовалась. Тебя со мной оставляли в первое время, пока он на работу уходил… Хорошие были времена. До сих пор помню, как ты бежал ему навстречу с криками «Папа, папа!». Но думается мне, что ты сейчас его так не называешь.
Дейв кивнул, обсасывая перепачканные в шоколаде пальцы.
Старушка вздохнула… и застыла, будто бы обратившись в камень.
Страйдер аккуратно просунул коробку конферт ей на колени и помахал рукой перед ее глазами. Заснула, значит.
- Простите, что боялся вас, - пробормотав Дейв, нагнувшись к ней. - Я теперь вижу, что вы хорошая эм… женщина. Спасибо за конфеты.
- Пожалуйста, дорогой мой, - сонно откликнулась миссис Лодрифт. – Давно помирать надо, а я все на этом свете держусь…
Слова странной старушки не выходили из головы. Дейв пытался не придавать им значения – мало ли закидонов у старых людей, но его мысли каждый раз возвращались к их разговору.
Подойти к Бро и начать разговор на тему «Эй, тебе стоит все-таки определиться, мой ты отец или нет». Впрочем, Бро – это Бро. Да, он ходил на школьные собрания, направлял его в начинаниях, выделял карманные деньги и в перерывах между ироничными издевками даже опекал. Благодаря его тренировкам, Страйдера никто и не думал трогать в школе, да и он мог легко всех уделать, даже если в руках окажется швабра.
«До сих пор помню, как ты бежал ему на встречу с криками «Папа, папа!». Но думается мне, что ты сейчас его так не называешь.»
- Папа, папа, - вслух произнес Дейв и ощутил себя придурком. – Тупое прозвище.
Бро сидел с ним на диване, без особого интереса смотря фильм и круто усмехаясь на самых тупых моментах. Дейв сидел в той же позе, что и он, пытаясь повторить его мимику, но вся суть фильма проскальзывала мимо него.
Он снова и снова погружался в утро.
Возможно, что его подкинула какая-нибудь девушка, которая по ошибке залетела от его Бро. Впрочем, Дейв ни разу не замечал, чтобы Бро интересовали женщины – его комната это берлога холостяка, обвешанная его комиксами и плакатами крутых фильмов. Под матрасом вместо журналов с голыми женщинами лежали сюрикены.
Но не падают же дети с метеоритов.
Либо приемыш – но сколько Бро пришлось пройти детских домов перед тем, как найти того, кто будет на него настолько похож? Не говоря уже о том, чтобы ребенок был одарен такой же россыпью веснушек на плечах и на носу, а так же обладал столь впечатляющей крутостью.
Поглощенный мыслями, он так и не понял, когда заснул – наверное, где-то между серией взрывов и эпичным момента с оторванной головой какого-то второсортного актера.
Когда Дейв проснулся, телевизор был выключен и рядом никого не было.
Бро он нашел в другой комнате – он валялся посреди комнаты на футоне, подложив руку под голову. Крутые анимешные очки лежали рядом с подушкой.
Страйдер помялся и опустился вниз, смотря ему в лицо.
- Папа, - еле-еле выдавил он из себя, примеривая слово к Бро.
Но нет, его Бро слишком крут для такого слова. Слишком.
Разозлившись на себя, Дейв дернул головой и ушел. Впервые за день тревожные раздумья отступили, и он практически сразу же заснул.
- Вставай, - услышал Дейв спросонья с самого утра.
Отодвинув плюшевую задницу от своего лица, Страйдер вздохнул.
- Сынок, постарайся ночью топать не так громко.
Автор: king_marionette
Размер: драббл, 957 слов
Пейринг/Персонажи: Дейв Страйдер, Бро Страйдер, ОЖП
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
читать дальшеКак Дейв помнил, миссис Лодрифт уже несколько лет встречала каждое утро на лавочке у их дома. Будь на улице дождь или солнце, она каждый раз еще до рассвета выходила из квартиры и садилась на деревянную скамью.
Бро однажды заметил, что старушка-то, наверное, давно стала чудной. Впрочем, она была единственной, с кем Бро и правда здоровался, а не просто кивал головой в знак приветствия. Он и Дейва заставлял, но здороваться со слепой старушкой было неприятно – она, наверное, еще и глухая, даже головы не поворачивала. Однажды, собравшись с силами, Страйдер заглянул ей в глаза. Старуха все так же смотрела в одну точку своими блеклыми от старости глазами, не произнося ни слова. Но Дейв видел эти глаза даже в кошмарах – миссис Лодрифт, подобно марионетке, пускалась в пляс. Она крутилась на месте, ее голова безучастно висела, и под конец сна она поднимала лицо, показывая Дейву свои безобразные неживые глаза, в которых отражался сам Страйдер.
- Привет, Дейв, - тихо произносила она хриплым голосом, и Дейв с криком просыпался.
Каждый раз он смотрел в окно, пытаясь найти взглядом лавочку и понять, сидит ли на ней миссис Лодрифт.
Она заговорила с ним единственный раз.
Тогда Дейв весной возвращался после школы – старушка сидела все на том же месте, но появилась новая деталь. На ее коленях лежала открытая коробка растаявших под солнцем конфет.
- Здравствуйте, - кинул Дейв на автомате и был уже готов скользнуть в подъезд, как неожиданно боковым зрением увидел движение. Миссис Лодрифт повернула к нему в голову в ответ на его приветствие, и теперь незрячие глаза были направлены на Страйдера.
- Сядь со мной, Дейв, - произнесла она мелодичным голосом. Старушка похлопала рядом с собой костлявой рукой, и Страйдер, завороженный, сел рядом с ней.
- Дейв, Дейв, Дейв, - вздохнула она, положив коробку на его колени.
Из любопытства подсев к ней, Страйдер закинул в рот конфету. Вполне возможно, что он расскажет Бро об этом странном разговоре.
- Он как нашел тебя, сразу совершенно другим человеком, - произнесла миссис Лодрифт, будто бы прочитав мысли Дейва. – Сколько себя помню, он всегда был хорошим… ну и диковатым. Беспокойным, я бы сказала. Было у него время, когда он интересовался астрономией. Метеоритами. Каждый день чего-то ждал, места себе не находил. Но когда у него появился ты, он успокоился. Ты для него сокровище, мальчик мой.
Она облизнула губы и на минуту замолчала, снова устремив взгляд перед собой.
- Он сразу стал таким осторожным – оно и видно, ты же был таким крохой. Помню, как он впервые зашел ко мне, когда у тебя живот заболел. Ему невдомек было, что дети не питаются пиццей, - миссис Лодрифт улыбнулась. – С тех пор он часто захаживал, все спрашивал про воспитание. У меня самой было пятеро детей. Все надеялась, что внуки будут на старость лет, да… Сама пережила всех своих детей. Смотрела я на тебя и радовалась. Тебя со мной оставляли в первое время, пока он на работу уходил… Хорошие были времена. До сих пор помню, как ты бежал ему навстречу с криками «Папа, папа!». Но думается мне, что ты сейчас его так не называешь.
Дейв кивнул, обсасывая перепачканные в шоколаде пальцы.
Старушка вздохнула… и застыла, будто бы обратившись в камень.
Страйдер аккуратно просунул коробку конферт ей на колени и помахал рукой перед ее глазами. Заснула, значит.
- Простите, что боялся вас, - пробормотав Дейв, нагнувшись к ней. - Я теперь вижу, что вы хорошая эм… женщина. Спасибо за конфеты.
- Пожалуйста, дорогой мой, - сонно откликнулась миссис Лодрифт. – Давно помирать надо, а я все на этом свете держусь…
Слова странной старушки не выходили из головы. Дейв пытался не придавать им значения – мало ли закидонов у старых людей, но его мысли каждый раз возвращались к их разговору.
Подойти к Бро и начать разговор на тему «Эй, тебе стоит все-таки определиться, мой ты отец или нет». Впрочем, Бро – это Бро. Да, он ходил на школьные собрания, направлял его в начинаниях, выделял карманные деньги и в перерывах между ироничными издевками даже опекал. Благодаря его тренировкам, Страйдера никто и не думал трогать в школе, да и он мог легко всех уделать, даже если в руках окажется швабра.
«До сих пор помню, как ты бежал ему на встречу с криками «Папа, папа!». Но думается мне, что ты сейчас его так не называешь.»
- Папа, папа, - вслух произнес Дейв и ощутил себя придурком. – Тупое прозвище.
Бро сидел с ним на диване, без особого интереса смотря фильм и круто усмехаясь на самых тупых моментах. Дейв сидел в той же позе, что и он, пытаясь повторить его мимику, но вся суть фильма проскальзывала мимо него.
Он снова и снова погружался в утро.
Возможно, что его подкинула какая-нибудь девушка, которая по ошибке залетела от его Бро. Впрочем, Дейв ни разу не замечал, чтобы Бро интересовали женщины – его комната это берлога холостяка, обвешанная его комиксами и плакатами крутых фильмов. Под матрасом вместо журналов с голыми женщинами лежали сюрикены.
Но не падают же дети с метеоритов.
Либо приемыш – но сколько Бро пришлось пройти детских домов перед тем, как найти того, кто будет на него настолько похож? Не говоря уже о том, чтобы ребенок был одарен такой же россыпью веснушек на плечах и на носу, а так же обладал столь впечатляющей крутостью.
Поглощенный мыслями, он так и не понял, когда заснул – наверное, где-то между серией взрывов и эпичным момента с оторванной головой какого-то второсортного актера.
Когда Дейв проснулся, телевизор был выключен и рядом никого не было.
Бро он нашел в другой комнате – он валялся посреди комнаты на футоне, подложив руку под голову. Крутые анимешные очки лежали рядом с подушкой.
Страйдер помялся и опустился вниз, смотря ему в лицо.
- Папа, - еле-еле выдавил он из себя, примеривая слово к Бро.
Но нет, его Бро слишком крут для такого слова. Слишком.
Разозлившись на себя, Дейв дернул головой и ушел. Впервые за день тревожные раздумья отступили, и он практически сразу же заснул.
- Вставай, - услышал Дейв спросонья с самого утра.
Отодвинув плюшевую задницу от своего лица, Страйдер вздохнул.
- Сынок, постарайся ночью топать не так громко.
пятница, 17 января 2014
Название: Мистер исключение.
Автор: Иван-Царевич (king_marionette)
Пейринг или персонажи: Дейв/Джон, Дерк/Джейк, Дейв/Джейд
Рейтинг: PG-13
Жанр: повседневность, AU
Размер: 2026 слов
Данные почеркушки на колене писались на Санту и не были бечены.
читать дальшеДейв не мог отвести взгляда от коленей Джона, но куда сложнее было не опустить свой взгляд ниже. Черт бы побрал эту жару в июле, когда термометр не показывает ниже тридцати даже ночью, и короткие шорты Эгберта, которые были не длиннее его боксеров.
Страйдер облизнул пересохшие губы и в очередной раз возблагодарил игру, который он же и принес. Его лучший бро был слишком увлечен гонками, чтобы заметить, что Дейв уже длительное количество времени практически в упор гипнотизирует его ноги.
Он не гей. Дерк – скорее всего да, Дейв – нет. И никогда им не будет. У геев встает на всех парней, а у Дейва (как он понял, раз стащив у брата гейское порно) лишь на Джона. Эгберт его мистер исключение. Да и кто, кроме него, в здравом уме решится показать такие ноги, ссылаясь, что в штанах слишком жарко.
- Так ты будешь играть? – поинтересовался Джон, сидевший около Дейва.
- Думаю, пропущу этот раунд. Тебе нужно хоть иногда выигрывать, - лениво протянул Страйдер, закидывая руки за голову.
- Эй! Ты мне сам продул два раза.
- Я тебе поддался, чтобы дать тебе надежду, что когда-нибудь ты переиграешь великого Страйдера, который когда-либо играл в эту хреновую игру.
Джон засмеялся, и снова уткнулся в экран – нервно закусил губу, и его взгляд тут же стал сосредоточенным.
В такие моменты Дейв мог назвать то ощущение, которое теплом разливается в его груди, любовью. Основная проблема заключалась в том, что любовь – слишком громкое слово.
В кармане заиграл один из его битов, и Страйдер похлопал себя по карманам, пытаясь найти злосчастный яблокофон.
- Джейд звонит, - пояснил он, поднимаясь с места. – Я сейчас.
- Не стесняйтесь своей девушки, мистер Страйдер. Я знаю, что она красавица, - крикнул Джон ему вслед.
Девушки. Да. Конечно.
- Привет, любимый, - замурлыкала в трубку Джейд и тут же засмеялась, не выдержав паузы.
- Хей, Джейд.
- Я хотела узнать, зайдешь ты ко мне или нет.
- Что-то случилось? – Дейв приоткрыл дверь, наблюдая за Джоном.
- Джейк приехал. Ну, знаешь его? Он был другом твоего брата. Так вот, Джейк хотел бы познакомиться с юношей, который решил приударить такой милой юной леди, как я.
Страйдер невесело усмехнулся. Отношения Дерка и Джейка можно было с натягом назвать дружескими – его брат до сих пор дрочит на выпускную фотографию Инглиша. Дерк знает, что Дейв знает, и единственный их разговор на эту тему был в одной фразе «Не говори об этом Харли».
Хорошо, что он не знает, что при таком темпе его младший брат будет не лучше. Если не возьмет себя в руки, конечно же.
- Тебе не обязательно меня обнимать или целовать. Он просто на тебя посмотрит.
- Ради благой цели могу и потерпеть, - усмехнулся Дейв, ощутив к Харли благодарность. – Скоро буду.
- Спасибо, Дейв, - поблагодарила Джейд и отключилась.
Страйдер со вздохом вернулся к Джону. Эгберт, успел поставить игру на паузу и уже открыл пакет с чипсами.
- Как поживает твоя девушка? – поинтересовался он с набитым ртом.
- Нормально. Чел, я скоро уйду. Там у нее брат приехал. Будет меня оценивать как ее жениха. Я выгляжу достаточно презентабельным? – усмехнулся Дейв, пытаясь смотреть Джону в глаза.
- Думаю, что ты ему понравишься, - весело подмигнул ему Джон. – Ни пуха.
-
Раньше каждый его приход Джейд отмечала как чуть ли не праздник – она со смехом прыгала ему в объятья, вжимаясь носом в его плечо. Он приглаживал ее непослушные волосы и, покружив, ставил на место. Как ни крути, он все же любил ее. Как и неумелые тыквенные пироги, которые Харли пыталась научиться печь.
Но на этот раз дверь открыл Джейк. За два года, которые он провел в другой стране, он успел подкачаться, нехило загореть и вытянуться – теперь он был даже выше Дерка. Окинув Дейва взглядом с ног до головы, он улыбнулся:
- Страйдер, да?
- Ага. Который младший.
- И-и-и-и-и, - протянул Инглиш. – Как там поживает твой братец?
- Неплохо. Сейчас он снова собирает компы.
- Помню времена, когда я с ним…
- Он больше не играет в футбол, - прервал его Дейв, зная их историю наизусть. Дерк не раз ее рассказывал ему, стоило ему нажраться, а такое происходило с периодичностью раз в два месяца. Не то, чтобы бро было в чем винить – ситуация была откровенно дерьмовой. Стоило ему открыться перед Джейком и предложить встречаться, как тот просто собрал вещи и свалил в другую страну, не попрощавшись. И Дерк держался ровно до тех пор, пока ему на язык не попадет хотя бы капля спиртного.
- Вот как. Надеюсь, это не из-за меня, - немного нервно усмехнулся Инглиш и уступил ему дорогу. - Джейд, к тебе пришел твой молодой человек.
- Привет, Дейв, - Харли, будто поджидала момента, прыгнула на Страйдера и обняла его, смеясь в ухо. – Видишь, я говорила тебе, что это не какой-то парень. Разве брат твоего лучшего друга не заслуживает доверия?
- Лучшего, да… - протянул Джейк, почесав затылок. – Ну ладно. Я уверен в тебе, Дейв. Ты будешь учтив со своей леди.
- Еще как, - пообещал Страйдер.
Он ее даже пальцем не тронет.
-
Джейд со смехом плюхнулась на кровать.
- Ты ему понравился, - она весело подмигнула Дейву. – Ты слишком крут, даже он признал это.
- А ты выглядишь сегодня, как детка с гриля. Такая же горячая.
Харли улыбнулась и запустила в него игрушкой.
Страйдер усмехнулся. Ему нравилась Джейд больше, чем кто-либо из девчонок, но его симпатия к ней была в раз слабее, нежели к Джону.
- Ну как Джо-он? Он заценил игру? – полюбопытствовала Харли, подпирая подбородок рукой.
- Он был в таком восторге, что сорвал с себя всю одежду и сказал «Делайте со мной, господин Страйдер, все что угодно».
- И ты взял его на руки, повалил на кровать и наделал с ним детишек?
- Именно. Все так и было, детка, - усмехнулся Дейв и отправил игрушку обратно в руки Харли. – У тебя есть чем перекусить? Например, тыквенный пирог?
-
- Хей.
Дерк в ответ махнул рукой, не отрываясь от работы.
Дейв фыркнул. Его брат – маньяк. Подобрать другое слово для человека, который любит крутить свои железки все шестнадцать часов в сутки, просто невозможно. Шесть оставшихся часов уходит не на сон, а на шитье жопастых игрушек, которыми уже завалена его комната.
В их доме нет ничего механического, что не было разобрано и собрано обратно. Блендер, телевизор, холодильник, компьютеры, телефоны – все это уже побывало в руках Дерка.
Дейв сел на футон, смотря на напряженную спину брата, думая, как ему рассказать новость.
- Джейк приехал, - выдохнул Страйдер, решив, что нет смысла тянуть резину.
Дерк на секунду остановился, после чего снова загремел железками.
- Если тебе интересно, он стал выше. И загорел. Я могу передать ему привет, если ты не хочешь зайти, - протянул Дейв, сев на футон и с интересом наблюдая за реакцией.
- Не надо. Я зайду, - без эмоций отозвался Дерк.
- Можешь пойти со мной, если хочешь. Мы там все вместе тусанем, и я незаметно подмешаю в его стакан что-нибудь веселого, чтобы он е заметил, как ты стаскиваешь с него штаны и воплощаешь в жизнь свою голубую мечту.
- После чего он меня возненавидит, я вспылю и устрою скандал перед вашей помолвкой с Джейд. Поэтому я буду единственным, кого ты не пригласишь на свадьбу. Вопреки твоему запрету, я заявлюсь туда с подарком и буду вести себя, как ангел. Но во время вашей церемонии, когда вы будете обмениваться кольцами, я буду трахать самого смазливого официанта в подсобке.
- Я буду держать за тебя кулаки, - усмехнулся Дейв. – Так ты зайдешь?
- Ага. Все норм.
-
- Не верится, что ты сегодня останешься, - засмеялся Джон, отставляя пакет с попкорном на пол.
- Угу. Там у Дерка свои терки, - кивнул Дейв как можно беззаботнее, расположившись на матрасе. – Спасибо, что приютил.
- Зато мы сможем первый сезон доктора и не спать всю ночь.
- Нет, чел, только не доктора. Даже Кейдж и его отсосные фильмы лучше, чем доктор. Меня от него тошнит с того эпизода с манекенами.
- Но это самая первая серия девятого доктора.
- Теперь ты понимаешь, почему я стараюсь не смотреть эту хрень? А далеки? Это консервные банки, у которых в одной руке вантуз, а в другой дуло. Тебе самому не смешно? – Страйдер едва увернулся от двухлитровой бутылки колы, которую в него запустил Джон. – Да ладно тебе. И я ее тебе не верну, чел. Даже если будешь умолять.
Эгберт фыркнул и плюхнулся на подушку.
Дейв задумчиво покрутил бутылку в руках.
- Эм. Чувак. Я тут разлил колу, - виновато он протянул через минуту, спасая подушку от напитка. – Может, я к тебе переберусь?
Джон вскочил с постели, чтобы оценить масштаб действия, и Страйдер успел вовсю налюбоваться его трусами в горошек. Хорошо, что не в Тардисах.
- Че-е-е-рт. Да, иди на кровать. Я сейчас, только отнесу в стирку.
Подождав, пока Эгберт уйдет, Дейв забрался на кровать и вжался носом в подушку, вдыхая знакомый запах. Вся кровать пахла Джоном – выпечка, попкорн и мужской одеколон, который Джон таскает у отца.
- Не засыпай. Как же доктор?
- Давай хотя бы с Теннанта, - лениво протянул Дейв.
- Тише. Сейчас Смита поставлю. Ты обязан посмотреть сезон с Экклстоном, - засмеялся Джон, залезая под одеяло. – Попкорна?
Однако, сколько бы Эгберт не хвастался, что не будет спать всю ночь, заснул он первым – уткнувшись носом в плечо Страйдера и закинув на него ногу. Дейв выключил телевизор и тихо вздохнул.
Ему нужно было немного времени, чтобы собраться с силами и чмокнуть Эгберта в щеку.
-
Дейв лениво лежал на кровати, обнимая Харли. Он полностью истощен, и у него нет сил даже на поддержание крутости. К его счастью, Джейд молчала и не расспрашивала ни о чем. Ни о том, как прошел вечер, ни о том, как Джон ворочался всю ночь, то прижимаясь к Страйдеру задницей,то закидывая на него ногу. А к середине ночи он полностью перелез на Дейва. Конечно, даже ни о том, как Дейв утром пробрался в ванную, чтобы простирнуть трусы – он словно подросток кончил во сне, прижимаясь стояком к бедру Эгберта.
- Как думаешь, Дерк и Джейк разговаривают сейчас? – спросила Джейд, повернувшись лицом к Страйдеру.
- Наверное, - пожал плечами Дейв. Они оставили их еще внизу – по выражению лица Инглиша, им стоит обсудить много всего.
- Что-то же произошло перед отъездом Джейка?
- Да так.
- Ты не расскажешь?
- Нет. Сама узнаешь.
Внизу раздался грохот, Джейд тут же встрепенулась и удивленно посмотрела в сторону двери.
- Я… Я сейчас.
- Не ходи туда, - дернул ее за руку Страйдер. – Я сам выйду и посмотрю, что там. Они там, скорее всего, устраивают мужской мордобой.
- Дерутся? Погоди, они не друзья?
- Друзья тоже порой дерутся. Будь в комнате.
Выскользнув из комнаты, Дейв прислушался.
- Получите и распишитесь, мистер Страйдер, - звук удара, звон разбившегося стекла. Снова удар. И затишье.
Побежав вниз, Страйдер застыл – в прихожей, похоже, не осталось ничего целого. На сломанном пополам столе лежал Джейк, запрокинув голову, Дерк же стаскивал с него штаны, обнажая возбужденный член.
Подавив желание пару раз удариться об стену головой, Дейв поспел обратно наверх, пока его не заметили.
Следовало бы предупредить Джейд, чтобы она не спускалась вниз ближайший час.
-
- И что было потом?
- Потом мы с Джейд поговорили и решили расстаться.
- Почему?
- Как сказать. Я понял, что наши отношения будут мешать моему бро и Джейку. Сам понимаешь, они после свадьбы стали бы родственниками.
- Сочувствую. Наверное, Джейд сейчас плохо.
- Не знаю. Она сама предложила. Сам знаешь, я бы не смог ее кинуть.
- Дейв, ну раз ты не встречаешься уже с Джейд, то, может быть, поцелуешь меня?
- Что? – не понял Дейв, решив, что ему показалось.
- Поцелуй меня, - улыбнулся Джон и коснулся губами щеки Дейва.
Страйдер ошарашено обнял Эгберта, не знаю, что делать дальше. Повернув голову, он поцеловал Джона в губы, вцепившись пальцами в его майку. Джон скользнул языком по его губам, проведя рукой вверх по бедру.
- Все, время доктора! – неожиданно произнес Эгберт, рванувшись к пульту. – Мы сейчас пропустим начало.
- Чувак, - почти простонал Дейв.
- Я не хочу пропустить серию. Продолжим после нее?
- Угу, - Дейв устроился рядом с Джоном, закинув руку ему на плечо. - Мне все равно Теннат больше нравился.
- Тш. Просто смотри. Смит не менее офигенен в роли доктора.
Страйдер усмехнулся и прижал Джона к себе, целуя его в ухо.
Он самый счастливый человек на Земле, несмотря на чертов сериал.
Автор: Иван-Царевич (king_marionette)
Пейринг или персонажи: Дейв/Джон, Дерк/Джейк, Дейв/Джейд
Рейтинг: PG-13
Жанр: повседневность, AU
Размер: 2026 слов
Данные почеркушки на колене писались на Санту и не были бечены.
читать дальшеДейв не мог отвести взгляда от коленей Джона, но куда сложнее было не опустить свой взгляд ниже. Черт бы побрал эту жару в июле, когда термометр не показывает ниже тридцати даже ночью, и короткие шорты Эгберта, которые были не длиннее его боксеров.
Страйдер облизнул пересохшие губы и в очередной раз возблагодарил игру, который он же и принес. Его лучший бро был слишком увлечен гонками, чтобы заметить, что Дейв уже длительное количество времени практически в упор гипнотизирует его ноги.
Он не гей. Дерк – скорее всего да, Дейв – нет. И никогда им не будет. У геев встает на всех парней, а у Дейва (как он понял, раз стащив у брата гейское порно) лишь на Джона. Эгберт его мистер исключение. Да и кто, кроме него, в здравом уме решится показать такие ноги, ссылаясь, что в штанах слишком жарко.
- Так ты будешь играть? – поинтересовался Джон, сидевший около Дейва.
- Думаю, пропущу этот раунд. Тебе нужно хоть иногда выигрывать, - лениво протянул Страйдер, закидывая руки за голову.
- Эй! Ты мне сам продул два раза.
- Я тебе поддался, чтобы дать тебе надежду, что когда-нибудь ты переиграешь великого Страйдера, который когда-либо играл в эту хреновую игру.
Джон засмеялся, и снова уткнулся в экран – нервно закусил губу, и его взгляд тут же стал сосредоточенным.
В такие моменты Дейв мог назвать то ощущение, которое теплом разливается в его груди, любовью. Основная проблема заключалась в том, что любовь – слишком громкое слово.
В кармане заиграл один из его битов, и Страйдер похлопал себя по карманам, пытаясь найти злосчастный яблокофон.
- Джейд звонит, - пояснил он, поднимаясь с места. – Я сейчас.
- Не стесняйтесь своей девушки, мистер Страйдер. Я знаю, что она красавица, - крикнул Джон ему вслед.
Девушки. Да. Конечно.
- Привет, любимый, - замурлыкала в трубку Джейд и тут же засмеялась, не выдержав паузы.
- Хей, Джейд.
- Я хотела узнать, зайдешь ты ко мне или нет.
- Что-то случилось? – Дейв приоткрыл дверь, наблюдая за Джоном.
- Джейк приехал. Ну, знаешь его? Он был другом твоего брата. Так вот, Джейк хотел бы познакомиться с юношей, который решил приударить такой милой юной леди, как я.
Страйдер невесело усмехнулся. Отношения Дерка и Джейка можно было с натягом назвать дружескими – его брат до сих пор дрочит на выпускную фотографию Инглиша. Дерк знает, что Дейв знает, и единственный их разговор на эту тему был в одной фразе «Не говори об этом Харли».
Хорошо, что он не знает, что при таком темпе его младший брат будет не лучше. Если не возьмет себя в руки, конечно же.
- Тебе не обязательно меня обнимать или целовать. Он просто на тебя посмотрит.
- Ради благой цели могу и потерпеть, - усмехнулся Дейв, ощутив к Харли благодарность. – Скоро буду.
- Спасибо, Дейв, - поблагодарила Джейд и отключилась.
Страйдер со вздохом вернулся к Джону. Эгберт, успел поставить игру на паузу и уже открыл пакет с чипсами.
- Как поживает твоя девушка? – поинтересовался он с набитым ртом.
- Нормально. Чел, я скоро уйду. Там у нее брат приехал. Будет меня оценивать как ее жениха. Я выгляжу достаточно презентабельным? – усмехнулся Дейв, пытаясь смотреть Джону в глаза.
- Думаю, что ты ему понравишься, - весело подмигнул ему Джон. – Ни пуха.
-
Раньше каждый его приход Джейд отмечала как чуть ли не праздник – она со смехом прыгала ему в объятья, вжимаясь носом в его плечо. Он приглаживал ее непослушные волосы и, покружив, ставил на место. Как ни крути, он все же любил ее. Как и неумелые тыквенные пироги, которые Харли пыталась научиться печь.
Но на этот раз дверь открыл Джейк. За два года, которые он провел в другой стране, он успел подкачаться, нехило загореть и вытянуться – теперь он был даже выше Дерка. Окинув Дейва взглядом с ног до головы, он улыбнулся:
- Страйдер, да?
- Ага. Который младший.
- И-и-и-и-и, - протянул Инглиш. – Как там поживает твой братец?
- Неплохо. Сейчас он снова собирает компы.
- Помню времена, когда я с ним…
- Он больше не играет в футбол, - прервал его Дейв, зная их историю наизусть. Дерк не раз ее рассказывал ему, стоило ему нажраться, а такое происходило с периодичностью раз в два месяца. Не то, чтобы бро было в чем винить – ситуация была откровенно дерьмовой. Стоило ему открыться перед Джейком и предложить встречаться, как тот просто собрал вещи и свалил в другую страну, не попрощавшись. И Дерк держался ровно до тех пор, пока ему на язык не попадет хотя бы капля спиртного.
- Вот как. Надеюсь, это не из-за меня, - немного нервно усмехнулся Инглиш и уступил ему дорогу. - Джейд, к тебе пришел твой молодой человек.
- Привет, Дейв, - Харли, будто поджидала момента, прыгнула на Страйдера и обняла его, смеясь в ухо. – Видишь, я говорила тебе, что это не какой-то парень. Разве брат твоего лучшего друга не заслуживает доверия?
- Лучшего, да… - протянул Джейк, почесав затылок. – Ну ладно. Я уверен в тебе, Дейв. Ты будешь учтив со своей леди.
- Еще как, - пообещал Страйдер.
Он ее даже пальцем не тронет.
-
Джейд со смехом плюхнулась на кровать.
- Ты ему понравился, - она весело подмигнула Дейву. – Ты слишком крут, даже он признал это.
- А ты выглядишь сегодня, как детка с гриля. Такая же горячая.
Харли улыбнулась и запустила в него игрушкой.
Страйдер усмехнулся. Ему нравилась Джейд больше, чем кто-либо из девчонок, но его симпатия к ней была в раз слабее, нежели к Джону.
- Ну как Джо-он? Он заценил игру? – полюбопытствовала Харли, подпирая подбородок рукой.
- Он был в таком восторге, что сорвал с себя всю одежду и сказал «Делайте со мной, господин Страйдер, все что угодно».
- И ты взял его на руки, повалил на кровать и наделал с ним детишек?
- Именно. Все так и было, детка, - усмехнулся Дейв и отправил игрушку обратно в руки Харли. – У тебя есть чем перекусить? Например, тыквенный пирог?
-
- Хей.
Дерк в ответ махнул рукой, не отрываясь от работы.
Дейв фыркнул. Его брат – маньяк. Подобрать другое слово для человека, который любит крутить свои железки все шестнадцать часов в сутки, просто невозможно. Шесть оставшихся часов уходит не на сон, а на шитье жопастых игрушек, которыми уже завалена его комната.
В их доме нет ничего механического, что не было разобрано и собрано обратно. Блендер, телевизор, холодильник, компьютеры, телефоны – все это уже побывало в руках Дерка.
Дейв сел на футон, смотря на напряженную спину брата, думая, как ему рассказать новость.
- Джейк приехал, - выдохнул Страйдер, решив, что нет смысла тянуть резину.
Дерк на секунду остановился, после чего снова загремел железками.
- Если тебе интересно, он стал выше. И загорел. Я могу передать ему привет, если ты не хочешь зайти, - протянул Дейв, сев на футон и с интересом наблюдая за реакцией.
- Не надо. Я зайду, - без эмоций отозвался Дерк.
- Можешь пойти со мной, если хочешь. Мы там все вместе тусанем, и я незаметно подмешаю в его стакан что-нибудь веселого, чтобы он е заметил, как ты стаскиваешь с него штаны и воплощаешь в жизнь свою голубую мечту.
- После чего он меня возненавидит, я вспылю и устрою скандал перед вашей помолвкой с Джейд. Поэтому я буду единственным, кого ты не пригласишь на свадьбу. Вопреки твоему запрету, я заявлюсь туда с подарком и буду вести себя, как ангел. Но во время вашей церемонии, когда вы будете обмениваться кольцами, я буду трахать самого смазливого официанта в подсобке.
- Я буду держать за тебя кулаки, - усмехнулся Дейв. – Так ты зайдешь?
- Ага. Все норм.
-
- Не верится, что ты сегодня останешься, - засмеялся Джон, отставляя пакет с попкорном на пол.
- Угу. Там у Дерка свои терки, - кивнул Дейв как можно беззаботнее, расположившись на матрасе. – Спасибо, что приютил.
- Зато мы сможем первый сезон доктора и не спать всю ночь.
- Нет, чел, только не доктора. Даже Кейдж и его отсосные фильмы лучше, чем доктор. Меня от него тошнит с того эпизода с манекенами.
- Но это самая первая серия девятого доктора.
- Теперь ты понимаешь, почему я стараюсь не смотреть эту хрень? А далеки? Это консервные банки, у которых в одной руке вантуз, а в другой дуло. Тебе самому не смешно? – Страйдер едва увернулся от двухлитровой бутылки колы, которую в него запустил Джон. – Да ладно тебе. И я ее тебе не верну, чел. Даже если будешь умолять.
Эгберт фыркнул и плюхнулся на подушку.
Дейв задумчиво покрутил бутылку в руках.
- Эм. Чувак. Я тут разлил колу, - виновато он протянул через минуту, спасая подушку от напитка. – Может, я к тебе переберусь?
Джон вскочил с постели, чтобы оценить масштаб действия, и Страйдер успел вовсю налюбоваться его трусами в горошек. Хорошо, что не в Тардисах.
- Че-е-е-рт. Да, иди на кровать. Я сейчас, только отнесу в стирку.
Подождав, пока Эгберт уйдет, Дейв забрался на кровать и вжался носом в подушку, вдыхая знакомый запах. Вся кровать пахла Джоном – выпечка, попкорн и мужской одеколон, который Джон таскает у отца.
- Не засыпай. Как же доктор?
- Давай хотя бы с Теннанта, - лениво протянул Дейв.
- Тише. Сейчас Смита поставлю. Ты обязан посмотреть сезон с Экклстоном, - засмеялся Джон, залезая под одеяло. – Попкорна?
Однако, сколько бы Эгберт не хвастался, что не будет спать всю ночь, заснул он первым – уткнувшись носом в плечо Страйдера и закинув на него ногу. Дейв выключил телевизор и тихо вздохнул.
Ему нужно было немного времени, чтобы собраться с силами и чмокнуть Эгберта в щеку.
-
Дейв лениво лежал на кровати, обнимая Харли. Он полностью истощен, и у него нет сил даже на поддержание крутости. К его счастью, Джейд молчала и не расспрашивала ни о чем. Ни о том, как прошел вечер, ни о том, как Джон ворочался всю ночь, то прижимаясь к Страйдеру задницей,то закидывая на него ногу. А к середине ночи он полностью перелез на Дейва. Конечно, даже ни о том, как Дейв утром пробрался в ванную, чтобы простирнуть трусы – он словно подросток кончил во сне, прижимаясь стояком к бедру Эгберта.
- Как думаешь, Дерк и Джейк разговаривают сейчас? – спросила Джейд, повернувшись лицом к Страйдеру.
- Наверное, - пожал плечами Дейв. Они оставили их еще внизу – по выражению лица Инглиша, им стоит обсудить много всего.
- Что-то же произошло перед отъездом Джейка?
- Да так.
- Ты не расскажешь?
- Нет. Сама узнаешь.
Внизу раздался грохот, Джейд тут же встрепенулась и удивленно посмотрела в сторону двери.
- Я… Я сейчас.
- Не ходи туда, - дернул ее за руку Страйдер. – Я сам выйду и посмотрю, что там. Они там, скорее всего, устраивают мужской мордобой.
- Дерутся? Погоди, они не друзья?
- Друзья тоже порой дерутся. Будь в комнате.
Выскользнув из комнаты, Дейв прислушался.
- Получите и распишитесь, мистер Страйдер, - звук удара, звон разбившегося стекла. Снова удар. И затишье.
Побежав вниз, Страйдер застыл – в прихожей, похоже, не осталось ничего целого. На сломанном пополам столе лежал Джейк, запрокинув голову, Дерк же стаскивал с него штаны, обнажая возбужденный член.
Подавив желание пару раз удариться об стену головой, Дейв поспел обратно наверх, пока его не заметили.
Следовало бы предупредить Джейд, чтобы она не спускалась вниз ближайший час.
-
- И что было потом?
- Потом мы с Джейд поговорили и решили расстаться.
- Почему?
- Как сказать. Я понял, что наши отношения будут мешать моему бро и Джейку. Сам понимаешь, они после свадьбы стали бы родственниками.
- Сочувствую. Наверное, Джейд сейчас плохо.
- Не знаю. Она сама предложила. Сам знаешь, я бы не смог ее кинуть.
- Дейв, ну раз ты не встречаешься уже с Джейд, то, может быть, поцелуешь меня?
- Что? – не понял Дейв, решив, что ему показалось.
- Поцелуй меня, - улыбнулся Джон и коснулся губами щеки Дейва.
Страйдер ошарашено обнял Эгберта, не знаю, что делать дальше. Повернув голову, он поцеловал Джона в губы, вцепившись пальцами в его майку. Джон скользнул языком по его губам, проведя рукой вверх по бедру.
- Все, время доктора! – неожиданно произнес Эгберт, рванувшись к пульту. – Мы сейчас пропустим начало.
- Чувак, - почти простонал Дейв.
- Я не хочу пропустить серию. Продолжим после нее?
- Угу, - Дейв устроился рядом с Джоном, закинув руку ему на плечо. - Мне все равно Теннат больше нравился.
- Тш. Просто смотри. Смит не менее офигенен в роли доктора.
Страйдер усмехнулся и прижал Джона к себе, целуя его в ухо.
Он самый счастливый человек на Земле, несмотря на чертов сериал.
Название: Беды Кощеевы (рабочее)
Автор – king_marionette
Бета - qyj
Пейринг – Кощей Бессмертный/Иван-Царевич
Рэйтинг – PG-13
Жанр - Фэнтези, POV
Размер –миди ?
Статус - заморожен
читать на фикбуке
5 5.
На третий день нашего путешествия Ванька, который все еще пытался строить из себя героя, сдался и заныл. Стонал он жалобно, громко и преимущественно мне в ухо, дабы я не пропустил ни одного слова. Из его всхлипов я смог разобрать лишь то, что он хочет поесть, помыться, поспать на чем-нибудь помягче земли, и что он успел стереть в кровь весь зад. Видимо, последнее, на его взгляд, должно было мне показаться самым весомым.
Остановиться пришлось бы и так – три дня пути обернулись тяжелыми даже неунывающему Федьке. Он пыхтел, хрипел и порой не сдерживал ругательства, когда Волк скачками догонял нас, но не жаловался – гордый.
Что касается Серого, то тот либо решил снова хранить молчание, либо в волчьей форме было сложно разговаривать. К слову, плешивым он не оказался. Мы как только его морду ни крутили, как его только по траве ни катали, кроме репейника ничего так и не нашли.
Да и мне было нелегко – обожженная рука, которая почти обуглилась после того, как я кинул молнией в Горыныча, не давала мне покоя. Как не умел обращаться с магией, так и не умею.
Теперь даже не знаю, сколько пройдет времени перед тем, как ладонь примет прежний вид.
Чем-то это путешествие напомнило мне то, что было двадцать лет назад. Только вместо прекрасной девицы, которая должна была стать моей женой (впрочем, кого я обманываю), сидел Иван. И как назло, именно он был в меня влюблен, а не Елена.
Ощущал я себя гадко. По одной простой причине – я слишком часто ловил себя на мысли, что при немного иных обстоятельствах в прошлом Ванька мог бы легко оказаться моим сыном. Были бы у него не светлые кудри, ныне окрашенные в смоляной цвет, а вороные от рождения. Нос пошел бы в меня – вышел бы острым, да и глаза оказались бы голубыми и не такими большими.
Да и чего скрывать – прав был Жар, царевич и правда смог бы сойти за меня… лет так тысячу назад.
Я и сам в годы своей молодой жизни был далеко не подарком – мои родители только и гадали, сколько можно дать за меня и какие можно подвиги приписать, чтобы до меня снизошла хоть какая-нибудь девица царских кровей. Красотой я никогда не отличался, поэтому мои портреты возвращались сразу же после смотрин. Я был тем «пугалом», за которого обещали выдать замуж, если принцессы не будут себя хорошо вести.
Моя жена оказалась моей первой женщиной. Только, к моему разочарованию, она была настолько же глупой, насколько красивой. А красота была неотделима от нее. На любом приеме она выглядела яркой бабочкой, которая порхала от одного гостя к другому. Но, несмотря на то что у нас не было ни одной темы для разговора, она оказалась чудесной женой. Да и мне нужно было с ней заниматься не наукой, а более… плотскими вещами.
Со временем я смог ее полюбить, хотя каждый раз, когда она открывала рот, я ощущал прилив раздражения. В особенности я терпеть не мог ее просьбы – с ее заморским акцентом, где-то растягивая слова, а где-то проглатывая окончания. И в итоге получалась каша. Смекнув, она стала больше молчать и дольше держать меня за руку, успокаивающее поглаживая меня по ладони. Все свои желания она передавала через прислугу.
И даже после этого она проскальзывала ко мне в постель каждую ночь и делала меня чуточку счастливее. По крайней мере, мне так казалось.
После восхождения на престол власть одурманила меня. На балах я был излюблен женщинами, любой муж выказывал мне уважение, и любые запреты стали были для меня лишь словами.
Подобие семейного счастья длилось около двух лет – этого хватило, чтобы моя жена родила мне сына, который был больше не похож на меня, ежели похож. Но, увидев своего внука, моя матушка лишь всплеснула руками: «Вылитый Емельянушка, посмотрите на его нос». Точнее, шнобель. Это было единственное, что намекало хоть на какое-то родство со мной.
И хоть ребенок вышел светловолосы и темноглазым, ни у кого не возникло даже мысли, что моя жена могла мне изменить. То ли все были уверены в ее верности, то ли все знали, что она была слишком глупа для того, чтобы скрыть своего любовника.
Несмотря на рождение сына, я был занят все дни. В тот момент я был давно влюблен в другую женщину, что и положило начало моему проклятью.
Впервые я встретил женщину настолько обворожительную и умную. Она не была красавицей – нет, но держалась подобно царице, а речь ее была мелодична и ясна. И вместо того, чтобы испугаться такой женщины, я потянулся к ней, не зная ни ее происхождения, ни даже того, как она попала на тот злосчастный прием. Я довольствовался прекрасным именем «Марья», которое поразило меня в самое сердце.
Через три дня после нашей встрече я сделал ее своей фавориткой. Дал ей слуг, титул, имение и право голоса на совете. И не успел оглянуться, как я начал рассказывать ей все – все мои тайны, мои чувства, планы. Я ходил к ней советоваться. Падал на колени, прижимался лицом к ее рукам и слушал ее убаюкивающий голос. И делал так, как она скажет.
Емельян Счастливый – так меня прозвали за справедливое правление и частые пиры, не зная, что происходит в моем дворце. После первого года моего правление грянул переворот.
Мою жену травили всем, чем только можно было, а я метался по замку, не зная, что мне делать. Массовая казнь не помогала – новый слуга казался мне таким же предателем, как и прежние. Царица не могла подняться с постели, прижимая к груди нашего ребенка, который пил отравленное молоко и с каждым днем становилась лишь худее и худее. Даже когда он заснул навсегда, моя жена и не думала отпустить его покрытое язвами тело, укачивая и напевая ему колыбельные.
Через два дня она ушла вслед за ним.
Убитый горем, я узнал из доносов, что за всем стояла Марья – та, кому я поклонялся. Она была последняя, на кого я мог подумать – я считал ее своим спасением от той жизни, которая была мне так противна.
Тем же днем я решил отомстить. Не столько за себя или перевороты – сам по себе я был ужасным царем и плохо понимал, что хочет народ. Если бы не Марья, меня бы свергли в первый же год правления. Но моя жена и ребенок, которого я ни разу не держал на руках, были ни при чем.
Как сейчас помню, я сидел в тронном зале, убитый горем. Я не ел два дня, и мой желудок регулярно выворачивало вином – отравить его, не сорвав печать, было труднее всего.
Я ждал, когда Марья войдет в тронный зал и легкими шагами подойдет ко мне, чтобы занять место за моей спиной. Как она всегда это делала.
Она прибыла через час. Положив прохладную ладонь мне на плечо, она прошептала:
- Я сожалею о твоей жене.
- Раздели со мной этот кубок.
Она улыбнулась и приняла бокал. Ее губы тут же стали красноватыми, и я прижался носом к ее щеке, в последний раз вдохнув аромат ее духов. Мои руки сами нашли ее шею – тонкую и бедную – и сдавили из последних сил, которые у меня только оставались.
Лицо Марьи побледнело, она удивленно посмотрела на меня, даже не сопротивляясь. Каждый раз, стоит мне закрыть глаза, я вижу, как ее губы расползаются в жуткой улыбке, снисходительной и ласковой.
«Она не умрет, она не умирает» - мысли вертелись в моей голове, словно пчелиный рой в улье, и я зажмурился. – «Я никогда не убивал сам, я не смогу ее убить!»
Когда я набрался смелости посмотреть на ее лицо, Марья была уже мертва. Ее глаза смотрели на меня, а пугающая улыбка и не думала сходить с губ.
Я смутно помню, что я делал дальше. Возможно, пил до тех пор, пока не потерял сознание, либо в рассудке пытался покончить с жизнью, глотнув из пузырька с ядом. Но могу сказать точно – умер я в подвале, облокотившись спиной о бочку.
Слава царю Емельяну.
Словно в тумане, я шел по темному лесу, в котором ночь и день сменялись, не успев задержаться ни на минуту. Увязая в болотах и застревая в зарослях, я шел вперед, потеряв свет времени. И в конце пути меня ждали черные врата, окутанные лозами виноградами. Рядом с ними стояла Марья.
- Емельян, - позвала она, и я, склонив голову, подошел к ней. – Ты посмел убить меня.
И я впервые услышал ее смех, похожий на звон колокольчика.
- Такое впервые случается за мою долгую жизнь, - призналась она, проведя холодной ладонью по моей щеке. – Ты убил единственную, кто любил тебя.
- Я любил лишь свою жену. А ты убила ее.
- Ты сам веришь в то, что говоришь? – Марья коснулась губами моей щеки. – Ее время пришло, как и твое. Не так Смерть вольна, как о ней сказывают. Я делаю лишь то, что велит мне Судьба.
Смерть замолчала, ожидая от меня хоть какого-либо ответа, но я не мог произнести и слова.
- А ты так и не понял, Емеля, моего замысла. Не оценил. Если бы ты безоговорочно принял мой дар, я бы сделала тебя царем Нави. Ты бы правил вечно, был бы юн и богат. Но ты даже и не хотел рассмотреть дары, которые я преподнесла к твоим ногам.
- Я не хочу, - честно признался я.
- Коль не хочешь, - голос Марьи стал холодным, - то оставлю тебя живым. Оставлю тебя живым до тех пор, пока сам не взмолишься. Моли, Кощей, моли.
«Кощей» - удивился я тогда и… очнулся в подвале, который полностью заполнил дым.
Дальше история известна всем. Как гласили сказки: и вышел из дворца черт пылающий, взмахнул плащом и окатил окружающих пламенем синим. Неведающие и знать не могли, что перед ними стоит не кто иной, как Кощей Бессмертный.
О том, что меня обстреляли камнями и обтыкали вилами, не было ни слова. Через пять минут мой хладный труп волокли к лесу, где и бросили, чтобы лесные звери полакомились. Когда я пришел в себя, солнце было высоко, а ворона, которая пыталась выклевать мой глаз, впорхнула в небо с таким карканьем, будто ее лисица за хвост оттаскала.
Мой дворец темнел вдали, и я долго сидел у деревьев, смутно понимая, что прежняя жизнь кончена. Возвращаться я не рисковал, да и не было смысла – меня там уже ничего не держало.
Через несколько дней Яга нашла меня около болота, спутав с трупом. Это была прабабушка нынешней Яги, которая еще ведала дикую магию. Покряхтев и осмотрев меня со всех сторон, она приветливо ухмыльнулась, продемонстрировав мне клыки, которым позавидовал бы любой людоед.
- Сколько я видывала на свете, а черта лысого впервые вижу. Дошли хоть те, которые я к тебе посылала?
Неожиданно для себя, я рассмеялся и сказал, что с чертями родства не имею и вообще заблудился.
- Ну, коль заблудился, то пойдем чай пить, лысик. Посмотрю, какой ты под слоем сажи такой есть.
Ванька толкнул меня в плечо, и я помотал головой, сгоняя с себя сон. Угораздило меня задремать в седле. Повезло еще, что не свалился.
- Кощей, - Иван уткнулся носом в мой воротник. – Тут какой-то дом недалеко. Зайдем, может быть?
- Нечего делать нам в доме стервятника, - фыркнул Волк, высунув из клыкастой пасти язык. – Скажи, чтобы не клевал, иначе сожру.
- Какого стервятника? – зевнул я, продирая глаза. – Все птицы лишь мертвечину клюют…
- Кощеюшка! – черная тень тут же сбила меня с седла, не дав мне договорить.
Царевич чудом удержался, вцепившись пальцами в гриву Князя. Я же заорал благим матом. Частично от удивления, частично из-за боли – одна из торчащих коряг проткнула мне грудь.
- Кощеюшка, - Карл прильнул ко мне, осыпая лицо поцелуями. – Родненький мой. Это ты. Здоровенький. Добренький. Миленький.
- Довольно сомнительных комплиментов, - выдавил я, ощущая на себе ревнивый взгляд Ивана.
Он даже кашлянул в кулак, чтобы привлечь к себе его внимание, но Карыч уже зажал мое лицо ладоней, с нежностью расцеловывая мой нос.
Сплюнув кровь, я оттолкнул Карла от себя и попытался встать. К несчастью, коряга попалась мне извилистая – так просто с нее не встать. Да еще и легкие задеты, судя по тому, что дышать стало в разы труднее.
- А ты что тут делаешь? Опять что надо? – внезапно взвился Карыч, тут же позабыв обо мне.
К моему удивлению, обращался он… к Серому.
- Ничего не надо. Не от тебя так точно, - прорычал он и зевнул, почесал лапой за ухом. – За хвост зачтемся. Потом.
- Еще как сочтемся, - мрачно проворчал Карл и снова обнял меня, игнорируя все мои попытки подняться.
- Ты меня душишь, идиот, - прошипел я.
- А я впервые вижу светлого Кар Карыча. Ты белая ворона что ли? Ты странный какой-то, - произнес Федька, с интересом уставившись на одного из Воронов.
- Ну, белая, что с этого? – помрачнел Карл. – Неужели я хуже других Воронов лишь потому, что я белый?
- Потому что ты непутевый, - вставил Волк. – Кар Карыч не даром говорил, что ты еще опозоришь его седую голову.
- Дедушка и не так шутит, - Карл наконец-то поднялся на ноги и дернул меня за плечо к себе.
Секундная боль, и стало намного легче дышать. Однако слова благодарности так и застыли у меня в горле, стоило мне вспомнить про молчащего царевича.
- Вы закончили? – спросил он, сверля меня взглядом.
- Ты бы был благодарен своему спасителю! – Карыч выпятил грудь.
- Не помню, чтобы меня спасали всякие размалеванные как девицы вороны. Кощей, кто он вообще тебе?
- Друг старый, кто же еще.
- Настолько старый?
- Очень старый, - улыбнулся Карл, положив голову мне на плечо.
- Приятно познакомиться. А я его жених, так что руки убери.
Мне осталось лишь закрыть лицо ладонью, чувствуя себе девицей на выданье. Выдумать ситуацию глупее я бы не смог – воображения не хватило бы.
Понятия не умею, какого эффекта хотел добиться Иван, но реакцию Карла он явно не предугадал. Ворон сел на землю, смотря на царевича обалдевшим взглядом, и… расхохотался. Смеялся он долго и заливисто, пытаясь из себя выдавить что-то членораздельное, и успокоиться смог лишь спустя четверть часа.
- Т-ты? Кощей, ну ты и шутник. Неужели все царевны закончились, раз ты на царевичей перешел?
- У нас любовь, - важно заявил Ванька.
- Любовь, - лицо Карла на мгновение стало серьезным, и Ворон снова заржал, схватившись за живот.
Хоть Ванька сначала отказался от предложения остаться на ночь, он быстро передумал, стоило Карлу заикнуться о бане. Весь остаток пути царевич так и светился молчаливой благодарностью. Как-никак желание помыться было куда сильнее ревности.
Послав Волка и Федьку на реку, Иван закрылся в парилке, где с час изводил на себя три бочки воды.
От бани я отказался. Не то, чтобы я не хотел с себя смыть дорожную пыль, просто шумная компания за неделю успела меня утомить.
- Кощей, - правда, я совсем забыл о Карле, который прилип ко мне как банный лист. Может, он и не кидался на меня, как Ванька, но его твердолобости любой смог бы позавидовать. Мне ли не знать.
Карыч смотрел на меня из-под ресниц, соблазнительно улыбаясь, отчего меня кидало в дрожь, а глаза сами искали дверь, выявляя самый легкий путь к бегству.
- Кощей, как же тебя занесло с царевичем? – ревниво проворчал Ворон. - Знал же, что с кем-то из царской крови едешь, но я думал, что у вас там все, как полагается. Слушай, а может он тебя силой держит? Али золотом?
- Волк попросил с ним понянчиться. А там уже много случилось. Зелье. Жар. Теперь ты. Я уже начинаю думать, что меня прокляли.
- Только не говори, что тебя эта мысль только сейчас посетила? Не представляю, что может быть хуже того проклятья, которым тебя одарила Марья. Уж Воронам ли не знать.
- Конечно, вы же слуги Марьи.
- Мы служим Жизни, если ты не забыл. И Судьбе. Даже даем советы неокрепшим умам, как прожить годочков эдак на двадцать дольше. Например, не ходить на всяких Горынычей – земля ему пухом – и Кощеев Бессмертных не трогать по пустякам. Ну украл девицу, и черт бы с ней. Девиц много, а двадцать годочков на дороге не валяются.
- Давненько я никого не убивал, - вздохнул я мечтательно, припоминая славные года. И ведь ни один царевич не приходил за Кощеем, только за девицами. Тогда и трава была куда зеленее.
- Заливайся мне тут соловьем, заливайся. Или тебе память отшибло за три дня? Кто в Решетцах разбуянился, чуть ли в меня не попал? Так стариной тряс, что я уже забеспокоился, вдруг отвалится, - Карл сощурил глаза. – Или красовался перед своим женишком?
- Что? – не понял я. – Что за Решетцы?
- Да так. Всего лишь поселок, от которого после тебя даже камня на камне не осталось. Где только такую свиту достал – на них посмотреть страшно. Лица серьезные, все с саблями и пиками. Сам же стоял среди них, приказы отдавал. Давно я не видел тебя таким, Кощеюшка. Бойкий, веселый, глаза горят. Уж подумал, с новой девицей связался и про Елену забыл. А ты не с девицей…
Я потер виски. Конечно, я не помню, что было в Ясную ночь, но отчего-то мне думается, что за несколько часов я не успел бы собрать армию и разгромить Решетцы, которые находились у черта на куличиках.
- Сколько от Жара от деревеньки?
- Ну, дня три пешком, с день на лошади, - прикинул Карл.
- А когда я буйствовал?
- Дня три назад, - Карыч посмотрел на меня, как на блаженного.
- Ну и подумай, как я мог быть в Решетцах, если в Ясную я был с Жаром.
Карл наморщил лоб.
- Получается никак, - пожал он плечами. – Но я тебя ни с кем не спутал бы. Стало быть, это новый Кощей?
- Не думаю. Сам знаешь, у Марьи губа не дура. Если бы и был новый Кощей, то царь. И мы бы об этом узнали первые. Слухи быстро распространяются, особенно среди нечисти.
- Тогда что же это за Кощей, о котором мы ничего не слышали, но который есть? Что-то мне думается, что ты меня пытаешься за нос водить.
- Мне все равно, - вздохнул я, разминая уставшие плечи. – Просто интересно, откуда же такой появился. Впрочем, я не против. Пусть крушит и сжигает деревни. Когда-нибудь он умрет, а Решетцы повесят на меня.
- Вижу, ты прямо все продумал. Тебе лишь бы отдохнуть, а кто злодеяниями будет заниматься? Я ведь не такого полюбил, а сильного, смелого и красивого царя.
- Простите, вы обознались.
- Ты же практически царь нежити. Да если бы ты захотел, ты бы мог все! Даже царство свое воссоздать! Людьми повелевать! Неужели тебе настолько лениво просто взять себя в руки и перестать расклеиваться из-за одной девахи? Ты таких с тысячу сгубил! А что ты с молодцами делал? Ты выходил с ними на бой, ты сражался с ними, показывал себя. Теперь же ты их отпускаешь. Ты хоть знаешь, что они наговаривают на тебя? Что они себе приписывают?
- Карл, вот ты же не дурак, а глупости какие говоришь, - устало вздохнул я. – Пойду я к Ивану, вдруг он исхитрился утопиться в бочке.
Карыч обижено засопел, наблюдая, как я встаю и уже иду к выходу.
- Извини. Кощеюшка, извини, мой хорошенький. Я наговорил сколько, а ты! А ты… Извини, извини, извини, - стоило мне взяться за ручку, как Карл, перемахнув стол, вцепился в меня.
Следом пошли поцелуи, от которых я старательно увертывался, пока не услышал, как кто-то за моей спиной кашлянул в кулак.
Весь оставшийся вечер Ванька молчал, пытаясь просверлить взглядом во мне дыру. Была бы его воля, к ночи я бы напоминал решето. Говорить с царевичем я уже не пытался – он либо отворачивался, либо громко начинал напевать народные песни, порой даже неприличного содержания.
Я был готов лечь на полу, но Иван тут же переложил подушку и одеяло к себе на кровать, после чего демонстративно отвернулся к стене.
Когда взошла луна, блекло осветив комнату, за окном заголосил Федька. Пел он так, будто в детстве все медведи Тридесятого Государства собрались в одном лесу, чтобы дружно поскакать на ушах сына Яги.
Выйду ль я на реченьку,
Посмотрю ль на быструю,
Не увижу ль я милого,
Сердечного, дорогого.
Мы сойдемся – поклонимся,
Посидим – повеселимся,
Мы домой пойдем – простимся:
«Прощай, яхонт дорогой,
Не расстался бы с тобой!»
Виноград ты мой зеленый,
Без ума ты меня сделал!
Мне сказали про милого,
Милый не жив, не здоров,
Милый не жив, не здоров,
Будто без вести пропал!
Дальше завыл Волк – то ли подпеть пытался, то ли заткнуть.
Ванька пошевелился у меня под боком и наконец-то сподобился обратить на меня внимание.
- Ты не говорил мне, что у тебя кто-то был, - проворчал он.
Я задумчиво поскреб подбородок.
- Иван, мне уже тысяча лет. Я был женат. Часто изменял своей жене. И даже после того, как стал бессмертным, девиц я посещал исправно почти каждый год…
Под взглядом царевича, я решил не продолжать.
- Конечно, я знал, что у тебя кто-то был. Но я думал, что они, - Иван всплеснул руками, - ну хотя бы умерли или состарились настолько, что не вызовут у тебя уже никакого желания.
- И Карл не вызывает у меня никакого желания, - признался я. – Какое-то время я за ним присматривал, и он начал ко мне приставать. Я даже не знаю, как мне от него отделаться. Он прямо как…
- Прямо как я?
- Ну, почти. У тебя случай запущенней будет.
- Понятно, - спокойно произнес Ванька и снова повернулся к стене. – А ты, бедный, терпишь. То мои приставания, то его. Никто не подумал же о тебе, несчастном. Даже представить страшно, как же ты переносишь все эти страдания. Спокойной ночи не желаю. Пусть тебя клопы загрызут насмерть.
Треснуть бы его чем потяжелее по башке, чтобы там хоть одна мысль появилась для приличия. Ванька обижено сопел, но обиды пытался не показывать.
- И как же мне доказать, что я так не думаю? – сдался я. Наверняка же попросит что-то вроде моей короны, на которую он с первого дня глаз положил. Да только придется аж до конюшни идти – Волк настоял, чтобы я не сверкал ею лишний раз. Иначе все отчего-то думают, что я один из блаженных, которых родители в детстве постоянно роняли.
- Поцелуй меня, - неожиданно оборвал мои мысли Иван.
- Другие варианты?
- Докажи, что ты и правда меня любишь. Либо поцелуй, либо то, не знаю чего.
- Иван.
- На нет суда нет.
Я, вздохнув и переборов себя, коснулся губами шеи царевича. Ванька пытался закрыться плечом, но я лишь плотнее прижался к его спине. Мазнув губами за ухом, я сам не заметил как успел пробраться руками под его рубашку. Кожа у Ивана была бархатная, приятная на ощупь – небось он на себя извел все масла, которые Карыч только держал в бане.
Я вдохнул запах его волос и был готов продолжить, как Ванька шустро вывернулся из моих объятий.
- Стой. Стой, верю. Хватит только.
Улыбнувшись, я чмокнул царевича в лоб.
- Спокойной ночи, - буркнул он, уходя головой под одеяло.
Потянувшись, я усмехнулся.
Жмурясь, я глянул на небо. Хорошая погода, добрая. Солнце яркое, небо голубое. Я бы еще птичье пение приписал, но в лесу лишь эхом отдавалось замогильное карканье – видимо родня Карла решила поживиться отдавшим душу Марье. В общем, ничего не предвещало беды.
Карл хмуро наблюдал за тем, как мы грузим вещи на Князя. Его взгляд скользил то по мне, то по Ваньке, с которым он успел разругаться утром – все сравнивали, кому больше досталось внимания, и кто дальше зашел. В споре выиграл Ванька, который не упустил случая упомянуть о ночном разговоре, извратив все, что только можно было.
- Да не переживай, не трону я твоего Кощея, - лениво протянул Карыч. – Ну уж нет. Мне легче подождать, когда ты умрешь. Мы, вороны, живем на порядок больше людей. Моему деду в этом году семьсот сорок исполнится.
- Не обольщайся. После меня он в твою сторону даже не глянет, - проворчал Иван, закрепляя ремни на сумках.
- Только если ты ему глаза выколешь, сладкий.
- Надо будет – выколю, - мрачно произнес царевич, достав из кармана нож и озорно подмигнув.
- А что с Ягой? – я поспешно отвернулся от Ваньки, пытаясь сменить тему разговора.
- Пробовал я связаться с Ягой, – фыркнул Карл. – Ни ответа, ни привета. Конечно, может быть магнитные бури или еще что неведомое, но что-то мне говорит, что не к добру это. Постарайся быть осторожнее.
- Тогда спасибо хотя бы за ночлег. И за баню.
- Спасибо за то, что зашел ко мне, когда Иван заснул, - подмигнул мне Карыч, хитро ухмыльнувшись.
Ванька не произнес ни слова, практически не глядя вогнал вилку мне в руку.
- Не ходил я к нему, - зашипел я. – Не ходил. Иван.
- А ты докажи, - холодно произнес царевич. – И я не шутил. Выколю.
Ключевники за четверть века из глухой деревеньки развернуться городом. Некогда дырявый забор, поставленный скорее для приличия, нежели для защиты, сменился высокой стеной из белого камня. Правда, большим городом Ключевникам так и не суждено было стать – всю эту красоту можно было окинуть взглядом еще из леса.
Ворота охраняли стражники с таким бледным видом, что даже Ванька разжалобился и толкнул меня в бок, мол, кинь хотя бы медную им. Но я был неумолим.
Город был полон жителей – они толпились у повозок с деревянными прилавками. Люди веселились, кто-то гулял с яблоками в карамели, кто-то громко возмущался, вертя в руках эдакую диковинку, надеясь сбить цену.
- Помидоры! Свежие, только сорвала с грядки! Берите, дармоеды, берите! От сердца отрываю! – кричала бабушка, размахивая огурцами. – Берите, берите!
- Не бери у нее помидор, мой помидор красивый, ханом клянусь! Ты на нем еще женишься!
- Бусы! Дешевые бусы из камней! Почти даром!
Я слез с Князя, осматриваясь по сторонам. Никто на нас не смотрел, все были поглощены базаром и руганью друг с другом.
- Возьмем хлеба и пойдем дальше? – предложил мне Иван.
- Милок, милок! Посмотри какие… Ба-а-атюшки, смотрите, это же царевич, - вскликнула бабка, от удивления уронив огурец.
На базаре тут же стало подозрительно тихо, на нас обратились сразу несколько десятков глаз.
- И правда, царевич. Бабка впервые за пятьдесят лет не соврала. Как и обещали! - протянул мужик, сдвинув шапку на лоб.
- Прямо как на бумаге! – поддержали его.
- А сколько уплочено? – шепотом поинтересовался кто-то.
- Да сто золотых! Царь сказал, что сам в руки отдаст за царевича-то.
- А за мертвых нынче не платят? – сощурилась бабка. – В наше время все одно было. Вишь придумали что.
- Пропали наши головы за боярами голыми. Попались, - вздохнул Федька.
Ванька поежился и вцепился в гриву Князя. Волк зарычал, оскалив клыки, но на него не обратили ни малейшего внимания.
- Так чего стоим? Поймать нечисть!
- Вяжи их!
Ворота за нашими спинами закрылись.
Надо было все-таки кинуть страже хотя бы медную.
- И чего погнались, - проворчал Ванька, осторожно выглядывая в окно.
Стоило нам оторвался от толпы, как мы тут же сделали круг и нырнули в заброшенный дом, еле-еле затолкав сопротивляющегося Князя в дверной проем. Толпа, пробежав мимо дома раза два, со стоном разбредалась по домам. Видимо, каждый практически почувствовал в своих руках сто золотых.
- И правда, чего погнались, - я протянул царевичу листовку, где был нарисован его портрет. – Я и зачитать могу. Младший сын царя нынешнего – Берендея Тихоныча – пал жертвой богомерзких сил темных. Посему царский указ – поймать иль упокоить за плату в сто золотых. За хладное тело будет дано меньше ровно в десять золотых.
Ванька шумно сглотнул, вцепившись в створку так, что даже костяшки побледнели.
- По мне, предложение весьма заманчивое. Тебя поймать иль упокоить?
- Не смешно. Неужели отец смог такое написать? Я же… любимый сын! Любимый! – царевич топнул ногой.
- Не скажу, что удивлен. Как помню, Берендей всегда любил лишь себя. Он тебе рассказывал, как он добился трона, хотя сам был самым младшим? - поинтересовался я. – Мол, случилось несчастье, он хотел отречься от престола, но народ сам просил его возглавить их? Нет, Иван. Твой отец собственноручно каждого убил. Видимо, он решил, что яблочко от яблони недалеко падает, и решил сразу от тебя избавиться. А то вдруг ты не будешь дожидаться времен, когда он сам отдаст тебе.
Волк ощутимо толкнул меня в бок и за шиворот утянул в сторону.
- Не прав ты. Не мог, - сердито прорычал он. – В Ваньке он души не чаял. Думается мне, что кто-то другой недалеко упал от яблони.
- И все равно итог один: во дворец его уже не вер… - я осекся на полуслове, недоверчиво посмотрев на Серого. – Ты знал! Ты знал же про это, да?
- Не кричи, Ванька услышит, - Волк зажал мне рот ладонью, гневно сверкнув глазами.
- Ты знал, что его собираются убить? – прошипел я ему в руку. – Он же сказал, что сбежал!
- Он и думает, что сбежал. Он не помнит, что случилось.
- То есть?
- Были слухи, что планируется переворот. Я не знал, кто именно хочет свергнуть Берендея, поэтому оставлял Ивана лишь с семьей. В один день я нашел его убитым в роще.
- И кто его убил?
- Братья. Хотя, сам понимаешь, Ванька ничем не угрожал никому из них – он никогда бы не стал царем. И никогда этого не хотел.
Взгляд Волка потемнел.
- Я поймал Ворона. То есть Карла. Заставил его принести живой и мертвой воды.
- Подожди, - фыркнул я. – Подожди-подожди. Ты освободился от всех пут, которые связывали тебя с той родственной ветвью и… И все равно оживил. Уж не подводит ли меня слух?
- Мы сейчас не связаны с ним. Но он не должен был умереть от их рук.
- И поэтому сказал ему, что он решил убежать из дома, и подговорил украсть у меня яблоки?
- Это он уже сам. Здесь тебя поймала своя же жадность. А листовка, видимо, для того, чтобы наверняка Ивана убили.
- И никого из них не удивило, что Иван лишился золотых кудрей? Они сказали «как и обещали».
- Либо догадались, либо они нас поджидали.
Я потер виски. Единственным, кто знал, что мы идем в Ключевники, был Карл. Но он бы никогда подобного не сделал – Вороны по природе ленивые, да ему и правда легче подождать смерти Ивана.
- В такие моменты я ощущаю себя старым, - пожаловался я. – Слишком много событий за одну неделю.
- Я тут пирожки успел захватить, пока мы удирали, - Федька бросил сумку на стол, подняв столб пыли. – Приглашаю к столу.
Мы аж подскочили от неожиданности, когда дверь со скрипом отворилась. Схватившись за первое попавшееся, мы были готовы отбиваться, но наш противник оказался шести годов от роду. Увидев нас, он тут же попятился назад.
- Я… я знаю, кто вы! – выпилил он, вытаскивая что-то из-за пояса. – И я не боюсь. У меня есть это!
Я прищурился, пытаясь разглядеть, что же у него в руке. Игла. Самая обыкновенная старая игла, правда, размеров чуть больше обычных. Конечно, я слышал, что люди говорят, что моя смерть наступит, стоит разломать иглу. Стоит, наверное, поразиться, как в этом государстве вообще иглы остались. Надо будет сказать Яге, чтобы она в своих рассказах эту иглу хоть прятала куда.
- Вы маму убили! Папу убили! Сестренку убили! Жучку убили!
- И ты решил пойти за ними, дабы наконец-то воссоединиться со своей семьей, - аж прослезился Федька. – Обожаю счастливые концы.
Даже Князь клыкасто усмехнулся.
Мальчишка грозно показал мне иглу. Видимо, на случай, если я не углядел ее устрашающие свойства с первого раза.
- Что мы такого сделали? Мы платили тебе дань, и ты никого не трогал. Мы платили, платили, все золото отдавали, а ты сжег все с армией своей проклятой. Говори, супостат, слова последние. Смерть ждет тебя.
Волк с Ванькой кинули на меня удивленные взгляды, и я поднял руки, показывая, что не причастен ни к какой дани и вообще не понимаю, о чем речь ведется. Да и брал я девицами, золото у крестьян обычно поддельное – пока проверишь, успеешь каждого селянина проклясть.
- Думаешь, пора наконец-то задуматься, что это за Кощей новый объявился? – зевнул Федька.
- Думаю, откуда он армию достал. Ее же так просто не соберешь, чтобы никто не прознал. Слухи среди нежити быстрее распространяются, чем среди людей, - вздохнул я.
- Твоя правда. Не сидится вам, Кощеям.
Про мальчишку мы все забыли, и тот терпеливо дождался, пока мы закончим свой разговор.
- Ну не мог же он, - я внезапно припомнил слова Яги.
- Как далеко тут гора Авдорья? – поинтересовался я.
- Кощей. Только не говори мне, что не отнес обратно змеиные зубы.
- Змеиные зубы? – не понял Иван.
- Они самые. Стоит их в землю бросить, как появляются молодцы-богатыри, которые беспрекословно исполняют все, что им не скажешь. Вернее их не сыскать на белом свете.
Мы замолчали.
- Да, я не отнес. Наложил заклинание для отвода глаз. Но я же думал, что вернусь. А там узнал, что Елена умерла и…
- И зная твою магию, ее максимум на пару часов хватило.
- Да. Видимо, кто-то нашел.
Мы замолчали.
- Значит, ждем заката и быстрее к Яге. До нее осталось несколько часов ходьбы.
- Не пройдешь! Убью! – решил наконец-то вставить слово мальчишка, у которого практически тут же громко заурчало в животе.
- Садись, поешь. На пустой желудок супостаты плохо убиваются, - я освободил ему место и кинул черствый пряник Князю. Выдвинув клыки, он поймал пряник и с хрустом его прожевал.
Что-то подсказывало мне, что мы все ближе к беде.
Автор – king_marionette
Бета - qyj
Пейринг – Кощей Бессмертный/Иван-Царевич
Рэйтинг – PG-13
Жанр - Фэнтези, POV
Размер –
Статус - заморожен
читать на фикбуке
5 5.
На третий день нашего путешествия Ванька, который все еще пытался строить из себя героя, сдался и заныл. Стонал он жалобно, громко и преимущественно мне в ухо, дабы я не пропустил ни одного слова. Из его всхлипов я смог разобрать лишь то, что он хочет поесть, помыться, поспать на чем-нибудь помягче земли, и что он успел стереть в кровь весь зад. Видимо, последнее, на его взгляд, должно было мне показаться самым весомым.
Остановиться пришлось бы и так – три дня пути обернулись тяжелыми даже неунывающему Федьке. Он пыхтел, хрипел и порой не сдерживал ругательства, когда Волк скачками догонял нас, но не жаловался – гордый.
Что касается Серого, то тот либо решил снова хранить молчание, либо в волчьей форме было сложно разговаривать. К слову, плешивым он не оказался. Мы как только его морду ни крутили, как его только по траве ни катали, кроме репейника ничего так и не нашли.
Да и мне было нелегко – обожженная рука, которая почти обуглилась после того, как я кинул молнией в Горыныча, не давала мне покоя. Как не умел обращаться с магией, так и не умею.
Теперь даже не знаю, сколько пройдет времени перед тем, как ладонь примет прежний вид.
Чем-то это путешествие напомнило мне то, что было двадцать лет назад. Только вместо прекрасной девицы, которая должна была стать моей женой (впрочем, кого я обманываю), сидел Иван. И как назло, именно он был в меня влюблен, а не Елена.
Ощущал я себя гадко. По одной простой причине – я слишком часто ловил себя на мысли, что при немного иных обстоятельствах в прошлом Ванька мог бы легко оказаться моим сыном. Были бы у него не светлые кудри, ныне окрашенные в смоляной цвет, а вороные от рождения. Нос пошел бы в меня – вышел бы острым, да и глаза оказались бы голубыми и не такими большими.
Да и чего скрывать – прав был Жар, царевич и правда смог бы сойти за меня… лет так тысячу назад.
Я и сам в годы своей молодой жизни был далеко не подарком – мои родители только и гадали, сколько можно дать за меня и какие можно подвиги приписать, чтобы до меня снизошла хоть какая-нибудь девица царских кровей. Красотой я никогда не отличался, поэтому мои портреты возвращались сразу же после смотрин. Я был тем «пугалом», за которого обещали выдать замуж, если принцессы не будут себя хорошо вести.
Моя жена оказалась моей первой женщиной. Только, к моему разочарованию, она была настолько же глупой, насколько красивой. А красота была неотделима от нее. На любом приеме она выглядела яркой бабочкой, которая порхала от одного гостя к другому. Но, несмотря на то что у нас не было ни одной темы для разговора, она оказалась чудесной женой. Да и мне нужно было с ней заниматься не наукой, а более… плотскими вещами.
Со временем я смог ее полюбить, хотя каждый раз, когда она открывала рот, я ощущал прилив раздражения. В особенности я терпеть не мог ее просьбы – с ее заморским акцентом, где-то растягивая слова, а где-то проглатывая окончания. И в итоге получалась каша. Смекнув, она стала больше молчать и дольше держать меня за руку, успокаивающее поглаживая меня по ладони. Все свои желания она передавала через прислугу.
И даже после этого она проскальзывала ко мне в постель каждую ночь и делала меня чуточку счастливее. По крайней мере, мне так казалось.
После восхождения на престол власть одурманила меня. На балах я был излюблен женщинами, любой муж выказывал мне уважение, и любые запреты стали были для меня лишь словами.
Подобие семейного счастья длилось около двух лет – этого хватило, чтобы моя жена родила мне сына, который был больше не похож на меня, ежели похож. Но, увидев своего внука, моя матушка лишь всплеснула руками: «Вылитый Емельянушка, посмотрите на его нос». Точнее, шнобель. Это было единственное, что намекало хоть на какое-то родство со мной.
И хоть ребенок вышел светловолосы и темноглазым, ни у кого не возникло даже мысли, что моя жена могла мне изменить. То ли все были уверены в ее верности, то ли все знали, что она была слишком глупа для того, чтобы скрыть своего любовника.
Несмотря на рождение сына, я был занят все дни. В тот момент я был давно влюблен в другую женщину, что и положило начало моему проклятью.
Впервые я встретил женщину настолько обворожительную и умную. Она не была красавицей – нет, но держалась подобно царице, а речь ее была мелодична и ясна. И вместо того, чтобы испугаться такой женщины, я потянулся к ней, не зная ни ее происхождения, ни даже того, как она попала на тот злосчастный прием. Я довольствовался прекрасным именем «Марья», которое поразило меня в самое сердце.
Через три дня после нашей встрече я сделал ее своей фавориткой. Дал ей слуг, титул, имение и право голоса на совете. И не успел оглянуться, как я начал рассказывать ей все – все мои тайны, мои чувства, планы. Я ходил к ней советоваться. Падал на колени, прижимался лицом к ее рукам и слушал ее убаюкивающий голос. И делал так, как она скажет.
Емельян Счастливый – так меня прозвали за справедливое правление и частые пиры, не зная, что происходит в моем дворце. После первого года моего правление грянул переворот.
Мою жену травили всем, чем только можно было, а я метался по замку, не зная, что мне делать. Массовая казнь не помогала – новый слуга казался мне таким же предателем, как и прежние. Царица не могла подняться с постели, прижимая к груди нашего ребенка, который пил отравленное молоко и с каждым днем становилась лишь худее и худее. Даже когда он заснул навсегда, моя жена и не думала отпустить его покрытое язвами тело, укачивая и напевая ему колыбельные.
Через два дня она ушла вслед за ним.
Убитый горем, я узнал из доносов, что за всем стояла Марья – та, кому я поклонялся. Она была последняя, на кого я мог подумать – я считал ее своим спасением от той жизни, которая была мне так противна.
Тем же днем я решил отомстить. Не столько за себя или перевороты – сам по себе я был ужасным царем и плохо понимал, что хочет народ. Если бы не Марья, меня бы свергли в первый же год правления. Но моя жена и ребенок, которого я ни разу не держал на руках, были ни при чем.
Как сейчас помню, я сидел в тронном зале, убитый горем. Я не ел два дня, и мой желудок регулярно выворачивало вином – отравить его, не сорвав печать, было труднее всего.
Я ждал, когда Марья войдет в тронный зал и легкими шагами подойдет ко мне, чтобы занять место за моей спиной. Как она всегда это делала.
Она прибыла через час. Положив прохладную ладонь мне на плечо, она прошептала:
- Я сожалею о твоей жене.
- Раздели со мной этот кубок.
Она улыбнулась и приняла бокал. Ее губы тут же стали красноватыми, и я прижался носом к ее щеке, в последний раз вдохнув аромат ее духов. Мои руки сами нашли ее шею – тонкую и бедную – и сдавили из последних сил, которые у меня только оставались.
Лицо Марьи побледнело, она удивленно посмотрела на меня, даже не сопротивляясь. Каждый раз, стоит мне закрыть глаза, я вижу, как ее губы расползаются в жуткой улыбке, снисходительной и ласковой.
«Она не умрет, она не умирает» - мысли вертелись в моей голове, словно пчелиный рой в улье, и я зажмурился. – «Я никогда не убивал сам, я не смогу ее убить!»
Когда я набрался смелости посмотреть на ее лицо, Марья была уже мертва. Ее глаза смотрели на меня, а пугающая улыбка и не думала сходить с губ.
Я смутно помню, что я делал дальше. Возможно, пил до тех пор, пока не потерял сознание, либо в рассудке пытался покончить с жизнью, глотнув из пузырька с ядом. Но могу сказать точно – умер я в подвале, облокотившись спиной о бочку.
Слава царю Емельяну.
Словно в тумане, я шел по темному лесу, в котором ночь и день сменялись, не успев задержаться ни на минуту. Увязая в болотах и застревая в зарослях, я шел вперед, потеряв свет времени. И в конце пути меня ждали черные врата, окутанные лозами виноградами. Рядом с ними стояла Марья.
- Емельян, - позвала она, и я, склонив голову, подошел к ней. – Ты посмел убить меня.
И я впервые услышал ее смех, похожий на звон колокольчика.
- Такое впервые случается за мою долгую жизнь, - призналась она, проведя холодной ладонью по моей щеке. – Ты убил единственную, кто любил тебя.
- Я любил лишь свою жену. А ты убила ее.
- Ты сам веришь в то, что говоришь? – Марья коснулась губами моей щеки. – Ее время пришло, как и твое. Не так Смерть вольна, как о ней сказывают. Я делаю лишь то, что велит мне Судьба.
Смерть замолчала, ожидая от меня хоть какого-либо ответа, но я не мог произнести и слова.
- А ты так и не понял, Емеля, моего замысла. Не оценил. Если бы ты безоговорочно принял мой дар, я бы сделала тебя царем Нави. Ты бы правил вечно, был бы юн и богат. Но ты даже и не хотел рассмотреть дары, которые я преподнесла к твоим ногам.
- Я не хочу, - честно признался я.
- Коль не хочешь, - голос Марьи стал холодным, - то оставлю тебя живым. Оставлю тебя живым до тех пор, пока сам не взмолишься. Моли, Кощей, моли.
«Кощей» - удивился я тогда и… очнулся в подвале, который полностью заполнил дым.
Дальше история известна всем. Как гласили сказки: и вышел из дворца черт пылающий, взмахнул плащом и окатил окружающих пламенем синим. Неведающие и знать не могли, что перед ними стоит не кто иной, как Кощей Бессмертный.
О том, что меня обстреляли камнями и обтыкали вилами, не было ни слова. Через пять минут мой хладный труп волокли к лесу, где и бросили, чтобы лесные звери полакомились. Когда я пришел в себя, солнце было высоко, а ворона, которая пыталась выклевать мой глаз, впорхнула в небо с таким карканьем, будто ее лисица за хвост оттаскала.
Мой дворец темнел вдали, и я долго сидел у деревьев, смутно понимая, что прежняя жизнь кончена. Возвращаться я не рисковал, да и не было смысла – меня там уже ничего не держало.
Через несколько дней Яга нашла меня около болота, спутав с трупом. Это была прабабушка нынешней Яги, которая еще ведала дикую магию. Покряхтев и осмотрев меня со всех сторон, она приветливо ухмыльнулась, продемонстрировав мне клыки, которым позавидовал бы любой людоед.
- Сколько я видывала на свете, а черта лысого впервые вижу. Дошли хоть те, которые я к тебе посылала?
Неожиданно для себя, я рассмеялся и сказал, что с чертями родства не имею и вообще заблудился.
- Ну, коль заблудился, то пойдем чай пить, лысик. Посмотрю, какой ты под слоем сажи такой есть.
Ванька толкнул меня в плечо, и я помотал головой, сгоняя с себя сон. Угораздило меня задремать в седле. Повезло еще, что не свалился.
- Кощей, - Иван уткнулся носом в мой воротник. – Тут какой-то дом недалеко. Зайдем, может быть?
- Нечего делать нам в доме стервятника, - фыркнул Волк, высунув из клыкастой пасти язык. – Скажи, чтобы не клевал, иначе сожру.
- Какого стервятника? – зевнул я, продирая глаза. – Все птицы лишь мертвечину клюют…
- Кощеюшка! – черная тень тут же сбила меня с седла, не дав мне договорить.
Царевич чудом удержался, вцепившись пальцами в гриву Князя. Я же заорал благим матом. Частично от удивления, частично из-за боли – одна из торчащих коряг проткнула мне грудь.
- Кощеюшка, - Карл прильнул ко мне, осыпая лицо поцелуями. – Родненький мой. Это ты. Здоровенький. Добренький. Миленький.
- Довольно сомнительных комплиментов, - выдавил я, ощущая на себе ревнивый взгляд Ивана.
Он даже кашлянул в кулак, чтобы привлечь к себе его внимание, но Карыч уже зажал мое лицо ладоней, с нежностью расцеловывая мой нос.
Сплюнув кровь, я оттолкнул Карла от себя и попытался встать. К несчастью, коряга попалась мне извилистая – так просто с нее не встать. Да еще и легкие задеты, судя по тому, что дышать стало в разы труднее.
- А ты что тут делаешь? Опять что надо? – внезапно взвился Карыч, тут же позабыв обо мне.
К моему удивлению, обращался он… к Серому.
- Ничего не надо. Не от тебя так точно, - прорычал он и зевнул, почесал лапой за ухом. – За хвост зачтемся. Потом.
- Еще как сочтемся, - мрачно проворчал Карл и снова обнял меня, игнорируя все мои попытки подняться.
- Ты меня душишь, идиот, - прошипел я.
- А я впервые вижу светлого Кар Карыча. Ты белая ворона что ли? Ты странный какой-то, - произнес Федька, с интересом уставившись на одного из Воронов.
- Ну, белая, что с этого? – помрачнел Карл. – Неужели я хуже других Воронов лишь потому, что я белый?
- Потому что ты непутевый, - вставил Волк. – Кар Карыч не даром говорил, что ты еще опозоришь его седую голову.
- Дедушка и не так шутит, - Карл наконец-то поднялся на ноги и дернул меня за плечо к себе.
Секундная боль, и стало намного легче дышать. Однако слова благодарности так и застыли у меня в горле, стоило мне вспомнить про молчащего царевича.
- Вы закончили? – спросил он, сверля меня взглядом.
- Ты бы был благодарен своему спасителю! – Карыч выпятил грудь.
- Не помню, чтобы меня спасали всякие размалеванные как девицы вороны. Кощей, кто он вообще тебе?
- Друг старый, кто же еще.
- Настолько старый?
- Очень старый, - улыбнулся Карл, положив голову мне на плечо.
- Приятно познакомиться. А я его жених, так что руки убери.
Мне осталось лишь закрыть лицо ладонью, чувствуя себе девицей на выданье. Выдумать ситуацию глупее я бы не смог – воображения не хватило бы.
Понятия не умею, какого эффекта хотел добиться Иван, но реакцию Карла он явно не предугадал. Ворон сел на землю, смотря на царевича обалдевшим взглядом, и… расхохотался. Смеялся он долго и заливисто, пытаясь из себя выдавить что-то членораздельное, и успокоиться смог лишь спустя четверть часа.
- Т-ты? Кощей, ну ты и шутник. Неужели все царевны закончились, раз ты на царевичей перешел?
- У нас любовь, - важно заявил Ванька.
- Любовь, - лицо Карла на мгновение стало серьезным, и Ворон снова заржал, схватившись за живот.
Хоть Ванька сначала отказался от предложения остаться на ночь, он быстро передумал, стоило Карлу заикнуться о бане. Весь остаток пути царевич так и светился молчаливой благодарностью. Как-никак желание помыться было куда сильнее ревности.
Послав Волка и Федьку на реку, Иван закрылся в парилке, где с час изводил на себя три бочки воды.
От бани я отказался. Не то, чтобы я не хотел с себя смыть дорожную пыль, просто шумная компания за неделю успела меня утомить.
- Кощей, - правда, я совсем забыл о Карле, который прилип ко мне как банный лист. Может, он и не кидался на меня, как Ванька, но его твердолобости любой смог бы позавидовать. Мне ли не знать.
Карыч смотрел на меня из-под ресниц, соблазнительно улыбаясь, отчего меня кидало в дрожь, а глаза сами искали дверь, выявляя самый легкий путь к бегству.
- Кощей, как же тебя занесло с царевичем? – ревниво проворчал Ворон. - Знал же, что с кем-то из царской крови едешь, но я думал, что у вас там все, как полагается. Слушай, а может он тебя силой держит? Али золотом?
- Волк попросил с ним понянчиться. А там уже много случилось. Зелье. Жар. Теперь ты. Я уже начинаю думать, что меня прокляли.
- Только не говори, что тебя эта мысль только сейчас посетила? Не представляю, что может быть хуже того проклятья, которым тебя одарила Марья. Уж Воронам ли не знать.
- Конечно, вы же слуги Марьи.
- Мы служим Жизни, если ты не забыл. И Судьбе. Даже даем советы неокрепшим умам, как прожить годочков эдак на двадцать дольше. Например, не ходить на всяких Горынычей – земля ему пухом – и Кощеев Бессмертных не трогать по пустякам. Ну украл девицу, и черт бы с ней. Девиц много, а двадцать годочков на дороге не валяются.
- Давненько я никого не убивал, - вздохнул я мечтательно, припоминая славные года. И ведь ни один царевич не приходил за Кощеем, только за девицами. Тогда и трава была куда зеленее.
- Заливайся мне тут соловьем, заливайся. Или тебе память отшибло за три дня? Кто в Решетцах разбуянился, чуть ли в меня не попал? Так стариной тряс, что я уже забеспокоился, вдруг отвалится, - Карл сощурил глаза. – Или красовался перед своим женишком?
- Что? – не понял я. – Что за Решетцы?
- Да так. Всего лишь поселок, от которого после тебя даже камня на камне не осталось. Где только такую свиту достал – на них посмотреть страшно. Лица серьезные, все с саблями и пиками. Сам же стоял среди них, приказы отдавал. Давно я не видел тебя таким, Кощеюшка. Бойкий, веселый, глаза горят. Уж подумал, с новой девицей связался и про Елену забыл. А ты не с девицей…
Я потер виски. Конечно, я не помню, что было в Ясную ночь, но отчего-то мне думается, что за несколько часов я не успел бы собрать армию и разгромить Решетцы, которые находились у черта на куличиках.
- Сколько от Жара от деревеньки?
- Ну, дня три пешком, с день на лошади, - прикинул Карл.
- А когда я буйствовал?
- Дня три назад, - Карыч посмотрел на меня, как на блаженного.
- Ну и подумай, как я мог быть в Решетцах, если в Ясную я был с Жаром.
Карл наморщил лоб.
- Получается никак, - пожал он плечами. – Но я тебя ни с кем не спутал бы. Стало быть, это новый Кощей?
- Не думаю. Сам знаешь, у Марьи губа не дура. Если бы и был новый Кощей, то царь. И мы бы об этом узнали первые. Слухи быстро распространяются, особенно среди нечисти.
- Тогда что же это за Кощей, о котором мы ничего не слышали, но который есть? Что-то мне думается, что ты меня пытаешься за нос водить.
- Мне все равно, - вздохнул я, разминая уставшие плечи. – Просто интересно, откуда же такой появился. Впрочем, я не против. Пусть крушит и сжигает деревни. Когда-нибудь он умрет, а Решетцы повесят на меня.
- Вижу, ты прямо все продумал. Тебе лишь бы отдохнуть, а кто злодеяниями будет заниматься? Я ведь не такого полюбил, а сильного, смелого и красивого царя.
- Простите, вы обознались.
- Ты же практически царь нежити. Да если бы ты захотел, ты бы мог все! Даже царство свое воссоздать! Людьми повелевать! Неужели тебе настолько лениво просто взять себя в руки и перестать расклеиваться из-за одной девахи? Ты таких с тысячу сгубил! А что ты с молодцами делал? Ты выходил с ними на бой, ты сражался с ними, показывал себя. Теперь же ты их отпускаешь. Ты хоть знаешь, что они наговаривают на тебя? Что они себе приписывают?
- Карл, вот ты же не дурак, а глупости какие говоришь, - устало вздохнул я. – Пойду я к Ивану, вдруг он исхитрился утопиться в бочке.
Карыч обижено засопел, наблюдая, как я встаю и уже иду к выходу.
- Извини. Кощеюшка, извини, мой хорошенький. Я наговорил сколько, а ты! А ты… Извини, извини, извини, - стоило мне взяться за ручку, как Карл, перемахнув стол, вцепился в меня.
Следом пошли поцелуи, от которых я старательно увертывался, пока не услышал, как кто-то за моей спиной кашлянул в кулак.
Весь оставшийся вечер Ванька молчал, пытаясь просверлить взглядом во мне дыру. Была бы его воля, к ночи я бы напоминал решето. Говорить с царевичем я уже не пытался – он либо отворачивался, либо громко начинал напевать народные песни, порой даже неприличного содержания.
Я был готов лечь на полу, но Иван тут же переложил подушку и одеяло к себе на кровать, после чего демонстративно отвернулся к стене.
Когда взошла луна, блекло осветив комнату, за окном заголосил Федька. Пел он так, будто в детстве все медведи Тридесятого Государства собрались в одном лесу, чтобы дружно поскакать на ушах сына Яги.
Выйду ль я на реченьку,
Посмотрю ль на быструю,
Не увижу ль я милого,
Сердечного, дорогого.
Мы сойдемся – поклонимся,
Посидим – повеселимся,
Мы домой пойдем – простимся:
«Прощай, яхонт дорогой,
Не расстался бы с тобой!»
Виноград ты мой зеленый,
Без ума ты меня сделал!
Мне сказали про милого,
Милый не жив, не здоров,
Милый не жив, не здоров,
Будто без вести пропал!
Дальше завыл Волк – то ли подпеть пытался, то ли заткнуть.
Ванька пошевелился у меня под боком и наконец-то сподобился обратить на меня внимание.
- Ты не говорил мне, что у тебя кто-то был, - проворчал он.
Я задумчиво поскреб подбородок.
- Иван, мне уже тысяча лет. Я был женат. Часто изменял своей жене. И даже после того, как стал бессмертным, девиц я посещал исправно почти каждый год…
Под взглядом царевича, я решил не продолжать.
- Конечно, я знал, что у тебя кто-то был. Но я думал, что они, - Иван всплеснул руками, - ну хотя бы умерли или состарились настолько, что не вызовут у тебя уже никакого желания.
- И Карл не вызывает у меня никакого желания, - признался я. – Какое-то время я за ним присматривал, и он начал ко мне приставать. Я даже не знаю, как мне от него отделаться. Он прямо как…
- Прямо как я?
- Ну, почти. У тебя случай запущенней будет.
- Понятно, - спокойно произнес Ванька и снова повернулся к стене. – А ты, бедный, терпишь. То мои приставания, то его. Никто не подумал же о тебе, несчастном. Даже представить страшно, как же ты переносишь все эти страдания. Спокойной ночи не желаю. Пусть тебя клопы загрызут насмерть.
Треснуть бы его чем потяжелее по башке, чтобы там хоть одна мысль появилась для приличия. Ванька обижено сопел, но обиды пытался не показывать.
- И как же мне доказать, что я так не думаю? – сдался я. Наверняка же попросит что-то вроде моей короны, на которую он с первого дня глаз положил. Да только придется аж до конюшни идти – Волк настоял, чтобы я не сверкал ею лишний раз. Иначе все отчего-то думают, что я один из блаженных, которых родители в детстве постоянно роняли.
- Поцелуй меня, - неожиданно оборвал мои мысли Иван.
- Другие варианты?
- Докажи, что ты и правда меня любишь. Либо поцелуй, либо то, не знаю чего.
- Иван.
- На нет суда нет.
Я, вздохнув и переборов себя, коснулся губами шеи царевича. Ванька пытался закрыться плечом, но я лишь плотнее прижался к его спине. Мазнув губами за ухом, я сам не заметил как успел пробраться руками под его рубашку. Кожа у Ивана была бархатная, приятная на ощупь – небось он на себя извел все масла, которые Карыч только держал в бане.
Я вдохнул запах его волос и был готов продолжить, как Ванька шустро вывернулся из моих объятий.
- Стой. Стой, верю. Хватит только.
Улыбнувшись, я чмокнул царевича в лоб.
- Спокойной ночи, - буркнул он, уходя головой под одеяло.
Потянувшись, я усмехнулся.
Жмурясь, я глянул на небо. Хорошая погода, добрая. Солнце яркое, небо голубое. Я бы еще птичье пение приписал, но в лесу лишь эхом отдавалось замогильное карканье – видимо родня Карла решила поживиться отдавшим душу Марье. В общем, ничего не предвещало беды.
Карл хмуро наблюдал за тем, как мы грузим вещи на Князя. Его взгляд скользил то по мне, то по Ваньке, с которым он успел разругаться утром – все сравнивали, кому больше досталось внимания, и кто дальше зашел. В споре выиграл Ванька, который не упустил случая упомянуть о ночном разговоре, извратив все, что только можно было.
- Да не переживай, не трону я твоего Кощея, - лениво протянул Карыч. – Ну уж нет. Мне легче подождать, когда ты умрешь. Мы, вороны, живем на порядок больше людей. Моему деду в этом году семьсот сорок исполнится.
- Не обольщайся. После меня он в твою сторону даже не глянет, - проворчал Иван, закрепляя ремни на сумках.
- Только если ты ему глаза выколешь, сладкий.
- Надо будет – выколю, - мрачно произнес царевич, достав из кармана нож и озорно подмигнув.
- А что с Ягой? – я поспешно отвернулся от Ваньки, пытаясь сменить тему разговора.
- Пробовал я связаться с Ягой, – фыркнул Карл. – Ни ответа, ни привета. Конечно, может быть магнитные бури или еще что неведомое, но что-то мне говорит, что не к добру это. Постарайся быть осторожнее.
- Тогда спасибо хотя бы за ночлег. И за баню.
- Спасибо за то, что зашел ко мне, когда Иван заснул, - подмигнул мне Карыч, хитро ухмыльнувшись.
Ванька не произнес ни слова, практически не глядя вогнал вилку мне в руку.
- Не ходил я к нему, - зашипел я. – Не ходил. Иван.
- А ты докажи, - холодно произнес царевич. – И я не шутил. Выколю.
Ключевники за четверть века из глухой деревеньки развернуться городом. Некогда дырявый забор, поставленный скорее для приличия, нежели для защиты, сменился высокой стеной из белого камня. Правда, большим городом Ключевникам так и не суждено было стать – всю эту красоту можно было окинуть взглядом еще из леса.
Ворота охраняли стражники с таким бледным видом, что даже Ванька разжалобился и толкнул меня в бок, мол, кинь хотя бы медную им. Но я был неумолим.
Город был полон жителей – они толпились у повозок с деревянными прилавками. Люди веселились, кто-то гулял с яблоками в карамели, кто-то громко возмущался, вертя в руках эдакую диковинку, надеясь сбить цену.
- Помидоры! Свежие, только сорвала с грядки! Берите, дармоеды, берите! От сердца отрываю! – кричала бабушка, размахивая огурцами. – Берите, берите!
- Не бери у нее помидор, мой помидор красивый, ханом клянусь! Ты на нем еще женишься!
- Бусы! Дешевые бусы из камней! Почти даром!
Я слез с Князя, осматриваясь по сторонам. Никто на нас не смотрел, все были поглощены базаром и руганью друг с другом.
- Возьмем хлеба и пойдем дальше? – предложил мне Иван.
- Милок, милок! Посмотри какие… Ба-а-атюшки, смотрите, это же царевич, - вскликнула бабка, от удивления уронив огурец.
На базаре тут же стало подозрительно тихо, на нас обратились сразу несколько десятков глаз.
- И правда, царевич. Бабка впервые за пятьдесят лет не соврала. Как и обещали! - протянул мужик, сдвинув шапку на лоб.
- Прямо как на бумаге! – поддержали его.
- А сколько уплочено? – шепотом поинтересовался кто-то.
- Да сто золотых! Царь сказал, что сам в руки отдаст за царевича-то.
- А за мертвых нынче не платят? – сощурилась бабка. – В наше время все одно было. Вишь придумали что.
- Пропали наши головы за боярами голыми. Попались, - вздохнул Федька.
Ванька поежился и вцепился в гриву Князя. Волк зарычал, оскалив клыки, но на него не обратили ни малейшего внимания.
- Так чего стоим? Поймать нечисть!
- Вяжи их!
Ворота за нашими спинами закрылись.
Надо было все-таки кинуть страже хотя бы медную.
- И чего погнались, - проворчал Ванька, осторожно выглядывая в окно.
Стоило нам оторвался от толпы, как мы тут же сделали круг и нырнули в заброшенный дом, еле-еле затолкав сопротивляющегося Князя в дверной проем. Толпа, пробежав мимо дома раза два, со стоном разбредалась по домам. Видимо, каждый практически почувствовал в своих руках сто золотых.
- И правда, чего погнались, - я протянул царевичу листовку, где был нарисован его портрет. – Я и зачитать могу. Младший сын царя нынешнего – Берендея Тихоныча – пал жертвой богомерзких сил темных. Посему царский указ – поймать иль упокоить за плату в сто золотых. За хладное тело будет дано меньше ровно в десять золотых.
Ванька шумно сглотнул, вцепившись в створку так, что даже костяшки побледнели.
- По мне, предложение весьма заманчивое. Тебя поймать иль упокоить?
- Не смешно. Неужели отец смог такое написать? Я же… любимый сын! Любимый! – царевич топнул ногой.
- Не скажу, что удивлен. Как помню, Берендей всегда любил лишь себя. Он тебе рассказывал, как он добился трона, хотя сам был самым младшим? - поинтересовался я. – Мол, случилось несчастье, он хотел отречься от престола, но народ сам просил его возглавить их? Нет, Иван. Твой отец собственноручно каждого убил. Видимо, он решил, что яблочко от яблони недалеко падает, и решил сразу от тебя избавиться. А то вдруг ты не будешь дожидаться времен, когда он сам отдаст тебе.
Волк ощутимо толкнул меня в бок и за шиворот утянул в сторону.
- Не прав ты. Не мог, - сердито прорычал он. – В Ваньке он души не чаял. Думается мне, что кто-то другой недалеко упал от яблони.
- И все равно итог один: во дворец его уже не вер… - я осекся на полуслове, недоверчиво посмотрев на Серого. – Ты знал! Ты знал же про это, да?
- Не кричи, Ванька услышит, - Волк зажал мне рот ладонью, гневно сверкнув глазами.
- Ты знал, что его собираются убить? – прошипел я ему в руку. – Он же сказал, что сбежал!
- Он и думает, что сбежал. Он не помнит, что случилось.
- То есть?
- Были слухи, что планируется переворот. Я не знал, кто именно хочет свергнуть Берендея, поэтому оставлял Ивана лишь с семьей. В один день я нашел его убитым в роще.
- И кто его убил?
- Братья. Хотя, сам понимаешь, Ванька ничем не угрожал никому из них – он никогда бы не стал царем. И никогда этого не хотел.
Взгляд Волка потемнел.
- Я поймал Ворона. То есть Карла. Заставил его принести живой и мертвой воды.
- Подожди, - фыркнул я. – Подожди-подожди. Ты освободился от всех пут, которые связывали тебя с той родственной ветвью и… И все равно оживил. Уж не подводит ли меня слух?
- Мы сейчас не связаны с ним. Но он не должен был умереть от их рук.
- И поэтому сказал ему, что он решил убежать из дома, и подговорил украсть у меня яблоки?
- Это он уже сам. Здесь тебя поймала своя же жадность. А листовка, видимо, для того, чтобы наверняка Ивана убили.
- И никого из них не удивило, что Иван лишился золотых кудрей? Они сказали «как и обещали».
- Либо догадались, либо они нас поджидали.
Я потер виски. Единственным, кто знал, что мы идем в Ключевники, был Карл. Но он бы никогда подобного не сделал – Вороны по природе ленивые, да ему и правда легче подождать смерти Ивана.
- В такие моменты я ощущаю себя старым, - пожаловался я. – Слишком много событий за одну неделю.
- Я тут пирожки успел захватить, пока мы удирали, - Федька бросил сумку на стол, подняв столб пыли. – Приглашаю к столу.
Мы аж подскочили от неожиданности, когда дверь со скрипом отворилась. Схватившись за первое попавшееся, мы были готовы отбиваться, но наш противник оказался шести годов от роду. Увидев нас, он тут же попятился назад.
- Я… я знаю, кто вы! – выпилил он, вытаскивая что-то из-за пояса. – И я не боюсь. У меня есть это!
Я прищурился, пытаясь разглядеть, что же у него в руке. Игла. Самая обыкновенная старая игла, правда, размеров чуть больше обычных. Конечно, я слышал, что люди говорят, что моя смерть наступит, стоит разломать иглу. Стоит, наверное, поразиться, как в этом государстве вообще иглы остались. Надо будет сказать Яге, чтобы она в своих рассказах эту иглу хоть прятала куда.
- Вы маму убили! Папу убили! Сестренку убили! Жучку убили!
- И ты решил пойти за ними, дабы наконец-то воссоединиться со своей семьей, - аж прослезился Федька. – Обожаю счастливые концы.
Даже Князь клыкасто усмехнулся.
Мальчишка грозно показал мне иглу. Видимо, на случай, если я не углядел ее устрашающие свойства с первого раза.
- Что мы такого сделали? Мы платили тебе дань, и ты никого не трогал. Мы платили, платили, все золото отдавали, а ты сжег все с армией своей проклятой. Говори, супостат, слова последние. Смерть ждет тебя.
Волк с Ванькой кинули на меня удивленные взгляды, и я поднял руки, показывая, что не причастен ни к какой дани и вообще не понимаю, о чем речь ведется. Да и брал я девицами, золото у крестьян обычно поддельное – пока проверишь, успеешь каждого селянина проклясть.
- Думаешь, пора наконец-то задуматься, что это за Кощей новый объявился? – зевнул Федька.
- Думаю, откуда он армию достал. Ее же так просто не соберешь, чтобы никто не прознал. Слухи среди нежити быстрее распространяются, чем среди людей, - вздохнул я.
- Твоя правда. Не сидится вам, Кощеям.
Про мальчишку мы все забыли, и тот терпеливо дождался, пока мы закончим свой разговор.
- Ну не мог же он, - я внезапно припомнил слова Яги.
- Как далеко тут гора Авдорья? – поинтересовался я.
- Кощей. Только не говори мне, что не отнес обратно змеиные зубы.
- Змеиные зубы? – не понял Иван.
- Они самые. Стоит их в землю бросить, как появляются молодцы-богатыри, которые беспрекословно исполняют все, что им не скажешь. Вернее их не сыскать на белом свете.
Мы замолчали.
- Да, я не отнес. Наложил заклинание для отвода глаз. Но я же думал, что вернусь. А там узнал, что Елена умерла и…
- И зная твою магию, ее максимум на пару часов хватило.
- Да. Видимо, кто-то нашел.
Мы замолчали.
- Значит, ждем заката и быстрее к Яге. До нее осталось несколько часов ходьбы.
- Не пройдешь! Убью! – решил наконец-то вставить слово мальчишка, у которого практически тут же громко заурчало в животе.
- Садись, поешь. На пустой желудок супостаты плохо убиваются, - я освободил ему место и кинул черствый пряник Князю. Выдвинув клыки, он поймал пряник и с хрустом его прожевал.
Что-то подсказывало мне, что мы все ближе к беде.
@темы: русские народные сказки, 2013, фанфик
пятница, 18 октября 2013
проба-зарисовка - город монстров.
читать дальше- Ну тебя, - поморщился Казимир, отодвигая от себя лицо Кости.
Зажженная сигарета с шипением встретилась с ладонью вампира, не оставив на белоснежной коже и отметины.
- Почему сразу «ну»? А до конца? – промурлыкал вампиру юноша, скользя подушечками пальцев за заостренным ухом.
Казимир фыркнул, утыкаясь носом в подушку. Объяснять Первому Человеку, что он не способен на продолжение было утомительно и, главное, безрезультативно. Впрочем, как и любому обычному человеку – они вообще существа не шибко сообразительные. Сами летят на другие планеты, чтобы узнать, если там жизнь, а сами не в силах под носом увидеть тех, кто существует с ними уже триста лет бок о бок.
- Нет, - проворчал он, раздраженно хлопнув крыльями. – И не дыми, ненавижу этот запах.
- А почему нет-то? – поинтересовался Соколевский, потушив сигарету об угол тумбочки.
- Наверное, потому что я неспособен на это? – Казимир повернулся на бок, смотря на своего человека сизыми глазами. – То есть сам вампир не способен на это.
- Не верю, что все вампиры импотенты, - фыркнул юноша. – Может, врешь? Отговорки девственниц?
- У меня кровь не циркулирует по телу, идиот. Вот как он должен по-твоему встать? Я уже молчу о том, что наши тела не вырабатывают нужные гормоны и вещества. Если они будут в потребляемой крови – тогда возникает эффект. Самостоятельно – нет.
- Что же тебе мешает выпить у меня немного таких… м-м-м-м веществ? – Костя, не подумав даже сдаваться, скользнул носом по щеке Казимира. – Ну или еще чего…
- Наелся, спасибо. Что-то не хочется, - быстро отказали ему.
- Казимир…
- Предложи завтра, когда проголодаюсь, - промурлыкал вампир. – После пар так.
- Врешь, - обиделся Костя.
Казимир ухмыльнулся, зарываясь пальцами в волосы юноши. Порой ему кажется, что его брат был прав, когда говорил, что Первый Человек для вампира – лучший из людей. Может, он где-то ошибся или же просто поспешил с предложением? Впрочем, заразы в Соколевском не было, и его кровь была совсем другой на вкус, нежели донорская. Теплая, неожиданно сладкая и вызывающая ощущения экстаза, она была совершенно иной. Не для удовлетворения голода. После первого укуса Казимир понял тех других вампиров, которые не могут остановиться, пока не выпьют все до последний капли. Он едва ли не стал одним из них.
- Но я же тебе нравлюсь, почему бы и не подождать? – улыбнулся он, целуя Костю в лоб. – А пока можно отдохнуть?
Костя поморщился, дернув вампира за крыло, которое было чуть больше его ладони. За что тут же получил по лбу. Первые часа два он пристально их рассматривал, как и самого Казимира. Друг, с которым он провел в школе и колледже десять лет, неожиданно стал незнакомым всего за несколько минут. Белоснежная кожа, слишком яркие глаза, пара клыков под алой губой и… два крыла, которые не могли бы его поднять хозяина. Последнее он ожидал увидеть в последнюю очередь.
- Так ты вампир, - сказал тогда он, оценивающе смотря на друга. – А чем докажешь?
- Убью тебя, - равнодушно передернул плечами Казимир. – Не смотри так, я шучу. У меня несколько пакетов донорской есть, и зачем мне труп в квартире?
- Ну… - неуверенно протянул юноша.
Потом были осторожные касания, улыбка Казимира и легкий поцелуй в губы. То, чего Костя хотел последние два года, неожиданно сбылось.
«Уже не нравлюсь?» - шепнул ему вампир, игриво кусая за щеку.
«Нравишься» - выдохнули в ответ, зачарованно смотря в сизые глаза.
«Тогда, может быть, станешь моим первым?»
Константин согласился сразу. Наверное, потому что не сразу понял, что предлагают далеко не физическую близость. Казимир оттянул ворот клетчатой рубашки и поцеловал в шею, заставив юношу немного взволнованно захихикать… И заорать едва ли не благим матом, когда клыки разорвали кожу на шее.
Сейчас же укус не болел, будто бы его и не было. В затягивающиеся раны Соколевскому верилось слабо, но он раньше и в вампиров не верил. А здесь…
Казимир лег на спину, с интересом рассматривая его.
- Ты мне нравишься, - признался он с улыбкой.
- Конечно, я же такой ахуенный, - проворчал юноша, взъерошив свои волосы огненного цвета. Подумав, он зажал губами новую сигарету и откинулся на подушки.
За окном появились первые солнечные лучи.
- И-и-и-и… Что они делают? – поинтересовался Костя, наблюдая за парочкой, которая уже как минут пятнадцать не двигалась, припав губами друг к другу. Сначала он подумал, что ролик попросту остановился, но нет, время шло, а вампиры и не думали шевелиться.
Казимир смутился, впившись клыками в руку. Отвратительная привычка, но многие вампиры так делали. Вкус собственно крови во рту успокаивал, и рана тут же зарастала, стоит оторвать от нее губы. Но Косте не нравилось – говорит, что со стороны это выглядит омерзительно.
- Ну. Это секс. Какой он бывает еще…
- Нет. Секс – это вставил, высунул. А это… Ну. Без понятия что это.
- Куда вставил и откуда высунул? – не понял Казимир.
- Ты не видел порно?.. – выгнул бровь Первый Человек. – Да ладно? Правда, не видел?
- Ну. Я видел вампирско-человеческое, но это же извращение.
- Почему это извращение? – не понял Костя.
- Ну… Как животное, - Казимир почти покраснел. – Это считается низменным… И используется лишь тогда, когда кровь очень нужна. Очень. Очень.
- А если бы я попросил ну-у-у-у людского секса?
- Нет, - отрезал Казимир. – Это грязно.
- Я люблю тебя?
- Поздравляю.
- Пожалуйста?
- Нет.
- Кази-и-и-и-и, - Соколевский поцеловал вампира на ухо, успев нашептать ему пошлости.
- Отвали уже.
читать дальше- Ну тебя, - поморщился Казимир, отодвигая от себя лицо Кости.
Зажженная сигарета с шипением встретилась с ладонью вампира, не оставив на белоснежной коже и отметины.
- Почему сразу «ну»? А до конца? – промурлыкал вампиру юноша, скользя подушечками пальцев за заостренным ухом.
Казимир фыркнул, утыкаясь носом в подушку. Объяснять Первому Человеку, что он не способен на продолжение было утомительно и, главное, безрезультативно. Впрочем, как и любому обычному человеку – они вообще существа не шибко сообразительные. Сами летят на другие планеты, чтобы узнать, если там жизнь, а сами не в силах под носом увидеть тех, кто существует с ними уже триста лет бок о бок.
- Нет, - проворчал он, раздраженно хлопнув крыльями. – И не дыми, ненавижу этот запах.
- А почему нет-то? – поинтересовался Соколевский, потушив сигарету об угол тумбочки.
- Наверное, потому что я неспособен на это? – Казимир повернулся на бок, смотря на своего человека сизыми глазами. – То есть сам вампир не способен на это.
- Не верю, что все вампиры импотенты, - фыркнул юноша. – Может, врешь? Отговорки девственниц?
- У меня кровь не циркулирует по телу, идиот. Вот как он должен по-твоему встать? Я уже молчу о том, что наши тела не вырабатывают нужные гормоны и вещества. Если они будут в потребляемой крови – тогда возникает эффект. Самостоятельно – нет.
- Что же тебе мешает выпить у меня немного таких… м-м-м-м веществ? – Костя, не подумав даже сдаваться, скользнул носом по щеке Казимира. – Ну или еще чего…
- Наелся, спасибо. Что-то не хочется, - быстро отказали ему.
- Казимир…
- Предложи завтра, когда проголодаюсь, - промурлыкал вампир. – После пар так.
- Врешь, - обиделся Костя.
Казимир ухмыльнулся, зарываясь пальцами в волосы юноши. Порой ему кажется, что его брат был прав, когда говорил, что Первый Человек для вампира – лучший из людей. Может, он где-то ошибся или же просто поспешил с предложением? Впрочем, заразы в Соколевском не было, и его кровь была совсем другой на вкус, нежели донорская. Теплая, неожиданно сладкая и вызывающая ощущения экстаза, она была совершенно иной. Не для удовлетворения голода. После первого укуса Казимир понял тех других вампиров, которые не могут остановиться, пока не выпьют все до последний капли. Он едва ли не стал одним из них.
- Но я же тебе нравлюсь, почему бы и не подождать? – улыбнулся он, целуя Костю в лоб. – А пока можно отдохнуть?
Костя поморщился, дернув вампира за крыло, которое было чуть больше его ладони. За что тут же получил по лбу. Первые часа два он пристально их рассматривал, как и самого Казимира. Друг, с которым он провел в школе и колледже десять лет, неожиданно стал незнакомым всего за несколько минут. Белоснежная кожа, слишком яркие глаза, пара клыков под алой губой и… два крыла, которые не могли бы его поднять хозяина. Последнее он ожидал увидеть в последнюю очередь.
- Так ты вампир, - сказал тогда он, оценивающе смотря на друга. – А чем докажешь?
- Убью тебя, - равнодушно передернул плечами Казимир. – Не смотри так, я шучу. У меня несколько пакетов донорской есть, и зачем мне труп в квартире?
- Ну… - неуверенно протянул юноша.
Потом были осторожные касания, улыбка Казимира и легкий поцелуй в губы. То, чего Костя хотел последние два года, неожиданно сбылось.
«Уже не нравлюсь?» - шепнул ему вампир, игриво кусая за щеку.
«Нравишься» - выдохнули в ответ, зачарованно смотря в сизые глаза.
«Тогда, может быть, станешь моим первым?»
Константин согласился сразу. Наверное, потому что не сразу понял, что предлагают далеко не физическую близость. Казимир оттянул ворот клетчатой рубашки и поцеловал в шею, заставив юношу немного взволнованно захихикать… И заорать едва ли не благим матом, когда клыки разорвали кожу на шее.
Сейчас же укус не болел, будто бы его и не было. В затягивающиеся раны Соколевскому верилось слабо, но он раньше и в вампиров не верил. А здесь…
Казимир лег на спину, с интересом рассматривая его.
- Ты мне нравишься, - признался он с улыбкой.
- Конечно, я же такой ахуенный, - проворчал юноша, взъерошив свои волосы огненного цвета. Подумав, он зажал губами новую сигарету и откинулся на подушки.
За окном появились первые солнечные лучи.
- И-и-и-и… Что они делают? – поинтересовался Костя, наблюдая за парочкой, которая уже как минут пятнадцать не двигалась, припав губами друг к другу. Сначала он подумал, что ролик попросту остановился, но нет, время шло, а вампиры и не думали шевелиться.
Казимир смутился, впившись клыками в руку. Отвратительная привычка, но многие вампиры так делали. Вкус собственно крови во рту успокаивал, и рана тут же зарастала, стоит оторвать от нее губы. Но Косте не нравилось – говорит, что со стороны это выглядит омерзительно.
- Ну. Это секс. Какой он бывает еще…
- Нет. Секс – это вставил, высунул. А это… Ну. Без понятия что это.
- Куда вставил и откуда высунул? – не понял Казимир.
- Ты не видел порно?.. – выгнул бровь Первый Человек. – Да ладно? Правда, не видел?
- Ну. Я видел вампирско-человеческое, но это же извращение.
- Почему это извращение? – не понял Костя.
- Ну… Как животное, - Казимир почти покраснел. – Это считается низменным… И используется лишь тогда, когда кровь очень нужна. Очень. Очень.
- А если бы я попросил ну-у-у-у людского секса?
- Нет, - отрезал Казимир. – Это грязно.
- Я люблю тебя?
- Поздравляю.
- Пожалуйста?
- Нет.
- Кази-и-и-и-и, - Соколевский поцеловал вампира на ухо, успев нашептать ему пошлости.
- Отвали уже.
вторник, 27 августа 2013
Название: Беды Кощеевы (рабочее)
Автор – king_marionette
Бета - qyj
Пейринг – Кощей Бессмертный/Иван-Царевич
Рэйтинг – PG-13
Жанр - Фэнтези, POV
Размер – миди
Статус - в процессе
Саммари – Если в жизни Бессмертного все плохо, то, можете не сомневаться, все станет намного хуже. С одной стороны неугомонный царевич, которому не терпится на подвиги, с другой твой новый «коллега», пытающийся захватить Тридесятое царство. Что выбрать – лишь Боги знают. Авось и пронесет как-нибудь…Но не в этот раз.
king-marionette.tumblr.com/tagged/skazki - внешность героев <3
А еще большое спасибо HeroinArt за рисунок - iiheroinii.deviantart.com/art/illustration-gift...
1-2
3
4. читать на фикбуке
читать дальшеГрязная рука попрошайки протянулась в мою сторону вслед за протяжным стоном, чем-то отдаленно напоминавшим «Милостивые государи, подайте на пропитание».
Федька не выдержал первым и захохотал в голос, закрыв ладонями лицо. Волк нагло ухмыльнулся и покосился на меня. И ведь оба ждут представления со мной в главной роли.
Лишь Ванька удивленно крутил головой, не понимая, что он пропустил.
Не люблю я иметь дело с теми, кто знает мое отношение к деньгам. Мало того, что обворовать моих спутников становится в разы сложнее, так еще не совестно им подшучивать надо мной. Как будто бы я первый, кто обкрадывал неимущих и обделенных. Но опять же ежели человек слепой, хромой и глухой в придачу, то вряд ли он погонится за грабителем, все норовя треснуть его костылем-палкой по башке. Артисты, многоликие боги бы их побрали.
— Подайте, — бродяга попытался повторить это так же жалостливо, как в первый раз, но случайно перешел на визг. Он упал перед Князем на колени, заставив того даже удивленно сделать шаг назад, не понимая, как ему поступить: то ли из милосердия съесть несчастного, то ли все же побрезговать.
— Нет денег, — я дернул поводья. — Князь, обходи.
— Ну-ну, дедушка, — неожиданно вкрадчиво произнес бродяга. – Лучше заплати, авось на годочек дольше проживешь.
Федька снова бесстыже заржал.
Нет, меня все эти годы как только не называли. И поганью называли, и иродом, и тираном, и распутником. А что приписывали — стоит вообще промолчать. Но «дедушка»…
— Уж прости, милочек, — в тон ему ответил я. — Не хочется мне денег на вас, оборванцев, тратить. Авось еще расплодитесь за мой счет, в следующий раз и шагу не дадите ступить.
— Вы меня не поняли, — не отставал бродяга, достав из кармана ржавый кинжал. — Это не просьба. А ну вытащили свои кошельки, собачьи дети. И слезайте с коней. Раз не хотите по-хорошему, мои братья сами пошарят в ваших карманах.
Я устало посмотрел на выходящих из-за деревьев разбойников. У одних в руках сабли, у других булавы. И именно в такие моменты я жалею, что оставил в замке свой меч-кладенец, некогда утащенный у Добрыни. Один взмах — ни бродяг, ни леса. А сейчас придется час раскидывать по лесу — народ ныне твердолобый пошел, не с первого удара понимают, что лучше не лезть.
— Если быть честным, я сомневаюсь в вашем кровном родстве, — заметил я, рассмотрев их угрюмые лица. — Да и взять нечего.
— А у того сабля симпатичная, — заметил Иван, выглянув из-за моего плеча. – Ну, у того, у которого лицо такое глупое.
— И что? На воровство подбиваешь? – нахмурился я, разглядывая указанную саблю. Лезвие затупилось и потемнело, а некогда украшенная золотом и камнями ручка казалась в руках попрошайки грязной.
— Почему бы и нет? Красивая сабля.
Я закатил глаза и тут же дернулся — царевич с рыком впился зубами мне в плечо.
— Если ты пообещаешь перестать на меня вешаться, — хмуро согласился я, отпихивая его лицо.
— С меня не убавится, — хихикнул Ванька. — Согласен.
— А можно мне тоже что-нибудь, дядь Кош? — оживился Федька, жадно разглядывая разбойников. — Серый, добудешь?
Волк хмуро промолчал, сделав вид, будто поглощен красотой вековых деревьев.
Бродяги вытащили оружие. Им не нравилось ощущать себя лишними.
Я опустил глаза на саблю, чье острие были направлено на меня. Что уж говорить, хороша была сабля — добрый мастер выковал. Кто же виноват, что эти нищеброды успели ее так испоганить.
— И лицо у брата не глупое, — запоздало вмешался наш разбойник-попрошайка. — Я передумал! Убить их. Оставьте кудрявого, он выглядит богато. А лошадей продадим цыганам.
Его рука легла на нос Князя.
— Хорошие лошадки, — заключил бродяга.
— Хорошие-хорошие, — сладко улыбнулся. — Князь, ату его.
Волк больно ткнул меня локтем в ребра, и я, морщась, полез за монетами. К моему превеликому счастью, после шайки разбойников мое честно заработанное золото разбавилось серебром и блеклой медью. Иными словами, разбойники подарили мне возможность не тратить свое богатство на своих путников.
— С вас девять серебряных, — напомнили мне.
Я поднял глаза и растянулся в клыкастой улыбке, которая заставила хозяина таверны замолчать. На вид он ничем не отличался от купцов — упитан в боках и увешан оберегами от сглаза-порчи с головы до пят. К слову, амулеты такие, что не то что порчу, домовиц не отгонят.
— Дай ему золотой, хватит уже медь пересчитывать, — Серый снова толкнул меня и сделал попытку отобрать кошелек.
— Золотой? Может, тебе сразу по морде дать? — зашипел я, прижимая деньги к груди.
Отсчитав восемь серебряных и девять медных, я наконец-то оглянулся. Конечно, заведение, которое мы почтили своим присутствием, было теплым, недорогим и явно не самым худшим. И, что немаловажно, его выбрал я.
— Располагайтесь, — я кивнул на дубовый стол, на который уже поставили запеченную курицу и пенное пиво.
— А почему мы пришли в единственную таверну, где собираются местные бандиты? — едко поинтересовался Федька, когда мы вчетвером наконец-то уселись и принялись делить курицу. — Только не говори, что нам неприятностей мало.
— Наверное, потому что у таких в карманах лишь медь и серебро, на которых Ванькиного портрета нет, — заворчал Волк, отрывая себе куриную ножку. — К тому же, с этим в приличном обществе не появишься.
Серый указал на меня, и мне стоило усилий себя сдержать, чтобы не заехать ему кулаком по наглой морде. На себя бы он, морда уголовная, посмотрел. Волосы длиннющие, распущенные, глаза желтым горят — от такого даже бандиты шарахаются и стараются не смотреть. Думают, наверное, что он какой-нибудь атаман в местной шайке.
— Зато выделяется из нашей серой массы, — улыбнулся Федька. — Южан много, а Кощеев ныне дефицит.
— Очень смешно, — проворчал я недовольно, отбирая у Серого куриную ножку. — Ешьте и отправимся дальше. Возможно, пару слухов нужных поймаем.
— Только не говори, что мы поедем через Жара, — нахмурился Волк.
— Почему нет? Жар мой товарищ и близкий друг.
— Собутыльник, — поправил меня он, и я, ни на секунду не задумавшись, бросил в него уже обглоданной костью. Серый, не задумавшись ни на секунду, поймал ее и с хрустом сжевал, заставив рядом сидящих разбойников отодвинуться подальше.
— Куда путь держите, судари? — уж слишком дружелюбно поинтересовались у нас. Я нервно обернулся, ожидая наткнуться взглядом на тех же разбойников, которых мы повстречали утром. Но вместо них стояли два молодца, которые были похожи друг друга, как две капли воды.
— А вам какое дело? — нахмурился я, осматривая их на наличие дубинок или сабель. — Просто путешествуем.
Детины почесали затылки, посмотрев друг на друга. Все-таки высмотрев у них кинжалы, я наконец-то успокоился. С такими на лошадей не кидаются. Только если не боятся получить копытом в лоб.
— А чего вы по этой тропинке идете, а не по дальней? Там и пейзаж получше, и волки без зубов.
— Благодарствую, но нам и со злыми волками неплохо.
— Может, одумаетесь? Или вы соврали, что вы путешественники?
— С чего такие мысли? – удивился я, начиная подозревать, что вопросы нам задают не из любопытства. – Или мы чему-то мешаем?
— Охотятся там. На ведьму. Насылает на наши поля свою жар-птицу. Она что не съедает, то выжигает за чистую душу. Из леса никто не возвратился еще. Так что, друг сердечный, коль ты не соврал нам, тебе там делать нечего.
— Вы правы, — легко согласился я, поняв, что отделаться от детин по-простому не получится. — Я вас обманул. Мы путешествуем с великим охотником на ведьм, которым и является…
Я окинул Волка взглядом. Нет, не подойдет. Объявлять очевидного уголовника спасителем всей деревни — глупо. Федька выглядел так, будто бы в руки отродясь ничего тяжелее ложки не брал. Себя уже не объявишь…
— …мой спутник, — закончил я, показывая на Ваньку. Не самый худший вариант. Но, если мне не изменяет память, ни один из богатырей умом не отличался.
Стоит отдать царевичу должное, он ни на секунду не растерялся. Надулся, принял важный вид и упер кулаки в бока. Что уж говорить, даже плечи расправил, чтобы казаться больше, но ничего из вышеперечисленного не произвело на близнецов никакого впечатления. Наверное, потому что как бы Иван не надувался, он все равно на фоне детин казался болезненным ребенком.
— С дуба лукоморского рухнули? — с сочувствием поинтересовался один из них, хлопнув чистыми голубыми глазами.
— Не вру же, — оскорбился я. — Пусть мал. Но что говорит люд русский? Мал да удал. Уж год как его заколдовала ведьма, запечатав его могучую силу так, чтобы лишь те, кто чист душой, могли разглядеть его величественный облик.
Богатыри тут же закивали, смотря на Ивана с восхищением, будто бы разглядев в нем ту силу, о которой я так бессовестно наврал.
— Выдумщик, — едва слышно выдохнул Волк, но я сделал вид, будто не расслышал.
— А так как у ведьм не может быть душа чистой, она увидит обыкновенного молодца. Она позовет его к столу, откормит, в баньке попарит, спать уложит. Ночью мой хозяин встанет и БАМ! — я хлопнул перед лицами детин так неожиданно, что они, бедные, отшатнулись в сторону. — Он их как орешки чикает. Как вам? А рискует он жизнью за смешную плату. Скажем так… В десять золотых.
— Это за то, что он ведьм, как орешки, чикает? — близнецы синхронно вытерли носы рукавами, явно не веря ни одному моему слову.
— А вы думаете, ведьм много? На что ему жить прикажите, раз он выбрал себе судьбу очищать мир от всякой нечисти? Или вам жаль всего нескольких монет на здравие героя?
— Дядь Кош, переигрываешь, — шепнул мне Федька, и я тут же отмахнулся от него, хмурясь. Уж чего, а развести простаков на деньги я все еще в силах.
И оказался прав.
Помявшись, братья переглянулись и, не найдя в глазах друг друга ни единой умной мысли, сдались.
— Твоя правда, — нехотя согласились они со мной.
С меня оставалось лишь руку протянуть и почувствовать, как греет ладонь благородный металл.
— Может, половину? А вторую получите, когда из леса выйдите.
— Не сомневайтесь в нашей квалификации,— я сунул деньги в мешочек. — Иван Тимофеевич, пойдемте. Позвольте я с вами пойду поближе, уж больно боюсь ведьмы.
— Берендеевич, — буркнул царский сын, натягивая поводья. — И зачем врать так? Неужто не раздобыли бы десяти монет сами?
— Это же Кощей, — проворчал Волк.
Федька красноречиво промолчал, решив не встревать. Его богатый опыт не раз показывал, что лучше придержать язык за зубами, чем потом по лбу получить.
Князь нашел губами мое ухо и пожевал его. Чуется мне, он был единственный, кто мной доволен.
— А ведьмы страшные? — поинтересовался Иван, пнув меня сапогом в спину. Выругавшись, я показал ему не шибко приличный знак, которым часто пользуются лишь южане.
— В первую тысячу лет — нет, — вместо меня ответил Федька, выглядывая из-за Волка. — А вот после… ну, сам понимаешь, они не просто так получают бессмертие.
— А зачем мы собираемся убить? Ну, раз она нестрашная и незлобная.
— Кто тебе сказал такую глупость? — я выгнул бровь. — Я же говорил, что у меня в этих краях друг живет. Поди старая жена уже умерла, вот ведьму взял.
— А разве это не… — начал было Ванька.
— Нет, не аморально. Если даешь женщине жизнь в достатке и в ласке, то чем виновен? Просто жить один не может. Погорюет над могилкой три дня, а дальше с ума сходит в одиночестве.
— Ну, раз он такой ласковый и богатый, то, наверное, от невест отбоя нет?
— Так не под своей личиной. Он то стариком обернется, то птичкой певчей. Сам приглядывается, выбирает самую добрую. Правда, порой самые добрые бывают сердцем слабы — не переживают новости, что какой-то рябой путник на деле молодец прекрасный,— рассмеялся я, вспоминая, как сам однажды потешался над девицами. Правда, в моем случае было все наоборот — молодец-красавец становился клыкастым и седым, тут же теряя всю симпатию окружающих к себе. Девки визжали так, будто самого черта увидели, а из деревни гнали огнем и вилами. Хорошие были времена, добрые. Да и царевичи были нормальными.
— А если она ему не жена? — не успокаивался Иван. — Скажем, вдруг она его удерживает, а тех, кто приходит ее убивать, ест?
— Тогда первым в печь полезешь, — я пожал плечами, прорубая дорогу.
Мы с час назад свернули с тропы, минуя ловушки, которые так щедро оставили охотники. Какой дурак в них попадется — лишь богам известно. Путь к Жару найдет любой, если он сам того захочет. А коль нет — дорога будет петлять и извиваться, подобно змее, пока не выведет обратно к своей деревне.
На Крапивку даже смотреть было жалко — она все время пыталась свернуть с тропы и спотыкалась о корни деревьев. И каждый раз смотрела на меня так жалобно, будто бы умоляя повернуть, прекрасно зная, что я этого не сделаю.
Князь же следовал за мной твердым шагом, вцепившись зубами в мой плащ. Точнее, в нечто замусоленное— именно таким он стал, некогда расшитый узорами, после нескольких дней путешествия. Отчасти благодаря Ивану, который любит на нем спать.
Я одобряюще погладил своего коня между ушей, и Иван тут же вытянул шею, чтобы я повторил с ним тоже самое.
— А ты сиди смирно, — я ударил его по лбу. — Тут может быть ловушка для простаков.
— Как в Землянках?
— Поверь, в Землянках — это цветочки. Зная воображение Жара…
— А я и не знал, что Жар-птицы злые, — фыркнул Федор.
— По большей части. К счастью, они слишком самовлюбленны, чтобы творить зло постоянно. Целый день сидят перед зеркалом, расчесывая волосы. У Жара нет такой привычки. Поэтому он и живет здесь, а не в деревне со своими.
— Значит, мы чем-то похожи, — Иван усмехнулся. — Я же тоже ушел из дома. И тоже не похож на своих братьев.
— Конечно, в семье не без урода, — вздохнул я, поворачивая. — Кажется, мы почти пришли.
Наверное, любой нормальный человек посмеялся бы в такой ситуации. Мы весели в сетке в пяти локтях над землей, и в такой ситуации я даже улыбнуться не мог. Наверное, все же потому что Иван и Федька лежали на мне, и царевич как-то слишком страстно дышал мне в шею. Либо его просто душит вес сына Яги.
Князь с Волком стояли рядом, ожидая, когда же явится хозяин и снимет нас. Выпустить нас из ловушки Серый отказался, а мой благородный конь, поняв, что в моей руке нет ни куска сахара, ни мяса, повернулся ко мне крупом. Крапивка, которая, собственно, и была повинна в том, что мы попались, беззаботно паслась поодаль.
— Ну и кто додумался бежать за Крапивкой? — поинтересовался я.
— Федька, — вздохнул Ванька.
— Тогда почему в ловушку попали мы, а не Федька?
— Потому что я ловкий, — промурлыкал сын Яги.
— Тогда какого фига ты тут?
— У вас тут так весело было, что я аж позавидовал.
Я застонал, отталкивая от себя лицо царевича.
— Иван, хватит, — язык царевича прошелся по моей щеке. Сам весь день держался, все саблю свою оглаживал, а стоило оказаться вплотную, как вовсе голову потерял. В такие моменты я жалею, что Надежда умерла не от моей руки.
— Я тут не очень мешаю предаваться разврату? — поинтересовался голос сбоку.
Я повернул голову и встретился взглядом с молоденькой ведьмой. Дураки — те, кто описывает ведьм безобразными старушками, которые только и ждут случая, когда можно полакомиться человеком. На деле практически все ведьмы, которых я знал, были хорошенькими. Эта исключением не была. Красивая, с румяными щеками, чистыми зелеными глазами и белокурыми кудрями, которые по какой-то причине к концу становились зеленоватыми.
— Знакомы? — поинтересовался я.
— Наслышана о тебе, Кощей, да незнакома, — хихикнула она. — Я сначала сомневалась, вы ли. Попасть в такую глупую ловушку — вы бы хоть до огненного рва дошли.
Я ощутил, как Ванька ревниво впился в меня ногтями и заворчал.
— Не меня ли искали? — спросила ведьма, смотря на нас с насмешкой.
— Вообще его собутыльника искали, — фыркнул Волк.
— А. Жар дома, — она с легкостью перерезала веревки. — К слову, меня Марфой зовут. Чувствуйте себя как дома.
— У тебя либо гурманские пристрастия изменились, либо чресла уже не те, — сказал мне Жар Огнивак вместо приветствия, облокотившись спиной о дверной косяк. — Девицы уже не устраивают?
— Не твое дело. Какого черта ты ловушек наставил? — заворчал я, поморщившись от боли. По нелепой случайности одна из ловушек взорвалась около меня, и теперь половина лица была в саже — слава богам, раны затянулись практически сразу же. Однако голова даже от браги так не трещала.
— Ну, бывает и не такое. Нашел беду. На, выпей. Авось полегчает, — он сунул мне кружку пива и повернулся к остальным гостям. – В общем, хлеб да соль.
— Нифига себе. Рыжий, — наконец-то выдал Ванька после десяти минут молчания и детального рассматривая Жара.
— Берендеевич, ты, что ли, рыжих не видел?
— До или после того, как отец начал казнить их за колдовство?
— А твой отец порядочный засранец, как я посмотрю.
Жар был мелким — он едва доставал головой до плеча Ваньки. Облачившись в огненное платье, за которое я его некогда дразнил, он выглядел озорным мальчишкой. Трудно относиться к нему серьезно до тех пор, пока не увидишь, сколько он пьет и как колдует. Впрочем, через некоторое время можно разглядеть и его истинное лицо, и это далеко не приятное зрелище.
— Ну, смотреть — не красть. Можешь даже волосы потрогать, — разрешил он.
— Не трогай, обожжет, — предупредил я.
— Да ладно тебе, царевича не обожгу.
— Откуда знаешь, что он царевич, а не боярин или кто еще там есть?
— Так почти все нечистые шепчутся, что едешь с царевичем. Ну и другие подробности личного характера, — усмехнулся он, весело подмигнув. — А теперь извините. Я не видел эту прекрасную даму раньше.
Я проследил за ним, отчего-то думая, что он обращается к Федьке (чем черт не шутит), но нет, мой друг направлялся… к Крапивке. Поднял ее копыто и галантно поцеловал его.
— Сударыня, вы очаровательны, — произнес он с искренней улыбкой. — Какие глаза, какая улыбка. Кощей, почему ты держишь такую красавицу, как лошадь? Все-таки это — девица, не животное.
Как я уже говорил, я подозревал, что Крапивка может быть не совсем лошадью, но отчего-то меня это мало волновало. Либо наглела с Ягой, либо решила что своровать из избушки. В любом случае, я далеко не положительный герой, чтобы помогать каждому безоговорочно.
— Позволь, я ее расколдую, — неожиданно предложил Жар.
Я лишь передернул плечами.
Крапивка оказалась на удивление красивой — намного краше Марфы. Длинные черные волосы струились по худым плечам, фигура была почти мальчишеской, без намека на грудь или широкие бедра. Да и ростом она была чуть выше Жара, и вместе они смотрелись настолько гармонично, что, если бы я их не знал, то подумал бы, что это брат и сестра. Это не ускользнуло от глаз молодой ведьмы, на чьем лице каждый раз проступала обида, когда ее взгляд падал на Крапивку.
Либо Жара ревновала, либо просто привыкла быть в центре внимания.
— Так о чем это я, — вдруг обратился ко мне Огнивак. — Я тебя никак не ждал. Уж в какую ночь, а в Ясную ты и носа из своих палат не высовываешь.
Я попытался на пальцах пересчитать дни лета, но на восьмом дне Восхода сбился и устало потер глаза. Если сегодня Ясная ночь, то это плохо. Мало того, что солнце не закатится за горизонт, так еще и считается, что можно увидеть в эту ночь умерших, предсказать будущее или изменить свою жизнь до неузнаваемости. Ничего из этого мне делать не хотелось.
— Ясную?— все же спросил я. — Скажи, что ты издеваешься. Что это просто очередная глупая шутка.
Жар пожал плечами. Мол, хочешь — верь, хочешь — не верь, а ночь как будет Ясной.
— А что это за ночь? — поинтересовался Иван.
— Это лучшая ночь для гаданий. В эту ночь открываются все пути, — воодушевленно начал Жар, и я пихнул его в ребра.
— Лишь девицам не совестно гадать. А ты не девица.
— А будто бы ты не гадал, — усмехнулся Волк. — Помню, как ты гадал и на картах, и на воде, и на костях, девица ты моя бледная.
— Молчать.
— Ты, Ваня, не больно верь ему, — Серый с укором посмотрел на меня. — Здесь не женские гадания, а серьезные. Еще со временен дикарей верят в Ясную ночь. Моя мать всегда устраивала ночь гаданий, чтобы предсказать, кто умрет, и достаточно ли будет еды для лютой зимы.
— Даже Яга прислушивается. Даже Горыныч! К слову, он прилететь должен скоро. И куда пошел, Кощей? От судьбы не уйдешь. Коль нечистая тебя привела к моему дому именно в эту ночь, значит, ты должен узнать что-то такое, что изменит твое жалкое существование.
— Ты лучше у своей жены спроси, разрешит ли она тебе погадать.
— Не жена я ему! — застучала горшками Марфа.
— Не жена, — развел руками Жар. — Тут история долгая. Есть кратко, Глаша уже год как скончалась, а тут она свалилась. Зато нескучно.
Он обнял Крапивку и неуклюже клюнул ее в щеку, заставив покраснеть и спрятать лицо в ладонях. Но и дураку понятно, что девка счастлива.
— Так. А где жрачка? — не выдержал Федька, закончив привязывать Князя к столбу. Видимо, мой добрый конь решил лишний раз показать свой характер, потому что кафтан на сыне Яги был уже рваный.
Яства появились незамедлительно. Вареная картошка с укропом, ребра свиные, котлеты царские, пирожки румяные с яблоками и яйцами, огурцы соленые и медовуха, к которой Ваня сразу же потянулся, за что получил от Волка по рукам. Четверть часа мы провели в тишине, забивая желудок едой с такой жадностью, будто бы не ели несколько дней подряд.
Выпив и заметно повеселев, Жар приобнял Крапивку и решил нам поведать историю о том, как Марфа в возрасте восьми лет превратила своего брата в козленка. Разумеется, случайно. А когда расколдовывала, допустила ошибку, и козлиные рога украшают его белобрысую макушку и по сей день. Огнивак находил эту историю крайней забавной, и его рассказ постоянно прерывалась приступами смеха.
— Ну а теперь, Кощеюшка, — протянул он, отсмеявшись. — Поведай нам, как и когда ты окончательно разочаровался в женщинах.
— С чего ты взял, что я разочаровался в них? — напряженно спросил я.
— Да так. Просто Иванушка что-то слишком часто поглядывает на тебя. Да и Марфа нашептала мне, что он вроде как с тобой мужеложествовал в нашей западне.
— Скажи своей Марфе, что за такие мысли бить надо, — проворчал я, чувствуя, как в меня вцепился покрасневший то ли от смущения, то ли от выпитого, царевич.
— Да легко, — гордо вздернул нос Жар. — Марфуша, разогревай борщ.
Волк сонно привалился к разомлевшему Федьке. Поглядев на них и позавидовав, Ваня взял меня за руку, игнорируя мои попытки ее высвободить.
— Так, — Жар поставил перед нами чан с зельем, — настала пора гадать. На что будем? На любовь? Аль на богатство?
— На мозги себе нагадай, — проворчала Марфа, поглядывая на Жара недобрым взглядом.
— Откуда тебе знать, что это такое. У девиц в голове лишь нить, на которой уши держатся… — Жар запнулся. — Ну, у всех, кроме Крапивки.
Он вылил кубок браги в чан и наклонился, почти качаясь носом жидкости. Я бы на его месте потерял обоняние – зелье воняло так, что я чувствовал даже со своего места.
— Вижу-вижу любовь Кощея. Старую такую. Неразделенную. О которой он скоро и не вспомнит. А почему? — Жар поднял лицо и ухмыльнулся. — Потому что уже встретил свою будущую любовь, с которой проведет всю свою жизнь.
Я выгнул бровь. Последние слова вовсе меня убедили в том, что Огнивак меня разыгрывает. Встретить бы еще такого, кто проживет еще тыщу лет со мной.
Однако Ваньку это не смутило. Он заинтересованно поддался вперед, чтобы не пропустить ни единого слова.
Даже если бы я был связан судьбой с самой Моровной, из-за которой и стал Кощеем, Жар все равно бы сказал, что моя единственная судьба — это Ванька. Хотя бы для того, чтобы позлить меня.
— Ну, — задумчиво протянул он. — Имена же просто так не всплывают. Но могу сказать, что ты со своей будущей любовью здесь, в одной комнате.
Царевич впился ногтями в мою руку.
— Крапивка всегда была мне мила, — ляпнул я из вредности. Кого-кого, а меня ситуация больше злила, чем забавляла. Как и вся эта история. Только послушаешь своего старого недруга, как тебе на шею царевич сваливается и начинает неровно к тебе дышать.
Крапивка покраснела, опустив глаза. Ей, в отличие от Марфы, наше внимание было в тягость.
— Я бы не раскатывал губу. Узнать это можно, лишь испив из чана, — подмигнул Жар, зачерпнув в кубок зелья. — Испей и узнаешь. А вдруг это я? Или Волк?
— Не дайте, многоликие Боги. Ты и правда считаешь, что я буду это пить? – я указал на зеленоватый дымящийся отвар, из которого выплыла шапка мухомора. — Я, по-твоему, с Лукоморского дуба рухнул?
— Так какая разница бессмертному?
— То есть, даже если не умру, то несколько дней проведу в бреду? — спросил я, сглатывая и смотря на зелье. Жар явно решил меня наказать за то, что я решил посягнуть на его будущую жену.
— Тогда я выпью, — решительно заявил Ванька, нахмурившись.
— Иван, это не зелье, — вздохнул я. — Это отрава. Настойка на плесени и мухоморах с травами, которые вызывают галлюцинации. Отсюда и все эти «открытия», и прочая глупость.
— Я выпью что угодно, чтобы узнать, полюбишь ты меня или нет, — Ваня серьезно посмотрел на меня. И ведь выпьет же. Знаю я такие лица — такие были почти у всех «героев», которые пытались убить меня. Каждый из них знал, что идет на смерть.
— Если ты выпьешь это, то вообще ни с кем не будешь. Трупы вообще против отношений.
— Сколько драматизма. А ты отказываешься ради своего любимого сделать даже глоточек, — хихикнул Жар, хитро щурясь. — Ты пей-пей. Ты же не умрешь. А Иван твой явно в милости Моровны.
Я посмотрел в кубок. Своим запахом отвар излечил бы любого человека, страдающего насморком, но из-за сильного иммунитета пользы от этой вони я так и не получил. Больших усилий стоило поднести бокал к губам и проглотить все, чтобы Ваньке не пришло в голову допить за мной.
На вкус он был намного хуже.
Жар наблюдал за мной с победным выражением лица. Все остальные, кроме Ивана, смотрели с долей сочувствия.
— Ну, ничего. Не умер же. Смотри, живой!
Я с трудом разлепил глаза. За каких-то несколько секунд комната изменилась до неузнаваемости, а лица моих собеседников смазались и стали почти неузнаваемыми.
— Кощей, Кощей, — звал меня Иван, и его голос отдавался колоколом в моей голове.
Почувствовав, как тошнота подходит к горлу, я отвернулся. Дрянь. До чего же дрянь. И Жар, конечно, хорош.
— Кощей, ты как? — поинтересовался женской голосок… со стороны Ваньки. Я попытался в уме сосчитать число девиц в комнате. Голос был не ворчливо-недовольным, как у Марфы, и не тихим, как у Крапивке. Он был звонким, полным радости… и до боли знакомым.
Сглотнув, я повернулся и ощутил, как по телу пробежали мурашки.
— Елена? — не верил я своим глазам. — Как ты?..
— Погоди, Кощей. Погоди, — пролепетала она, краснея и оглаживая меня по плечу.
— Я так скучал, — почти простонал я. Голова почти перестала соображать. Я видел Елену, и мне этого было достаточно. То, что она давным-давно покоится в земле, меня нисколько не смутило. Главное было, что она была рядом.
Она обняла меня, когда я положил голову ей на плечо и уснул под ее убаюкивающий голос.
— Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Где ты же, Кощеюшка? Аль боишься? Я найду тебя. А царевича я твоего уже нашел. И тебя найду. Сейчас или завтра — какая разница? Ты просто пытаешься отсрочить свою кончину.
Я зажал уши, чтобы не слышать его голоса, но он не становился тише. Он будто бы звучал в моей голове.
— Ты же сам хотел умереть все это время. Я даю тебе шанс умереть. Не ты ли рвался в Навь? Кощей, отвечай же.
Я помотал головой. Умирать не хотелось. Я понимал, что если сейчас уйду, то все, кто мне когда-либо был дорог, умрут. Все, что мне было так ценно, будет уничтожено. А Ванька уже…
— Ну и делов ты наворотил вчера, Кощеюшка. Едва оттащили тебя от Ваньки, — засмеялся Федька, увидев, что я открываю глаза. — Ты вчера почти дошел до непотребств.
Я зажмурился, ощутив почти привычный приступ тошноты, и уткнулся носом в подушку. Под моим боком заворочался Ванька, если судить по недовольному стону. Чуть отодвинув одеяло, я со стыдом осознал, что он в одной рубахе.
— Так что вчера было? — спросил я, прикрывая его оголенные ягодицы. — И почему он раздет?
— И это спрашивает тот, кто его раздевал. Ты вчера всю его одежду в чан кинул. Ее полночи отмачивали.
— Ага, — подтвердил сонный Ванька. — А потом лапал и смеялся.
— Ну, извини, — я почувствовал, как мои щеки вспыхнули.
— И еще кое-что, — Ванька повернулся ко мне, хмуря брови, смотря на меня пугающе серьезно. – Никогда не смей меня называть именем матери. Я не желаю быть заменой.
После этих слов он ткнул пальцем мне в щеку, и я зашипел от боли. Синяк. Видимо, вчера царевич пытался объяснить мне то же самое.
А еще, как я понял, зелье оказалось вреднее, чем казалось на первый взгляд. Оно прожигало меня изнутри до сих пор. Видимо, мое бессмертие все еще борется за жизнь с ним, раз даже синяк за ночь не сошел.
— Зато стало понятно, кто же его будущая любовь, — засмеялся Жар, уже сидя за столом и уплетая за обе щеки окрошку. — Впрочем, это и так было понятно. Вы прекрасная пара. Он — вылитый ты в прошлом. Только он хотя бы не пытался стянуть с меня платье.
Ванька сердито засопел. Не дав ему удалить по синяку второй раз, я уткнул его носом себе в плечо. Это был единственный способ заткнуть его, который пришел в мою голову на тот момент.
— Я же говорил. Огненная нить судьбы.
— Ладно, ты такой довольный, а Федька чего такой радостный прыгает?
— Ну, ты так говоришь, будто лишь тебе вчера перепало счастья. Только у них там серьезно, не то, что ваши детские шалости. Даже пришлось в хлев сослать.
Впрочем, по Волку, который с уставшим видом жевал картофелину, такое нельзя было сказать. Я бы скорее предположил, что его всю ночь пытали.
— А ты чем занимался, пока мы тут беспредел творили?
— Ну, пытался не отставать от вас, — подмигнул мне Жар.
— Но ничего такого, — тихо прошептала Крапивка.
Я вздохнул. Глупо было полагать, что за какие-то восемьсот лет Жар изменится. Каким он был бабником, таким и остался.
Тем временем, Жар поцеловал ее в лоб и завязал ей на шее платок.
— И оставь ее у меня? — внезапно сказал он. — То есть навсегда оставь.
Ванька, видимо, уверенный, что я откажу, фыркнул мне в плечо.
— Знаешь, Жар, — проворчал я, поглаживая кудри Ивана. — Коль захочет остаться, то пусть остается. Все равно будет лишней. Да и пользы будет не больше, чем от Ваньки.
— Я очень полезный, — возмутился царевич, забираясь на меня.
— Ну конечно, — проворчал я, закидывая на него одеяло.
— А я вот снова о своем. Где это Горыныча носит? Обещал прилететь, ему надо было узнать про камушек один. А он взял и не явился, — вздохнул Жар, почесав затылок.
— Напился. Что Кощей, что ты, что Горыныч — три заядлых алкоголика. У вас во всем медовуха виновата, — пробурчал Волк.
— Неправда, — нахмурился я. — Я с ними уже давно не пью.
— Конечно, не пьешь. А кто тут срам показывал два года назад?
— Не показывал я срам. Штаны сами упали.
— И вчера у тебя штаны, видимо, сами упали. Что же они не держатся на тебе, Кощеюшка? Может, будешь их поясом подвязывать? А то вдруг еще что-нибудь немаловажное упадет? — неожиданно засмеялась Марфа за печью. И выглянула даже — растрепанная… и злая. Ее некогда прекрасное личико было искривлено обидой до такой степени, что посмотреть на это без неприязни нельзя было. Впрочем, лезть в их дела я не собирался. Как и увозить Крапивку силой. Сами разберутся.
— Не смейтесь над человеком. У него горе — не может прекратить пить, — рассмеялся Жар.
— А ты как будто можешь. Сам как напьешься, сразу пристаешь. Я уже устала тебя бить по ночам, — заявила Марфа немного визгливо.
— Ну и не буду к тебе лезть, глупая женщина. Женюсь на покладистой красавице, — уверенно заявил он, обнимая Крапивку, которая не смогла из себя даже слова выдавить.
— Ах так, — вскрикнула ведьма и тут же замолчала, очевидно, вспомнив о том, что не пылает к Жару ни любовью, ни страстью. — Мне все равно!
Волк положил Марфе руку на плечо, и та уселась на скамью, пылая щеками и прижимая к груди гребень, которым, видимо, хотела расчесать волосы.
Жар встал, покрутил головой, и улыбка сползла с его лица.
— Слышите?.. Чую беду.
Я заткнул Ваньке рот и послушался. И не услышал ничего, кроме курлыканья голубей за окном.
— Чую беду, — уверенно повторил Огнивак.
Лес был объят огнем, который извергал из себя Змей. Пламенные языки быстро расползались по деревьям. Некогда наш друг теперь с ревом пикировал на нас, устрашающе хлопая крыльями и выпуская из глоток клубы дыма.
В воздухе пахло серой, и Ванька перегнулся через забор, расставаясь с неплотным завтраком.
— Что это такое? — прошептал Жар, не отводя глаз от Змея. — Он с ума сошел? Кощей, что с ним?
Одежда на нем вспыхнула ярким огнем — волнуется, боится. Крапивка с Марфой сидели в погребе. Коль почувствуют дым — выберутся ползком через нору. Там же был и Федька, который решил не связываться с Горынычем — мол, мало еще пожил.
Волк был единственным, кто сохранил самообладание. И неудивительно. Со своей службой он много что видел — как империи рушатся, как один царь сменяет другого, как умирают герои, как горят деревни… Я же, при том, что был старше, видел лишь один крах — свой. И некогда я думал, что это худшее, что могло произойти. Но я ошибался.
Ванька спрятался за меня, вытирая рот рукавом.
— Лесу кранты, — подытожил Волк. – И если мы не уберемся, то троим из нас тоже кранты.
— Я не уйду из своего леса, — взъерошился Жар. — Вдруг я смогу его вразумить.
Огнивак с легкостью оторвалось от земли. Платье, над которым я смеялся первые несколько лет нашего знакомства, называя его девчачьим, вспорхнуло за ним и стало перьями. Впрочем, на этом вся красота превращения закончилась. Голова стала приплюснутой, нос вытянулся, глаза стали уменьшаться, пока не превратились в две точки. Зрелище не из приятных — все же есть в этих прекрасных жар-птицах нечто отталкивающее.
Ванька сжал мою ладонь и тут же отдернул руку, очевидно, вспомнив, что он на меня все еще обижен.
— Я и сам могу за себя постоять, — фыркнул он, заметив на себе мой взгляд, и его рука легла на эфес сабли.
Я хотел было заметить, что царевичи обычно не столь огнеупорны, как думают, но все-таки промолчал. Сейчас бы Горыныча утихомирить.
Жар взметнулся над Горынычем огненным потоком, обжигая хвостом одну из его голов. И, судя по разъяренному воплю, вразумить Змея у него не получалось. Покружив над ним, Огнивак несколько раз попадал под струю пламени и падал на землю, после чего снова подымался.
— Он не отвечает. Совсем с ума сошел, — Жар рухнул на траву между нами, выжигая ее. — Кощей. Я сейчас умру. Ты защити дом. Потому что…
Огнивак закашлялся, его перья горели и причиняли ему боль. Я поморщился — магический огонь. Да вот только не помню, чтобы Горыныч его выдыхал. Он же тогда должен съедать его всего… изнутри. И тут внезапно меня осенило — словно камнем по голове ударило.
— Ты тоже заметил? — рассмеялся Жар, и огонь полностью его окутал. — Его можно лишь убить. Лишь убить, Кощеюшка. Чтобы не мучился сам.
— Я сделаю это! — вмешался Ванька. — Я его убью!
— Не думай даже. В избу беги.
— И не подумаю.
— Иван, мать твою. В дом. Не противься!
— Не смей мне указывать, — голос Ваньки перекрыл рев Горыныча, который наступал на нас.
Недолго думая, я кинул в змея молнией. Правда, она попала в дерево, но этого хватило, чтобы отвлечь Змея. Я прижал к себе обожженную руку…
Однако все случилось слишком быстро, прежде чем я смог отреагировать.
Жар дернулся в последний раз и рассыпался пеплом по траве. Ванька ринулся вперед, вцепившись в саблю. Он скользнул под струю огня и прыгнул на Горыныча.
Ловкий уворот от хвоста, взмах крылом, и уже горящий кафтан Ивана, который царевич поспешно стащил с себя, летит на одну из голов Змея, заставив его ослепнуть на несколько секунд. И их оказалось достаточно, чтобы Иван успел прыгнуть ему на грудь и всадить саблю до рукоятки.
Горыныч взревел и… затих. Его три головы с удивлением смотрели на саблю, которая по размерам по сравнению с ним напоминала скорее зубочистку. Но этого хватило для того, чтобы он пошатнулся.
Шквал огня, который Змей выдохнул перед смертью, был направлен в сторону Ваньки, лежащего на земле. Который смотрел на Змея глупыми глазами, какими смотрит ребенок на свою смерть, и не двигался.
Секунда — и Волк закрыл его собой, вжимая в землю.
Горыныч упал спиной в лес, придавив собой несколько деревьев. Из его раскрытых пастей повалил черный дым.
Иван присел, обнял Волка за его обгоревшую гриву… и заплакал.
Видимо, он меньше всех нас надеялся на победу.
Волк с обгоревшей шевелюрой смотрелся нелепо и веселил меня весь оставшийся день, пока ведьма не додумалась его подстричь. С короткими волосами лицо Серого преобразилось, и теперь он меньше походил на южанина-бандита. Сейчас он напоминал одного из мужчин для плотских утех, которые так популярны в особо далеких от столицы городах.
Ванька, взглянув на него, жадно потер руки, и мне оставалось лишь гадать, что за пакость он придумал. Впрочем, догадываюсь, что Волком скоро будут торговать.
Стоило Ивану отойти от боя, как от героя не осталось и следа. Он стал прежним несмышленым царевичем, который только и делал, что вис на мне, забыв старые обиды.
Что говорить про Жара, он успел возродиться из пепла, чем напугал горько плачущую Крапивку, которая на коленях оглаживала его останки. Огнивак всем говорил, что ощущает себя прекрасно и даже лучше, и пил, как лошадь.
— Ты хоть понял, что вчера было?— спросил Жар, хитро подмигивая то одним глазом, то другим.
— Ребенка чуть ли не убили. Лес чуть ли не сожгли. Ты умер.
— Ну, — лениво протянул Огнивак. — Подвиг был. Подвиг. Сколько живу, впервые увидел, чтобы неженка царский кровей хоть палец о палец ударил.
— Горыныч умер, какой подвиг.
— Жаль, конечно, Горыныча. Но пламя разъедало его. Он обезумел и хотел сжечь нас. Думаешь, был другой выход?
— А это имеет значения?
— Если на то пошло, то не думаю, что он оживет, если мы поплачем над его могилой. Но, черт, стоило ему взбеситься, когда он мне долг обещал вернуть.
— О деньгах хуже меня печешься.
— Я давно стал хуже тебя, — развел руками Жар, смеясь. — И, Кощей, ты Ваньку держи поближе к себе.
— Опять начнешь заливать про любовь?
— Беда над ним висит. Злой рок. Скорая смерть. Выбирай, что больше нравится.
Я подавился чаем, пытаясь по лицу Жара понять, врет ли. Но нет, на лице у него была лишь скорбь и сожаление.
— А еще из вас хорошая пара получится, — ляпнул Жар.
— Я так и знал, что ты начнешь снова. Да я весь золотой запас поставлю, что нет там любви. Любовью и не пахнет!
— До вчера, может быть, ничего и не было. Но теперь нить есть. Огненная нить, которая вас соединяет. Ты еще долго будешь с ним… Не веришь? Тогда, по рукам! Полюбишь царевича, перетащишь весь золотой запас ко мне!
— А по морде не хочешь? — зашипел я, нисколько не купившись.
— Ну, это ты тут же мужеложец.
— А если не полюблю, то я тебя ощипаю как курицу!
— Так по рукам. Ты же знаешь, я за эту тысячу лет ни разу пари не проиграл.
И ведь, правда, не проиграл.
— Хлеб да… Нет. Земля вам пу… Короче, до свидания! — Жар махнул нам рукой. — Спасибо за Катерину.
Крапивка густо покраснела и помахала нам платочком.
— Будьте здоровы. И спасибо, — скромно улыбнулась она.
— От Марфы ее защищай.
Волк пригладил короткие волосы — он все не мог привыкнуть к тому, что прежней копны волос уже нет. Все-таки интересно посмотреть, будет ли он лысым Волком. Судя по его лицу, этот вопрос интересовал и его самого.
Федька мурлыкал по другую сторону Волка, запуская пальцы в его короткие волосы.
И все же скоро узнаем — вчетвером на Князе не уместимся. Придется Волку оборачиваться и вести Федьку на своей спине.
— Куда теперь? — поинтересовался Ванька.
— Во вторую столицу, конечно же, — пожал плечами я, махнув Огниваку рукой на прощание.
Их дом скрылся почти сразу же — будто бы деревья выросли посередине тропы.
— Как думаешь, охотники доберутся до них? — спросил меня Ванька.
— Если и доберутся, то мне их будет жаль.
Через полчаса мы вышли к обрыву. Увидев его, Ванька потянул меня за руку.
— Смотри, как высоко.
Я посмотрел вниз, пытаясь определить, сколько придется падать. Может, высота и не впечатляла, но обилие острых камней, точащих на дне копьями, заставляла взять Ваньку за руку, чтобы тот случайно не решил сигануть. Царевич же мог и не такое выкинуть.
— Ну это… Как ты?
— Ты спас меня, о великий герой, — пробормотал я бесцветным голосом. — Можешь вернуться домой и рассказать своему батюшке, что совершил подвиг и спас врага своего народа.
Подставив лицо нахлынувшему ветру, я, наконец-то, улыбнулся. Что показалось мне занятием трудным и непривычным — я не улыбался уже лет двадцать. Все повода не было.
— Я не думаю, что враг. Иначе бы ты не возился со мной. И не защищал.
Я прикусил губу, понимая, что где-то уже слышал эти слова. И не раз.
Призрак Елены все еще преследовал меня. И тут уже сложно сказать почему. То ли зелье Жара не выветрилось, то ли я вовсе умом поехал.
— Но что будет, когда мы доберемся? – проговорила она Ванькиным голосом, смотря на меня зелеными глазами.
Я потер глаза. Передо мной был царевич. Привычный Иван, держащий меня за руку. Чертово наваждение.
— Все будет хорошо, — я похлопал его по руке. – Никак иначе. Думаю, нам пора двигаться.
— Иван, помоги перетащить сумки на Волка, — крикнул ему Федька.
Ванька вздохнул и, быстро поцеловав меня в губы, побежал к Федьке перетаскивать часть ноши Князя на Серого. Видимо, боятся, что кости моего доброго скакуна не выдержат сумки и пассажиров одновременно.
Я вытер губы рукавом. Не дождусь того момента, когда вся эта история закончится, и я смогу ощипать Жара.
Автор – king_marionette
Бета - qyj
Пейринг – Кощей Бессмертный/Иван-Царевич
Рэйтинг – PG-13
Жанр - Фэнтези, POV
Размер – миди
Статус - в процессе
Саммари – Если в жизни Бессмертного все плохо, то, можете не сомневаться, все станет намного хуже. С одной стороны неугомонный царевич, которому не терпится на подвиги, с другой твой новый «коллега», пытающийся захватить Тридесятое царство. Что выбрать – лишь Боги знают. Авось и пронесет как-нибудь…Но не в этот раз.
king-marionette.tumblr.com/tagged/skazki - внешность героев <3
А еще большое спасибо HeroinArt за рисунок - iiheroinii.deviantart.com/art/illustration-gift...
1-2
3
4. читать на фикбуке
читать дальшеГрязная рука попрошайки протянулась в мою сторону вслед за протяжным стоном, чем-то отдаленно напоминавшим «Милостивые государи, подайте на пропитание».
Федька не выдержал первым и захохотал в голос, закрыв ладонями лицо. Волк нагло ухмыльнулся и покосился на меня. И ведь оба ждут представления со мной в главной роли.
Лишь Ванька удивленно крутил головой, не понимая, что он пропустил.
Не люблю я иметь дело с теми, кто знает мое отношение к деньгам. Мало того, что обворовать моих спутников становится в разы сложнее, так еще не совестно им подшучивать надо мной. Как будто бы я первый, кто обкрадывал неимущих и обделенных. Но опять же ежели человек слепой, хромой и глухой в придачу, то вряд ли он погонится за грабителем, все норовя треснуть его костылем-палкой по башке. Артисты, многоликие боги бы их побрали.
— Подайте, — бродяга попытался повторить это так же жалостливо, как в первый раз, но случайно перешел на визг. Он упал перед Князем на колени, заставив того даже удивленно сделать шаг назад, не понимая, как ему поступить: то ли из милосердия съесть несчастного, то ли все же побрезговать.
— Нет денег, — я дернул поводья. — Князь, обходи.
— Ну-ну, дедушка, — неожиданно вкрадчиво произнес бродяга. – Лучше заплати, авось на годочек дольше проживешь.
Федька снова бесстыже заржал.
Нет, меня все эти годы как только не называли. И поганью называли, и иродом, и тираном, и распутником. А что приписывали — стоит вообще промолчать. Но «дедушка»…
— Уж прости, милочек, — в тон ему ответил я. — Не хочется мне денег на вас, оборванцев, тратить. Авось еще расплодитесь за мой счет, в следующий раз и шагу не дадите ступить.
— Вы меня не поняли, — не отставал бродяга, достав из кармана ржавый кинжал. — Это не просьба. А ну вытащили свои кошельки, собачьи дети. И слезайте с коней. Раз не хотите по-хорошему, мои братья сами пошарят в ваших карманах.
Я устало посмотрел на выходящих из-за деревьев разбойников. У одних в руках сабли, у других булавы. И именно в такие моменты я жалею, что оставил в замке свой меч-кладенец, некогда утащенный у Добрыни. Один взмах — ни бродяг, ни леса. А сейчас придется час раскидывать по лесу — народ ныне твердолобый пошел, не с первого удара понимают, что лучше не лезть.
— Если быть честным, я сомневаюсь в вашем кровном родстве, — заметил я, рассмотрев их угрюмые лица. — Да и взять нечего.
— А у того сабля симпатичная, — заметил Иван, выглянув из-за моего плеча. – Ну, у того, у которого лицо такое глупое.
— И что? На воровство подбиваешь? – нахмурился я, разглядывая указанную саблю. Лезвие затупилось и потемнело, а некогда украшенная золотом и камнями ручка казалась в руках попрошайки грязной.
— Почему бы и нет? Красивая сабля.
Я закатил глаза и тут же дернулся — царевич с рыком впился зубами мне в плечо.
— Если ты пообещаешь перестать на меня вешаться, — хмуро согласился я, отпихивая его лицо.
— С меня не убавится, — хихикнул Ванька. — Согласен.
— А можно мне тоже что-нибудь, дядь Кош? — оживился Федька, жадно разглядывая разбойников. — Серый, добудешь?
Волк хмуро промолчал, сделав вид, будто поглощен красотой вековых деревьев.
Бродяги вытащили оружие. Им не нравилось ощущать себя лишними.
Я опустил глаза на саблю, чье острие были направлено на меня. Что уж говорить, хороша была сабля — добрый мастер выковал. Кто же виноват, что эти нищеброды успели ее так испоганить.
— И лицо у брата не глупое, — запоздало вмешался наш разбойник-попрошайка. — Я передумал! Убить их. Оставьте кудрявого, он выглядит богато. А лошадей продадим цыганам.
Его рука легла на нос Князя.
— Хорошие лошадки, — заключил бродяга.
— Хорошие-хорошие, — сладко улыбнулся. — Князь, ату его.
Волк больно ткнул меня локтем в ребра, и я, морщась, полез за монетами. К моему превеликому счастью, после шайки разбойников мое честно заработанное золото разбавилось серебром и блеклой медью. Иными словами, разбойники подарили мне возможность не тратить свое богатство на своих путников.
— С вас девять серебряных, — напомнили мне.
Я поднял глаза и растянулся в клыкастой улыбке, которая заставила хозяина таверны замолчать. На вид он ничем не отличался от купцов — упитан в боках и увешан оберегами от сглаза-порчи с головы до пят. К слову, амулеты такие, что не то что порчу, домовиц не отгонят.
— Дай ему золотой, хватит уже медь пересчитывать, — Серый снова толкнул меня и сделал попытку отобрать кошелек.
— Золотой? Может, тебе сразу по морде дать? — зашипел я, прижимая деньги к груди.
Отсчитав восемь серебряных и девять медных, я наконец-то оглянулся. Конечно, заведение, которое мы почтили своим присутствием, было теплым, недорогим и явно не самым худшим. И, что немаловажно, его выбрал я.
— Располагайтесь, — я кивнул на дубовый стол, на который уже поставили запеченную курицу и пенное пиво.
— А почему мы пришли в единственную таверну, где собираются местные бандиты? — едко поинтересовался Федька, когда мы вчетвером наконец-то уселись и принялись делить курицу. — Только не говори, что нам неприятностей мало.
— Наверное, потому что у таких в карманах лишь медь и серебро, на которых Ванькиного портрета нет, — заворчал Волк, отрывая себе куриную ножку. — К тому же, с этим в приличном обществе не появишься.
Серый указал на меня, и мне стоило усилий себя сдержать, чтобы не заехать ему кулаком по наглой морде. На себя бы он, морда уголовная, посмотрел. Волосы длиннющие, распущенные, глаза желтым горят — от такого даже бандиты шарахаются и стараются не смотреть. Думают, наверное, что он какой-нибудь атаман в местной шайке.
— Зато выделяется из нашей серой массы, — улыбнулся Федька. — Южан много, а Кощеев ныне дефицит.
— Очень смешно, — проворчал я недовольно, отбирая у Серого куриную ножку. — Ешьте и отправимся дальше. Возможно, пару слухов нужных поймаем.
— Только не говори, что мы поедем через Жара, — нахмурился Волк.
— Почему нет? Жар мой товарищ и близкий друг.
— Собутыльник, — поправил меня он, и я, ни на секунду не задумавшись, бросил в него уже обглоданной костью. Серый, не задумавшись ни на секунду, поймал ее и с хрустом сжевал, заставив рядом сидящих разбойников отодвинуться подальше.
— Куда путь держите, судари? — уж слишком дружелюбно поинтересовались у нас. Я нервно обернулся, ожидая наткнуться взглядом на тех же разбойников, которых мы повстречали утром. Но вместо них стояли два молодца, которые были похожи друг друга, как две капли воды.
— А вам какое дело? — нахмурился я, осматривая их на наличие дубинок или сабель. — Просто путешествуем.
Детины почесали затылки, посмотрев друг на друга. Все-таки высмотрев у них кинжалы, я наконец-то успокоился. С такими на лошадей не кидаются. Только если не боятся получить копытом в лоб.
— А чего вы по этой тропинке идете, а не по дальней? Там и пейзаж получше, и волки без зубов.
— Благодарствую, но нам и со злыми волками неплохо.
— Может, одумаетесь? Или вы соврали, что вы путешественники?
— С чего такие мысли? – удивился я, начиная подозревать, что вопросы нам задают не из любопытства. – Или мы чему-то мешаем?
— Охотятся там. На ведьму. Насылает на наши поля свою жар-птицу. Она что не съедает, то выжигает за чистую душу. Из леса никто не возвратился еще. Так что, друг сердечный, коль ты не соврал нам, тебе там делать нечего.
— Вы правы, — легко согласился я, поняв, что отделаться от детин по-простому не получится. — Я вас обманул. Мы путешествуем с великим охотником на ведьм, которым и является…
Я окинул Волка взглядом. Нет, не подойдет. Объявлять очевидного уголовника спасителем всей деревни — глупо. Федька выглядел так, будто бы в руки отродясь ничего тяжелее ложки не брал. Себя уже не объявишь…
— …мой спутник, — закончил я, показывая на Ваньку. Не самый худший вариант. Но, если мне не изменяет память, ни один из богатырей умом не отличался.
Стоит отдать царевичу должное, он ни на секунду не растерялся. Надулся, принял важный вид и упер кулаки в бока. Что уж говорить, даже плечи расправил, чтобы казаться больше, но ничего из вышеперечисленного не произвело на близнецов никакого впечатления. Наверное, потому что как бы Иван не надувался, он все равно на фоне детин казался болезненным ребенком.
— С дуба лукоморского рухнули? — с сочувствием поинтересовался один из них, хлопнув чистыми голубыми глазами.
— Не вру же, — оскорбился я. — Пусть мал. Но что говорит люд русский? Мал да удал. Уж год как его заколдовала ведьма, запечатав его могучую силу так, чтобы лишь те, кто чист душой, могли разглядеть его величественный облик.
Богатыри тут же закивали, смотря на Ивана с восхищением, будто бы разглядев в нем ту силу, о которой я так бессовестно наврал.
— Выдумщик, — едва слышно выдохнул Волк, но я сделал вид, будто не расслышал.
— А так как у ведьм не может быть душа чистой, она увидит обыкновенного молодца. Она позовет его к столу, откормит, в баньке попарит, спать уложит. Ночью мой хозяин встанет и БАМ! — я хлопнул перед лицами детин так неожиданно, что они, бедные, отшатнулись в сторону. — Он их как орешки чикает. Как вам? А рискует он жизнью за смешную плату. Скажем так… В десять золотых.
— Это за то, что он ведьм, как орешки, чикает? — близнецы синхронно вытерли носы рукавами, явно не веря ни одному моему слову.
— А вы думаете, ведьм много? На что ему жить прикажите, раз он выбрал себе судьбу очищать мир от всякой нечисти? Или вам жаль всего нескольких монет на здравие героя?
— Дядь Кош, переигрываешь, — шепнул мне Федька, и я тут же отмахнулся от него, хмурясь. Уж чего, а развести простаков на деньги я все еще в силах.
И оказался прав.
Помявшись, братья переглянулись и, не найдя в глазах друг друга ни единой умной мысли, сдались.
— Твоя правда, — нехотя согласились они со мной.
С меня оставалось лишь руку протянуть и почувствовать, как греет ладонь благородный металл.
— Может, половину? А вторую получите, когда из леса выйдите.
— Не сомневайтесь в нашей квалификации,— я сунул деньги в мешочек. — Иван Тимофеевич, пойдемте. Позвольте я с вами пойду поближе, уж больно боюсь ведьмы.
— Берендеевич, — буркнул царский сын, натягивая поводья. — И зачем врать так? Неужто не раздобыли бы десяти монет сами?
— Это же Кощей, — проворчал Волк.
Федька красноречиво промолчал, решив не встревать. Его богатый опыт не раз показывал, что лучше придержать язык за зубами, чем потом по лбу получить.
Князь нашел губами мое ухо и пожевал его. Чуется мне, он был единственный, кто мной доволен.
— А ведьмы страшные? — поинтересовался Иван, пнув меня сапогом в спину. Выругавшись, я показал ему не шибко приличный знак, которым часто пользуются лишь южане.
— В первую тысячу лет — нет, — вместо меня ответил Федька, выглядывая из-за Волка. — А вот после… ну, сам понимаешь, они не просто так получают бессмертие.
— А зачем мы собираемся убить? Ну, раз она нестрашная и незлобная.
— Кто тебе сказал такую глупость? — я выгнул бровь. — Я же говорил, что у меня в этих краях друг живет. Поди старая жена уже умерла, вот ведьму взял.
— А разве это не… — начал было Ванька.
— Нет, не аморально. Если даешь женщине жизнь в достатке и в ласке, то чем виновен? Просто жить один не может. Погорюет над могилкой три дня, а дальше с ума сходит в одиночестве.
— Ну, раз он такой ласковый и богатый, то, наверное, от невест отбоя нет?
— Так не под своей личиной. Он то стариком обернется, то птичкой певчей. Сам приглядывается, выбирает самую добрую. Правда, порой самые добрые бывают сердцем слабы — не переживают новости, что какой-то рябой путник на деле молодец прекрасный,— рассмеялся я, вспоминая, как сам однажды потешался над девицами. Правда, в моем случае было все наоборот — молодец-красавец становился клыкастым и седым, тут же теряя всю симпатию окружающих к себе. Девки визжали так, будто самого черта увидели, а из деревни гнали огнем и вилами. Хорошие были времена, добрые. Да и царевичи были нормальными.
— А если она ему не жена? — не успокаивался Иван. — Скажем, вдруг она его удерживает, а тех, кто приходит ее убивать, ест?
— Тогда первым в печь полезешь, — я пожал плечами, прорубая дорогу.
Мы с час назад свернули с тропы, минуя ловушки, которые так щедро оставили охотники. Какой дурак в них попадется — лишь богам известно. Путь к Жару найдет любой, если он сам того захочет. А коль нет — дорога будет петлять и извиваться, подобно змее, пока не выведет обратно к своей деревне.
На Крапивку даже смотреть было жалко — она все время пыталась свернуть с тропы и спотыкалась о корни деревьев. И каждый раз смотрела на меня так жалобно, будто бы умоляя повернуть, прекрасно зная, что я этого не сделаю.
Князь же следовал за мной твердым шагом, вцепившись зубами в мой плащ. Точнее, в нечто замусоленное— именно таким он стал, некогда расшитый узорами, после нескольких дней путешествия. Отчасти благодаря Ивану, который любит на нем спать.
Я одобряюще погладил своего коня между ушей, и Иван тут же вытянул шею, чтобы я повторил с ним тоже самое.
— А ты сиди смирно, — я ударил его по лбу. — Тут может быть ловушка для простаков.
— Как в Землянках?
— Поверь, в Землянках — это цветочки. Зная воображение Жара…
— А я и не знал, что Жар-птицы злые, — фыркнул Федор.
— По большей части. К счастью, они слишком самовлюбленны, чтобы творить зло постоянно. Целый день сидят перед зеркалом, расчесывая волосы. У Жара нет такой привычки. Поэтому он и живет здесь, а не в деревне со своими.
— Значит, мы чем-то похожи, — Иван усмехнулся. — Я же тоже ушел из дома. И тоже не похож на своих братьев.
— Конечно, в семье не без урода, — вздохнул я, поворачивая. — Кажется, мы почти пришли.
Наверное, любой нормальный человек посмеялся бы в такой ситуации. Мы весели в сетке в пяти локтях над землей, и в такой ситуации я даже улыбнуться не мог. Наверное, все же потому что Иван и Федька лежали на мне, и царевич как-то слишком страстно дышал мне в шею. Либо его просто душит вес сына Яги.
Князь с Волком стояли рядом, ожидая, когда же явится хозяин и снимет нас. Выпустить нас из ловушки Серый отказался, а мой благородный конь, поняв, что в моей руке нет ни куска сахара, ни мяса, повернулся ко мне крупом. Крапивка, которая, собственно, и была повинна в том, что мы попались, беззаботно паслась поодаль.
— Ну и кто додумался бежать за Крапивкой? — поинтересовался я.
— Федька, — вздохнул Ванька.
— Тогда почему в ловушку попали мы, а не Федька?
— Потому что я ловкий, — промурлыкал сын Яги.
— Тогда какого фига ты тут?
— У вас тут так весело было, что я аж позавидовал.
Я застонал, отталкивая от себя лицо царевича.
— Иван, хватит, — язык царевича прошелся по моей щеке. Сам весь день держался, все саблю свою оглаживал, а стоило оказаться вплотную, как вовсе голову потерял. В такие моменты я жалею, что Надежда умерла не от моей руки.
— Я тут не очень мешаю предаваться разврату? — поинтересовался голос сбоку.
Я повернул голову и встретился взглядом с молоденькой ведьмой. Дураки — те, кто описывает ведьм безобразными старушками, которые только и ждут случая, когда можно полакомиться человеком. На деле практически все ведьмы, которых я знал, были хорошенькими. Эта исключением не была. Красивая, с румяными щеками, чистыми зелеными глазами и белокурыми кудрями, которые по какой-то причине к концу становились зеленоватыми.
— Знакомы? — поинтересовался я.
— Наслышана о тебе, Кощей, да незнакома, — хихикнула она. — Я сначала сомневалась, вы ли. Попасть в такую глупую ловушку — вы бы хоть до огненного рва дошли.
Я ощутил, как Ванька ревниво впился в меня ногтями и заворчал.
— Не меня ли искали? — спросила ведьма, смотря на нас с насмешкой.
— Вообще его собутыльника искали, — фыркнул Волк.
— А. Жар дома, — она с легкостью перерезала веревки. — К слову, меня Марфой зовут. Чувствуйте себя как дома.
— У тебя либо гурманские пристрастия изменились, либо чресла уже не те, — сказал мне Жар Огнивак вместо приветствия, облокотившись спиной о дверной косяк. — Девицы уже не устраивают?
— Не твое дело. Какого черта ты ловушек наставил? — заворчал я, поморщившись от боли. По нелепой случайности одна из ловушек взорвалась около меня, и теперь половина лица была в саже — слава богам, раны затянулись практически сразу же. Однако голова даже от браги так не трещала.
— Ну, бывает и не такое. Нашел беду. На, выпей. Авось полегчает, — он сунул мне кружку пива и повернулся к остальным гостям. – В общем, хлеб да соль.
— Нифига себе. Рыжий, — наконец-то выдал Ванька после десяти минут молчания и детального рассматривая Жара.
— Берендеевич, ты, что ли, рыжих не видел?
— До или после того, как отец начал казнить их за колдовство?
— А твой отец порядочный засранец, как я посмотрю.
Жар был мелким — он едва доставал головой до плеча Ваньки. Облачившись в огненное платье, за которое я его некогда дразнил, он выглядел озорным мальчишкой. Трудно относиться к нему серьезно до тех пор, пока не увидишь, сколько он пьет и как колдует. Впрочем, через некоторое время можно разглядеть и его истинное лицо, и это далеко не приятное зрелище.
— Ну, смотреть — не красть. Можешь даже волосы потрогать, — разрешил он.
— Не трогай, обожжет, — предупредил я.
— Да ладно тебе, царевича не обожгу.
— Откуда знаешь, что он царевич, а не боярин или кто еще там есть?
— Так почти все нечистые шепчутся, что едешь с царевичем. Ну и другие подробности личного характера, — усмехнулся он, весело подмигнув. — А теперь извините. Я не видел эту прекрасную даму раньше.
Я проследил за ним, отчего-то думая, что он обращается к Федьке (чем черт не шутит), но нет, мой друг направлялся… к Крапивке. Поднял ее копыто и галантно поцеловал его.
— Сударыня, вы очаровательны, — произнес он с искренней улыбкой. — Какие глаза, какая улыбка. Кощей, почему ты держишь такую красавицу, как лошадь? Все-таки это — девица, не животное.
Как я уже говорил, я подозревал, что Крапивка может быть не совсем лошадью, но отчего-то меня это мало волновало. Либо наглела с Ягой, либо решила что своровать из избушки. В любом случае, я далеко не положительный герой, чтобы помогать каждому безоговорочно.
— Позволь, я ее расколдую, — неожиданно предложил Жар.
Я лишь передернул плечами.
Крапивка оказалась на удивление красивой — намного краше Марфы. Длинные черные волосы струились по худым плечам, фигура была почти мальчишеской, без намека на грудь или широкие бедра. Да и ростом она была чуть выше Жара, и вместе они смотрелись настолько гармонично, что, если бы я их не знал, то подумал бы, что это брат и сестра. Это не ускользнуло от глаз молодой ведьмы, на чьем лице каждый раз проступала обида, когда ее взгляд падал на Крапивку.
Либо Жара ревновала, либо просто привыкла быть в центре внимания.
— Так о чем это я, — вдруг обратился ко мне Огнивак. — Я тебя никак не ждал. Уж в какую ночь, а в Ясную ты и носа из своих палат не высовываешь.
Я попытался на пальцах пересчитать дни лета, но на восьмом дне Восхода сбился и устало потер глаза. Если сегодня Ясная ночь, то это плохо. Мало того, что солнце не закатится за горизонт, так еще и считается, что можно увидеть в эту ночь умерших, предсказать будущее или изменить свою жизнь до неузнаваемости. Ничего из этого мне делать не хотелось.
— Ясную?— все же спросил я. — Скажи, что ты издеваешься. Что это просто очередная глупая шутка.
Жар пожал плечами. Мол, хочешь — верь, хочешь — не верь, а ночь как будет Ясной.
— А что это за ночь? — поинтересовался Иван.
— Это лучшая ночь для гаданий. В эту ночь открываются все пути, — воодушевленно начал Жар, и я пихнул его в ребра.
— Лишь девицам не совестно гадать. А ты не девица.
— А будто бы ты не гадал, — усмехнулся Волк. — Помню, как ты гадал и на картах, и на воде, и на костях, девица ты моя бледная.
— Молчать.
— Ты, Ваня, не больно верь ему, — Серый с укором посмотрел на меня. — Здесь не женские гадания, а серьезные. Еще со временен дикарей верят в Ясную ночь. Моя мать всегда устраивала ночь гаданий, чтобы предсказать, кто умрет, и достаточно ли будет еды для лютой зимы.
— Даже Яга прислушивается. Даже Горыныч! К слову, он прилететь должен скоро. И куда пошел, Кощей? От судьбы не уйдешь. Коль нечистая тебя привела к моему дому именно в эту ночь, значит, ты должен узнать что-то такое, что изменит твое жалкое существование.
— Ты лучше у своей жены спроси, разрешит ли она тебе погадать.
— Не жена я ему! — застучала горшками Марфа.
— Не жена, — развел руками Жар. — Тут история долгая. Есть кратко, Глаша уже год как скончалась, а тут она свалилась. Зато нескучно.
Он обнял Крапивку и неуклюже клюнул ее в щеку, заставив покраснеть и спрятать лицо в ладонях. Но и дураку понятно, что девка счастлива.
— Так. А где жрачка? — не выдержал Федька, закончив привязывать Князя к столбу. Видимо, мой добрый конь решил лишний раз показать свой характер, потому что кафтан на сыне Яги был уже рваный.
Яства появились незамедлительно. Вареная картошка с укропом, ребра свиные, котлеты царские, пирожки румяные с яблоками и яйцами, огурцы соленые и медовуха, к которой Ваня сразу же потянулся, за что получил от Волка по рукам. Четверть часа мы провели в тишине, забивая желудок едой с такой жадностью, будто бы не ели несколько дней подряд.
Выпив и заметно повеселев, Жар приобнял Крапивку и решил нам поведать историю о том, как Марфа в возрасте восьми лет превратила своего брата в козленка. Разумеется, случайно. А когда расколдовывала, допустила ошибку, и козлиные рога украшают его белобрысую макушку и по сей день. Огнивак находил эту историю крайней забавной, и его рассказ постоянно прерывалась приступами смеха.
— Ну а теперь, Кощеюшка, — протянул он, отсмеявшись. — Поведай нам, как и когда ты окончательно разочаровался в женщинах.
— С чего ты взял, что я разочаровался в них? — напряженно спросил я.
— Да так. Просто Иванушка что-то слишком часто поглядывает на тебя. Да и Марфа нашептала мне, что он вроде как с тобой мужеложествовал в нашей западне.
— Скажи своей Марфе, что за такие мысли бить надо, — проворчал я, чувствуя, как в меня вцепился покрасневший то ли от смущения, то ли от выпитого, царевич.
— Да легко, — гордо вздернул нос Жар. — Марфуша, разогревай борщ.
Волк сонно привалился к разомлевшему Федьке. Поглядев на них и позавидовав, Ваня взял меня за руку, игнорируя мои попытки ее высвободить.
— Так, — Жар поставил перед нами чан с зельем, — настала пора гадать. На что будем? На любовь? Аль на богатство?
— На мозги себе нагадай, — проворчала Марфа, поглядывая на Жара недобрым взглядом.
— Откуда тебе знать, что это такое. У девиц в голове лишь нить, на которой уши держатся… — Жар запнулся. — Ну, у всех, кроме Крапивки.
Он вылил кубок браги в чан и наклонился, почти качаясь носом жидкости. Я бы на его месте потерял обоняние – зелье воняло так, что я чувствовал даже со своего места.
— Вижу-вижу любовь Кощея. Старую такую. Неразделенную. О которой он скоро и не вспомнит. А почему? — Жар поднял лицо и ухмыльнулся. — Потому что уже встретил свою будущую любовь, с которой проведет всю свою жизнь.
Я выгнул бровь. Последние слова вовсе меня убедили в том, что Огнивак меня разыгрывает. Встретить бы еще такого, кто проживет еще тыщу лет со мной.
Однако Ваньку это не смутило. Он заинтересованно поддался вперед, чтобы не пропустить ни единого слова.
Даже если бы я был связан судьбой с самой Моровной, из-за которой и стал Кощеем, Жар все равно бы сказал, что моя единственная судьба — это Ванька. Хотя бы для того, чтобы позлить меня.
— Ну, — задумчиво протянул он. — Имена же просто так не всплывают. Но могу сказать, что ты со своей будущей любовью здесь, в одной комнате.
Царевич впился ногтями в мою руку.
— Крапивка всегда была мне мила, — ляпнул я из вредности. Кого-кого, а меня ситуация больше злила, чем забавляла. Как и вся эта история. Только послушаешь своего старого недруга, как тебе на шею царевич сваливается и начинает неровно к тебе дышать.
Крапивка покраснела, опустив глаза. Ей, в отличие от Марфы, наше внимание было в тягость.
— Я бы не раскатывал губу. Узнать это можно, лишь испив из чана, — подмигнул Жар, зачерпнув в кубок зелья. — Испей и узнаешь. А вдруг это я? Или Волк?
— Не дайте, многоликие Боги. Ты и правда считаешь, что я буду это пить? – я указал на зеленоватый дымящийся отвар, из которого выплыла шапка мухомора. — Я, по-твоему, с Лукоморского дуба рухнул?
— Так какая разница бессмертному?
— То есть, даже если не умру, то несколько дней проведу в бреду? — спросил я, сглатывая и смотря на зелье. Жар явно решил меня наказать за то, что я решил посягнуть на его будущую жену.
— Тогда я выпью, — решительно заявил Ванька, нахмурившись.
— Иван, это не зелье, — вздохнул я. — Это отрава. Настойка на плесени и мухоморах с травами, которые вызывают галлюцинации. Отсюда и все эти «открытия», и прочая глупость.
— Я выпью что угодно, чтобы узнать, полюбишь ты меня или нет, — Ваня серьезно посмотрел на меня. И ведь выпьет же. Знаю я такие лица — такие были почти у всех «героев», которые пытались убить меня. Каждый из них знал, что идет на смерть.
— Если ты выпьешь это, то вообще ни с кем не будешь. Трупы вообще против отношений.
— Сколько драматизма. А ты отказываешься ради своего любимого сделать даже глоточек, — хихикнул Жар, хитро щурясь. — Ты пей-пей. Ты же не умрешь. А Иван твой явно в милости Моровны.
Я посмотрел в кубок. Своим запахом отвар излечил бы любого человека, страдающего насморком, но из-за сильного иммунитета пользы от этой вони я так и не получил. Больших усилий стоило поднести бокал к губам и проглотить все, чтобы Ваньке не пришло в голову допить за мной.
На вкус он был намного хуже.
Жар наблюдал за мной с победным выражением лица. Все остальные, кроме Ивана, смотрели с долей сочувствия.
— Ну, ничего. Не умер же. Смотри, живой!
Я с трудом разлепил глаза. За каких-то несколько секунд комната изменилась до неузнаваемости, а лица моих собеседников смазались и стали почти неузнаваемыми.
— Кощей, Кощей, — звал меня Иван, и его голос отдавался колоколом в моей голове.
Почувствовав, как тошнота подходит к горлу, я отвернулся. Дрянь. До чего же дрянь. И Жар, конечно, хорош.
— Кощей, ты как? — поинтересовался женской голосок… со стороны Ваньки. Я попытался в уме сосчитать число девиц в комнате. Голос был не ворчливо-недовольным, как у Марфы, и не тихим, как у Крапивке. Он был звонким, полным радости… и до боли знакомым.
Сглотнув, я повернулся и ощутил, как по телу пробежали мурашки.
— Елена? — не верил я своим глазам. — Как ты?..
— Погоди, Кощей. Погоди, — пролепетала она, краснея и оглаживая меня по плечу.
— Я так скучал, — почти простонал я. Голова почти перестала соображать. Я видел Елену, и мне этого было достаточно. То, что она давным-давно покоится в земле, меня нисколько не смутило. Главное было, что она была рядом.
Она обняла меня, когда я положил голову ей на плечо и уснул под ее убаюкивающий голос.
— Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Где ты же, Кощеюшка? Аль боишься? Я найду тебя. А царевича я твоего уже нашел. И тебя найду. Сейчас или завтра — какая разница? Ты просто пытаешься отсрочить свою кончину.
Я зажал уши, чтобы не слышать его голоса, но он не становился тише. Он будто бы звучал в моей голове.
— Ты же сам хотел умереть все это время. Я даю тебе шанс умереть. Не ты ли рвался в Навь? Кощей, отвечай же.
Я помотал головой. Умирать не хотелось. Я понимал, что если сейчас уйду, то все, кто мне когда-либо был дорог, умрут. Все, что мне было так ценно, будет уничтожено. А Ванька уже…
— Ну и делов ты наворотил вчера, Кощеюшка. Едва оттащили тебя от Ваньки, — засмеялся Федька, увидев, что я открываю глаза. — Ты вчера почти дошел до непотребств.
Я зажмурился, ощутив почти привычный приступ тошноты, и уткнулся носом в подушку. Под моим боком заворочался Ванька, если судить по недовольному стону. Чуть отодвинув одеяло, я со стыдом осознал, что он в одной рубахе.
— Так что вчера было? — спросил я, прикрывая его оголенные ягодицы. — И почему он раздет?
— И это спрашивает тот, кто его раздевал. Ты вчера всю его одежду в чан кинул. Ее полночи отмачивали.
— Ага, — подтвердил сонный Ванька. — А потом лапал и смеялся.
— Ну, извини, — я почувствовал, как мои щеки вспыхнули.
— И еще кое-что, — Ванька повернулся ко мне, хмуря брови, смотря на меня пугающе серьезно. – Никогда не смей меня называть именем матери. Я не желаю быть заменой.
После этих слов он ткнул пальцем мне в щеку, и я зашипел от боли. Синяк. Видимо, вчера царевич пытался объяснить мне то же самое.
А еще, как я понял, зелье оказалось вреднее, чем казалось на первый взгляд. Оно прожигало меня изнутри до сих пор. Видимо, мое бессмертие все еще борется за жизнь с ним, раз даже синяк за ночь не сошел.
— Зато стало понятно, кто же его будущая любовь, — засмеялся Жар, уже сидя за столом и уплетая за обе щеки окрошку. — Впрочем, это и так было понятно. Вы прекрасная пара. Он — вылитый ты в прошлом. Только он хотя бы не пытался стянуть с меня платье.
Ванька сердито засопел. Не дав ему удалить по синяку второй раз, я уткнул его носом себе в плечо. Это был единственный способ заткнуть его, который пришел в мою голову на тот момент.
— Я же говорил. Огненная нить судьбы.
— Ладно, ты такой довольный, а Федька чего такой радостный прыгает?
— Ну, ты так говоришь, будто лишь тебе вчера перепало счастья. Только у них там серьезно, не то, что ваши детские шалости. Даже пришлось в хлев сослать.
Впрочем, по Волку, который с уставшим видом жевал картофелину, такое нельзя было сказать. Я бы скорее предположил, что его всю ночь пытали.
— А ты чем занимался, пока мы тут беспредел творили?
— Ну, пытался не отставать от вас, — подмигнул мне Жар.
— Но ничего такого, — тихо прошептала Крапивка.
Я вздохнул. Глупо было полагать, что за какие-то восемьсот лет Жар изменится. Каким он был бабником, таким и остался.
Тем временем, Жар поцеловал ее в лоб и завязал ей на шее платок.
— И оставь ее у меня? — внезапно сказал он. — То есть навсегда оставь.
Ванька, видимо, уверенный, что я откажу, фыркнул мне в плечо.
— Знаешь, Жар, — проворчал я, поглаживая кудри Ивана. — Коль захочет остаться, то пусть остается. Все равно будет лишней. Да и пользы будет не больше, чем от Ваньки.
— Я очень полезный, — возмутился царевич, забираясь на меня.
— Ну конечно, — проворчал я, закидывая на него одеяло.
— А я вот снова о своем. Где это Горыныча носит? Обещал прилететь, ему надо было узнать про камушек один. А он взял и не явился, — вздохнул Жар, почесав затылок.
— Напился. Что Кощей, что ты, что Горыныч — три заядлых алкоголика. У вас во всем медовуха виновата, — пробурчал Волк.
— Неправда, — нахмурился я. — Я с ними уже давно не пью.
— Конечно, не пьешь. А кто тут срам показывал два года назад?
— Не показывал я срам. Штаны сами упали.
— И вчера у тебя штаны, видимо, сами упали. Что же они не держатся на тебе, Кощеюшка? Может, будешь их поясом подвязывать? А то вдруг еще что-нибудь немаловажное упадет? — неожиданно засмеялась Марфа за печью. И выглянула даже — растрепанная… и злая. Ее некогда прекрасное личико было искривлено обидой до такой степени, что посмотреть на это без неприязни нельзя было. Впрочем, лезть в их дела я не собирался. Как и увозить Крапивку силой. Сами разберутся.
— Не смейтесь над человеком. У него горе — не может прекратить пить, — рассмеялся Жар.
— А ты как будто можешь. Сам как напьешься, сразу пристаешь. Я уже устала тебя бить по ночам, — заявила Марфа немного визгливо.
— Ну и не буду к тебе лезть, глупая женщина. Женюсь на покладистой красавице, — уверенно заявил он, обнимая Крапивку, которая не смогла из себя даже слова выдавить.
— Ах так, — вскрикнула ведьма и тут же замолчала, очевидно, вспомнив о том, что не пылает к Жару ни любовью, ни страстью. — Мне все равно!
Волк положил Марфе руку на плечо, и та уселась на скамью, пылая щеками и прижимая к груди гребень, которым, видимо, хотела расчесать волосы.
Жар встал, покрутил головой, и улыбка сползла с его лица.
— Слышите?.. Чую беду.
Я заткнул Ваньке рот и послушался. И не услышал ничего, кроме курлыканья голубей за окном.
— Чую беду, — уверенно повторил Огнивак.
Лес был объят огнем, который извергал из себя Змей. Пламенные языки быстро расползались по деревьям. Некогда наш друг теперь с ревом пикировал на нас, устрашающе хлопая крыльями и выпуская из глоток клубы дыма.
В воздухе пахло серой, и Ванька перегнулся через забор, расставаясь с неплотным завтраком.
— Что это такое? — прошептал Жар, не отводя глаз от Змея. — Он с ума сошел? Кощей, что с ним?
Одежда на нем вспыхнула ярким огнем — волнуется, боится. Крапивка с Марфой сидели в погребе. Коль почувствуют дым — выберутся ползком через нору. Там же был и Федька, который решил не связываться с Горынычем — мол, мало еще пожил.
Волк был единственным, кто сохранил самообладание. И неудивительно. Со своей службой он много что видел — как империи рушатся, как один царь сменяет другого, как умирают герои, как горят деревни… Я же, при том, что был старше, видел лишь один крах — свой. И некогда я думал, что это худшее, что могло произойти. Но я ошибался.
Ванька спрятался за меня, вытирая рот рукавом.
— Лесу кранты, — подытожил Волк. – И если мы не уберемся, то троим из нас тоже кранты.
— Я не уйду из своего леса, — взъерошился Жар. — Вдруг я смогу его вразумить.
Огнивак с легкостью оторвалось от земли. Платье, над которым я смеялся первые несколько лет нашего знакомства, называя его девчачьим, вспорхнуло за ним и стало перьями. Впрочем, на этом вся красота превращения закончилась. Голова стала приплюснутой, нос вытянулся, глаза стали уменьшаться, пока не превратились в две точки. Зрелище не из приятных — все же есть в этих прекрасных жар-птицах нечто отталкивающее.
Ванька сжал мою ладонь и тут же отдернул руку, очевидно, вспомнив, что он на меня все еще обижен.
— Я и сам могу за себя постоять, — фыркнул он, заметив на себе мой взгляд, и его рука легла на эфес сабли.
Я хотел было заметить, что царевичи обычно не столь огнеупорны, как думают, но все-таки промолчал. Сейчас бы Горыныча утихомирить.
Жар взметнулся над Горынычем огненным потоком, обжигая хвостом одну из его голов. И, судя по разъяренному воплю, вразумить Змея у него не получалось. Покружив над ним, Огнивак несколько раз попадал под струю пламени и падал на землю, после чего снова подымался.
— Он не отвечает. Совсем с ума сошел, — Жар рухнул на траву между нами, выжигая ее. — Кощей. Я сейчас умру. Ты защити дом. Потому что…
Огнивак закашлялся, его перья горели и причиняли ему боль. Я поморщился — магический огонь. Да вот только не помню, чтобы Горыныч его выдыхал. Он же тогда должен съедать его всего… изнутри. И тут внезапно меня осенило — словно камнем по голове ударило.
— Ты тоже заметил? — рассмеялся Жар, и огонь полностью его окутал. — Его можно лишь убить. Лишь убить, Кощеюшка. Чтобы не мучился сам.
— Я сделаю это! — вмешался Ванька. — Я его убью!
— Не думай даже. В избу беги.
— И не подумаю.
— Иван, мать твою. В дом. Не противься!
— Не смей мне указывать, — голос Ваньки перекрыл рев Горыныча, который наступал на нас.
Недолго думая, я кинул в змея молнией. Правда, она попала в дерево, но этого хватило, чтобы отвлечь Змея. Я прижал к себе обожженную руку…
Однако все случилось слишком быстро, прежде чем я смог отреагировать.
Жар дернулся в последний раз и рассыпался пеплом по траве. Ванька ринулся вперед, вцепившись в саблю. Он скользнул под струю огня и прыгнул на Горыныча.
Ловкий уворот от хвоста, взмах крылом, и уже горящий кафтан Ивана, который царевич поспешно стащил с себя, летит на одну из голов Змея, заставив его ослепнуть на несколько секунд. И их оказалось достаточно, чтобы Иван успел прыгнуть ему на грудь и всадить саблю до рукоятки.
Горыныч взревел и… затих. Его три головы с удивлением смотрели на саблю, которая по размерам по сравнению с ним напоминала скорее зубочистку. Но этого хватило для того, чтобы он пошатнулся.
Шквал огня, который Змей выдохнул перед смертью, был направлен в сторону Ваньки, лежащего на земле. Который смотрел на Змея глупыми глазами, какими смотрит ребенок на свою смерть, и не двигался.
Секунда — и Волк закрыл его собой, вжимая в землю.
Горыныч упал спиной в лес, придавив собой несколько деревьев. Из его раскрытых пастей повалил черный дым.
Иван присел, обнял Волка за его обгоревшую гриву… и заплакал.
Видимо, он меньше всех нас надеялся на победу.
Волк с обгоревшей шевелюрой смотрелся нелепо и веселил меня весь оставшийся день, пока ведьма не додумалась его подстричь. С короткими волосами лицо Серого преобразилось, и теперь он меньше походил на южанина-бандита. Сейчас он напоминал одного из мужчин для плотских утех, которые так популярны в особо далеких от столицы городах.
Ванька, взглянув на него, жадно потер руки, и мне оставалось лишь гадать, что за пакость он придумал. Впрочем, догадываюсь, что Волком скоро будут торговать.
Стоило Ивану отойти от боя, как от героя не осталось и следа. Он стал прежним несмышленым царевичем, который только и делал, что вис на мне, забыв старые обиды.
Что говорить про Жара, он успел возродиться из пепла, чем напугал горько плачущую Крапивку, которая на коленях оглаживала его останки. Огнивак всем говорил, что ощущает себя прекрасно и даже лучше, и пил, как лошадь.
— Ты хоть понял, что вчера было?— спросил Жар, хитро подмигивая то одним глазом, то другим.
— Ребенка чуть ли не убили. Лес чуть ли не сожгли. Ты умер.
— Ну, — лениво протянул Огнивак. — Подвиг был. Подвиг. Сколько живу, впервые увидел, чтобы неженка царский кровей хоть палец о палец ударил.
— Горыныч умер, какой подвиг.
— Жаль, конечно, Горыныча. Но пламя разъедало его. Он обезумел и хотел сжечь нас. Думаешь, был другой выход?
— А это имеет значения?
— Если на то пошло, то не думаю, что он оживет, если мы поплачем над его могилой. Но, черт, стоило ему взбеситься, когда он мне долг обещал вернуть.
— О деньгах хуже меня печешься.
— Я давно стал хуже тебя, — развел руками Жар, смеясь. — И, Кощей, ты Ваньку держи поближе к себе.
— Опять начнешь заливать про любовь?
— Беда над ним висит. Злой рок. Скорая смерть. Выбирай, что больше нравится.
Я подавился чаем, пытаясь по лицу Жара понять, врет ли. Но нет, на лице у него была лишь скорбь и сожаление.
— А еще из вас хорошая пара получится, — ляпнул Жар.
— Я так и знал, что ты начнешь снова. Да я весь золотой запас поставлю, что нет там любви. Любовью и не пахнет!
— До вчера, может быть, ничего и не было. Но теперь нить есть. Огненная нить, которая вас соединяет. Ты еще долго будешь с ним… Не веришь? Тогда, по рукам! Полюбишь царевича, перетащишь весь золотой запас ко мне!
— А по морде не хочешь? — зашипел я, нисколько не купившись.
— Ну, это ты тут же мужеложец.
— А если не полюблю, то я тебя ощипаю как курицу!
— Так по рукам. Ты же знаешь, я за эту тысячу лет ни разу пари не проиграл.
И ведь, правда, не проиграл.
— Хлеб да… Нет. Земля вам пу… Короче, до свидания! — Жар махнул нам рукой. — Спасибо за Катерину.
Крапивка густо покраснела и помахала нам платочком.
— Будьте здоровы. И спасибо, — скромно улыбнулась она.
— От Марфы ее защищай.
Волк пригладил короткие волосы — он все не мог привыкнуть к тому, что прежней копны волос уже нет. Все-таки интересно посмотреть, будет ли он лысым Волком. Судя по его лицу, этот вопрос интересовал и его самого.
Федька мурлыкал по другую сторону Волка, запуская пальцы в его короткие волосы.
И все же скоро узнаем — вчетвером на Князе не уместимся. Придется Волку оборачиваться и вести Федьку на своей спине.
— Куда теперь? — поинтересовался Ванька.
— Во вторую столицу, конечно же, — пожал плечами я, махнув Огниваку рукой на прощание.
Их дом скрылся почти сразу же — будто бы деревья выросли посередине тропы.
— Как думаешь, охотники доберутся до них? — спросил меня Ванька.
— Если и доберутся, то мне их будет жаль.
Через полчаса мы вышли к обрыву. Увидев его, Ванька потянул меня за руку.
— Смотри, как высоко.
Я посмотрел вниз, пытаясь определить, сколько придется падать. Может, высота и не впечатляла, но обилие острых камней, точащих на дне копьями, заставляла взять Ваньку за руку, чтобы тот случайно не решил сигануть. Царевич же мог и не такое выкинуть.
— Ну это… Как ты?
— Ты спас меня, о великий герой, — пробормотал я бесцветным голосом. — Можешь вернуться домой и рассказать своему батюшке, что совершил подвиг и спас врага своего народа.
Подставив лицо нахлынувшему ветру, я, наконец-то, улыбнулся. Что показалось мне занятием трудным и непривычным — я не улыбался уже лет двадцать. Все повода не было.
— Я не думаю, что враг. Иначе бы ты не возился со мной. И не защищал.
Я прикусил губу, понимая, что где-то уже слышал эти слова. И не раз.
Призрак Елены все еще преследовал меня. И тут уже сложно сказать почему. То ли зелье Жара не выветрилось, то ли я вовсе умом поехал.
— Но что будет, когда мы доберемся? – проговорила она Ванькиным голосом, смотря на меня зелеными глазами.
Я потер глаза. Передо мной был царевич. Привычный Иван, держащий меня за руку. Чертово наваждение.
— Все будет хорошо, — я похлопал его по руке. – Никак иначе. Думаю, нам пора двигаться.
— Иван, помоги перетащить сумки на Волка, — крикнул ему Федька.
Ванька вздохнул и, быстро поцеловав меня в губы, побежал к Федьке перетаскивать часть ноши Князя на Серого. Видимо, боятся, что кости моего доброго скакуна не выдержат сумки и пассажиров одновременно.
Я вытер губы рукавом. Не дождусь того момента, когда вся эта история закончится, и я смогу ощипать Жара.
вторник, 26 марта 2013
Автор постоянно в унынии, потому что он теряет источник вдохновения.
Название: Беды Кощеевы (рабочее)
Автор – king_marionette
Бета - Guadeloupe
Пейринг – Кощей Бессмертный/Иван-Царевич
Рэйтинг – PG-13
Жанр - Фэнтези, POV
Размер – миди
Статус - в процессе
Саммари – Если в жизни Бессмертного все плохо, то, можете не сомневаться, все станет намного хуже. С одной стороны неугомонный царевич, которому не терпится на подвиги, с другой твой новый «коллега», пытающийся захватить Тридесятое царство. Что выбрать – лишь Боги знают. Авось и пронесет как-нибудь…Но не в этот раз.
king-marionette.tumblr.com/tagged/skazki - внешность героев <3
1-2
3. читать на фикбуке
читать дальше
- Как к мамке приду, так пирогов объемся. Авось уже отошла и не сердится, - промурлыкал себе Федька под нос, вцепившись в Волка мертвой хваткой. Я бы сказал, как клещ.
Уговорить сын Яги нас так и не смог, но взять его все равно пришлось. Наверное, потому что единственное, что Федька умел хорошо – так это ныть. Вой, длившийся, как минимум, четыре часа, селяне приняли за предсмертную агонию кикиморы и робко подошли к лесу с вилами и караваем. Эдак, как мне объяснили, поддержать и «отпустить к Богам» тварь несчастную. Одного вида растерзанной лошади хватило, чтобы в воображении простого люда вспыхнула красочная битва между мной и лесным чудищем. Ванька, сунувшийся посреди разговора, успел приплести свои заслуги - мол держал щит из чистого злата (что сгинул в пасти чудовища) и защищал меня от яда. Даже синяк на колене показал для пущей правдивости.
К слову, когда я уходил, кикимора успела стать размером чуть ли не с медведя. Что получится в итоге – самому интересно. Лишь бы не бой за души человеческие – извратят же.
- Если она к тому времени не уедет в другой лес, - хмуро закончил Федька, поджимая губы.
- Ей же милы родные болота, разве нет? – удивился я. Уж сколько знаю Ягу, всегда считал ее домоседкой. Любой выход в чужие леса обсуждался неделями, а здесь ни слова. Хотя, вспоминая «пророчество» и ее лицо, мне до сих пор становилось не по себе. Неужели все взаправду так плохо? И является ли мой сон подтверждением ее слов?
- Ну… Как она сказала, духи исчезают. Нежить редеет, уходит куда-то на юг вроде, - пожал плечами сын Яги. – А по мне так все болота одинаковые.
Ванька тяжко вздохнул и прижался щекой к моей спине. После того, как он увидел Федьку во всей красе, сон покинул его на всю ночь, и теперь царевич клевал носом… почему-то преимущественно в меня. Ну хоть не ныл, что снова голоден – он в такие моменты хуже дитя малого.
- Федька.
- Да, дядь Кош, - тут же откликнулся он, тряхнув отросшими кудрями.
Ванька за моей спиной всхрапнул, обняв меня до хруста костей. Вот клык дам – не повезет его будущей жене. Каждую ночь отбиваться от него, если, конечно, в первую ночь не задушит.
- Ты как, собираешься продолжать дело матери?
- Нет. Мне мамка запретила. Будто ей мало того, что она меня из дома выгнала. Я уже рассказывал, кажется. Она вообще с катушек слетела, когда ей сон про Смеее… - Федька торопливо кашлянул в кулак. – То есть как выпила лишний бочок браги, так сразу стала всем смерти предсказывать. Не только твою, но и мою, и Волка, ну и солнца ясного, куда там без него. Вот я должен был в три дня истаять , как свеча… Живой хожу до сих пор, как видишь.
- Тебе бок прострелили недавно. Так что там о Смерти моей? Поделись уж, - попросил я, пытаясь скрыть свое удивление. Нет, про свою смерть из уст народа я слышал немало. Она то в яйце, то в игле, то там и там. Да все не так просто. Погибель моя в подземелье Моровны. Спасает меня то, что все, кто попадет в Навь, тут же забудут всю свою прошлую жизнь и помыслы свои. Никто из храбрецов до нее не дошел. А вот слышать такое от Яги…
- Погоди. Так ты не бессмертный? – удивленно моргнул Федька.
- Бессмертный, - сдержанно кивнул я. – До поры до времени. А ты выкладывай. У самого язык небось чешется.
- Чешется, дядь Кош, - Федька положил подбородок на плечо Волка, который, кажется, из всех сил пытался сделать вид, будто он нас не знает. - Да только пообещал я, что...
- Сколько? – я вздохнул, доставая кошелек.
- Пять монет из благородного металла смогут облегчить муки совести на некоторое время. Не скупитесь. Я же матери слово дал!
- Четыре. Серебряных.
- Золотых!
- Тогда одна, - поморщился я тут же, хмуро глядя на протянутую ладонь сына Яги.
Волк громко фыркнул, даже не скрывая улыбку. Только посмотрите. И не стыдно ему.
- Ну… Тогда шесть, - пожал плечами Федька.
- Две, - выдавил я. - Мелкий торгаш.
На том и сошлись. Получив от меня две блеклые монеты (специально для него отобрал), сын Яги сунул их в кафтан.
- Если вкратце то, как я понял, Смерть твою высвободят. Опять же, виноват в этом ты. То ли не так что-то сделал, то ли разозлил кого. Одним словом – судьба.
- И сколько, ты говоришь, перед этим выпила Яга? – спросил я, приподняв брови.
- Не меньше трех бочонков. До этого она всей деревне предсказывала скорые роды. Тяжелые. Да и собак вместо младенцев. Ну понимаешь, что она в бреду не ляпнет. Волк, ты не поворачивай. Там прямо деревня будет. Там люд простой – что вырастет, то и едят. Правда, чаще редьку да репу. Ни комаров, ни зверья, ни нежити. Но по ночам двери не открывают странникам – боятся нечистого. Хотя чего там бояться. В их домах не то что черт не заведется, там домовой не появится.
- Так это же хорошо, - подал голос Иван.
- Ничего хорошего, - фыркнул Федор. – Чтобы ты знал, нежить не привередливая. Она живет везде. Если тебе казалось, что под твоей кроватью кто-то шуршит, то там барабашка как минимум. А он тоже, кстати, причисляется к нашим братьям. В любом доме обитает домовой. В любой бане банник. А если на всю деревню ни нижетинки, то здесь уже волноваться нужно. Дураку понятно – место гиблое.
- Именно поэтому мы идем именно туда? – вздохнул я. – Неужели нет места поспокойнее?
- Почему нет? Я же не жить тебя там заставляю. На одну ночь сойдет. Главное до захода солнца дойти.
- И почему мне кажется, что нас там ждут одни проблемы?
- А теперь, судари, доставайте золото, - нараспев произнес Федор, стоило нам подъехать к деревне. - Дядь Кош, зубы втяните. Это я не вам. Давайте, ваше царское, раскошеливайтесь.
- Чем, например? - фыркнул в ответ Ванька. – Ты видел хоть одного богатыря с золотом в карманах? Коль нужно что будет – продадим что-нибудь.
- И что у вас стало ненужным? Сапоги может? Или кафтан? Вижу запонки-самоцветы. Неужто...
- Но-но. С себя я ничего продавать не буду, - Иван одернул свой красный кафтан, грозно сверкнув глазами. - Если совсем не найдется чего - можем ограбить кого-нибудь из местных. Или Волка сдать властям - за южан платят неплохо. Только отойдем от города - сбежит.
Судя по усталому вздоху Волка, можно было понять, что такую авантюру царевич уже проворачивал не раз. Остается удивляться лишь его пронырливости – вроде бы не так давно сбежал, а уже каких дел успел натворить.
- Мы в деревне. Здесь никто не хватится. И уж точно никто не заплатит. Твои дела если только в Светостополе провернуть можно.
- Тогда сам раскошеливайся за всех. Не я славлюсь горами золота, - обиделся Ванька, надувшись.
- А чем славишься, если не секрет? - тут же заинтересовался Федор, аж привстав.
- Дуростью, - мрачно проворчал Волк, повернув Крапивку к ближайшему двору. - Больше нечем.
В деревне было тихо, будто бы ее жители вымерли еще за несколько лет до нашего прихода. Да и вид был подобающий – восемь кривых землянок, заросших не то мхом, не то какой иной зеленью. Но жизнь была – это можно было определить по едва заметному свету лучин в каждом доме.
Луна была уже высока, поэтому все добропорядочные люди усердно делали вид, будто спят и не слышат стук в дверь.
Удача повернулась к нам лицом лишь у последнего дома – двухэтажной избы, стоящей на окраине. К тому времени мы даже не надеялись, что найдется хоть кто-то, кто пустит нас на ночлег. Ванька же считал своим долгом напоминать нам чуть ли не каждую минуту, что в лесу он больше ночевать не станет ни за что. Земля слишком жесткая, комары жужжат над ухом, и все боится он, что гады заползут ему в сапоги, будто бы им больше делать нечего.
- Я же говорил, они до сих пор нежити боятся, - фыркнул Федор. – Тишь да гладь. Ни собак, ни кошек, ни лошадей. Десять полей с репой и полудохлая корова на все село. Я бы от такой жизни вообще ничего не боялся, а тут напридумывал народ себе нежити и пугается собственной тени.
- Не ворчи. Такое происходит чаще, чем ты думаешь, - пожал плечами Волк, щелкая сонного Ивана по носу. Лучше бы на улице спать оставил. Может, это бы царевичча чему научило.
Подойдя к дому вплотную, мы разглядели на вывеске змею, склонившуюся над кувшином, и тут же вздохнули с облегчением.
Знахарь оказался низеньким мужчиной с густым волосяным покровом, который будто бы спускался с его головы к рукам и ногам. Взъерошив седину, он тут же пригласил нас к себе, излучая лишь дружелюбие.
- Вот, Серый. Ты обрел родственника, - шепнул я, проходя внутрь, за что получил локтем в бок. Да так, что кость хрустнула – кажется, ребро. Как будто мало мне было объятий Ивана.
- Что это был за… - начал было хозяин дома, глядя на меня удивлением, но тут же отвлекся. В соседней комнате послышался такой грохот, будто бы кто-то разбил все тарелки разом.
- А это ученица моя. Надежда. Вы не волнуйтесь, она в порядке, - чуть ли не с гордостью объявил нам хозяин дома. – А я Савватий. Будем знакомы.
- По-моему у них тут это в порядке вещей, - прошептал Федор.
И мы уже были не так уверены в том, что нам повезло.
- Мы с Ульяновки приехали. Как я говорю, подальше от городской суеты. А какая экология тут. Иная! По лесу пройдешься – залюбуешься. Места здесь удивительные. Тишь да гладь. Ни комаров, ни мошкары надоедливой.
- Даже им здесь жить не хочется, - буркнул сын Яги, тыкая ложкой печеную картошку. – Не то, что нежити.
- Нежить? Ну и шуточки у вас, судари. Что я говорил? Ах, да! Чудесное место! Тихое. Спокойное. Надежда, где же квас? Так откуда, вы сказали, путь держите?
- Не говорили, - шмыгнул носом царевич, уплетая уже третий кусок хлеба. – Но будем из столицы.
- Значит, знать? То-то вы так странно одеты, - удивленно приподнял мохнатые брови знахарь.
- Гонцы мы, - Волк отобрал у Ивана хлебницу, дав ему по лбу. – По поручению, которое, сударь, не подлежит огласке.
- Не знать мы никакую знать, - произнес Федор с фальшивым акцентом. – Доставлять секретный письмо, получать деньга, покупать конь, платить налог.
Сзади меня снова что-то разбилось – ученица знахаря растянулась на полу с остатками кувшина.
- Ну и ничего, заодно пол протерла, - фыркнул негромко сын Яги.
- А он кто вам будет? – Савватий указал на Серого, не обращая внимания на свою ученицу.
- Прислуга наша, кто же еще, - ляпнул Иван, нисколько не покривив душой. – Спасли его случайно, а он на огне поклялся нам служить. Да не надо отодвигаться, он не кусается.
- Какие же эти южные народы некультурные, - брезгливо поморщился мужчина.
Тем не менее при своей свой ярко проявленной «некультурности» и «отсталости от нынешнего времени» Волк оказался единственным, кто встал из-за стола и помог Надежде не только подняться, но и собрать все черепки с пола.
- Спасибо, - пролепетала девица, краснея. Такой выйти замуж – это подвиг похлеще забивания Горыныча. Высокая, сутулая, с тонкими медными волосами и россыпью веснушек на лице. Я уже не говорю о толстенных очках, из-за которых она ничего не видела. Не девушка, а беда. Можно лишь надеяться, что такая, как она, случайно не убьет себя или кого-нибудь поблизости.
Савватий за столом не умолкал. Он то рассказывал нам истории о своей жизни, то все пытался нас расспросить то о письме, то о наших родственниках или о делах государственных. Но, стоило упомянуть об оплачиваемом ночлеге, знахаря будто подменили, и конец ужина мы провели в тишине.
Лишь когда все тарелки были унесены, он спросил у меня:
- Конечно, сердечно прошу прощения, что интересуюсь, но здесь дело касается моего профессионального интереса. Сударь, вы чем-то больны?
- С чего вы это взяли? – удивленно приподнял брови я.
- Не подумайте, но вы седой. А по лицу вам лет больше тридцати не дашь.
- А это мы его однажды напугали сильно, - вмешался Федор, надкусывая ломоть хлеба. – По юной глупости, так сказать. Не буду рассказывать детали, ибо вы можете их найти унизительными, но он испугался так, что поседел враз.
- Я им уже шею намылил. И не раз, - я попытался выдавить одну из тех безобидных улыбок, на которые был способен. Человек, не верящий ни в бесов, ни в домовых, не способен поверить в то, что существует нечто большое. Особенно когда клыков не видно.
- Но я почти уверен, что вы чем-то больны.
- Если только анемией, - вспомнил я заморское слово.
- От этого умирают? – тут же поинтересовались у меня.
А вот убей – не помню.
- Раз на раз не приходится, - фыркнул Иван, заметив мою заминку. – Так что поосторожней с ним.
Со стороны кухни снова раздался уже знакомый оглушительный грохот. Интересно, откуда у них появляется новая посуда? И почему они не используют, не знаю, деревянную? Или железную? И ту, и ту, чтобы разбить, надо ум подключить, которым Надежда была явно обделена.
- Кваску так захотелось, - потянулся Иван, широко зевнув. – Пойду на кухню, заодно проверю, жива ли девица красная.
- Конечно, жива, - отмахнулся Савватий, провожая его взглядом. – Ты там сам смотри не порежься.
- Надежда умирает последней, - хихикнул Федор мне в ухо, чуть не наваливаясь на меня. – Дядь Кош, а дядь Кош. А вы знаете, что…
Я отпихнул лица сына Яги, поморщившись. Он что, выпить где успел? По крайней мере, запах был соответствующий. Если Федька ведет себя так же, как и его мать, когда переберет, то лучше не оказываться с ним рядом.
- Я за ним. Тоже что-то хочется кваска.
- Так пусть Иван кувшин принесет.
- Вот пойду и скажу ему это.
Иван стоял ко мне спиной с кувшином в руке, заворожено смотря в окно, как я мог понять по отражению. Надежды на кухне почему-то не было.
- Иван, - позвал я царевича, откашлявшись с кулак.
- Да? – тихо произнес он, поставив кувшин на стол.
- Нашел квас?
- Нет.
- Ты хоть смотри на людей, когда разговариваешь, - вспыхнул я, развернув его к себе. И обомлел.
Царевич медленно, будто во сне, поднял на меня глаза. Пустые, ничего не выражающие.
- Любимый, - прошептал он, улыбаясь так, что у меня мурашки по коже пробежались. - Любимый мой. Любимый, любимый, любимый!
Иван кинулся мне на шею, хаотично расцеловывая мое лицо.
- Я так соскучился. Давай всегда будем вместе. Только ты и я.
Я аж слюной подавился. И несло от царевича так же, как и от Федьки – резким запахом спирта. Да только не мог он за две минут в одиночестве упиться до такого пугающего состояния.
- Иван. Успокойся. Посмотри на меня.
- Да-да. У тебя такие красивые глаза, - прошептал царевич горячо касаясь губами моего подбородка.
Позади меня снова что-то разбилось. Уже не помню который раз за день.
Я медленно повернулся к хозяевам дома, придерживая Ваньку, чтобы тот не упал.
И смотрели на меня, видимо, так же ошарашено, как и я на них.
- Что было в вашем чертовом кувшине? – раздраженно прошипел я.
- Квас же, что еще там может быть?
- Не совсем квас, - прошептала Надежда, бледнея.
- Что же тогда?.. Надежда, не смей прятать глаза. Отвечай как есть!
Девица приглушенно пискнула:
– Ну. Или любовное зелье, например.
- К чему тебе любовное зелье, дуреха? За кого замуж захотела?
- Ни за кого. Просто убрать забыла. Одна женщина заказала на завтра, а он, видимо, перепутал. Они рядом стояли, кувшины похожие…
Я вздохнул. Любовное зелье. Прекрасно.
- Не хочу мешать вашей истерике, но как нам его расколдовать?
- Проще простого. Всего немного омелы…
- Не получится, - прошептала его ученица едва слышно. – Оно крепкое. Со спиртом. И чертополохом.
И по повисшей тишине, которая нарушалась лишь влюбленными вздохами Ивана, я понял, что все плохо.
Знахарь кричал благим матом так, что его было слышно даже на другом конце деревни. Пару раз он даже замахнулся для удара, но бить девицу – последнее дело.
- За каким чертом ты трогала мои рецепты? Кому яды варишь, ведьма? Я тебя спрашиваю? Кто покупатель? – кричал он, не обращая внимания на беспомощные всхлипы Надежды.
- Не могу сказать, - ревела она. – Слово дала-а-а-а!
- Я тебе такую Кузькину мать устрою!
Иван громко чмокнул меня в ухо. Я мотнул головой, хмурясь. Грех признаваться, но я уже скучал по тому болтливому дураку. Он хотя бы не лез.
- Любовное зелье, - прошипел я, уворачиваясь от нового поцелуя. – Точно нет ничего? Даже надежды на то, что кто-нибудь сможет сделать его снова нормальным?
- Ну. Я думаю, что у ведьм есть что-нибудь… У них ото всех бед найдется зелье или заклинение, - пробормотала ученица знахаря.
- Так все ведьмы давно в Заболотье за пятью дремучими лесами, - ляпнул сын Яги, высовываясь из дверного проема. – Ближайшая лишь мать моя.
Савватий его ответ лишь смешком удостоил.
- Странные вы. Нежить, ведьмы… Они все так же реальны, как цветок папоротника.
- Не умеешь собирать цветы папоротника – лучше вообще молчи, - обиделся Федор, отвернувшись. Главное чтоб он не сглазил, как порой это любит делать его мать. Хотя, да, нужно быть большим дураком, чем Иван, чтобы при Кощее Бессмертном говорить о том, что ни его, ни иной нежити не существует.
- Значит, нам нужна ведьма?
Ученица кивнула в ответ, изо всех сил пытаясь придать себе бедный вид.
Иван положил голову на плечо и тихо заворчал?
- Что?
- Поцелуешь? – улыбнулся он шальной улыбкой.
- Нет, - фыркнул я, отталкивая его лицо. – Хозяин, я хочу уточнить. Нам за сей инцидент полагается скидка?
- Может, вам еще что-нибудь?
- Сойдет и так, - отмахнулся Федор, запихнув себе под голову третью подушку.
Волк тихо заворчал, развалившись на полу. Иван последовал его примеру и раскинулся на матрасе, закидывая на меня ногу.
- Точно?
- Ты иди, мы тут сами ляжем, как надо.
- Извините еще раз. Я могу…
- Спокойной ночи, Надежда, - вздохнул Федор, задувая лучину. – Закрой дверь с той стороны.
Ванька тут же зашевелился у меня под боком, вглядываясь в мое лицо. И дураку понятно, что он хочет определить, сплю я или нет. Увы, мне только оставалось неподвижно лежать и терпеть нежные взгляды, от которых мне стало ох как не по себе. К слову, я себя ощущал чуть ли не девицей, которая дожидалась поцелуя от прекрасного принца. Спасало лишь то, что Иван был никудышным прекрасным принцем. Думаю, он бы умер на стадии «зарубить дракона».
Но хоть к спящему не лез.
- Эй! Федь, - прошептал он.
- Что? – шуршание одеяла.
- Мне интересно. Тебе Кощей не рассказывал, почему ну он стал… Кощеем?
- Шутишь что ли? Он никогда не рассказывает. Даже мамке не рассказал.
- Значит, даже сама Яга не знает, как он стал Кощеем? – удивился царевич, заерзав.
В ответ сын Яги подавил смешок.
- Ну конечно! Как будто от моей мамки может что-то скрыться. Она мне много что спьяну рассказала!
- Я все слышу, - решил вмешаться я.
Федька на мгновение затих, будто бы обдумывая ситуацию, и продолжил:
- Так вот. Он ца…
- Я же сказал, что все слышу.
- Ну молодец. Послушаешь с Ванькой. Так вот. Когда-то он царем был.
Я устало вздохнул, поворачиваясь на бок. Начинается. У Федора язык без костей – все расскажет и не задумается даже.
- Тогда еще не было Тридесятого Государства, его владения были куда больше. Оно простиралось от моря дл самых Знойников. На окраинах все еще жили дикари, - сын Яги кивнул на Волка, созерцающего потолок. – Они огню поклонялись, а леса и пустыни были их домом. Но если про Кощея… То есть я хотел сказать про великого царя Емельяна, то здесь даже глупо получилось. Он хотел обмануть Смерть. Когда она пришла за ним, он ее решил сначала обольстить, а потом отравить. Ну, понимаешь, он явно был не мудрейшим из правителей. Ну… Видимо, не стерпела позора и закрыла ему врата в Навь.
- А чего он стал тогда Кощеем? – Ванька погладил меня по щеке.
- Перестань, - зашипел я, убирая его руку от лица.
- Так отчего же добрым оставаться. Его такого никто не признал. Замок подожгли, а его еще долго гоняли по лесу. Бабка его тогда встретила обгоревшим и… - Федька хихикнул в ладонь. – Лысым. Он ей тогда целый ларец золота отгрохал, чтобы она ему новые волосы сделала. Из серебра.
- Если тронешь, сам лысым окажешься, - предупредил я Ваньку.
- Ну и все тут. Перед тобой Кощей. Не Емельян. Правда, помню я еще.
- Федь, - грозно прошипел я, сопротивляясь объятьям царевича. – Если ты сейчас не проглотишь свой язык, Яге придется все болота обойти, чтобы тебя по частям собрать. Я не шучу.
Сын Яги послушно замолчал. Что само по себе странно.
«Кончай с ним» - шипит тень.
Голова чудовища зависла в локте от меня.
- Не смей, - я нащупываю дрожащими пальцами саблю и выставляю ее перед собой, будто она меня может защитить. – Я не умру сейчас!
- Какой красивый, - выдохнул Ванька восхищенно, закапываясь пальцами в шерсть Волка. – И пузо такое пушистое!
Я лежал на боку, каждый раз закрывая глаза, стоило царевичу повернуться. Не сказать, что мне нравилось его обманывать, но в кои веки мне захотелось понаблюдать за Иваном. Ненавидел ли я его? Нет, пусть он мне не нравился до конца, но он сын Елены. И он сильно похож на его мать. У нее тоже характер был на редкость тяжелым.
- Приятно, Серый? – усмехнулся я. Да чего спрашивать – по его довольной морде понятно. Не часто его, собаку, вычесывают, видимо.
- А при мне ты почти никогда не перекидывался, - протянул Ванька с обидой.
- Куда перекидываться? На дорогие ковры? – зевнул Серый, потянувшись.
- Вы проснулись? – раздался приглушенный голос Надежды. Опять она.
Волк недовольно заворчал, приподнимаясь на лапы.
- В угол, в угол! Надежда, не заходите, - я накинул на Серого покрывало, посадив сверху Ивана. Который, конечно, тут же бросился ко мне чуть ли не обниматься.
- Сидеть, - строго шикнул я. – Входите.
- Я нашла примерное описание цвета, который идет в состав противоядия. Он достаточно редкий, но наше болото может быть… - затараторила девица, едва зайдя.
- Я хорошо знаю болота, - оживился Федька.
- А вы уже были тут?
- Я хорошо знаю… Ммм… Все болота, - тут же поправился сын Яги, вскакивая с пола.
- Тогда, может быть, вы…
- Мы тут подумали, - я тут же оживился, перебив ее. – Авось само пройдет. Ну как по старинке. Подорожник приложим. Йодом помажем. Не будем относиться к этому слишком серьезно.
- Неужели действие ослабло?
Я покосился на Ивана, который не сводил с меня влюбленного взгляда. Вот уж не думаю.
- Я все равно чувствую себя виноватой. Пожалуйста, дайте мне шанс… Просто немного…
- Ладно, - перебил я ее, вспыхнув. – Мы пойдем. Это конец разговора? Вы нас оставите в покое?
- Конечно, - просияла Надежда, и Федька тут же закрыл перед ее носом дверь.
- Дура, - проворчал он раздраженно.
- Подопри еще чем-нибудь, - вздохнул я, снимая корону.
- Иван. Корона. Смотри, корона!
- Утренний поц…
- Нет.
Иван отправил в рот ложку с кашей и со щенячьей тоской посмотрел на меня. Ну как же, отсадили его, бедненького, на другой край стола. Зато хоть ест, а не лезет ко мне на колени.
- Кощей, я…
- Ложку в рот, - строго нахмурился я. Слушается же, хоть и давится безвкусной манкой.
Но могли бы положить хотя бы сахара. Негоже жадничать при гостях.
Хозяева разговаривали наверху, мы же и не думали им мешать.
- Зря ты согласился, - наконец-то подал голос Волк впервые за день. – Чувствую, что заведет она нас куда-нибудь не туда.
- Серый, сейчас сглажу. Перед тобой сидит знаток любого болота. Я тропинку найду даже ночью.
- Или сделает что-то иное, - мрачно проворчал Волк.
- Волк, где же твой энтузиазм и вера в людей?
- Наверное, испарилась с третьим кубком любовного зелья, - хихикнул Федор в тарелку. – А ты не знал? Я же тебе тогда пытался рассказать. Надежда твоя чуть ли не весь вечер поила им Волка. А потом и мне плесканула, как поняла, что оно не действует.
- А говорила, что для клиентки, - проворчал я, обдумывая ситуацию. – И что будем делать?
- Ну. Заведем и бросим где-нибудь. Будет ей наука, - сын Яги облизнул ложку. – К слову, я поглядывал на кухню. И ведь она специально Ваньку споила. Да только, видимо, он единственный, кто не в ее вкусе.
- А что если она поняла, кто мы? Или хотя бы догадывается?
- Или спросит, почему на меня зелье не подействовало, когда Ваня влюбился сразу же, как отпил? – насторожился Серый.
- Да. Сложно, - согласил я. – Ваня. Еще ложку. Быстро. А мы придумаем что-нибудь.
- Я в нежить верю. Сама видела пару раз. Точнее я не очень уверена, я маленькая была, - вздохнула Надежда, указывая нам путь.
А я еще думал, что Ванька много болтает. По сравнению с красной девицей он вообще молчит. Да и заткнуть не было большой проблемой. Здесь как ни намекай, как ни проси – все продолжает.
Сам же царевич клевал носом на Князе. Видимо, ночь не спал, все вздыхал. И могу лишь надеяться, что у него не было в мыслях обесчестить меня.
Болота здесь неладные, заиндевелой коркой засохших растений. И чем дальше, тем страннее казались нам места. Федька был прав, никого здесь нет. Даже живучих кикимор. Будто все они просто ушли, оставив такие когда-то добротные земли.
Сама тропа была извилистой и поросшей скользким мхом. Стоит оступиться – мигом окажешься в болоте. А мне хотелось бы туда в последнюю очередь.
Ученица знахаря шла около Волка, держа его за руку и краснея каждый раз, когда он поворачивался.
- Здесь же место тихое…
- Гиблое, - поправил Федор. – И видно, что гадкое.
- Хоть нежити нет, - поежилась Надежда.
- Да знала бы ты, дурра, как нежить важна! – обиделся сын Яги. – Мамка всегда говорила, что нечисть и нежить хоть злые, да только являются стражами дикой природы, которой человек чужд. Люди никогда не будут жить с ней в мире.
Узнаю Ягу. Она мне по молодости и не такие лекции читала.
- Может, вещь какая-нибудь заговоренная, - пробормотал он вдруг , потирая подбородок. – Хотя…Не похоже. Слишком специфичный.
- Ты чего там бормочешь?
- Ничего. Пахнет тут просто странно. Слушай. Дядь Кош. Вот никак не пойму что за запах такой странный.
- Проведешь хоть? – я потрепал Князя по клыкастой морде.
- А что уж нет. Авось болота не засосут.
- Вань, открывай глаза.
- Да не сплю я, - отозвался царевич подозрительно бодро, скосив на меня глаза. – Что-то часто ты на нее оглядываешься, Кощеюшка.
- Что-то подозрительно мнимым ты стал.
- Уж не думаешь ты на ней жениться? – в голосе Ивана появились металлические нотки.
Ну вот, приехали.
- Это ему не грозит, - весело отозвался Федька, высунувшись из высоких кустов. – Сюда идите. Видишь, как светится странно?
Я прищурился, отодвигая ветки. И ведь не скажешь, что такие места бывают. Посреди болота поляна развернулась. С виду ничем неприметная, дуб посередине стоит, раскинув свои могучие ветви до небес. Хорошая ловушка для дурака.
Не прошло и минуты, как все озарилось всплеском света.
- Серый. Осторожнее. Мы не знаем, насколько тут безопасная земля.
- Знаешь, что мне это напоминает, дядь Кош? Мамкин шабаш, - ухмыльнулся сын Яги.
Я прислушался к ощущениям. По спине пробежались мурашки.
- Здесь что-то не то, - прошептал я. А еще будто старается не подпустить к себе. С ловушками все намного проще. Они манят, а не отталкивают.
- Какой-то камень лежит, - ответил мне Иван, заглядывая в дупло. И когда он успел мимо меня пробежать. Вот дурак. А если бы провалился?
- И круг с буквами, - добавил царевич.
А вот это уже интересно.
- Защита от нечисти, - прокомментировал я, отодвигая Ваньку. – Да и круг правильный, символы раскиданы по порядку. Не дурак заклинание накладывал. Теперь понятно, почему нежити не было.
- Тогда почему кикимор нет? Ты же их так расхваливал, что они чуть ли не везде могут жить.
- Могут, но никакой кикиморе не захочется жить в мертвых болотах, - фыркнул я. – Поэтому мы сделаем одолжение всей деревне и возьмем этот замечательный камушек.
- Зачем? – не выдержал Волк. – Кощей, не смей. Ты же лишь золото тащишь, разве нет?
- Я тут пытаюсь деревню спасти вообще-то, - огрызнулся я. – Подумай, земля зацветет, будет расти не только репа.
- А заодно восстанут все мертвяки и, возможно, всю деревню съедят за пять лет, если им не хватит смекалки отсюда убраться. А теперь правду.
- Ты сам подумай. Что такое Землянки? Деревушка без нежити? А этот редкий камушек, чью энергию глупо растрачивать на захолустье? - я просунул руку в дупло, пытаясь нащупать камень. – Не дотронуться, зараза.
- Неужели вспомнил, что сам сказал, что там заклинание от нечисти, которой ты и являешься? – выгнул бровь Волк.
-Иван! – шикнул я.
Царевич посмотрел на меня глазами, полными любви. Хороший песик.
- Достань камень.
- Зачем? – спросил он, сомневаясь. – Все-таки столько людей умрет из-за этого…
Я притянул Ваньку к себе.
- Достань камень, чтобы я мог тебя поцеловать, - ухмыльнулся я.
- Д-да! – тут же загорелся он. Не успел я оглянуться, едва теплый камень оказался у меня на ладони. И тут же отправился в мешочек к золотым монетам. Так уж точно не потеряю.
- Хороший мальчик, - я коснулся губами его щеки. – Умный мальчик.
- Кстати… - протянул Волк, оглядываясь. – А где Надежда?
Мы собрались у дерева, наблюдая за Надеждой – грязь стекала по ее бледному лицу и распущенным рыжим волосам. Толстые очки потерялись где-то в глубинах болота… И я бы сказал, что ей все равно больше не пригодятся.
- Захлебнулась, - выдохнул Федор. – Видимо, свернула не туда, пока за нами шла. Если честно, я не думал, что она по-настоящему умрет.
- Может, мы просто сделаем вид, будто ничего и не было? – предложил Иван, облокачиваясь на меня.
- Престань. Что же, даже плакать не будешь?
- Не буду. Я этих трупов навидался еще в детстве, когда отец проводил праздники и медведей на народ натравливал.
- Она тоже станет нежитью? – Волк убрал с ее лба прядку.
- Подумай об этом с другой стороны. Кое-кто не только поверит в ее существование, но даже сможет различить несколько видов.
- Их нужно предупредить?
- Нет, - поморщился Федор. – Не наше дело.
- Жалко ее, - вздохнул Серый, закрывая Надежде глаза и укладывая на спину. – Может, отдадим огню?
- Не порть экологию. Пойдем уже. Нам давно пора отправиться дальше, - дернул его за руку сын Яги.
- Кстати, - Иван похлопал меня по боку. – Как так все-таки получилось? Камушек же нежить отгонял, правильно?
- Ну да.
- Тогда почему вы прошли? Мы так с день были в деревне, а вам хоть бы хны.
- Как тебе сказать, Иван, - усмехнулся я. – Некоторые колдуны совсем не разбираются в нечисти. Заклятье, которое он наложил, действует на мелкую нечисть и тех, кто умер и ожил.
- И?
- То есть для тех, кто все-таки переступил врата Нави и вернулся.
- И что?
- Никто из нас не был в Нави, Иван. Ты хоть порой слушаешь, что говорят? Федька вообще не рождался вовсе. С Волком история запутанная и долгая. Когда-нибудь услышишь ее, когда подрастешь.
- Я пойму сейчас, - возмутился он, положив подбородок мне на плечо.
- Нет, - я хлопнул его по лбу.
Царевич сполз обратно и возмущенно засопел. И молчал аж до следующей деревни.
Название: Беды Кощеевы (рабочее)
Автор – king_marionette
Бета - Guadeloupe
Пейринг – Кощей Бессмертный/Иван-Царевич
Рэйтинг – PG-13
Жанр - Фэнтези, POV
Размер – миди
Статус - в процессе
Саммари – Если в жизни Бессмертного все плохо, то, можете не сомневаться, все станет намного хуже. С одной стороны неугомонный царевич, которому не терпится на подвиги, с другой твой новый «коллега», пытающийся захватить Тридесятое царство. Что выбрать – лишь Боги знают. Авось и пронесет как-нибудь…Но не в этот раз.
king-marionette.tumblr.com/tagged/skazki - внешность героев <3
1-2
3. читать на фикбуке
читать дальше
- Как к мамке приду, так пирогов объемся. Авось уже отошла и не сердится, - промурлыкал себе Федька под нос, вцепившись в Волка мертвой хваткой. Я бы сказал, как клещ.
Уговорить сын Яги нас так и не смог, но взять его все равно пришлось. Наверное, потому что единственное, что Федька умел хорошо – так это ныть. Вой, длившийся, как минимум, четыре часа, селяне приняли за предсмертную агонию кикиморы и робко подошли к лесу с вилами и караваем. Эдак, как мне объяснили, поддержать и «отпустить к Богам» тварь несчастную. Одного вида растерзанной лошади хватило, чтобы в воображении простого люда вспыхнула красочная битва между мной и лесным чудищем. Ванька, сунувшийся посреди разговора, успел приплести свои заслуги - мол держал щит из чистого злата (что сгинул в пасти чудовища) и защищал меня от яда. Даже синяк на колене показал для пущей правдивости.
К слову, когда я уходил, кикимора успела стать размером чуть ли не с медведя. Что получится в итоге – самому интересно. Лишь бы не бой за души человеческие – извратят же.
- Если она к тому времени не уедет в другой лес, - хмуро закончил Федька, поджимая губы.
- Ей же милы родные болота, разве нет? – удивился я. Уж сколько знаю Ягу, всегда считал ее домоседкой. Любой выход в чужие леса обсуждался неделями, а здесь ни слова. Хотя, вспоминая «пророчество» и ее лицо, мне до сих пор становилось не по себе. Неужели все взаправду так плохо? И является ли мой сон подтверждением ее слов?
- Ну… Как она сказала, духи исчезают. Нежить редеет, уходит куда-то на юг вроде, - пожал плечами сын Яги. – А по мне так все болота одинаковые.
Ванька тяжко вздохнул и прижался щекой к моей спине. После того, как он увидел Федьку во всей красе, сон покинул его на всю ночь, и теперь царевич клевал носом… почему-то преимущественно в меня. Ну хоть не ныл, что снова голоден – он в такие моменты хуже дитя малого.
- Федька.
- Да, дядь Кош, - тут же откликнулся он, тряхнув отросшими кудрями.
Ванька за моей спиной всхрапнул, обняв меня до хруста костей. Вот клык дам – не повезет его будущей жене. Каждую ночь отбиваться от него, если, конечно, в первую ночь не задушит.
- Ты как, собираешься продолжать дело матери?
- Нет. Мне мамка запретила. Будто ей мало того, что она меня из дома выгнала. Я уже рассказывал, кажется. Она вообще с катушек слетела, когда ей сон про Смеее… - Федька торопливо кашлянул в кулак. – То есть как выпила лишний бочок браги, так сразу стала всем смерти предсказывать. Не только твою, но и мою, и Волка, ну и солнца ясного, куда там без него. Вот я должен был в три дня истаять , как свеча… Живой хожу до сих пор, как видишь.
- Тебе бок прострелили недавно. Так что там о Смерти моей? Поделись уж, - попросил я, пытаясь скрыть свое удивление. Нет, про свою смерть из уст народа я слышал немало. Она то в яйце, то в игле, то там и там. Да все не так просто. Погибель моя в подземелье Моровны. Спасает меня то, что все, кто попадет в Навь, тут же забудут всю свою прошлую жизнь и помыслы свои. Никто из храбрецов до нее не дошел. А вот слышать такое от Яги…
- Погоди. Так ты не бессмертный? – удивленно моргнул Федька.
- Бессмертный, - сдержанно кивнул я. – До поры до времени. А ты выкладывай. У самого язык небось чешется.
- Чешется, дядь Кош, - Федька положил подбородок на плечо Волка, который, кажется, из всех сил пытался сделать вид, будто он нас не знает. - Да только пообещал я, что...
- Сколько? – я вздохнул, доставая кошелек.
- Пять монет из благородного металла смогут облегчить муки совести на некоторое время. Не скупитесь. Я же матери слово дал!
- Четыре. Серебряных.
- Золотых!
- Тогда одна, - поморщился я тут же, хмуро глядя на протянутую ладонь сына Яги.
Волк громко фыркнул, даже не скрывая улыбку. Только посмотрите. И не стыдно ему.
- Ну… Тогда шесть, - пожал плечами Федька.
- Две, - выдавил я. - Мелкий торгаш.
На том и сошлись. Получив от меня две блеклые монеты (специально для него отобрал), сын Яги сунул их в кафтан.
- Если вкратце то, как я понял, Смерть твою высвободят. Опять же, виноват в этом ты. То ли не так что-то сделал, то ли разозлил кого. Одним словом – судьба.
- И сколько, ты говоришь, перед этим выпила Яга? – спросил я, приподняв брови.
- Не меньше трех бочонков. До этого она всей деревне предсказывала скорые роды. Тяжелые. Да и собак вместо младенцев. Ну понимаешь, что она в бреду не ляпнет. Волк, ты не поворачивай. Там прямо деревня будет. Там люд простой – что вырастет, то и едят. Правда, чаще редьку да репу. Ни комаров, ни зверья, ни нежити. Но по ночам двери не открывают странникам – боятся нечистого. Хотя чего там бояться. В их домах не то что черт не заведется, там домовой не появится.
- Так это же хорошо, - подал голос Иван.
- Ничего хорошего, - фыркнул Федор. – Чтобы ты знал, нежить не привередливая. Она живет везде. Если тебе казалось, что под твоей кроватью кто-то шуршит, то там барабашка как минимум. А он тоже, кстати, причисляется к нашим братьям. В любом доме обитает домовой. В любой бане банник. А если на всю деревню ни нижетинки, то здесь уже волноваться нужно. Дураку понятно – место гиблое.
- Именно поэтому мы идем именно туда? – вздохнул я. – Неужели нет места поспокойнее?
- Почему нет? Я же не жить тебя там заставляю. На одну ночь сойдет. Главное до захода солнца дойти.
- И почему мне кажется, что нас там ждут одни проблемы?
- А теперь, судари, доставайте золото, - нараспев произнес Федор, стоило нам подъехать к деревне. - Дядь Кош, зубы втяните. Это я не вам. Давайте, ваше царское, раскошеливайтесь.
- Чем, например? - фыркнул в ответ Ванька. – Ты видел хоть одного богатыря с золотом в карманах? Коль нужно что будет – продадим что-нибудь.
- И что у вас стало ненужным? Сапоги может? Или кафтан? Вижу запонки-самоцветы. Неужто...
- Но-но. С себя я ничего продавать не буду, - Иван одернул свой красный кафтан, грозно сверкнув глазами. - Если совсем не найдется чего - можем ограбить кого-нибудь из местных. Или Волка сдать властям - за южан платят неплохо. Только отойдем от города - сбежит.
Судя по усталому вздоху Волка, можно было понять, что такую авантюру царевич уже проворачивал не раз. Остается удивляться лишь его пронырливости – вроде бы не так давно сбежал, а уже каких дел успел натворить.
- Мы в деревне. Здесь никто не хватится. И уж точно никто не заплатит. Твои дела если только в Светостополе провернуть можно.
- Тогда сам раскошеливайся за всех. Не я славлюсь горами золота, - обиделся Ванька, надувшись.
- А чем славишься, если не секрет? - тут же заинтересовался Федор, аж привстав.
- Дуростью, - мрачно проворчал Волк, повернув Крапивку к ближайшему двору. - Больше нечем.
В деревне было тихо, будто бы ее жители вымерли еще за несколько лет до нашего прихода. Да и вид был подобающий – восемь кривых землянок, заросших не то мхом, не то какой иной зеленью. Но жизнь была – это можно было определить по едва заметному свету лучин в каждом доме.
Луна была уже высока, поэтому все добропорядочные люди усердно делали вид, будто спят и не слышат стук в дверь.
Удача повернулась к нам лицом лишь у последнего дома – двухэтажной избы, стоящей на окраине. К тому времени мы даже не надеялись, что найдется хоть кто-то, кто пустит нас на ночлег. Ванька же считал своим долгом напоминать нам чуть ли не каждую минуту, что в лесу он больше ночевать не станет ни за что. Земля слишком жесткая, комары жужжат над ухом, и все боится он, что гады заползут ему в сапоги, будто бы им больше делать нечего.
- Я же говорил, они до сих пор нежити боятся, - фыркнул Федор. – Тишь да гладь. Ни собак, ни кошек, ни лошадей. Десять полей с репой и полудохлая корова на все село. Я бы от такой жизни вообще ничего не боялся, а тут напридумывал народ себе нежити и пугается собственной тени.
- Не ворчи. Такое происходит чаще, чем ты думаешь, - пожал плечами Волк, щелкая сонного Ивана по носу. Лучше бы на улице спать оставил. Может, это бы царевичча чему научило.
Подойдя к дому вплотную, мы разглядели на вывеске змею, склонившуюся над кувшином, и тут же вздохнули с облегчением.
Знахарь оказался низеньким мужчиной с густым волосяным покровом, который будто бы спускался с его головы к рукам и ногам. Взъерошив седину, он тут же пригласил нас к себе, излучая лишь дружелюбие.
- Вот, Серый. Ты обрел родственника, - шепнул я, проходя внутрь, за что получил локтем в бок. Да так, что кость хрустнула – кажется, ребро. Как будто мало мне было объятий Ивана.
- Что это был за… - начал было хозяин дома, глядя на меня удивлением, но тут же отвлекся. В соседней комнате послышался такой грохот, будто бы кто-то разбил все тарелки разом.
- А это ученица моя. Надежда. Вы не волнуйтесь, она в порядке, - чуть ли не с гордостью объявил нам хозяин дома. – А я Савватий. Будем знакомы.
- По-моему у них тут это в порядке вещей, - прошептал Федор.
И мы уже были не так уверены в том, что нам повезло.
- Мы с Ульяновки приехали. Как я говорю, подальше от городской суеты. А какая экология тут. Иная! По лесу пройдешься – залюбуешься. Места здесь удивительные. Тишь да гладь. Ни комаров, ни мошкары надоедливой.
- Даже им здесь жить не хочется, - буркнул сын Яги, тыкая ложкой печеную картошку. – Не то, что нежити.
- Нежить? Ну и шуточки у вас, судари. Что я говорил? Ах, да! Чудесное место! Тихое. Спокойное. Надежда, где же квас? Так откуда, вы сказали, путь держите?
- Не говорили, - шмыгнул носом царевич, уплетая уже третий кусок хлеба. – Но будем из столицы.
- Значит, знать? То-то вы так странно одеты, - удивленно приподнял мохнатые брови знахарь.
- Гонцы мы, - Волк отобрал у Ивана хлебницу, дав ему по лбу. – По поручению, которое, сударь, не подлежит огласке.
- Не знать мы никакую знать, - произнес Федор с фальшивым акцентом. – Доставлять секретный письмо, получать деньга, покупать конь, платить налог.
Сзади меня снова что-то разбилось – ученица знахаря растянулась на полу с остатками кувшина.
- Ну и ничего, заодно пол протерла, - фыркнул негромко сын Яги.
- А он кто вам будет? – Савватий указал на Серого, не обращая внимания на свою ученицу.
- Прислуга наша, кто же еще, - ляпнул Иван, нисколько не покривив душой. – Спасли его случайно, а он на огне поклялся нам служить. Да не надо отодвигаться, он не кусается.
- Какие же эти южные народы некультурные, - брезгливо поморщился мужчина.
Тем не менее при своей свой ярко проявленной «некультурности» и «отсталости от нынешнего времени» Волк оказался единственным, кто встал из-за стола и помог Надежде не только подняться, но и собрать все черепки с пола.
- Спасибо, - пролепетала девица, краснея. Такой выйти замуж – это подвиг похлеще забивания Горыныча. Высокая, сутулая, с тонкими медными волосами и россыпью веснушек на лице. Я уже не говорю о толстенных очках, из-за которых она ничего не видела. Не девушка, а беда. Можно лишь надеяться, что такая, как она, случайно не убьет себя или кого-нибудь поблизости.
Савватий за столом не умолкал. Он то рассказывал нам истории о своей жизни, то все пытался нас расспросить то о письме, то о наших родственниках или о делах государственных. Но, стоило упомянуть об оплачиваемом ночлеге, знахаря будто подменили, и конец ужина мы провели в тишине.
Лишь когда все тарелки были унесены, он спросил у меня:
- Конечно, сердечно прошу прощения, что интересуюсь, но здесь дело касается моего профессионального интереса. Сударь, вы чем-то больны?
- С чего вы это взяли? – удивленно приподнял брови я.
- Не подумайте, но вы седой. А по лицу вам лет больше тридцати не дашь.
- А это мы его однажды напугали сильно, - вмешался Федор, надкусывая ломоть хлеба. – По юной глупости, так сказать. Не буду рассказывать детали, ибо вы можете их найти унизительными, но он испугался так, что поседел враз.
- Я им уже шею намылил. И не раз, - я попытался выдавить одну из тех безобидных улыбок, на которые был способен. Человек, не верящий ни в бесов, ни в домовых, не способен поверить в то, что существует нечто большое. Особенно когда клыков не видно.
- Но я почти уверен, что вы чем-то больны.
- Если только анемией, - вспомнил я заморское слово.
- От этого умирают? – тут же поинтересовались у меня.
А вот убей – не помню.
- Раз на раз не приходится, - фыркнул Иван, заметив мою заминку. – Так что поосторожней с ним.
Со стороны кухни снова раздался уже знакомый оглушительный грохот. Интересно, откуда у них появляется новая посуда? И почему они не используют, не знаю, деревянную? Или железную? И ту, и ту, чтобы разбить, надо ум подключить, которым Надежда была явно обделена.
- Кваску так захотелось, - потянулся Иван, широко зевнув. – Пойду на кухню, заодно проверю, жива ли девица красная.
- Конечно, жива, - отмахнулся Савватий, провожая его взглядом. – Ты там сам смотри не порежься.
- Надежда умирает последней, - хихикнул Федор мне в ухо, чуть не наваливаясь на меня. – Дядь Кош, а дядь Кош. А вы знаете, что…
Я отпихнул лица сына Яги, поморщившись. Он что, выпить где успел? По крайней мере, запах был соответствующий. Если Федька ведет себя так же, как и его мать, когда переберет, то лучше не оказываться с ним рядом.
- Я за ним. Тоже что-то хочется кваска.
- Так пусть Иван кувшин принесет.
- Вот пойду и скажу ему это.
Иван стоял ко мне спиной с кувшином в руке, заворожено смотря в окно, как я мог понять по отражению. Надежды на кухне почему-то не было.
- Иван, - позвал я царевича, откашлявшись с кулак.
- Да? – тихо произнес он, поставив кувшин на стол.
- Нашел квас?
- Нет.
- Ты хоть смотри на людей, когда разговариваешь, - вспыхнул я, развернув его к себе. И обомлел.
Царевич медленно, будто во сне, поднял на меня глаза. Пустые, ничего не выражающие.
- Любимый, - прошептал он, улыбаясь так, что у меня мурашки по коже пробежались. - Любимый мой. Любимый, любимый, любимый!
Иван кинулся мне на шею, хаотично расцеловывая мое лицо.
- Я так соскучился. Давай всегда будем вместе. Только ты и я.
Я аж слюной подавился. И несло от царевича так же, как и от Федьки – резким запахом спирта. Да только не мог он за две минут в одиночестве упиться до такого пугающего состояния.
- Иван. Успокойся. Посмотри на меня.
- Да-да. У тебя такие красивые глаза, - прошептал царевич горячо касаясь губами моего подбородка.
Позади меня снова что-то разбилось. Уже не помню который раз за день.
Я медленно повернулся к хозяевам дома, придерживая Ваньку, чтобы тот не упал.
И смотрели на меня, видимо, так же ошарашено, как и я на них.
- Что было в вашем чертовом кувшине? – раздраженно прошипел я.
- Квас же, что еще там может быть?
- Не совсем квас, - прошептала Надежда, бледнея.
- Что же тогда?.. Надежда, не смей прятать глаза. Отвечай как есть!
Девица приглушенно пискнула:
– Ну. Или любовное зелье, например.
- К чему тебе любовное зелье, дуреха? За кого замуж захотела?
- Ни за кого. Просто убрать забыла. Одна женщина заказала на завтра, а он, видимо, перепутал. Они рядом стояли, кувшины похожие…
Я вздохнул. Любовное зелье. Прекрасно.
- Не хочу мешать вашей истерике, но как нам его расколдовать?
- Проще простого. Всего немного омелы…
- Не получится, - прошептала его ученица едва слышно. – Оно крепкое. Со спиртом. И чертополохом.
И по повисшей тишине, которая нарушалась лишь влюбленными вздохами Ивана, я понял, что все плохо.
Знахарь кричал благим матом так, что его было слышно даже на другом конце деревни. Пару раз он даже замахнулся для удара, но бить девицу – последнее дело.
- За каким чертом ты трогала мои рецепты? Кому яды варишь, ведьма? Я тебя спрашиваю? Кто покупатель? – кричал он, не обращая внимания на беспомощные всхлипы Надежды.
- Не могу сказать, - ревела она. – Слово дала-а-а-а!
- Я тебе такую Кузькину мать устрою!
Иван громко чмокнул меня в ухо. Я мотнул головой, хмурясь. Грех признаваться, но я уже скучал по тому болтливому дураку. Он хотя бы не лез.
- Любовное зелье, - прошипел я, уворачиваясь от нового поцелуя. – Точно нет ничего? Даже надежды на то, что кто-нибудь сможет сделать его снова нормальным?
- Ну. Я думаю, что у ведьм есть что-нибудь… У них ото всех бед найдется зелье или заклинение, - пробормотала ученица знахаря.
- Так все ведьмы давно в Заболотье за пятью дремучими лесами, - ляпнул сын Яги, высовываясь из дверного проема. – Ближайшая лишь мать моя.
Савватий его ответ лишь смешком удостоил.
- Странные вы. Нежить, ведьмы… Они все так же реальны, как цветок папоротника.
- Не умеешь собирать цветы папоротника – лучше вообще молчи, - обиделся Федор, отвернувшись. Главное чтоб он не сглазил, как порой это любит делать его мать. Хотя, да, нужно быть большим дураком, чем Иван, чтобы при Кощее Бессмертном говорить о том, что ни его, ни иной нежити не существует.
- Значит, нам нужна ведьма?
Ученица кивнула в ответ, изо всех сил пытаясь придать себе бедный вид.
Иван положил голову на плечо и тихо заворчал?
- Что?
- Поцелуешь? – улыбнулся он шальной улыбкой.
- Нет, - фыркнул я, отталкивая его лицо. – Хозяин, я хочу уточнить. Нам за сей инцидент полагается скидка?
- Может, вам еще что-нибудь?
- Сойдет и так, - отмахнулся Федор, запихнув себе под голову третью подушку.
Волк тихо заворчал, развалившись на полу. Иван последовал его примеру и раскинулся на матрасе, закидывая на меня ногу.
- Точно?
- Ты иди, мы тут сами ляжем, как надо.
- Извините еще раз. Я могу…
- Спокойной ночи, Надежда, - вздохнул Федор, задувая лучину. – Закрой дверь с той стороны.
Ванька тут же зашевелился у меня под боком, вглядываясь в мое лицо. И дураку понятно, что он хочет определить, сплю я или нет. Увы, мне только оставалось неподвижно лежать и терпеть нежные взгляды, от которых мне стало ох как не по себе. К слову, я себя ощущал чуть ли не девицей, которая дожидалась поцелуя от прекрасного принца. Спасало лишь то, что Иван был никудышным прекрасным принцем. Думаю, он бы умер на стадии «зарубить дракона».
Но хоть к спящему не лез.
- Эй! Федь, - прошептал он.
- Что? – шуршание одеяла.
- Мне интересно. Тебе Кощей не рассказывал, почему ну он стал… Кощеем?
- Шутишь что ли? Он никогда не рассказывает. Даже мамке не рассказал.
- Значит, даже сама Яга не знает, как он стал Кощеем? – удивился царевич, заерзав.
В ответ сын Яги подавил смешок.
- Ну конечно! Как будто от моей мамки может что-то скрыться. Она мне много что спьяну рассказала!
- Я все слышу, - решил вмешаться я.
Федька на мгновение затих, будто бы обдумывая ситуацию, и продолжил:
- Так вот. Он ца…
- Я же сказал, что все слышу.
- Ну молодец. Послушаешь с Ванькой. Так вот. Когда-то он царем был.
Я устало вздохнул, поворачиваясь на бок. Начинается. У Федора язык без костей – все расскажет и не задумается даже.
- Тогда еще не было Тридесятого Государства, его владения были куда больше. Оно простиралось от моря дл самых Знойников. На окраинах все еще жили дикари, - сын Яги кивнул на Волка, созерцающего потолок. – Они огню поклонялись, а леса и пустыни были их домом. Но если про Кощея… То есть я хотел сказать про великого царя Емельяна, то здесь даже глупо получилось. Он хотел обмануть Смерть. Когда она пришла за ним, он ее решил сначала обольстить, а потом отравить. Ну, понимаешь, он явно был не мудрейшим из правителей. Ну… Видимо, не стерпела позора и закрыла ему врата в Навь.
- А чего он стал тогда Кощеем? – Ванька погладил меня по щеке.
- Перестань, - зашипел я, убирая его руку от лица.
- Так отчего же добрым оставаться. Его такого никто не признал. Замок подожгли, а его еще долго гоняли по лесу. Бабка его тогда встретила обгоревшим и… - Федька хихикнул в ладонь. – Лысым. Он ей тогда целый ларец золота отгрохал, чтобы она ему новые волосы сделала. Из серебра.
- Если тронешь, сам лысым окажешься, - предупредил я Ваньку.
- Ну и все тут. Перед тобой Кощей. Не Емельян. Правда, помню я еще.
- Федь, - грозно прошипел я, сопротивляясь объятьям царевича. – Если ты сейчас не проглотишь свой язык, Яге придется все болота обойти, чтобы тебя по частям собрать. Я не шучу.
Сын Яги послушно замолчал. Что само по себе странно.
«Кончай с ним» - шипит тень.
Голова чудовища зависла в локте от меня.
- Не смей, - я нащупываю дрожащими пальцами саблю и выставляю ее перед собой, будто она меня может защитить. – Я не умру сейчас!
- Какой красивый, - выдохнул Ванька восхищенно, закапываясь пальцами в шерсть Волка. – И пузо такое пушистое!
Я лежал на боку, каждый раз закрывая глаза, стоило царевичу повернуться. Не сказать, что мне нравилось его обманывать, но в кои веки мне захотелось понаблюдать за Иваном. Ненавидел ли я его? Нет, пусть он мне не нравился до конца, но он сын Елены. И он сильно похож на его мать. У нее тоже характер был на редкость тяжелым.
- Приятно, Серый? – усмехнулся я. Да чего спрашивать – по его довольной морде понятно. Не часто его, собаку, вычесывают, видимо.
- А при мне ты почти никогда не перекидывался, - протянул Ванька с обидой.
- Куда перекидываться? На дорогие ковры? – зевнул Серый, потянувшись.
- Вы проснулись? – раздался приглушенный голос Надежды. Опять она.
Волк недовольно заворчал, приподнимаясь на лапы.
- В угол, в угол! Надежда, не заходите, - я накинул на Серого покрывало, посадив сверху Ивана. Который, конечно, тут же бросился ко мне чуть ли не обниматься.
- Сидеть, - строго шикнул я. – Входите.
- Я нашла примерное описание цвета, который идет в состав противоядия. Он достаточно редкий, но наше болото может быть… - затараторила девица, едва зайдя.
- Я хорошо знаю болота, - оживился Федька.
- А вы уже были тут?
- Я хорошо знаю… Ммм… Все болота, - тут же поправился сын Яги, вскакивая с пола.
- Тогда, может быть, вы…
- Мы тут подумали, - я тут же оживился, перебив ее. – Авось само пройдет. Ну как по старинке. Подорожник приложим. Йодом помажем. Не будем относиться к этому слишком серьезно.
- Неужели действие ослабло?
Я покосился на Ивана, который не сводил с меня влюбленного взгляда. Вот уж не думаю.
- Я все равно чувствую себя виноватой. Пожалуйста, дайте мне шанс… Просто немного…
- Ладно, - перебил я ее, вспыхнув. – Мы пойдем. Это конец разговора? Вы нас оставите в покое?
- Конечно, - просияла Надежда, и Федька тут же закрыл перед ее носом дверь.
- Дура, - проворчал он раздраженно.
- Подопри еще чем-нибудь, - вздохнул я, снимая корону.
- Иван. Корона. Смотри, корона!
- Утренний поц…
- Нет.
Иван отправил в рот ложку с кашей и со щенячьей тоской посмотрел на меня. Ну как же, отсадили его, бедненького, на другой край стола. Зато хоть ест, а не лезет ко мне на колени.
- Кощей, я…
- Ложку в рот, - строго нахмурился я. Слушается же, хоть и давится безвкусной манкой.
Но могли бы положить хотя бы сахара. Негоже жадничать при гостях.
Хозяева разговаривали наверху, мы же и не думали им мешать.
- Зря ты согласился, - наконец-то подал голос Волк впервые за день. – Чувствую, что заведет она нас куда-нибудь не туда.
- Серый, сейчас сглажу. Перед тобой сидит знаток любого болота. Я тропинку найду даже ночью.
- Или сделает что-то иное, - мрачно проворчал Волк.
- Волк, где же твой энтузиазм и вера в людей?
- Наверное, испарилась с третьим кубком любовного зелья, - хихикнул Федор в тарелку. – А ты не знал? Я же тебе тогда пытался рассказать. Надежда твоя чуть ли не весь вечер поила им Волка. А потом и мне плесканула, как поняла, что оно не действует.
- А говорила, что для клиентки, - проворчал я, обдумывая ситуацию. – И что будем делать?
- Ну. Заведем и бросим где-нибудь. Будет ей наука, - сын Яги облизнул ложку. – К слову, я поглядывал на кухню. И ведь она специально Ваньку споила. Да только, видимо, он единственный, кто не в ее вкусе.
- А что если она поняла, кто мы? Или хотя бы догадывается?
- Или спросит, почему на меня зелье не подействовало, когда Ваня влюбился сразу же, как отпил? – насторожился Серый.
- Да. Сложно, - согласил я. – Ваня. Еще ложку. Быстро. А мы придумаем что-нибудь.
- Я в нежить верю. Сама видела пару раз. Точнее я не очень уверена, я маленькая была, - вздохнула Надежда, указывая нам путь.
А я еще думал, что Ванька много болтает. По сравнению с красной девицей он вообще молчит. Да и заткнуть не было большой проблемой. Здесь как ни намекай, как ни проси – все продолжает.
Сам же царевич клевал носом на Князе. Видимо, ночь не спал, все вздыхал. И могу лишь надеяться, что у него не было в мыслях обесчестить меня.
Болота здесь неладные, заиндевелой коркой засохших растений. И чем дальше, тем страннее казались нам места. Федька был прав, никого здесь нет. Даже живучих кикимор. Будто все они просто ушли, оставив такие когда-то добротные земли.
Сама тропа была извилистой и поросшей скользким мхом. Стоит оступиться – мигом окажешься в болоте. А мне хотелось бы туда в последнюю очередь.
Ученица знахаря шла около Волка, держа его за руку и краснея каждый раз, когда он поворачивался.
- Здесь же место тихое…
- Гиблое, - поправил Федор. – И видно, что гадкое.
- Хоть нежити нет, - поежилась Надежда.
- Да знала бы ты, дурра, как нежить важна! – обиделся сын Яги. – Мамка всегда говорила, что нечисть и нежить хоть злые, да только являются стражами дикой природы, которой человек чужд. Люди никогда не будут жить с ней в мире.
Узнаю Ягу. Она мне по молодости и не такие лекции читала.
- Может, вещь какая-нибудь заговоренная, - пробормотал он вдруг , потирая подбородок. – Хотя…Не похоже. Слишком специфичный.
- Ты чего там бормочешь?
- Ничего. Пахнет тут просто странно. Слушай. Дядь Кош. Вот никак не пойму что за запах такой странный.
- Проведешь хоть? – я потрепал Князя по клыкастой морде.
- А что уж нет. Авось болота не засосут.
- Вань, открывай глаза.
- Да не сплю я, - отозвался царевич подозрительно бодро, скосив на меня глаза. – Что-то часто ты на нее оглядываешься, Кощеюшка.
- Что-то подозрительно мнимым ты стал.
- Уж не думаешь ты на ней жениться? – в голосе Ивана появились металлические нотки.
Ну вот, приехали.
- Это ему не грозит, - весело отозвался Федька, высунувшись из высоких кустов. – Сюда идите. Видишь, как светится странно?
Я прищурился, отодвигая ветки. И ведь не скажешь, что такие места бывают. Посреди болота поляна развернулась. С виду ничем неприметная, дуб посередине стоит, раскинув свои могучие ветви до небес. Хорошая ловушка для дурака.
Не прошло и минуты, как все озарилось всплеском света.
- Серый. Осторожнее. Мы не знаем, насколько тут безопасная земля.
- Знаешь, что мне это напоминает, дядь Кош? Мамкин шабаш, - ухмыльнулся сын Яги.
Я прислушался к ощущениям. По спине пробежались мурашки.
- Здесь что-то не то, - прошептал я. А еще будто старается не подпустить к себе. С ловушками все намного проще. Они манят, а не отталкивают.
- Какой-то камень лежит, - ответил мне Иван, заглядывая в дупло. И когда он успел мимо меня пробежать. Вот дурак. А если бы провалился?
- И круг с буквами, - добавил царевич.
А вот это уже интересно.
- Защита от нечисти, - прокомментировал я, отодвигая Ваньку. – Да и круг правильный, символы раскиданы по порядку. Не дурак заклинание накладывал. Теперь понятно, почему нежити не было.
- Тогда почему кикимор нет? Ты же их так расхваливал, что они чуть ли не везде могут жить.
- Могут, но никакой кикиморе не захочется жить в мертвых болотах, - фыркнул я. – Поэтому мы сделаем одолжение всей деревне и возьмем этот замечательный камушек.
- Зачем? – не выдержал Волк. – Кощей, не смей. Ты же лишь золото тащишь, разве нет?
- Я тут пытаюсь деревню спасти вообще-то, - огрызнулся я. – Подумай, земля зацветет, будет расти не только репа.
- А заодно восстанут все мертвяки и, возможно, всю деревню съедят за пять лет, если им не хватит смекалки отсюда убраться. А теперь правду.
- Ты сам подумай. Что такое Землянки? Деревушка без нежити? А этот редкий камушек, чью энергию глупо растрачивать на захолустье? - я просунул руку в дупло, пытаясь нащупать камень. – Не дотронуться, зараза.
- Неужели вспомнил, что сам сказал, что там заклинание от нечисти, которой ты и являешься? – выгнул бровь Волк.
-Иван! – шикнул я.
Царевич посмотрел на меня глазами, полными любви. Хороший песик.
- Достань камень.
- Зачем? – спросил он, сомневаясь. – Все-таки столько людей умрет из-за этого…
Я притянул Ваньку к себе.
- Достань камень, чтобы я мог тебя поцеловать, - ухмыльнулся я.
- Д-да! – тут же загорелся он. Не успел я оглянуться, едва теплый камень оказался у меня на ладони. И тут же отправился в мешочек к золотым монетам. Так уж точно не потеряю.
- Хороший мальчик, - я коснулся губами его щеки. – Умный мальчик.
- Кстати… - протянул Волк, оглядываясь. – А где Надежда?
Мы собрались у дерева, наблюдая за Надеждой – грязь стекала по ее бледному лицу и распущенным рыжим волосам. Толстые очки потерялись где-то в глубинах болота… И я бы сказал, что ей все равно больше не пригодятся.
- Захлебнулась, - выдохнул Федор. – Видимо, свернула не туда, пока за нами шла. Если честно, я не думал, что она по-настоящему умрет.
- Может, мы просто сделаем вид, будто ничего и не было? – предложил Иван, облокачиваясь на меня.
- Престань. Что же, даже плакать не будешь?
- Не буду. Я этих трупов навидался еще в детстве, когда отец проводил праздники и медведей на народ натравливал.
- Она тоже станет нежитью? – Волк убрал с ее лба прядку.
- Подумай об этом с другой стороны. Кое-кто не только поверит в ее существование, но даже сможет различить несколько видов.
- Их нужно предупредить?
- Нет, - поморщился Федор. – Не наше дело.
- Жалко ее, - вздохнул Серый, закрывая Надежде глаза и укладывая на спину. – Может, отдадим огню?
- Не порть экологию. Пойдем уже. Нам давно пора отправиться дальше, - дернул его за руку сын Яги.
- Кстати, - Иван похлопал меня по боку. – Как так все-таки получилось? Камушек же нежить отгонял, правильно?
- Ну да.
- Тогда почему вы прошли? Мы так с день были в деревне, а вам хоть бы хны.
- Как тебе сказать, Иван, - усмехнулся я. – Некоторые колдуны совсем не разбираются в нечисти. Заклятье, которое он наложил, действует на мелкую нечисть и тех, кто умер и ожил.
- И?
- То есть для тех, кто все-таки переступил врата Нави и вернулся.
- И что?
- Никто из нас не был в Нави, Иван. Ты хоть порой слушаешь, что говорят? Федька вообще не рождался вовсе. С Волком история запутанная и долгая. Когда-нибудь услышишь ее, когда подрастешь.
- Я пойму сейчас, - возмутился он, положив подбородок мне на плечо.
- Нет, - я хлопнул его по лбу.
Царевич сполз обратно и возмущенно засопел. И молчал аж до следующей деревни.
среда, 23 января 2013
Ориджинал +(немного сказок)
Название: Беды Кощеевы (рабочее)
Автор – king_marionette
Бета - Guadeloupe
Пейринг – Кощей Бессмертный/Иван-Царевич
Рэйтинг – PG-13
Жанр - Фэнтези, POV
Размер – миди
Статус - в процессе
Саммари – Если в жизни Бессмертного все плохо, то, можете не сомневаться, все станет намного хуже. С одной стороны неугомонный царевич, которому не терпится на подвиги, с другой твой новый «коллега», пытающийся захватить Тридесятое царство. Что выбрать – лишь Боги знают. Авось и пронесет как-нибудь…Но не в этот раз.
От автораОт автора – Здравствуйте. Эта моя первая большая работа, которую бы мне хотелось довести до ума. И она является измененной работой «Царевич на удачу», которая была… не столь удачной и гладкой. Я изменил повествование и саму историю в целом, так что пересечений с той попыткой почти нет. Я буду благодарен за похвалу и развернутую критику. Я всегда мечтал написать нечто в стиле фентези (что ближе к этому), и поэтому я могу за некоторыми моментами не уследить.
Пожалуйста, прочитайте следующее. Эта история является большее ориджиналом, чем фанфиком, хотя сказочный фендом в наличии имеется, с этим я спорить не буду. Тем не менее, это не написано «по мотивам» и единственное пересечение – это имена героев (которые, кстати, принадлежат всем и никому). Большое спасибо за понимание.
Если вам интересна внешность героев, то могу пригласить вас в тумблер Кощея Бессмертного - koschei-the-immortal.tumblr.com/
Большое спасибо еще раз.
1. Читать на фикбуке
читать дальшеНeзванный гость, посягнувший на молодильные яблоки, был крепко привязан к стулу. Да не кто-то, а сам сын Берендея – государя Тридесятого Царства. Однако, как я заметил, ни его воспитание, ни благородное происхождение не мешали ему вести себя по-свински.
Пока я пытался сверить его профиль с монетой, бесеныш успел выгнуться и со злостью плюнуть мне в лицо. С десяток годков жил тише воды, ниже травы: дев не крал да молодцев не убивал. Обворовывал, конечно, но возвращал в деревню невредимыми, если слушались. А коль не слушались, то отправлял их домой не только живыми, но и нагими.
И что взамен? Ни недели, проведенной в тишине. То богатыри решат замок осадить – изгнать врага с земель Тридесятых, то какой-нибудь детина на бой вызовет. Этот мало того, что пол яблони оборвал, так еще его глупости и жадности хватило на то, чтобы у меня в замке по сундукам пройтись. Да недалеко ушел с награбленным. Я за версту чую, если кто мое золото тронет.
- Ну что, стало легче? – строго спросил я, уперев кулаки в бока. Ей-богу, стою как учитель перед нерадивым учеником. Яга бы увидела – живот бы надорвала со смеху.
Но царевич и не думал успокаиваться – удар в колено красным подкованным сапогом меня в этом убедил.
- Смерти захотелось, темное отродье? Не из шелка заморского сделаны богатыри!
В «богатыре» роста было чуть больше трех локтей, что на пол головы ниже меня. А самые низкие витязи были, как минимум, пять. Как ни вызовут на бой, так полдня им, воякам тупоголовым, объясняй, что ты и есть Кощей – единственный тиран и супостат на все Тридесятое Государство. Не верят все равно. Говорят - слишком щуплый. Будто бы иные злодеи не такие. Не от хорошей же жизни иродами становятся.
- Все? – поинтересовался я, предусмотрительно отойдя на пару шагов назад, чтобы не получить и по второму колену сапогом.
- Отпусти меня, чудище ты поганое, - тут же затребовал обнаглевший царевич.
- Еще чего, - оскалился я. – Будь ты крестьянским сыном, так бы сразу отпустил. Чего взять с бедняков. А за царевича можно и выкуп потребовать. Да побольше!
«И даже не одну телегу золота», - добавил я про себя.
- Мы бедные.
Конечно, бедные. Мой взгляд впился в пуговицы золотые царевича. Так и манят. Просто проклятье какое-то: не могу пройти мимо благородного металла, хоть разбейся. Руки сами тянутся за пазуху спрятать. Иной раз за монетой только к черту на рога не полезешь, да и то не всегда.
- Тогда в жены возьму. Коль не материальную, так моральную компенсацию получу.
- Компе…что? – царевич от удивления аж рот открыл. – Ты это! Не того! Не пойду я за тебя.
- Да кто же тебя спросит? – ласково улыбнулся я, с удовлетворением наблюдая, как перекосилось лицо у царского сына.
- Я, например, - вставил еще один незванный гость, прибытия которого я не заметил. – Мне его покойная матушка не простит, если он свою юность на тебя, нечисть поганая, потратит.
За спиной царевича стоял загорелый мужчина, одетый, как степняк. Лишь разбойники и воры носят рубашки льняные с расписанными шароварами. Да было лишь одно несоответствие – что перчатки, что сапоги – видно, что дорогие. Таких даже у самых матерых грабителей не увидишь, а о находке и речи быть не может.
- И тебе привет, Серый, - процедил я.
Что сказать о Волке? Уже как с тысячу лет мы соперники. Он то царевну у меня уведет, то на золото польстится. Идут года, молодцы каждый раз разные приходят, а помощник их все тот же.
- Тебе тоже не хворать, Кощеюшка, - так же хмуро кивнул он. – Так чего он сотворил, коль ты его решил наказать столь суровым способом?
- Молодильную яблоню он разорил.
- Вань, ну и зачем ты яблоню трогал? – спросил Волк у царевича.
Ваня. Иван. Не сказать, что я поражен воображением Берендея – он ни лицом, ни умом никогда не отличался. Но назвать сына Иваном – это обрекать ребенка быть не то героем, не то дураком.
Судя по всему, его чадо выбрало себе путь полегче.
Но с внешностью Ивану повезло. Кудри черные, глаза дикого зеленого оттенка, лицо правильное с румянцем на щеках. И что ему не сидится в тереме? Такому легко бы нашли такую же глупую жену, и зажили бы счастливо. Но нет, кинулся искать приключения на мою голову.
- Хотел продать, - буркнул Иван. – Кто же знал, что этот на меня нападет.
- Извинись, - хмуро проворчал Серый. – Сейчас.
Царский сын опустил голову и что-то надрывно проныл, за что тут же получил подзатыльник.
- «Что б ты сдох»? – подозреваю, что именно это и имелось ввиду. - Иван. Четко. Выразительно. С поднятой головой.
- В глаза не обязательно смотреть, - на всякий случай предупредил я.
- Простите, - напряженно процедил Ваня, сверля меня взглядом.
Ситуация была более чем подозрительной. Мне так и хотелось спросить в лоб, что же такое произошло, раз мне еще не снесли голову, не ограбили и не воткнули в грудь саблю. Да еще и извинились. Надеяться, что спустя несколько сотен лет в нем заговорила совесть, я даже не смел.
Вроде бы все еще преклоняет колени перед этой родственной ветвью - верой и правдой служит потомкам той прекрасной крестьянки, которая когда-то пленила его сердце. Прозаично для наших времен и глупо. Как я помню, во всем роду достойной его службы была лишь Елена – прекрасная царевна, которая красотой затмевала даже заморских принцесс.
Помедлив, я кивнул в ответ. Любопытно все же.
- Мы останемся у него?! Ты про этого «друга» говорил?! – задрал голову Иван. – Ты сдурел что ли, Серый?
– Нам помощь нужна, - твердо сказал Волк, и было непонятно, к кому он обращается – ко мне или к своему царевичу.
- Я еще не согласился помогать. И, знаешь, странно просить меня о помощи после стольких лет, - лукаво улыбнулся я, прищуриваясь. Даже если я соглашусь, то набить цену я собирался немалую. Нельзя же взять и отказаться от телег с золотом, когда в гостях такая важная персона.
- Ты мне должен, - многозначительно приподнял брови Серый, как будто я должен понять, о чем он. Хотя на моей памяти случая, где я мог бы остаться в долгу, не было.
- И ей должен.
Я удивленно приподнял брови. Про «Ей» - так теперь называл Волк ту самую Елену Прекрасную – я помню. Поклялся всем золотом в моей сокровищнице, что однажды окажусь полезным ее ребенку. Однако, на тот момент, признаюсь, я сомневался в его существовании в будущем. Но порази меня молния Перуна, если Елена могла родить такого поросенка.
- А Ей-то с какой стати я должен?
Волк положил свои загорелые ладони на плечи царевича, и четко произнес то, чего я боялся больше всего.
- Сын.
- Чей сын? – почуял неладное Ванька. – Ты тут полегче с выражениями. Надеюсь, я не сын этого мертвяка. Моя мать не могла…
- Успокойся, - заскрипел зубами я. - Не могла.
После трех минут молчания Иван нетерпеливо заерзал на стуле.
- Ну раз мы остаемся, то развяжи и накорми уже, - потребовал он.
Многоликие Боги, просто дайте мне сил не свернуть ему шею.
- То есть, сбежал? – вскинул брови я, выслушивая объяснения царевича с набитым ртом.
- Не сбежал, а решил взять Вожжи Жизни в свои руки. Смысл мне сидеть в тереме, я ж не девица! Родился последним, то есть править, если и буду, этак к годкам так пятидесяти. Скорее заставят жениться на какой-нибудь заморской уродине ради поддержания мира. Так не любо это мне. Вот и подумал, чем я сам себе не хозяин?
- И решил поговорить с отцом?
- Нет. Просто собрался и уехал на волке. Правда, пришлось оборачиваться в коридоре, так что…Можно сказать, что четверти терема нет. А потом оказалось, что даже монеты не взял. А народ, - Ванька поморщился, аж ударив ложкой по столу. – Отчего-то не верят, что я царский сын.
Я вздохнул, подперев щеку кулаком. Если Ивана увидят рядом со мной, то решат, что я царевича украл, чтобы требовать выкупа. Или же сделать из него своего ученика. И очень уж надеюсь, что версия про женитьбу светлые головы все же не посетит.
- И решил начать с продажи молодильных яблок? – я взвесил в руке яблоко наливное, раздумывая, а не бросить ли мне его на блюдце и не посмотреть, что в его дворце творится.
- Да не знал я, что они молодильные. Яблоки как яблоки. Но сначала мне разбойники попались. Мечи в кабаке продал, там и поел. Но только на это и хватило, - пожал плечами Иван.
Взгляд царевича скользнул по яблоку, и через секунду он потянулся к нему. Я лишь руку успел отвести. Не умеют обычные люди волшебными вещами пользоваться. Только и знают, что ломать.
А этот еще подавится.
- А что оно делает? – с интересом спросил Иван, забыв о еде.
-Показывает, что я хочу увидеть. Но обычно я его использую, чтобы связываться с другими злодеями, - честно ответил я, кинув яблочко на блюдечко. – Вот и сейчас со мной кто-то свидеться желает.
- А кто? – нетерпеливо спросил царский сын.
- Сейчас узнаем.
Я ногтем ударил по дну блюдца и вгляделся.
Да и кому я могу быть нужен? Не Горынычу же. От его браги башка трещит с неделю, а раны его пусть лучше Яга зашивает – она хоть огнеупорная.
Ан нет.
К моему удивлению, появилось взволнованное лицо Яги, что само по себе было странно. Ведьма, как ее мамка и прабабка, была девицей уверенной в себе, пустяками голову не забивала. Как и на то, что ее называют за глаза Ягой – костяной ногой. Ноги у нее были хорошенькими и прямыми – даже царь глаз не отведет, что говорить о простых молодцах. Она единственная, кто мог им и баньку истопить, и спать уложить. Веселая, взбалмошная, не знающая покоя – такая Яга совсем не вязалась с ее нынешним видом. Круги под глазами, обкусанные губы, яркие изумруды-глаза теперь же приняли противный болотный цвет…
- Кощеюшка, - прервала мои мысли ведьма слезным тоном. – Кощеюшка. Неладное творится. Гадала я на гуще да на костях – беда идет. Беда страшная, да по твоей глупости.
Ванька за моей спиной восторженно ахнул и зашел мне за спину, чтобы подглядывать из-за плеча. Ведьму испугался что ли?
- Что же такое случилось по моей глупости?
- Леса волнуются, животные бегут, словно от пожара. Земля стонет – страшное поднимается. Была я в дальнем лесу, там вся земля высохшая да деревья не дают побегов. Так я бежать оттудова. Поняла, коль задержусь еще хоть на минуту, так и меня смерть настигнет.
Я пожевал губу. Если дела и, правда, настолько плохи, что сама мать-природа предупреждает об опасности, то остается лишь гадать, насколько страшной она окажется.
- Ну и чего тут странного? После зимы земля умерла. Всего лишь, - пожал плечами Иван, фыркая.
- Кощеюшка, убери его, я же не накрашена! – тут же взвизгнула Яга, закрывая лицо руками.
Серый волк, сидящий у двери, громко фыркнул.
- А тебя, шавка блохастая, никто не спрашивал! Я на тебя потратила столько лет, столько зелий тебе споила. Сказал хоть бы слова приятного! Но нет! Чтоб ты весь мухоморами покрылся, чтоб ты…
Ванька удивленно приподнял брови, и я ловко выхватил яблочко. Лицо Яги расплылось, и через секунду на дне тарелки остался лишь незамысловатый узор. Не люблю я чужие скандалы да проклятья – Яга Волка до сих пор не простила за то, что он ее не полюбил. А я выслушивай крики да мухоморами покрывайся.
Но нужно в путь. Ведьма никогда не ошибается в пророчествах. Если говорит, что будет страшное…
- Слушай, а можно я возьму твою корону, когда ты умрешь? – неожиданно поинтересовался Иван. – Пожалуйста?
Кажется, для меня оно уже началось.
2. Читать на фикбуке
читать дальшеДорога попалась нам на удивление неровная и полная ям из-за частых ливней, которые со стороны казались безобидными лужами. Успев провалиться в одну из них, я следил за каждым шагом Князя, натягивая поводья и жалея, что не взял вместо него живого коня. Хоть было бы не все равно, куда ступает – по земле или по болоту.
- Так вот. Замахиваюсь я саблей грозно и отрубаю Горынычу аж две головы. Вместо них вырастает четыре, - с запалом рассказывал Иван нам историю, которой не было и трети правды. Хотя бы потому что головы у Горыныча не отрастают, да и жаром дышит так, что любой молодец подпечется скорее, чем подойдет на расстояние вытянутой руки. Ну или меча – без разницы.
Волк сонно зевал и порой невпопад кивал, когда царевич к нему обращался. Наверное, думает, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не додумалось на самом деле пожаловать к змею.
- Слушай, мертвый, - кажется Иван все же обратился ко мне. - А твой конь плотоядный?
Я приподнял брови.
- Ну не правда, - фыркнул я, хлопнув Князя по глазу, устремленному на царевича. Не скажу, что буду горевать, если он обглодает Ванькины косточки, да и радоваться не стану. Да и зачем это моему старому, но недоброму скакуну? У него брюхо худое, давно уже от человечины отказался. Если только укусит…
- Когда-то был, - пожал плечами я.
- А-а-а-а-а он может?..
Волк хмуро посмотрел на меня, и я отвернулся, так и не ответив на этот вопрос. Убить? Может. Откусить руку? Может. А о том, что в года, когда у моего скакуна билось сердце, он ради забавы головы отрывал, я вообще говорить не буду.
Князь недовольно заржал, обнажая острые клыки, и повернулся к старой кобылке Ивана, которая еле-еле поспевала за нами.
- Слушай, а как ее зовут? – неожиданно перевел тему царский сын, зарывая пальцы в редкую гриву лошади. – Вот как ее звали раньше?
- Забыл спросить, - огрызнулся я. Не было ни времени, ни желания будить ее хозяина, который дремал в нескольких локтях от нее. Для успокоения совести оставил ему пару серебряных монет – другую купит.
К середине дня я осознал, что зря не разбудил – такую лошадь не продают. Ее отдают, доплачивая сверху. Несмотря на обманчиво (как я уже понял) умные глаза и красоту породы кобыла попалась упертая и вечно голодная. Сделает шаг и обязательно опустит морду в высокую траву. Если бы не привязали к Крапивке, то лишь к ночи добрались бы до ближайшего леса.
А Крапивка умница – недаром она лошадка Яги. Высокая, чернявая. Да только подозреваю я, что на деле это заколдованная девица, да все руки не дошли проверить. Хотя, думается мне, лошадью ей уже привычнее.
- Как насчет Ромашки? – задумчиво произнес Иван, явно решив опробовать все полевые растения. – Ну или там клевера.
- Глупые имена, - фыркнул я, и Крапивка одарила меня сердитым взглядом.
- Тростинка? Колосок?
- Помолчи, - зашипел я, за полдня уже устав от его голоса. Зря не додумался взять с собой кляп. Или хотя бы что-то, что можно воткнуть неугомонному царевичу в рот? Ну или оставить в замке вовсе.
- Слушай, - впервые за день я услышал бархатный голос Волка. – А ты куда собрался такой нарядный? Плащ с вороными перьями. Сам что ли бегал за бедной живностью и ощипывал? Да и глаза больше не прячешь – хочешь быть узнанным?
Я фыркнул, оскорбившись.
- Помни, я видел, как ты вылизываешь себя под хвостом. Так что не тебе смеяться надо мной, - процедил я. – И нет. Не так сложно раздобыть. Если постараться, конечно.
- А что, вы раньше общались? – влез Иван, казалось, уже забыв о подборе подходящего имени.
- Раньше мы были хорошими друзьями, - проворчал я.
- Поэтому я обратился к тебе, а не к кому-то еще, - нахмурился Волк. – В прошлый раз я понял, что ты… не так плох, как я думал. Тогда…
- Не начинай, - отмахнулся я, дотрагиваясь до переносицы. – И думать о нем не хочу. Что было, то прошло. И не при нем. Нет своих тайн, Волк, так храни чужие.
Глупо было надеяться, что в ближайших деревнях не узнают Кощея. Люди, которые вживую видели мой дворец, верят во все, что им ни скажи. Даже в чертей на колокольнях, полагая, что их отпугивают лишь молитвы да вилы, что уж говорить о байках странников. Мне же на руку.
Недолго думая, мы завернули в первый же двор. Выглядывающие из окон хозяева оказались рады гостям до такой степени, что закрыли дверь на засов.
Я привязал Князя к столбу, с нежностью потрепав его по клыкастой морде, и протянул руку Ивану. Который, видимо, ни разу на лошади не сидел даже – ни залезть, ни слезть самостоятельно он не мог.
Первым решил пойти Волк. Постучав в дверь для порядка, он приложился к ней ухом. После чего с ноги пробил ее. Скажем, Волк никогда не умел общаться с людьми.
- Вот и ночлег, - я поставил сопротивляющегося Ивана на порог, хлопнув его по боку. – И мясо.
«Мясо», а точнее барин с двумя дочерьми: одной упитанной, другой же худой, как щепка – в миг стали бледнее мела и попытались вжаться в стену. А ведь несложно догадаться, какая из них у отца любимица.
Волк прошел мимо меня и, кинув суму с пожитками на стол, молча завалился на печь. Ваня по-хозяйски отодвинул заслонку с печи и придирчиво понюхал кашу. Даже палец в горшок окунул и попробовал на вкус, тут же скривившись.
Я же стоял в шаге от порога, скрестив руки на груди.
- Ну здравствуйте, хозяюшки, - как можно мягче произнес я, белозубо улыбаясь.
Толстушка взвизгнула, уставившись на мои зубы. И не зря. После проклятья я могу посоревноваться в клыкастости даже с самой плотоядной нежитью. Отсюда и легенды о том, что я мясом человеческим питаюсь. Не отрицаю – мать нынешней Яги и не такое подавала к столу.
- Так что же вы стол не накрываете? Аль не рады гостям? Нам бы мяска, баньку и ночлег. О большем не просим. Ну и если вы хотите живыми остаться, то, конечно, обязаны будете хранить тайну о том, что мы сюда заезжали.
Однако стоило мне отвернуться, как барин покатился ко мне. Другого слова я не могу подобрать, особенно если учесть, что он был не только низким, но и круглым. У таких людей сначала живот идет, потом ноги.
И, судя по предмету, который он вонзил мне под лопатку, с ножом.
Я опустил голову, чтобы увидеть, как острие ножа показывается уже из моей груди, и тяжко вздохнул. Снова придется объяснять по-плохому.
Хозяева, трепетно державшиеся за свои жизни, угостили нас не только кашей, но и вареной картошкой с укропом и голубцами, которые, к слову, Ванька уплетал за обе щеки. Царевича в нем не признали (а может они не держали и золотого в руках, чтобы знать царского сына в профиль), поэтому боялись так же, как меня. Стоило ему зыркнуть грозно или руками провести, так все семейство вздрагивало в ужасе – как бы не околдовал взглядом или не выпустил из ладонейзмей ядовитых. Грешно смеяться над ними, но как забавно.
Даже Серый спустился к нам: сонный, со спутавшимися вконец волосами. Сел около Ивана и уткнулся в тарелку – даже глаз не поднимает. Дочки барина вокруг него увивались и так, и сяк, а Волку как о стенку горох. Да и сам хозяин смотрел на него с нескрываемой симпатией. Все-таки южанина привычней ему видеть. Как-никак знаешь, что ожидать, чего не скажешь о нас с Ванькой.
Как я понял, худую звали Катькой, а толстую Манькой. Обе с трудным характером и неприятным визгливым голосом. Что не случись, все друг на друга сваливают, топая ногами и замахиваясь кулачками. Стоило ужину закончиться, как они успели подраться, дергая друг друга за косы русые. А Серый мимо них и снова на печь, завернувшись в одеяло.
- А что же вы лошадок не завели в хлев? – забеспокоился барин, прикладываясь жирными губами к моим перстням в знак уважения. – У нас тоже лошадки есть. Авось подружили бы.
Я усмехнулся про себя. Конечно же, подружились бы. Князь мой ревнивец еще тот. Если боги не будут милостивы, то перегрызет он всех лошадок за ночь, а утром будет стоять рядом с Крапивкой, будто бы ничего и не было.
- Так магия их защищает, - как можно небрежнее отмахнулся я. Как показал опыт, не стоит людям говорить лишние детали – они сами их додумают, да еще приукрасят.
- Магия, - с восхищением повторил он. Небось выдумал, что стоит подойти к ним, так извергнутся все вулканы в царстве, затрясется земля и настигнет его какое-нибудь родовое проклятье. На самом же деле максимум Князь ему руку оттяпает. Не более.
Мы все втроем уместились на печи. Самому интересно, каким же образом.
Стоило мне закрыть глаза и задремать, как Ванька неожиданно горячо шепнул мне на ухо:
- А ты, правда, бессмертный?
- Нет, просто для красоты так зовусь, - лениво ответил я, в тайне надеясь, что царевич будет довольствоваться этим ответом.
- А смерть в игле?
- Нет, не в игле.
- А где?
- Далеко. Спи уже.
- А мне правда можно будет взять твою корону?
Я открыл глаза и отвернулся, зажимая корону в руке. Трудные дети пошли нынче.
Сон как рукой сняло.
Иван!
- Убей же его, - с улыбкой приказывают чудовищу, которое не сводит с меня глаз.
- Не смей, - я пытаюсь перекричать его вой, от которого закладывает уши. – Тебе нужен я, а не он! Возьми меня вместо него!
- Тебя? – смеются мне в ответ. – Кощей, ты проклят. Ты будешь на этой земле до тех пор, пока мне не надоест твое существование. И тогда, возможно, я буду милостивее, чем Марья.
- Зачем он тебе?
- Так я тебе и сказал, - засмеялся…человек. Это был всего лишь человек. Но сколько бы я ни пытался прищуриваться, я не мог увидеть его лица.
- Ну чего ты стоишь? Убей же этого царского выродка, - кидают чудовищу.
На меня поднимают амулет, и я могу рассмотреть в нем…собственный глаз.
Я резко сел и тут же зашипел, схватившись за голову – чертовы низкие потолки. Хотя они еще с древности зарекомендовали себя как хорошее отрезвляющее средство. Вместе с секундной болью и звоном в голове исчезло все чувство отчаяния, которое преследовало меня весь сон.
О, Многоликие Боги. О, Боги. Боги. Боги.
- Ты чего вскочил? – зевнул Ванька, не убирая с меня ноги. – Если встал, то иди вари кашу. Или запряги кого-нибудь.
- А валенки вам не прошнуровать, Ваша светлость? – выгнул бровь я, потирая лоб.
- Даю разрешение на сей благородный поступок, - с легкостью согласился Иван.
Я повернул голову в поисках хоть кого-нибудь на кухне. Никого. Темень одна.
На улице заржал Князь, и я наконец-то перевел взгляд на окна… Свет перекрывали десятки лиц, которые вжимались в стекла, с интересом разглядывая нас. Ей-богу, словно уродцев у бродяг или же невиданных зверей.
Стащив плащ, я спустился с печи, ожидая, наконец, объяснений.
Даже если привели с собой всю деревню, чтобы уничтожить Кощея, я-то выйду сухим из воды. Недаром я бессмертный. Если Ваньке ума хватит не сунуться в драку, то и он уцелеет.
Наконец дверь отворилась, и я хрустнул пальцами, разминая их перед долгим заклинаниям. По перстням пробежались разноцветные искры.
Увидев это, барин, стоявший во главе толпы, поднял руки в примирительном жесте.
- Царюшка-Кощей, - молвил он, падая на колени. Его примеру последовал и остальной народ на улице.
Уж такого поворота я точно не ожидал.
- Царюшка-Кощей, защиты просим.
Я с трудом поднял челюсть.
- О какой же защите вы просите?
- У нас беда, царь. Повадился к нам кикимор болотный шляться. Как он к нам – так все тащит, что не на своем месте лежит. Особенно золото. Мы к нему в лес – тропинки путает, в болота заводит.
Да сами, небось, сами плутают без помощи леших. Будто бы я не знаю, сколько выпивают мужики для храбрости. Там не то, что тропинки будут заводить в болото, там собственная хата покажет лесом дремучим.
- Неужто всего от одной кикиморы страдаете?
- Тык ведь и одного хватает. Он, зараза, человеком обращается – дурачит всех. Ему слово, а он десять. Прогнать хотели – так Миколу загрыз - лишь кости нашли. А когти у него какущие – с палец! И зубы по локоть. Нет от гада такого никакого спасения.
- Золотом отплатите? – наконец-то задал я вопрос, который меня интересовал с самого начала.
- И кашу сварите, - послышался с печи голос Ивана и едва различимый храп Волка.
- Да не может быть это кикимора.
- Почему ты так считаешь?
- Наверное, потому что они явно никогда не видели кикимору.
- А что такого в кикиморах? – вмешался Иван.
- Кикимора не умеет колдовать. Она не умеет оборачиваться. И не в состоянии загрызть мужчину. Они падальщики.
- Но они были уверены, что это был кикимор.
- И уж точно они не делятся на самок и самцов.
- А убить?
- Повышенная сопротивляемость к магии. То есть их нельзя уничтожить магическим способом, но и сами они магией пользоваться не могут. Их вид благодаря этому и живет в любых условиях.
- То есть топором ее можно убить?
- Если не заговоренным, то нет, - отмахнулся я, повернувшись к Серому. – Да и дороги не умеют запутывать. Это умеет делать только леший…
- А стрелой?
- Да.
Волк фыркнул.
- Но давай вернемся к началу. Тебе в ноги упала деревня, назвала тебя царем, и ты тут же согласился им помогать, - спокойно проговорил он.
- Они мне заплатили, - вставил я самую важную часть, в доказательство тряхнув мешочком с монетами. Там от силы монет двадцать, но все же это лучше, чем ничего.
- А вилами?
- Да.
- Ты все равно помог бы, даже если бы у них денег не оказалось. Потому что тебе достаточно потешить собственное самолюбие.
- Чего пристал? – раздраженно зашипел я.
- В былые времена ты бы взял деньги и спокойно ушел бы в другую сторону.
- В былые времена ты не нянчился с царевичами и не просил у меня защиты.
- А если задушить? – снова встрял Иван.
Я мрачно посмотрел на Ивана.
- Понял-понял. Молчу.
- Сам подумай – даже если кикимора может хотя бы что-нибудь из того, что нам перечислили, то это, возможно, уникальный случай. Или же это не кикимора, а что-нибудь намного интереснее.
Волк фыркнул, но больше спорить не стал.
В тот момент я был доволен победой, не зная, насколько сильно я оказался прав.
Нежить днем, как правило, не показывается, а в дремучем лесу можно заплутать в любое время суток. Для начала мы искали место для ночлега, потом дичь (однако, отчего-то стрелы Ивана несколько раз находили лишь мой затылок).
Лишь к вечеру мы нашли поляну попросторней и развели там костер, усевшись вокруг него.
- Ну а как мы его изловим?
- Если кикимора любит золото, то на него и будем ловить , - пожал плечами я.
А коль нет, то на Иванушку поймаем. Лесная нежить любит полакомиться человечиной. На зверей рука не поднимается – иначе можно получить от лешего. А людей можно таскать, сколько душе угодно. Вот удивительно развитие духов. Домовые, разнеженные в тепле, со временем стали куда слабее тех же леших, которые за каких-то пятьсот лет не только вселили страх в сердца людей, но и заметно расширили свои владения. Это вам не избушка в двадцать шагов.
Волк, будто прочитав мои мысли, поморщился и отвернулся.
- Так, я надеюсь, ты не для красоты за ним по пятам ходишь?
- Иди ты, Кощей... На слова бранные.
Я передернул плечами, показывая, что мне его одобрение нужно, словно быку вымя. На этом мы и разошлись.
Нашу "кикимору" мы все же ловили на Ваньку и мешочек золота, с которым мне не хотелось расставаться - одна мысль о том, что я могу его потерять, вызывала во чуть ли не животный ужас. И лишь только потом, когда мы прижали нежить к земле, она округлила глаза и удивленно спросила «Дядя Кош, ты ли это?»
И сейчас Федор впился зубами в уже мертвую безымянную лошадь, заставив меня поморщиться. Бедное животное хоть и выводило меня из себя весь прошедший день, но сейчас я стал испытывать к ней нечто вроде сочувствия. Волк и Иван вовсе смотрели в другую сторону, усердно делая вид, что никто из них не слышал смачное чавканье сына Яги.
Лишь Князь с заинтересованностью и тоской наблюдал за его скромной трапезой.
- Да она с ума сошла, - фыркнул Федька, вытерев губы рукавом. - Выгнала меня. Фильку выгнала. Даже Сашку выгнала. А куда пойдешь из родного болота? Так я решил, что уйду с купцами. Залез к ним в тележку ночью, так не прошло и дня, как нашли меня и отколошматили.
"По запаху нашли, не иначе" - подумал я, зажимая нос плащом - разило от нашего гостя так, что даже мухи не спешили собираться на пир.
- Я бежал весь вечер и всю ночь, пока не добрался до сюда. Так леший пригрел - дядю Тихона я знаю с тех пор, как из болота вылез. Он каждый год к мамке ходит в карты играть. И каждый год уходит с пустыми руками. Вот я и подсуетился - сказал, что мамка простит ему долг, если он меня выручит.
Ванька, повернувшийся на разговор, тут же позеленел и на шатающихся ногах отошел от нас подальше.
- Я парень румяный, кудрявый, красивый, - аж задрал нос Федька. - Подумал, а почему бы не осесть в этих краях? Выберу себе девицу похозяйственнее, стану охотиться да хворост добывать. Но первая девица, завидев меня как дала деру! Я так и остолбенел, глаза вылупив. Луна еще так высоко была…
- Небось при луне глаза фосфором светились, - фыркнул я.
- Да черт их знает. Может и светились, - рассмеялся весело Федька. - Видишь, как встретили?
Федька указал на стрелу в боку.
- Пытался вынуть - так больно. Да и гноится жутко, зараза. А это. Вы к мамке едите? Мне тоже надо.
- Нет, - в один голос ответили мы с Волком.
- Что это нет?
- Не возьмем то есть.
Федор передернул плечами. До восхода солнце оставалось часа четыре. И, судя по всему, он был уверен, что за это время сумеет нас уговорить.
Название: Беды Кощеевы (рабочее)
Автор – king_marionette
Бета - Guadeloupe
Пейринг – Кощей Бессмертный/Иван-Царевич
Рэйтинг – PG-13
Жанр - Фэнтези, POV
Размер – миди
Статус - в процессе
Саммари – Если в жизни Бессмертного все плохо, то, можете не сомневаться, все станет намного хуже. С одной стороны неугомонный царевич, которому не терпится на подвиги, с другой твой новый «коллега», пытающийся захватить Тридесятое царство. Что выбрать – лишь Боги знают. Авось и пронесет как-нибудь…Но не в этот раз.
От автораОт автора – Здравствуйте. Эта моя первая большая работа, которую бы мне хотелось довести до ума. И она является измененной работой «Царевич на удачу», которая была… не столь удачной и гладкой. Я изменил повествование и саму историю в целом, так что пересечений с той попыткой почти нет. Я буду благодарен за похвалу и развернутую критику. Я всегда мечтал написать нечто в стиле фентези (что ближе к этому), и поэтому я могу за некоторыми моментами не уследить.
Пожалуйста, прочитайте следующее. Эта история является большее ориджиналом, чем фанфиком, хотя сказочный фендом в наличии имеется, с этим я спорить не буду. Тем не менее, это не написано «по мотивам» и единственное пересечение – это имена героев (которые, кстати, принадлежат всем и никому). Большое спасибо за понимание.
Если вам интересна внешность героев, то могу пригласить вас в тумблер Кощея Бессмертного - koschei-the-immortal.tumblr.com/
Большое спасибо еще раз.
1. Читать на фикбуке
читать дальшеНeзванный гость, посягнувший на молодильные яблоки, был крепко привязан к стулу. Да не кто-то, а сам сын Берендея – государя Тридесятого Царства. Однако, как я заметил, ни его воспитание, ни благородное происхождение не мешали ему вести себя по-свински.
Пока я пытался сверить его профиль с монетой, бесеныш успел выгнуться и со злостью плюнуть мне в лицо. С десяток годков жил тише воды, ниже травы: дев не крал да молодцев не убивал. Обворовывал, конечно, но возвращал в деревню невредимыми, если слушались. А коль не слушались, то отправлял их домой не только живыми, но и нагими.
И что взамен? Ни недели, проведенной в тишине. То богатыри решат замок осадить – изгнать врага с земель Тридесятых, то какой-нибудь детина на бой вызовет. Этот мало того, что пол яблони оборвал, так еще его глупости и жадности хватило на то, чтобы у меня в замке по сундукам пройтись. Да недалеко ушел с награбленным. Я за версту чую, если кто мое золото тронет.
- Ну что, стало легче? – строго спросил я, уперев кулаки в бока. Ей-богу, стою как учитель перед нерадивым учеником. Яга бы увидела – живот бы надорвала со смеху.
Но царевич и не думал успокаиваться – удар в колено красным подкованным сапогом меня в этом убедил.
- Смерти захотелось, темное отродье? Не из шелка заморского сделаны богатыри!
В «богатыре» роста было чуть больше трех локтей, что на пол головы ниже меня. А самые низкие витязи были, как минимум, пять. Как ни вызовут на бой, так полдня им, воякам тупоголовым, объясняй, что ты и есть Кощей – единственный тиран и супостат на все Тридесятое Государство. Не верят все равно. Говорят - слишком щуплый. Будто бы иные злодеи не такие. Не от хорошей же жизни иродами становятся.
- Все? – поинтересовался я, предусмотрительно отойдя на пару шагов назад, чтобы не получить и по второму колену сапогом.
- Отпусти меня, чудище ты поганое, - тут же затребовал обнаглевший царевич.
- Еще чего, - оскалился я. – Будь ты крестьянским сыном, так бы сразу отпустил. Чего взять с бедняков. А за царевича можно и выкуп потребовать. Да побольше!
«И даже не одну телегу золота», - добавил я про себя.
- Мы бедные.
Конечно, бедные. Мой взгляд впился в пуговицы золотые царевича. Так и манят. Просто проклятье какое-то: не могу пройти мимо благородного металла, хоть разбейся. Руки сами тянутся за пазуху спрятать. Иной раз за монетой только к черту на рога не полезешь, да и то не всегда.
- Тогда в жены возьму. Коль не материальную, так моральную компенсацию получу.
- Компе…что? – царевич от удивления аж рот открыл. – Ты это! Не того! Не пойду я за тебя.
- Да кто же тебя спросит? – ласково улыбнулся я, с удовлетворением наблюдая, как перекосилось лицо у царского сына.
- Я, например, - вставил еще один незванный гость, прибытия которого я не заметил. – Мне его покойная матушка не простит, если он свою юность на тебя, нечисть поганая, потратит.
За спиной царевича стоял загорелый мужчина, одетый, как степняк. Лишь разбойники и воры носят рубашки льняные с расписанными шароварами. Да было лишь одно несоответствие – что перчатки, что сапоги – видно, что дорогие. Таких даже у самых матерых грабителей не увидишь, а о находке и речи быть не может.
- И тебе привет, Серый, - процедил я.
Что сказать о Волке? Уже как с тысячу лет мы соперники. Он то царевну у меня уведет, то на золото польстится. Идут года, молодцы каждый раз разные приходят, а помощник их все тот же.
- Тебе тоже не хворать, Кощеюшка, - так же хмуро кивнул он. – Так чего он сотворил, коль ты его решил наказать столь суровым способом?
- Молодильную яблоню он разорил.
- Вань, ну и зачем ты яблоню трогал? – спросил Волк у царевича.
Ваня. Иван. Не сказать, что я поражен воображением Берендея – он ни лицом, ни умом никогда не отличался. Но назвать сына Иваном – это обрекать ребенка быть не то героем, не то дураком.
Судя по всему, его чадо выбрало себе путь полегче.
Но с внешностью Ивану повезло. Кудри черные, глаза дикого зеленого оттенка, лицо правильное с румянцем на щеках. И что ему не сидится в тереме? Такому легко бы нашли такую же глупую жену, и зажили бы счастливо. Но нет, кинулся искать приключения на мою голову.
- Хотел продать, - буркнул Иван. – Кто же знал, что этот на меня нападет.
- Извинись, - хмуро проворчал Серый. – Сейчас.
Царский сын опустил голову и что-то надрывно проныл, за что тут же получил подзатыльник.
- «Что б ты сдох»? – подозреваю, что именно это и имелось ввиду. - Иван. Четко. Выразительно. С поднятой головой.
- В глаза не обязательно смотреть, - на всякий случай предупредил я.
- Простите, - напряженно процедил Ваня, сверля меня взглядом.
Ситуация была более чем подозрительной. Мне так и хотелось спросить в лоб, что же такое произошло, раз мне еще не снесли голову, не ограбили и не воткнули в грудь саблю. Да еще и извинились. Надеяться, что спустя несколько сотен лет в нем заговорила совесть, я даже не смел.
Вроде бы все еще преклоняет колени перед этой родственной ветвью - верой и правдой служит потомкам той прекрасной крестьянки, которая когда-то пленила его сердце. Прозаично для наших времен и глупо. Как я помню, во всем роду достойной его службы была лишь Елена – прекрасная царевна, которая красотой затмевала даже заморских принцесс.
Помедлив, я кивнул в ответ. Любопытно все же.
- Мы останемся у него?! Ты про этого «друга» говорил?! – задрал голову Иван. – Ты сдурел что ли, Серый?
– Нам помощь нужна, - твердо сказал Волк, и было непонятно, к кому он обращается – ко мне или к своему царевичу.
- Я еще не согласился помогать. И, знаешь, странно просить меня о помощи после стольких лет, - лукаво улыбнулся я, прищуриваясь. Даже если я соглашусь, то набить цену я собирался немалую. Нельзя же взять и отказаться от телег с золотом, когда в гостях такая важная персона.
- Ты мне должен, - многозначительно приподнял брови Серый, как будто я должен понять, о чем он. Хотя на моей памяти случая, где я мог бы остаться в долгу, не было.
- И ей должен.
Я удивленно приподнял брови. Про «Ей» - так теперь называл Волк ту самую Елену Прекрасную – я помню. Поклялся всем золотом в моей сокровищнице, что однажды окажусь полезным ее ребенку. Однако, на тот момент, признаюсь, я сомневался в его существовании в будущем. Но порази меня молния Перуна, если Елена могла родить такого поросенка.
- А Ей-то с какой стати я должен?
Волк положил свои загорелые ладони на плечи царевича, и четко произнес то, чего я боялся больше всего.
- Сын.
- Чей сын? – почуял неладное Ванька. – Ты тут полегче с выражениями. Надеюсь, я не сын этого мертвяка. Моя мать не могла…
- Успокойся, - заскрипел зубами я. - Не могла.
После трех минут молчания Иван нетерпеливо заерзал на стуле.
- Ну раз мы остаемся, то развяжи и накорми уже, - потребовал он.
Многоликие Боги, просто дайте мне сил не свернуть ему шею.
- То есть, сбежал? – вскинул брови я, выслушивая объяснения царевича с набитым ртом.
- Не сбежал, а решил взять Вожжи Жизни в свои руки. Смысл мне сидеть в тереме, я ж не девица! Родился последним, то есть править, если и буду, этак к годкам так пятидесяти. Скорее заставят жениться на какой-нибудь заморской уродине ради поддержания мира. Так не любо это мне. Вот и подумал, чем я сам себе не хозяин?
- И решил поговорить с отцом?
- Нет. Просто собрался и уехал на волке. Правда, пришлось оборачиваться в коридоре, так что…Можно сказать, что четверти терема нет. А потом оказалось, что даже монеты не взял. А народ, - Ванька поморщился, аж ударив ложкой по столу. – Отчего-то не верят, что я царский сын.
Я вздохнул, подперев щеку кулаком. Если Ивана увидят рядом со мной, то решат, что я царевича украл, чтобы требовать выкупа. Или же сделать из него своего ученика. И очень уж надеюсь, что версия про женитьбу светлые головы все же не посетит.
- И решил начать с продажи молодильных яблок? – я взвесил в руке яблоко наливное, раздумывая, а не бросить ли мне его на блюдце и не посмотреть, что в его дворце творится.
- Да не знал я, что они молодильные. Яблоки как яблоки. Но сначала мне разбойники попались. Мечи в кабаке продал, там и поел. Но только на это и хватило, - пожал плечами Иван.
Взгляд царевича скользнул по яблоку, и через секунду он потянулся к нему. Я лишь руку успел отвести. Не умеют обычные люди волшебными вещами пользоваться. Только и знают, что ломать.
А этот еще подавится.
- А что оно делает? – с интересом спросил Иван, забыв о еде.
-Показывает, что я хочу увидеть. Но обычно я его использую, чтобы связываться с другими злодеями, - честно ответил я, кинув яблочко на блюдечко. – Вот и сейчас со мной кто-то свидеться желает.
- А кто? – нетерпеливо спросил царский сын.
- Сейчас узнаем.
Я ногтем ударил по дну блюдца и вгляделся.
Да и кому я могу быть нужен? Не Горынычу же. От его браги башка трещит с неделю, а раны его пусть лучше Яга зашивает – она хоть огнеупорная.
Ан нет.
К моему удивлению, появилось взволнованное лицо Яги, что само по себе было странно. Ведьма, как ее мамка и прабабка, была девицей уверенной в себе, пустяками голову не забивала. Как и на то, что ее называют за глаза Ягой – костяной ногой. Ноги у нее были хорошенькими и прямыми – даже царь глаз не отведет, что говорить о простых молодцах. Она единственная, кто мог им и баньку истопить, и спать уложить. Веселая, взбалмошная, не знающая покоя – такая Яга совсем не вязалась с ее нынешним видом. Круги под глазами, обкусанные губы, яркие изумруды-глаза теперь же приняли противный болотный цвет…
- Кощеюшка, - прервала мои мысли ведьма слезным тоном. – Кощеюшка. Неладное творится. Гадала я на гуще да на костях – беда идет. Беда страшная, да по твоей глупости.
Ванька за моей спиной восторженно ахнул и зашел мне за спину, чтобы подглядывать из-за плеча. Ведьму испугался что ли?
- Что же такое случилось по моей глупости?
- Леса волнуются, животные бегут, словно от пожара. Земля стонет – страшное поднимается. Была я в дальнем лесу, там вся земля высохшая да деревья не дают побегов. Так я бежать оттудова. Поняла, коль задержусь еще хоть на минуту, так и меня смерть настигнет.
Я пожевал губу. Если дела и, правда, настолько плохи, что сама мать-природа предупреждает об опасности, то остается лишь гадать, насколько страшной она окажется.
- Ну и чего тут странного? После зимы земля умерла. Всего лишь, - пожал плечами Иван, фыркая.
- Кощеюшка, убери его, я же не накрашена! – тут же взвизгнула Яга, закрывая лицо руками.
Серый волк, сидящий у двери, громко фыркнул.
- А тебя, шавка блохастая, никто не спрашивал! Я на тебя потратила столько лет, столько зелий тебе споила. Сказал хоть бы слова приятного! Но нет! Чтоб ты весь мухоморами покрылся, чтоб ты…
Ванька удивленно приподнял брови, и я ловко выхватил яблочко. Лицо Яги расплылось, и через секунду на дне тарелки остался лишь незамысловатый узор. Не люблю я чужие скандалы да проклятья – Яга Волка до сих пор не простила за то, что он ее не полюбил. А я выслушивай крики да мухоморами покрывайся.
Но нужно в путь. Ведьма никогда не ошибается в пророчествах. Если говорит, что будет страшное…
- Слушай, а можно я возьму твою корону, когда ты умрешь? – неожиданно поинтересовался Иван. – Пожалуйста?
Кажется, для меня оно уже началось.
2. Читать на фикбуке
читать дальшеДорога попалась нам на удивление неровная и полная ям из-за частых ливней, которые со стороны казались безобидными лужами. Успев провалиться в одну из них, я следил за каждым шагом Князя, натягивая поводья и жалея, что не взял вместо него живого коня. Хоть было бы не все равно, куда ступает – по земле или по болоту.
- Так вот. Замахиваюсь я саблей грозно и отрубаю Горынычу аж две головы. Вместо них вырастает четыре, - с запалом рассказывал Иван нам историю, которой не было и трети правды. Хотя бы потому что головы у Горыныча не отрастают, да и жаром дышит так, что любой молодец подпечется скорее, чем подойдет на расстояние вытянутой руки. Ну или меча – без разницы.
Волк сонно зевал и порой невпопад кивал, когда царевич к нему обращался. Наверное, думает, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не додумалось на самом деле пожаловать к змею.
- Слушай, мертвый, - кажется Иван все же обратился ко мне. - А твой конь плотоядный?
Я приподнял брови.
- Ну не правда, - фыркнул я, хлопнув Князя по глазу, устремленному на царевича. Не скажу, что буду горевать, если он обглодает Ванькины косточки, да и радоваться не стану. Да и зачем это моему старому, но недоброму скакуну? У него брюхо худое, давно уже от человечины отказался. Если только укусит…
- Когда-то был, - пожал плечами я.
- А-а-а-а-а он может?..
Волк хмуро посмотрел на меня, и я отвернулся, так и не ответив на этот вопрос. Убить? Может. Откусить руку? Может. А о том, что в года, когда у моего скакуна билось сердце, он ради забавы головы отрывал, я вообще говорить не буду.
Князь недовольно заржал, обнажая острые клыки, и повернулся к старой кобылке Ивана, которая еле-еле поспевала за нами.
- Слушай, а как ее зовут? – неожиданно перевел тему царский сын, зарывая пальцы в редкую гриву лошади. – Вот как ее звали раньше?
- Забыл спросить, - огрызнулся я. Не было ни времени, ни желания будить ее хозяина, который дремал в нескольких локтях от нее. Для успокоения совести оставил ему пару серебряных монет – другую купит.
К середине дня я осознал, что зря не разбудил – такую лошадь не продают. Ее отдают, доплачивая сверху. Несмотря на обманчиво (как я уже понял) умные глаза и красоту породы кобыла попалась упертая и вечно голодная. Сделает шаг и обязательно опустит морду в высокую траву. Если бы не привязали к Крапивке, то лишь к ночи добрались бы до ближайшего леса.
А Крапивка умница – недаром она лошадка Яги. Высокая, чернявая. Да только подозреваю я, что на деле это заколдованная девица, да все руки не дошли проверить. Хотя, думается мне, лошадью ей уже привычнее.
- Как насчет Ромашки? – задумчиво произнес Иван, явно решив опробовать все полевые растения. – Ну или там клевера.
- Глупые имена, - фыркнул я, и Крапивка одарила меня сердитым взглядом.
- Тростинка? Колосок?
- Помолчи, - зашипел я, за полдня уже устав от его голоса. Зря не додумался взять с собой кляп. Или хотя бы что-то, что можно воткнуть неугомонному царевичу в рот? Ну или оставить в замке вовсе.
- Слушай, - впервые за день я услышал бархатный голос Волка. – А ты куда собрался такой нарядный? Плащ с вороными перьями. Сам что ли бегал за бедной живностью и ощипывал? Да и глаза больше не прячешь – хочешь быть узнанным?
Я фыркнул, оскорбившись.
- Помни, я видел, как ты вылизываешь себя под хвостом. Так что не тебе смеяться надо мной, - процедил я. – И нет. Не так сложно раздобыть. Если постараться, конечно.
- А что, вы раньше общались? – влез Иван, казалось, уже забыв о подборе подходящего имени.
- Раньше мы были хорошими друзьями, - проворчал я.
- Поэтому я обратился к тебе, а не к кому-то еще, - нахмурился Волк. – В прошлый раз я понял, что ты… не так плох, как я думал. Тогда…
- Не начинай, - отмахнулся я, дотрагиваясь до переносицы. – И думать о нем не хочу. Что было, то прошло. И не при нем. Нет своих тайн, Волк, так храни чужие.
Глупо было надеяться, что в ближайших деревнях не узнают Кощея. Люди, которые вживую видели мой дворец, верят во все, что им ни скажи. Даже в чертей на колокольнях, полагая, что их отпугивают лишь молитвы да вилы, что уж говорить о байках странников. Мне же на руку.
Недолго думая, мы завернули в первый же двор. Выглядывающие из окон хозяева оказались рады гостям до такой степени, что закрыли дверь на засов.
Я привязал Князя к столбу, с нежностью потрепав его по клыкастой морде, и протянул руку Ивану. Который, видимо, ни разу на лошади не сидел даже – ни залезть, ни слезть самостоятельно он не мог.
Первым решил пойти Волк. Постучав в дверь для порядка, он приложился к ней ухом. После чего с ноги пробил ее. Скажем, Волк никогда не умел общаться с людьми.
- Вот и ночлег, - я поставил сопротивляющегося Ивана на порог, хлопнув его по боку. – И мясо.
«Мясо», а точнее барин с двумя дочерьми: одной упитанной, другой же худой, как щепка – в миг стали бледнее мела и попытались вжаться в стену. А ведь несложно догадаться, какая из них у отца любимица.
Волк прошел мимо меня и, кинув суму с пожитками на стол, молча завалился на печь. Ваня по-хозяйски отодвинул заслонку с печи и придирчиво понюхал кашу. Даже палец в горшок окунул и попробовал на вкус, тут же скривившись.
Я же стоял в шаге от порога, скрестив руки на груди.
- Ну здравствуйте, хозяюшки, - как можно мягче произнес я, белозубо улыбаясь.
Толстушка взвизгнула, уставившись на мои зубы. И не зря. После проклятья я могу посоревноваться в клыкастости даже с самой плотоядной нежитью. Отсюда и легенды о том, что я мясом человеческим питаюсь. Не отрицаю – мать нынешней Яги и не такое подавала к столу.
- Так что же вы стол не накрываете? Аль не рады гостям? Нам бы мяска, баньку и ночлег. О большем не просим. Ну и если вы хотите живыми остаться, то, конечно, обязаны будете хранить тайну о том, что мы сюда заезжали.
Однако стоило мне отвернуться, как барин покатился ко мне. Другого слова я не могу подобрать, особенно если учесть, что он был не только низким, но и круглым. У таких людей сначала живот идет, потом ноги.
И, судя по предмету, который он вонзил мне под лопатку, с ножом.
Я опустил голову, чтобы увидеть, как острие ножа показывается уже из моей груди, и тяжко вздохнул. Снова придется объяснять по-плохому.
Хозяева, трепетно державшиеся за свои жизни, угостили нас не только кашей, но и вареной картошкой с укропом и голубцами, которые, к слову, Ванька уплетал за обе щеки. Царевича в нем не признали (а может они не держали и золотого в руках, чтобы знать царского сына в профиль), поэтому боялись так же, как меня. Стоило ему зыркнуть грозно или руками провести, так все семейство вздрагивало в ужасе – как бы не околдовал взглядом или не выпустил из ладонейзмей ядовитых. Грешно смеяться над ними, но как забавно.
Даже Серый спустился к нам: сонный, со спутавшимися вконец волосами. Сел около Ивана и уткнулся в тарелку – даже глаз не поднимает. Дочки барина вокруг него увивались и так, и сяк, а Волку как о стенку горох. Да и сам хозяин смотрел на него с нескрываемой симпатией. Все-таки южанина привычней ему видеть. Как-никак знаешь, что ожидать, чего не скажешь о нас с Ванькой.
Как я понял, худую звали Катькой, а толстую Манькой. Обе с трудным характером и неприятным визгливым голосом. Что не случись, все друг на друга сваливают, топая ногами и замахиваясь кулачками. Стоило ужину закончиться, как они успели подраться, дергая друг друга за косы русые. А Серый мимо них и снова на печь, завернувшись в одеяло.
- А что же вы лошадок не завели в хлев? – забеспокоился барин, прикладываясь жирными губами к моим перстням в знак уважения. – У нас тоже лошадки есть. Авось подружили бы.
Я усмехнулся про себя. Конечно же, подружились бы. Князь мой ревнивец еще тот. Если боги не будут милостивы, то перегрызет он всех лошадок за ночь, а утром будет стоять рядом с Крапивкой, будто бы ничего и не было.
- Так магия их защищает, - как можно небрежнее отмахнулся я. Как показал опыт, не стоит людям говорить лишние детали – они сами их додумают, да еще приукрасят.
- Магия, - с восхищением повторил он. Небось выдумал, что стоит подойти к ним, так извергнутся все вулканы в царстве, затрясется земля и настигнет его какое-нибудь родовое проклятье. На самом же деле максимум Князь ему руку оттяпает. Не более.
Мы все втроем уместились на печи. Самому интересно, каким же образом.
Стоило мне закрыть глаза и задремать, как Ванька неожиданно горячо шепнул мне на ухо:
- А ты, правда, бессмертный?
- Нет, просто для красоты так зовусь, - лениво ответил я, в тайне надеясь, что царевич будет довольствоваться этим ответом.
- А смерть в игле?
- Нет, не в игле.
- А где?
- Далеко. Спи уже.
- А мне правда можно будет взять твою корону?
Я открыл глаза и отвернулся, зажимая корону в руке. Трудные дети пошли нынче.
Сон как рукой сняло.
Иван!
- Убей же его, - с улыбкой приказывают чудовищу, которое не сводит с меня глаз.
- Не смей, - я пытаюсь перекричать его вой, от которого закладывает уши. – Тебе нужен я, а не он! Возьми меня вместо него!
- Тебя? – смеются мне в ответ. – Кощей, ты проклят. Ты будешь на этой земле до тех пор, пока мне не надоест твое существование. И тогда, возможно, я буду милостивее, чем Марья.
- Зачем он тебе?
- Так я тебе и сказал, - засмеялся…человек. Это был всего лишь человек. Но сколько бы я ни пытался прищуриваться, я не мог увидеть его лица.
- Ну чего ты стоишь? Убей же этого царского выродка, - кидают чудовищу.
На меня поднимают амулет, и я могу рассмотреть в нем…собственный глаз.
Я резко сел и тут же зашипел, схватившись за голову – чертовы низкие потолки. Хотя они еще с древности зарекомендовали себя как хорошее отрезвляющее средство. Вместе с секундной болью и звоном в голове исчезло все чувство отчаяния, которое преследовало меня весь сон.
О, Многоликие Боги. О, Боги. Боги. Боги.
- Ты чего вскочил? – зевнул Ванька, не убирая с меня ноги. – Если встал, то иди вари кашу. Или запряги кого-нибудь.
- А валенки вам не прошнуровать, Ваша светлость? – выгнул бровь я, потирая лоб.
- Даю разрешение на сей благородный поступок, - с легкостью согласился Иван.
Я повернул голову в поисках хоть кого-нибудь на кухне. Никого. Темень одна.
На улице заржал Князь, и я наконец-то перевел взгляд на окна… Свет перекрывали десятки лиц, которые вжимались в стекла, с интересом разглядывая нас. Ей-богу, словно уродцев у бродяг или же невиданных зверей.
Стащив плащ, я спустился с печи, ожидая, наконец, объяснений.
Даже если привели с собой всю деревню, чтобы уничтожить Кощея, я-то выйду сухим из воды. Недаром я бессмертный. Если Ваньке ума хватит не сунуться в драку, то и он уцелеет.
Наконец дверь отворилась, и я хрустнул пальцами, разминая их перед долгим заклинаниям. По перстням пробежались разноцветные искры.
Увидев это, барин, стоявший во главе толпы, поднял руки в примирительном жесте.
- Царюшка-Кощей, - молвил он, падая на колени. Его примеру последовал и остальной народ на улице.
Уж такого поворота я точно не ожидал.
- Царюшка-Кощей, защиты просим.
Я с трудом поднял челюсть.
- О какой же защите вы просите?
- У нас беда, царь. Повадился к нам кикимор болотный шляться. Как он к нам – так все тащит, что не на своем месте лежит. Особенно золото. Мы к нему в лес – тропинки путает, в болота заводит.
Да сами, небось, сами плутают без помощи леших. Будто бы я не знаю, сколько выпивают мужики для храбрости. Там не то, что тропинки будут заводить в болото, там собственная хата покажет лесом дремучим.
- Неужто всего от одной кикиморы страдаете?
- Тык ведь и одного хватает. Он, зараза, человеком обращается – дурачит всех. Ему слово, а он десять. Прогнать хотели – так Миколу загрыз - лишь кости нашли. А когти у него какущие – с палец! И зубы по локоть. Нет от гада такого никакого спасения.
- Золотом отплатите? – наконец-то задал я вопрос, который меня интересовал с самого начала.
- И кашу сварите, - послышался с печи голос Ивана и едва различимый храп Волка.
- Да не может быть это кикимора.
- Почему ты так считаешь?
- Наверное, потому что они явно никогда не видели кикимору.
- А что такого в кикиморах? – вмешался Иван.
- Кикимора не умеет колдовать. Она не умеет оборачиваться. И не в состоянии загрызть мужчину. Они падальщики.
- Но они были уверены, что это был кикимор.
- И уж точно они не делятся на самок и самцов.
- А убить?
- Повышенная сопротивляемость к магии. То есть их нельзя уничтожить магическим способом, но и сами они магией пользоваться не могут. Их вид благодаря этому и живет в любых условиях.
- То есть топором ее можно убить?
- Если не заговоренным, то нет, - отмахнулся я, повернувшись к Серому. – Да и дороги не умеют запутывать. Это умеет делать только леший…
- А стрелой?
- Да.
Волк фыркнул.
- Но давай вернемся к началу. Тебе в ноги упала деревня, назвала тебя царем, и ты тут же согласился им помогать, - спокойно проговорил он.
- Они мне заплатили, - вставил я самую важную часть, в доказательство тряхнув мешочком с монетами. Там от силы монет двадцать, но все же это лучше, чем ничего.
- А вилами?
- Да.
- Ты все равно помог бы, даже если бы у них денег не оказалось. Потому что тебе достаточно потешить собственное самолюбие.
- Чего пристал? – раздраженно зашипел я.
- В былые времена ты бы взял деньги и спокойно ушел бы в другую сторону.
- В былые времена ты не нянчился с царевичами и не просил у меня защиты.
- А если задушить? – снова встрял Иван.
Я мрачно посмотрел на Ивана.
- Понял-понял. Молчу.
- Сам подумай – даже если кикимора может хотя бы что-нибудь из того, что нам перечислили, то это, возможно, уникальный случай. Или же это не кикимора, а что-нибудь намного интереснее.
Волк фыркнул, но больше спорить не стал.
В тот момент я был доволен победой, не зная, насколько сильно я оказался прав.
Нежить днем, как правило, не показывается, а в дремучем лесу можно заплутать в любое время суток. Для начала мы искали место для ночлега, потом дичь (однако, отчего-то стрелы Ивана несколько раз находили лишь мой затылок).
Лишь к вечеру мы нашли поляну попросторней и развели там костер, усевшись вокруг него.
- Ну а как мы его изловим?
- Если кикимора любит золото, то на него и будем ловить , - пожал плечами я.
А коль нет, то на Иванушку поймаем. Лесная нежить любит полакомиться человечиной. На зверей рука не поднимается – иначе можно получить от лешего. А людей можно таскать, сколько душе угодно. Вот удивительно развитие духов. Домовые, разнеженные в тепле, со временем стали куда слабее тех же леших, которые за каких-то пятьсот лет не только вселили страх в сердца людей, но и заметно расширили свои владения. Это вам не избушка в двадцать шагов.
Волк, будто прочитав мои мысли, поморщился и отвернулся.
- Так, я надеюсь, ты не для красоты за ним по пятам ходишь?
- Иди ты, Кощей... На слова бранные.
Я передернул плечами, показывая, что мне его одобрение нужно, словно быку вымя. На этом мы и разошлись.
Нашу "кикимору" мы все же ловили на Ваньку и мешочек золота, с которым мне не хотелось расставаться - одна мысль о том, что я могу его потерять, вызывала во чуть ли не животный ужас. И лишь только потом, когда мы прижали нежить к земле, она округлила глаза и удивленно спросила «Дядя Кош, ты ли это?»
И сейчас Федор впился зубами в уже мертвую безымянную лошадь, заставив меня поморщиться. Бедное животное хоть и выводило меня из себя весь прошедший день, но сейчас я стал испытывать к ней нечто вроде сочувствия. Волк и Иван вовсе смотрели в другую сторону, усердно делая вид, что никто из них не слышал смачное чавканье сына Яги.
Лишь Князь с заинтересованностью и тоской наблюдал за его скромной трапезой.
- Да она с ума сошла, - фыркнул Федька, вытерев губы рукавом. - Выгнала меня. Фильку выгнала. Даже Сашку выгнала. А куда пойдешь из родного болота? Так я решил, что уйду с купцами. Залез к ним в тележку ночью, так не прошло и дня, как нашли меня и отколошматили.
"По запаху нашли, не иначе" - подумал я, зажимая нос плащом - разило от нашего гостя так, что даже мухи не спешили собираться на пир.
- Я бежал весь вечер и всю ночь, пока не добрался до сюда. Так леший пригрел - дядю Тихона я знаю с тех пор, как из болота вылез. Он каждый год к мамке ходит в карты играть. И каждый год уходит с пустыми руками. Вот я и подсуетился - сказал, что мамка простит ему долг, если он меня выручит.
Ванька, повернувшийся на разговор, тут же позеленел и на шатающихся ногах отошел от нас подальше.
- Я парень румяный, кудрявый, красивый, - аж задрал нос Федька. - Подумал, а почему бы не осесть в этих краях? Выберу себе девицу похозяйственнее, стану охотиться да хворост добывать. Но первая девица, завидев меня как дала деру! Я так и остолбенел, глаза вылупив. Луна еще так высоко была…
- Небось при луне глаза фосфором светились, - фыркнул я.
- Да черт их знает. Может и светились, - рассмеялся весело Федька. - Видишь, как встретили?
Федька указал на стрелу в боку.
- Пытался вынуть - так больно. Да и гноится жутко, зараза. А это. Вы к мамке едите? Мне тоже надо.
- Нет, - в один голос ответили мы с Волком.
- Что это нет?
- Не возьмем то есть.
Федор передернул плечами. До восхода солнце оставалось часа четыре. И, судя по всему, он был уверен, что за это время сумеет нас уговорить.
пятница, 11 января 2013
Писалось на сикретсанту.
Название: Без названия
Автор: Иван-Царевич (king_marionette)
Пейринг или персонажи: Каркат | Канкри
Рейтинг: PG-13 (за мат)
Жанр: AU, повседневность
Размер: Мини (2805 слова)
Предупреждения: ООС, очепятки
читать дальше — Каркат.
Вантас тихо выругался, закрываясь книжкой. Нет, он больше не поведется на эту уловку. Любому в этой школе известно, что любой разговор с Канкри заканчивается, как минимум, получасовыми лекциями. И уж кому он не должен забивать уши – так это заместителю старосты, который, в свою очередь, должен править единолично, приняв бразды правления. К слову, он никогда их и не отпускал – слепая девчонка не могла быть лидером по умолчанию. Да, ее слушались, но лишь из-за того, что она была слепой и ненормальной. Еще в детском саду она умудрилась всех запугать, вынеся приговор каждой игрушке в детском саду. Преступники были незамедлительно казнены, а их подручные получили звонкие пощечины.
«Правосудие слепо», — улыбнулась она тогда Каркату, ударив его по щеке аж два раза.
С ней никто не хотел связываться. Никто, кроме Вантаса, который должен видеться с ней каждый день, заполнять отчеты, вести журнал, писать объяснительные записки – все это были его прямыми обязанностями. Ровно такими же, как и координация этих дебилов.
— Каркат.
И непонятно, почему в нормальной школе есть слепой ребенок? Неужели рядом нет ни одной специальной школе, где к таким относятся, как к равным, и не назначают на различные посты из жалости. Терези мало того, что была старостой, так еще входила в школьный совет и была главной по нескольким кружкам. Как она успевала всем заправлять – секрет.
— Каркат, — со вздохом повторил Канкри, сложив руки на груди. — Каркат, поспешу тебя уведомить, что твое игнорирование моей просьбы является ничем другим, как прямым оскорблением не только для меня, но и всего коллектива, неотъемлемой частью которого я являюсь. Позволь, я перечислю тебе твои функции, а так же краткую характеристики лидера в формальных и неформальных группах...
— Что надо? – раздраженно прорычал Каркат, мысленно ругая тех дебилов, которые запретили мат в стенах школы. Отложив книжку, Вантас запоздало спохватился:
– Только коротко.
Альбинос с обидой посмотрел на заместителя старосты, но все же передернул плечами:
— Я хотел бы получить расписание на следующую четверть. Всего лишь.
— Ну и откуда я тебе достану расписание на следующую четверть, если его еще нет?
— Расписание пишется на семестр, если ты не знал. Мне оно нужно для ранней подготовки.
— Ты хотел сказать пиздец ранней?
— Смею заметить неоправданную грубость в твоем высказывания, которая по сути не имеет основания. Я проигнорирую прямое нарушение правил школы лишь из-за спорного уважения к вам, как к заместителю старосты, и уведомлю вас, что я предпочитаю заранее готовиться к новым предметам...
— Ты это, блять, серьезно? Ты думаешь, что они решат первую четверть учить нас одному, а вторую другому? У нас учебники на целый год. Можешь подготовиться на целый год.
— Я настаиваю, — невозмутимо произнес Канкри. – Я могу перечистить все сто восемьдесят семь причин…
— Нет уж. Заткнись.
-
— Затянешься? – протянул Гамзи, и Каркат отрицательно мотнул головой, натягивая ворот свитера повыше. Уж с чем, а с наркотиками он не хотел связываться. Особенно у него не было желания глотать ту странную смесь, которую его лучший друг прозвал «пирогом из слизи». Потому что после первого же своего «творения», Макара сильно изменился. Его странные разговоры о чудесах, вечно расширенные зрачки, сильная зависимость… и хотя бы тот факт, что за всю четверть он ни разу не появился ни на одном уроке, хотя в школу ходил регулярно. Казалось, ему ничего больше не нужно в этой жизни, кроме как сидеть на крыше и курить траву.
— Это чудо. Это, мать его, гребанное чудо, — разлегся Гамзи, счастливо улыбаясь. – Я так рад видеть тебя, лучший друг.
— Я поговорить, — поморщился Каркат, отводя от себя все еще протянутый косяк. – И лучше сигарету.
— Проблемы, лучший друг?
— Не проблемы. Опять достал этот придурок, — проворчал Каркат, прикуривая. – Только и делает, что опять болтает о какой-то херне. Порой мне кажется, что та проделка ему ничему не научила.
— Ты говоришь о том хреновом поступке? – затянулся Макара.
— И правда хреновый. Кислота в шампуне – это хуево. Ему вроде пришлось месяц сидеть дома с забинтованной башкой. Главное, что добавил какой-то придурок, а досталось всем. Не то, чтобы я жалел этого сукина сына.. Но блять. Это школа. Тут кто-то должен быть в отстое.
Гамзи рассмеялся, похлопав Карката по бедру.
— Любой новенький подвергается унижению. Это банальная, еб ее мать, процедура. Тебе указывают место, сиди там, блять, и не высовывайся. Но он сам все усложнил.
Вантас прижал сигарету к губам и тут же закашлял – долбанный сигаретный дым оказался на редкость гадким. На глазах выступили слезы, которые заместитель старосты тут же вытер. Не хватало еще, чтобы это еще кто-нибудь увидел. Вмиг засмеют.
— Этого недоноска ненавидит вся школа, — в итоге рыкнул он, не добившись от своего лучшего друга никакой реакции, кроме довольного смеха. – А он лишь ко мне липнет. Всегда по мелочи пристанет!
Макара поднял к нему покрасневшие глаза. Вантас вдохнул. Смысл слушать торчка – он сейчас не в состоянии связать даже двух слов. Да и продолжать не хотелось. Пар уже выпущен.
Тишина заметно затянулась.
— Мне кажется, ему нужен друг, — медленно и с явным усилием произнес Гамзи.
— Но мы слишком разные, — тут же запротестовали в ответ.
— Противоположности, — улыбнулся он, крутя в руках кося, – образуют одно целое. Янь. Инь. И прочая гребанная чудесная чепуха.
-
Каркат морщится даже после школы – во рту все еще был гадкий привкус табака. Зима была уже близка, но ленилась заходить в город, изредка покрывая лужи тонкой коркой льда. Но стоило солнцу показаться утром, как вновь становилось тепло.
Вантас сплюнул на землю, приподняв ворот.
За спиной послышался раздражающий пшик ингалятора и долгий вдох. Сейчас будет минута сомнительной тишины и долгая нудная лекция. Еще одна за день. Да он просто везунчик.
— Ты можешь не идти за мной? – произнес заместитель старосты, не поворачиваясь.
— Я не могу не идти за тобой, — начинает альбинос чуть ли не со вздохом, — потому что твой дом находится в той же стороне, что и мой. Я отказываюсь идти другим путем, потому что этот путь ближе, ровнее и на нем есть все магазины, в которые я должен зайти по дороге домой. Если тебе будет понятней в цифрах, то эта дорога на восемьсот метров короче. Асфальтовое покрытие новое, и оно не стирает подошву моих кроссовок. Если я буду идти другим путем, где, безусловно, дорога не такая ровная и гладкая, то они проживут на полгода меньше. До окончания срока полезного использования...
— Заткнись уже, блять, — Каркат пытается не кричать. — Ты не можешь просто постоять подольше у школы, чтобы я хотя бы скрылся из виду? Или хотя бы, еб твою мать, закрыть свой рот и идти рядом в тишине. Я, бля, дико был бы благодарен тебе за какую-нибудь услугу в таком духе.
Канкри склонил голову.
— Зачем?
— Ну, блять, не знаю, — закатил глаза Каркат.
— Разве друзья не возвращаются вместе? – пожевал губу альбинос, смотря на Вантаса с удивлением.
— МЫ НЕ ДРУЗЬЯ.
— А кто мы тогда?
Каркат было уже открыл рот, но не успел он произнести и слова, как рядом раздался крик:
— Да давай уже, снеси его к паучьей матери!
Вантас остановился, озираясь. Ну только не это горе-трио. В последнюю очередь хотелось встретить их.
— Головой попытайся, — поддержала Миина, хлопая в ладоши.
Эквиус, щелкнув пальцами, толкнул автомат плечом. Стекло, не выдержав напора, треснуло.
— Слушай, ты. Ни слова. Медленно уходим, пока нас не заметили. Через переулок.
— Я их не боюсь, — запротестовал Канкри.
— Тогда иди к ним, скажи, что ты зануда, которых свет не видывал, и какого хуя ты все-таки плетешься за мной? – зашипел Каркат.
— Потому что ты тащишь меня за руку?
-
gallowsCalibrator [GC] начала троллить carcinoGeneticist [CG]
GC: К4РК4Т Я ГОВОР1Л4 ЧТО ТЫ НА Р3ДКОСТЬ ТУПОЙ?
CG: ДА. ТЫ МНЕ БЕЗ УСТАЛИ ПОВТОРЯЕШЬ ЭТО КАЖДЫЙ ВЕЧЕР В ЧАТЕ.
GC: ТЫ Д4Л М1СТ3РУ К4Р4М3ЛЬНОМУ З4НУД3 В ГЛ4З.
CG: СПАСИБО, БЛЯТЬ, ЗА НАПОМИНАНИЕ. А ТО Я УСПЕЛ ЗА ПРОШЕДШИЕ ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ОБЗАВЕСТИСЬ СКЛЕРОЗОМ.
GC: В3Д3ШЬ С3БЯ К4К МУД4К
GC: ВЫ ЕД1НСТВЕНН4Я П4РОЧК4 ТУП1Ц КОТОРОЙ СТРО1Т Д3РЖ4ТЬСЯ ВМ3СТ3
GC: Я БЫ СК4З4Л4 ЧТО ВЫ СД3Л4НЫ 1З ОДНОГО Т3СТ4
CG: СПАСИБО ЗА МНЕНИЕ, Я ЕГО ОБЯЗАТЕЛЬНО СПРОШУ, КОГДА ОНО МЕНЯ БУДЕТ ИНТЕРЕСОВАТЬ. А ТЕПЕРЬ ЗАТКНИСЬ!
GC: ОН ОД1Н
CG: МЕНЯ ТОЖЕ НЕ ЛЕГИОН
GC: Т4КОЙ МУД4К К4К ТЫ ВС3ГД4 БУД3Т ОДИН
GC: Н4 ТВОЕМ БЫ М3СТ3 Я Н3 ВЫБ1Р4Л4 ДРУЗ3Й.
CG: ТЕБЕ И ТАК НЕ ПРИХОДИТСЯ
GC: В ЛЮБОМ СЛУЧ43 К4РК4Т Я Н3 ХОЧУ СЛЫШ4ТЬ ТВО1 Ж4ЛОБЫ
GC: Я Ж3 Н3 ТВОЯ Д3ВУШК4
CG: КОНЕЧНО НЕ МОЯ
CG: Я ЛУЧШЕ ВЫПУЩУ СЕБЕ КИШКИ И РАЗВЕШУ ИХ ВЕЗДЕ КАК ПРАЗДНИЧНОЕ УКРАШЕНИЕ ЧЕМ СОГЛАШУСЬ ВСТРЕЧАТЬСЯ СО СЛЕПОЙ ДЕВУШКОЙ, У КОТОРОЙ МОЗГИ НАБЕКРЕНЬ
GC: >:]
GC: СП4С1БО
GC: НО ЧТОБЫ ТЫ ЗН4Л
GC: Н3КР4С1ВО 1ЗД3В4ТЬСЯ Н4Д М4Л3НЬКОЙ СЛ3ПОЙ Д3ВОЧКОЙ
GC: 1 ПОМН1 ЧТО Т3Б3 НУЖНЫ ДРУЗЬЯ.
CG: МНЕ, БЛЯТЬ, НЕ НУЖНЫ ДРУЗЬЯ
carcinoGeneticist [CG] заблокировал gallowsCalibrator [GC]
-
В перерыве между первым и вторым уроками Канкри быстро утянули в женский туалет. Точнее, он сам туда зашел, если верить преподавателю, но все знали, что чем-чем, а никакими извращенными наклонностями альбинос не страдал. И это была далеко не самозащита, потому что ни одна нормальная школьница не стала никого обматывать скотчем и макать головой в туалет. Но никто так и не узнал версию Канкри. То ли дослушать не могли, то ли он решил наконец-то прикусить свой язык.
На следующей перемене ему «случайно» заехали дверной ручной в глаз.
Каркат поморщился — ну как можно быть такой размазней и давать себя мучить? Если бы Канкри имел хоть намек на гордость или смелость и решился хоть бы раз защититься — над ним бы не издевались. Нет, конечно, после той встречи он ушел бы разукрашенным, но хотя бы дал понять, что он в силах постоять за себя.
Но нет, альбинос будто бы свыкся со своей ролью и не пытался с ней бороться.
— Мистер Карамельный Зануда сидит снова один? – сидящая рядом Терези воткнула вилку в пудинг. – Опять красный. Люблю красный.
— Один. И какая тебе разница, какого он цвета? Ты слепая, — раздраженно вздохнул Ванатс. — Какая разница какой он на цвета. По вкусу все такое же дерьмо.
— Нет. Красный вкуснее всех, — усмехнулась староста, отправив вилку в рот. – И заткнись.
— Я ничего не... – тут же возмутился Каркат.
— Заткнись, я сказала. Я этот запах пота учую даже за километр. Они к нему направляются?
— Да, — выдавил из себя заместитель, наблюдая, как Эквиус горой нависает над Канкри.
Вриска подсела на край, белозубо улыбаясь, и только идиот не поймет, что сейчас случится.
Канкри пытается сначала отодвинуться, а потом сбежать из-за стола, но его грубо хватают за руку. Альбинос вертит головой по сторонам, кидая на окружающих затравленные взгляды, безмолвно умоляя спасти его.
Под оглушительный хохот лицо альбиноса макают в пюре.
— Кто получил у нас 96 из 100? – усмехается она. – Я ненавижу ботанов, ты же в курсе. Хуже тебя лишь тот инвалид-недоносок, который до сих пор имеет воображаемых друзей. Как думаешь, Эквиус?
— Низший класс должен быть низшим во всем, — пробасил он, сложив руки на груди. – Всегда.
— Мы из него выбьем всю его ершистость, не так ли? – тут оживляется Миина.
Терези толкнула его в бок, кривя губы. Но Каркат лишь покачал головой.
— Мне похрен, что они с ним сделают, — пожал плечами он, собирая тарелки на поднос.
— Каркат, наклонись, будь добр. И перестань уже прокручивать в голове эту глупую речь про лидера.
— Как ты уз…? ЕБАТЬ ТЫ ВООБЩЕ ВИДИШЬ, КУДА МАШЕШЬ СВОЕЙ ПАЛКОЙ?
— Определенно нет. Я же слепая, ты забыл?
-
На уроках Канкри сидел тихо, иногда осторожно трогая припухший глаз. Но, несмотря на жалобный вид, к нему никто так и не проявил сочувствия. Даже сам Каркат, изредка поворачивающий голову в его сторону.
— Если тебя интересует причина моего молчания, то моя могу привести тебе около десяти или больше причин на это. И я не слепой, я вижу, как ты крутишься во время уроков и куда смотришь, Каркат. Я не обижаюсь на тебя.
— Мне как-то похуй, — нахмурился заместитель старосты. – На тебя, на твои обиды и на твое молчание.
— У меня болит горло, если на то уж пошло. Их проделки меня не волнуют. Я в любом случае буду посещать эту школу, потому что она дает лучшие знания и требует максимум усилий. Я уже не говорю о том, что эти усилия вознаграждаются хорошим результатом и прекрасными рекомендациями.
Каркат поморщился.
— И я не боюсь тех хулиганов. Нисколько. И если тебя настолько интересует моя судьба, ты можешь пойти домой со мной. Ну или пойти ко мне. У меня есть увлекательная коллекция марок, начиная с тысяча восемьсот пятьдесят третьего года…
— Не интересуюсь, — перебил его Вантас. – Иди уже к себе домой, мне нужно журнал заполнять.
— А ты придурок, — наконец-то подала голос Терези, зайдя сразу после того, как Канкри вышел из класса.
— А ты не избавилась от привычки подслушивать, блять.
— Ты только что оправил его одного домой, — староста подошла к нему, нащупывая парты. – Мало того, может, там может быть хулиганы.
— Он сам сказал, что не боится их.
— А ты как думаешь? – пальцы старосты точно и больно ухватили Вантаса за щеку. – А ну. Скажи господи Старосте все, что тебе на уме.
— Я думаю, что мне насрать, боится он их или нет.
— А теперь слушай, Мистер Большая Задница, сейчас ты заберешь вещи и проследишь, чтобы он добрался домой.
— Я не собирайю…АЙ ТЫ АХРЕНЕЛА ТУПАЯ ССССССС!!
— Ссссс? Кто я, Каркат? – лицо Терези стало пугающим.
— Староста, — выдохнул Вантас.
— Правильно. И первое, что должна делать староста – это заботиться о других. Так что иди. И проследи. Понял?
-
— Держи его, — весело закричала Вриска, вжимая Канкри в стену гаража.
— Связывай-насилуй!
— Миина, будь осторожней с выражениями. Эквиус может и за команду принять.
— Ох, иди ты, Вриска, — весело прощебетала Миина через смех. – Может, у него деньги остались с обеда?
Каркат остановился у столба и выглянул. За хохотом можно было разобрать прерывистое громкое дыхание альбиноса. Надежда, которая теплилась в нем еще за обедом, успела угаснуть и смениться чуть ли не ужасом.
«У него приступ» — неожиданно понял Вантас. Но если приступ, то почему он просто не вынет этот долбанный ингалятор и не… Каркат сделал шаг, под ногой что-то звякнуло.
— Выбьем из него дерьмо?
— Что он так странно дышит?
— Наверное, потому что я выкинула его красную штучечку куда подальше? Так веселее. Он сразу становится таким тихим и беспомощным?
— Он может умереть, — неуверенно вмешался Эквиус.
— От астмы? Ты шутишь? От астмы разве умирают? Врис?
— Не знаю, — честно ответила она. – Можно проверить, думаю.
Подняв ингалятор, Каркат посмотрел на Канкри. Рваное дыхание альбиноса отдавалось в ушах Вантаса, подстегивая его.
Сейчас. Сейчас. Беги сейчас же и помоги ему.
Заместитель старосты помотал головой. Если пойдет, то его можно смело заносить в списки покойников. А если нет, то в соучастники.
В какой-то момент Каркат перестал думать. Его храбрости хватило лишь растолкать хулиганов, слишком удивленных его вмешательством, чтобы быстро отреагировать, и схватить Канкри за рукав.
— Давай, — дернул Вантас. – Сейчас.
-
Каркат прижал альбиноса к стене, приставляя к его рту ингалятор.
— Как он работает? Так?
Канкри из последних сил покачал головой, не в силах вымолвить ни слова. Перехватив свое спасение в собственные руки, он наконец-то вдохнул лекарство.
Вантас выглянул из-за спины. За ними не гнались. Да и куда они убегут от хулиганов, которые учатся с ними в одной школе? Рано или поздно они встретятся лицом к лицу. И не стоит себя утешать надеждами, что это будет не так.
— Ты как?
Какнри удивленно посмотрел на него, будто бы только сейчас очнувшись от долгого кошмара. После которого он еще долго будет ощущать себя не в своей тарелке.
— Если тебя интересует мое физическое состояние, — наконец-то хрипло вымолвил он, — то я намерен его оценить, как удовлетворительное, хотя я долгий промежуток времени не мог почти дышать. Это может привести к смерти, если ты не знал. И больше никогда не заставляй людей в приступе астмы преодолевать столь большое расстояние. Что касается моего психологического состояния, то оно будет куда хуже. Я благодарен тебе за оказанную помощь, но я могу перечислить более семи факторов, по которым ты не должен был приходить на помощь…
— Скажи просто спасибо, блять, — вспыхнул Каркат, нахмурившись. – Просто одно, блять, благодарное спасибо.
— Спасибо, — эхом отозвался альбинос. — Мы друзья?
— Не знаю, блять.
— Если мне не изменяет память, то ранее ты оценивал нашу дружбу, как нечто несуществующее, — нервно пожевал губу Канкри, поднимая на Карката красные глаза. – И не хотел бы ни за что меня спасать. У меня есть несколько теорий, почему ты поменял свое решение.
— Заткнись. Понимаешь? Просто заткнись. Да, давай будем друзьями. Будем ходить за ручку и, блять, иметь один большой розовый дневник на двоих, в которых будем писать наши, блять, дохрена гейские переживания и передавать друг другу, глупо, мать его, хихикая.
— Каркат.
— Это сарказм. Если не знаешь такого слова, то посмотри в словаре.
— Каркат.
— Что тебе еще надо, тупая задница?
— Еще раз спасибо.
— Пошел ты.
Каркат подул на ладони. Чертовы перчатки, скорее всего остались на парте. Да и хрен с ними.
— Если ты решишь мне показать свое долбанную коллекцию марок, то я могу прямо сейчас сказать, куда я тебе ее запихну. Понял?
Название: Без названия
Автор: Иван-Царевич (king_marionette)
Пейринг или персонажи: Каркат | Канкри
Рейтинг: PG-13 (за мат)
Жанр: AU, повседневность
Размер: Мини (2805 слова)
Предупреждения: ООС, очепятки
читать дальше — Каркат.
Вантас тихо выругался, закрываясь книжкой. Нет, он больше не поведется на эту уловку. Любому в этой школе известно, что любой разговор с Канкри заканчивается, как минимум, получасовыми лекциями. И уж кому он не должен забивать уши – так это заместителю старосты, который, в свою очередь, должен править единолично, приняв бразды правления. К слову, он никогда их и не отпускал – слепая девчонка не могла быть лидером по умолчанию. Да, ее слушались, но лишь из-за того, что она была слепой и ненормальной. Еще в детском саду она умудрилась всех запугать, вынеся приговор каждой игрушке в детском саду. Преступники были незамедлительно казнены, а их подручные получили звонкие пощечины.
«Правосудие слепо», — улыбнулась она тогда Каркату, ударив его по щеке аж два раза.
С ней никто не хотел связываться. Никто, кроме Вантаса, который должен видеться с ней каждый день, заполнять отчеты, вести журнал, писать объяснительные записки – все это были его прямыми обязанностями. Ровно такими же, как и координация этих дебилов.
— Каркат.
И непонятно, почему в нормальной школе есть слепой ребенок? Неужели рядом нет ни одной специальной школе, где к таким относятся, как к равным, и не назначают на различные посты из жалости. Терези мало того, что была старостой, так еще входила в школьный совет и была главной по нескольким кружкам. Как она успевала всем заправлять – секрет.
— Каркат, — со вздохом повторил Канкри, сложив руки на груди. — Каркат, поспешу тебя уведомить, что твое игнорирование моей просьбы является ничем другим, как прямым оскорблением не только для меня, но и всего коллектива, неотъемлемой частью которого я являюсь. Позволь, я перечислю тебе твои функции, а так же краткую характеристики лидера в формальных и неформальных группах...
— Что надо? – раздраженно прорычал Каркат, мысленно ругая тех дебилов, которые запретили мат в стенах школы. Отложив книжку, Вантас запоздало спохватился:
– Только коротко.
Альбинос с обидой посмотрел на заместителя старосты, но все же передернул плечами:
— Я хотел бы получить расписание на следующую четверть. Всего лишь.
— Ну и откуда я тебе достану расписание на следующую четверть, если его еще нет?
— Расписание пишется на семестр, если ты не знал. Мне оно нужно для ранней подготовки.
— Ты хотел сказать пиздец ранней?
— Смею заметить неоправданную грубость в твоем высказывания, которая по сути не имеет основания. Я проигнорирую прямое нарушение правил школы лишь из-за спорного уважения к вам, как к заместителю старосты, и уведомлю вас, что я предпочитаю заранее готовиться к новым предметам...
— Ты это, блять, серьезно? Ты думаешь, что они решат первую четверть учить нас одному, а вторую другому? У нас учебники на целый год. Можешь подготовиться на целый год.
— Я настаиваю, — невозмутимо произнес Канкри. – Я могу перечистить все сто восемьдесят семь причин…
— Нет уж. Заткнись.
-
— Затянешься? – протянул Гамзи, и Каркат отрицательно мотнул головой, натягивая ворот свитера повыше. Уж с чем, а с наркотиками он не хотел связываться. Особенно у него не было желания глотать ту странную смесь, которую его лучший друг прозвал «пирогом из слизи». Потому что после первого же своего «творения», Макара сильно изменился. Его странные разговоры о чудесах, вечно расширенные зрачки, сильная зависимость… и хотя бы тот факт, что за всю четверть он ни разу не появился ни на одном уроке, хотя в школу ходил регулярно. Казалось, ему ничего больше не нужно в этой жизни, кроме как сидеть на крыше и курить траву.
— Это чудо. Это, мать его, гребанное чудо, — разлегся Гамзи, счастливо улыбаясь. – Я так рад видеть тебя, лучший друг.
— Я поговорить, — поморщился Каркат, отводя от себя все еще протянутый косяк. – И лучше сигарету.
— Проблемы, лучший друг?
— Не проблемы. Опять достал этот придурок, — проворчал Каркат, прикуривая. – Только и делает, что опять болтает о какой-то херне. Порой мне кажется, что та проделка ему ничему не научила.
— Ты говоришь о том хреновом поступке? – затянулся Макара.
— И правда хреновый. Кислота в шампуне – это хуево. Ему вроде пришлось месяц сидеть дома с забинтованной башкой. Главное, что добавил какой-то придурок, а досталось всем. Не то, чтобы я жалел этого сукина сына.. Но блять. Это школа. Тут кто-то должен быть в отстое.
Гамзи рассмеялся, похлопав Карката по бедру.
— Любой новенький подвергается унижению. Это банальная, еб ее мать, процедура. Тебе указывают место, сиди там, блять, и не высовывайся. Но он сам все усложнил.
Вантас прижал сигарету к губам и тут же закашлял – долбанный сигаретный дым оказался на редкость гадким. На глазах выступили слезы, которые заместитель старосты тут же вытер. Не хватало еще, чтобы это еще кто-нибудь увидел. Вмиг засмеют.
— Этого недоноска ненавидит вся школа, — в итоге рыкнул он, не добившись от своего лучшего друга никакой реакции, кроме довольного смеха. – А он лишь ко мне липнет. Всегда по мелочи пристанет!
Макара поднял к нему покрасневшие глаза. Вантас вдохнул. Смысл слушать торчка – он сейчас не в состоянии связать даже двух слов. Да и продолжать не хотелось. Пар уже выпущен.
Тишина заметно затянулась.
— Мне кажется, ему нужен друг, — медленно и с явным усилием произнес Гамзи.
— Но мы слишком разные, — тут же запротестовали в ответ.
— Противоположности, — улыбнулся он, крутя в руках кося, – образуют одно целое. Янь. Инь. И прочая гребанная чудесная чепуха.
-
Каркат морщится даже после школы – во рту все еще был гадкий привкус табака. Зима была уже близка, но ленилась заходить в город, изредка покрывая лужи тонкой коркой льда. Но стоило солнцу показаться утром, как вновь становилось тепло.
Вантас сплюнул на землю, приподняв ворот.
За спиной послышался раздражающий пшик ингалятора и долгий вдох. Сейчас будет минута сомнительной тишины и долгая нудная лекция. Еще одна за день. Да он просто везунчик.
— Ты можешь не идти за мной? – произнес заместитель старосты, не поворачиваясь.
— Я не могу не идти за тобой, — начинает альбинос чуть ли не со вздохом, — потому что твой дом находится в той же стороне, что и мой. Я отказываюсь идти другим путем, потому что этот путь ближе, ровнее и на нем есть все магазины, в которые я должен зайти по дороге домой. Если тебе будет понятней в цифрах, то эта дорога на восемьсот метров короче. Асфальтовое покрытие новое, и оно не стирает подошву моих кроссовок. Если я буду идти другим путем, где, безусловно, дорога не такая ровная и гладкая, то они проживут на полгода меньше. До окончания срока полезного использования...
— Заткнись уже, блять, — Каркат пытается не кричать. — Ты не можешь просто постоять подольше у школы, чтобы я хотя бы скрылся из виду? Или хотя бы, еб твою мать, закрыть свой рот и идти рядом в тишине. Я, бля, дико был бы благодарен тебе за какую-нибудь услугу в таком духе.
Канкри склонил голову.
— Зачем?
— Ну, блять, не знаю, — закатил глаза Каркат.
— Разве друзья не возвращаются вместе? – пожевал губу альбинос, смотря на Вантаса с удивлением.
— МЫ НЕ ДРУЗЬЯ.
— А кто мы тогда?
Каркат было уже открыл рот, но не успел он произнести и слова, как рядом раздался крик:
— Да давай уже, снеси его к паучьей матери!
Вантас остановился, озираясь. Ну только не это горе-трио. В последнюю очередь хотелось встретить их.
— Головой попытайся, — поддержала Миина, хлопая в ладоши.
Эквиус, щелкнув пальцами, толкнул автомат плечом. Стекло, не выдержав напора, треснуло.
— Слушай, ты. Ни слова. Медленно уходим, пока нас не заметили. Через переулок.
— Я их не боюсь, — запротестовал Канкри.
— Тогда иди к ним, скажи, что ты зануда, которых свет не видывал, и какого хуя ты все-таки плетешься за мной? – зашипел Каркат.
— Потому что ты тащишь меня за руку?
-
gallowsCalibrator [GC] начала троллить carcinoGeneticist [CG]
GC: К4РК4Т Я ГОВОР1Л4 ЧТО ТЫ НА Р3ДКОСТЬ ТУПОЙ?
CG: ДА. ТЫ МНЕ БЕЗ УСТАЛИ ПОВТОРЯЕШЬ ЭТО КАЖДЫЙ ВЕЧЕР В ЧАТЕ.
GC: ТЫ Д4Л М1СТ3РУ К4Р4М3ЛЬНОМУ З4НУД3 В ГЛ4З.
CG: СПАСИБО, БЛЯТЬ, ЗА НАПОМИНАНИЕ. А ТО Я УСПЕЛ ЗА ПРОШЕДШИЕ ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ОБЗАВЕСТИСЬ СКЛЕРОЗОМ.
GC: В3Д3ШЬ С3БЯ К4К МУД4К
GC: ВЫ ЕД1НСТВЕНН4Я П4РОЧК4 ТУП1Ц КОТОРОЙ СТРО1Т Д3РЖ4ТЬСЯ ВМ3СТ3
GC: Я БЫ СК4З4Л4 ЧТО ВЫ СД3Л4НЫ 1З ОДНОГО Т3СТ4
CG: СПАСИБО ЗА МНЕНИЕ, Я ЕГО ОБЯЗАТЕЛЬНО СПРОШУ, КОГДА ОНО МЕНЯ БУДЕТ ИНТЕРЕСОВАТЬ. А ТЕПЕРЬ ЗАТКНИСЬ!
GC: ОН ОД1Н
CG: МЕНЯ ТОЖЕ НЕ ЛЕГИОН
GC: Т4КОЙ МУД4К К4К ТЫ ВС3ГД4 БУД3Т ОДИН
GC: Н4 ТВОЕМ БЫ М3СТ3 Я Н3 ВЫБ1Р4Л4 ДРУЗ3Й.
CG: ТЕБЕ И ТАК НЕ ПРИХОДИТСЯ
GC: В ЛЮБОМ СЛУЧ43 К4РК4Т Я Н3 ХОЧУ СЛЫШ4ТЬ ТВО1 Ж4ЛОБЫ
GC: Я Ж3 Н3 ТВОЯ Д3ВУШК4
CG: КОНЕЧНО НЕ МОЯ
CG: Я ЛУЧШЕ ВЫПУЩУ СЕБЕ КИШКИ И РАЗВЕШУ ИХ ВЕЗДЕ КАК ПРАЗДНИЧНОЕ УКРАШЕНИЕ ЧЕМ СОГЛАШУСЬ ВСТРЕЧАТЬСЯ СО СЛЕПОЙ ДЕВУШКОЙ, У КОТОРОЙ МОЗГИ НАБЕКРЕНЬ
GC: >:]
GC: СП4С1БО
GC: НО ЧТОБЫ ТЫ ЗН4Л
GC: Н3КР4С1ВО 1ЗД3В4ТЬСЯ Н4Д М4Л3НЬКОЙ СЛ3ПОЙ Д3ВОЧКОЙ
GC: 1 ПОМН1 ЧТО Т3Б3 НУЖНЫ ДРУЗЬЯ.
CG: МНЕ, БЛЯТЬ, НЕ НУЖНЫ ДРУЗЬЯ
carcinoGeneticist [CG] заблокировал gallowsCalibrator [GC]
-
В перерыве между первым и вторым уроками Канкри быстро утянули в женский туалет. Точнее, он сам туда зашел, если верить преподавателю, но все знали, что чем-чем, а никакими извращенными наклонностями альбинос не страдал. И это была далеко не самозащита, потому что ни одна нормальная школьница не стала никого обматывать скотчем и макать головой в туалет. Но никто так и не узнал версию Канкри. То ли дослушать не могли, то ли он решил наконец-то прикусить свой язык.
На следующей перемене ему «случайно» заехали дверной ручной в глаз.
Каркат поморщился — ну как можно быть такой размазней и давать себя мучить? Если бы Канкри имел хоть намек на гордость или смелость и решился хоть бы раз защититься — над ним бы не издевались. Нет, конечно, после той встречи он ушел бы разукрашенным, но хотя бы дал понять, что он в силах постоять за себя.
Но нет, альбинос будто бы свыкся со своей ролью и не пытался с ней бороться.
— Мистер Карамельный Зануда сидит снова один? – сидящая рядом Терези воткнула вилку в пудинг. – Опять красный. Люблю красный.
— Один. И какая тебе разница, какого он цвета? Ты слепая, — раздраженно вздохнул Ванатс. — Какая разница какой он на цвета. По вкусу все такое же дерьмо.
— Нет. Красный вкуснее всех, — усмехнулась староста, отправив вилку в рот. – И заткнись.
— Я ничего не... – тут же возмутился Каркат.
— Заткнись, я сказала. Я этот запах пота учую даже за километр. Они к нему направляются?
— Да, — выдавил из себя заместитель, наблюдая, как Эквиус горой нависает над Канкри.
Вриска подсела на край, белозубо улыбаясь, и только идиот не поймет, что сейчас случится.
Канкри пытается сначала отодвинуться, а потом сбежать из-за стола, но его грубо хватают за руку. Альбинос вертит головой по сторонам, кидая на окружающих затравленные взгляды, безмолвно умоляя спасти его.
Под оглушительный хохот лицо альбиноса макают в пюре.
— Кто получил у нас 96 из 100? – усмехается она. – Я ненавижу ботанов, ты же в курсе. Хуже тебя лишь тот инвалид-недоносок, который до сих пор имеет воображаемых друзей. Как думаешь, Эквиус?
— Низший класс должен быть низшим во всем, — пробасил он, сложив руки на груди. – Всегда.
— Мы из него выбьем всю его ершистость, не так ли? – тут оживляется Миина.
Терези толкнула его в бок, кривя губы. Но Каркат лишь покачал головой.
— Мне похрен, что они с ним сделают, — пожал плечами он, собирая тарелки на поднос.
— Каркат, наклонись, будь добр. И перестань уже прокручивать в голове эту глупую речь про лидера.
— Как ты уз…? ЕБАТЬ ТЫ ВООБЩЕ ВИДИШЬ, КУДА МАШЕШЬ СВОЕЙ ПАЛКОЙ?
— Определенно нет. Я же слепая, ты забыл?
-
На уроках Канкри сидел тихо, иногда осторожно трогая припухший глаз. Но, несмотря на жалобный вид, к нему никто так и не проявил сочувствия. Даже сам Каркат, изредка поворачивающий голову в его сторону.
— Если тебя интересует причина моего молчания, то моя могу привести тебе около десяти или больше причин на это. И я не слепой, я вижу, как ты крутишься во время уроков и куда смотришь, Каркат. Я не обижаюсь на тебя.
— Мне как-то похуй, — нахмурился заместитель старосты. – На тебя, на твои обиды и на твое молчание.
— У меня болит горло, если на то уж пошло. Их проделки меня не волнуют. Я в любом случае буду посещать эту школу, потому что она дает лучшие знания и требует максимум усилий. Я уже не говорю о том, что эти усилия вознаграждаются хорошим результатом и прекрасными рекомендациями.
Каркат поморщился.
— И я не боюсь тех хулиганов. Нисколько. И если тебя настолько интересует моя судьба, ты можешь пойти домой со мной. Ну или пойти ко мне. У меня есть увлекательная коллекция марок, начиная с тысяча восемьсот пятьдесят третьего года…
— Не интересуюсь, — перебил его Вантас. – Иди уже к себе домой, мне нужно журнал заполнять.
— А ты придурок, — наконец-то подала голос Терези, зайдя сразу после того, как Канкри вышел из класса.
— А ты не избавилась от привычки подслушивать, блять.
— Ты только что оправил его одного домой, — староста подошла к нему, нащупывая парты. – Мало того, может, там может быть хулиганы.
— Он сам сказал, что не боится их.
— А ты как думаешь? – пальцы старосты точно и больно ухватили Вантаса за щеку. – А ну. Скажи господи Старосте все, что тебе на уме.
— Я думаю, что мне насрать, боится он их или нет.
— А теперь слушай, Мистер Большая Задница, сейчас ты заберешь вещи и проследишь, чтобы он добрался домой.
— Я не собирайю…АЙ ТЫ АХРЕНЕЛА ТУПАЯ ССССССС!!
— Ссссс? Кто я, Каркат? – лицо Терези стало пугающим.
— Староста, — выдохнул Вантас.
— Правильно. И первое, что должна делать староста – это заботиться о других. Так что иди. И проследи. Понял?
-
— Держи его, — весело закричала Вриска, вжимая Канкри в стену гаража.
— Связывай-насилуй!
— Миина, будь осторожней с выражениями. Эквиус может и за команду принять.
— Ох, иди ты, Вриска, — весело прощебетала Миина через смех. – Может, у него деньги остались с обеда?
Каркат остановился у столба и выглянул. За хохотом можно было разобрать прерывистое громкое дыхание альбиноса. Надежда, которая теплилась в нем еще за обедом, успела угаснуть и смениться чуть ли не ужасом.
«У него приступ» — неожиданно понял Вантас. Но если приступ, то почему он просто не вынет этот долбанный ингалятор и не… Каркат сделал шаг, под ногой что-то звякнуло.
— Выбьем из него дерьмо?
— Что он так странно дышит?
— Наверное, потому что я выкинула его красную штучечку куда подальше? Так веселее. Он сразу становится таким тихим и беспомощным?
— Он может умереть, — неуверенно вмешался Эквиус.
— От астмы? Ты шутишь? От астмы разве умирают? Врис?
— Не знаю, — честно ответила она. – Можно проверить, думаю.
Подняв ингалятор, Каркат посмотрел на Канкри. Рваное дыхание альбиноса отдавалось в ушах Вантаса, подстегивая его.
Сейчас. Сейчас. Беги сейчас же и помоги ему.
Заместитель старосты помотал головой. Если пойдет, то его можно смело заносить в списки покойников. А если нет, то в соучастники.
В какой-то момент Каркат перестал думать. Его храбрости хватило лишь растолкать хулиганов, слишком удивленных его вмешательством, чтобы быстро отреагировать, и схватить Канкри за рукав.
— Давай, — дернул Вантас. – Сейчас.
-
Каркат прижал альбиноса к стене, приставляя к его рту ингалятор.
— Как он работает? Так?
Канкри из последних сил покачал головой, не в силах вымолвить ни слова. Перехватив свое спасение в собственные руки, он наконец-то вдохнул лекарство.
Вантас выглянул из-за спины. За ними не гнались. Да и куда они убегут от хулиганов, которые учатся с ними в одной школе? Рано или поздно они встретятся лицом к лицу. И не стоит себя утешать надеждами, что это будет не так.
— Ты как?
Какнри удивленно посмотрел на него, будто бы только сейчас очнувшись от долгого кошмара. После которого он еще долго будет ощущать себя не в своей тарелке.
— Если тебя интересует мое физическое состояние, — наконец-то хрипло вымолвил он, — то я намерен его оценить, как удовлетворительное, хотя я долгий промежуток времени не мог почти дышать. Это может привести к смерти, если ты не знал. И больше никогда не заставляй людей в приступе астмы преодолевать столь большое расстояние. Что касается моего психологического состояния, то оно будет куда хуже. Я благодарен тебе за оказанную помощь, но я могу перечислить более семи факторов, по которым ты не должен был приходить на помощь…
— Скажи просто спасибо, блять, — вспыхнул Каркат, нахмурившись. – Просто одно, блять, благодарное спасибо.
— Спасибо, — эхом отозвался альбинос. — Мы друзья?
— Не знаю, блять.
— Если мне не изменяет память, то ранее ты оценивал нашу дружбу, как нечто несуществующее, — нервно пожевал губу Канкри, поднимая на Карката красные глаза. – И не хотел бы ни за что меня спасать. У меня есть несколько теорий, почему ты поменял свое решение.
— Заткнись. Понимаешь? Просто заткнись. Да, давай будем друзьями. Будем ходить за ручку и, блять, иметь один большой розовый дневник на двоих, в которых будем писать наши, блять, дохрена гейские переживания и передавать друг другу, глупо, мать его, хихикая.
— Каркат.
— Это сарказм. Если не знаешь такого слова, то посмотри в словаре.
— Каркат.
— Что тебе еще надо, тупая задница?
— Еще раз спасибо.
— Пошел ты.
Каркат подул на ладони. Чертовы перчатки, скорее всего остались на парте. Да и хрен с ними.
— Если ты решишь мне показать свое долбанную коллекцию марок, то я могу прямо сейчас сказать, куда я тебе ее запихну. Понял?
четверг, 16 августа 2012
23:21
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 13 августа 2012
Название: Царевич на удачу.
Автор: king_marionette
Бета: Шел aka Лана, Талая
Пейринг: Иван-Царевич/Кощей Бессмертный, Серый Волк
Рейтинг: PG-13
Жанр: фентези, юмор
Дисклеймер: герои принадлежат народу
Слов в главе: 11309
Глава 1
Глава 2
1.
Каждый раз, когда Иван пытался обдумать свой поступок, он в мыслях возвращался в тот вечер. Сначала он списал неожиданный поцелуй на всплеск жалости, который до этого времени ни разу царского сына не посещал. Но он понимал, что если бы не отрезвляюще холодный тон Бессмертного, то он был бы тут же прижат к груди юноши и выслушал бы не одно заверение в том, что все будет хорошо. И тогда, возможно, Кощей не был бы к нему так холоден, и точно не надел бы прежнюю маску бесчувственного чурбана.
Теперь же царевич скрипел зубами каждый раз, вспоминая его сухой отказ. Да как можно было любить эту ведьму? Будь он на месте Кощея, без суда вздернул бы её на виселице. Смерть она или нет – в Нави бы и рассудили.
Да и не привык Иван к прямым отказам. Батенька редко отказывал любимому чаду. А если и приходилось, то делал это с улыбкой и дорогими подарками, и прежнее желание Вани сразу же меркло. Правда, Василиса отказывала Ивану, да только нужно ли обращать внимание на то, что девица говорит до замужества? У баб «нет» означает «да», а «да» - еще что-нибудь, из-за чего можно голову сломать. Но Василису можно не учитывать – она обещана ему с детства, и её мнением нечего интересоваться. И если бы царевич был на год старше, то она уже была бы его женой и носила дитя под сердцем.
Но теперь не Василиса занимала мысли Ивана – её образ был уже блеклым, будто с их последней встречи прошло больше года.
Но не мог он выкинуть из головы ощущение ледяных губ Кощея на коже и теплое дыхание. Его не одну ночь преследовал холодный взгляд разноцветных глаз, который сменялся картинами из рассказа. Царевич отчетливо видел Бессмертного в молодости – кудрявого черноволосого царя с отстраненным взглядом, направленным вдаль. Мудрого правителя, сказку о котором батюшка-Берендей заканчивал словами «Мне остается лишь мечтать стать тенью его и судить людей так же справедливо, не будучи супостатом для них».
Он бы удивился, узнав, что тот царь превратился в злодея, которого боится все Тридесятое царство.
2.
Зима резко наступила через три дня. Холод ударил среди ночи, и, царевич, ничуть не смутившись, разбудил Кощея, дремавшего на кушетке с книгой на животе, и обругал его на чем свет стоит. На крик Ивана тотчас явился сонный Волк, который, глянув на разозленного Бессмертного, закрыл своему товарищу рот.
Целый день от царевича не донеслось ни звука - он не решался сделать и шагу от нагретой кровати. Кощей же сделал вид, что не заметил, как в его кладовой стало на семь одеял меньше.
Наутро то ли Волк подсуетился, то ли у самого Бессмертного совесть неожиданно взыграла, но камины исправно топили. Непрошенная зима, к счастью для царского сына, осталась за стенами замка. Не настолько, чтобы Иван перестал жаловаться на холод, гоняя волка из одной комнаты в другую за шубой, валенка и вязаным шарфом, от которых сначала упрямо отказывался. Сейчас же он рассматривал их как бескорыстный дар от Бессмертного, предусмотрительного не спросив самого Кощея.
К середине дня Иван сидел в зале, капризно надувшись – хозяин замка все еще разговаривал с ним неохотно. Но когда Кощей увидел шелковый тюфяк, который царский сын нашел в одной из комнат, он не смог воздержаться от замечания, что некоторым царевичам пора перестать совать нос в чужие сокровищницы.
Посмотрев в окно замка, царевич отрешенно думал, что странен и непредсказуем лес кощеев для ума человеческого. Еще три дня назад в нем царила спокойная теплая осень, отяжелевшие от плодов ветки склонялись к земле – только руки протяни. А теперь скинувший листву лес был погружен в снег почти по верхушки деревьев.
Кощей однажды сказал, без интереса глядя на бурю, что снег ненастоящий, и что он не занесет замок. Однако Ване от этого теплее не становилось. Наоборот, один вид белой стены вокруг, вызывал у него дрожь.
Завернувшись в кощееву шубу, Иван высунул ногу, чтобы узнать температуру в комнаты, и тут же с шипением вернул её в тепло.
Царевич, шмыгнув носом, подумал, что, наверное, теплый воздух, мало того, что медленно нагревается, так еще обходит его стороной.
Во всяком случае, ни у Кощея, ни у Волка таких проблем не было. Волк еще в первый день обмолвился, что он закаленный и может хоть в снегу спать, а что касается Бессмертного – так он и совсем нежить. Таким что жара, что стужа – ни души, ни чувств.
- Нельзя было ночью затопить? – недовольно подал голос Ваня, глядя на хозяина замка со смертельной обидой. Кощей же не обращал на царского сына внимания, подбрасывая в камин дрова и изредка переворачивая их кочергой. Бессмертный неотрывно наблюдал за разгорающимся огнем, что медленно взбирался на бревна. Оскорбленный молчанием царевич громко засопел в меховой воротник и попробовал кинуть в Кощея подушкой. Но попытка оказалось неудачной – подушка лишь приземлилась на пол, и Иван съежился под грозным взглядом супостата.
- Сжалься. Здесь полы моют раз в год, - проворчал он, поднимая подушку двумя пальцами, чтобы её обратно. Но то ли с замыслом, то ли случайно, подушка полетела царевичу в голову.
- Ты бы мог велеть слугам затопить все камины в замке. А то не слишком ли большая честь для царевича – один камин да с хозяином? – все-таки поинтересовался Иван, скорчив недовольную рожу.
- Смотри не лопни от чести, - беззлобно огрызнулся Бессмертный. Его новый кафтан, обшитый золотом, был ему маловат в рукавах, но Кощей компенсировал сей недостаток красными кожаными перчатками, на которые Ваня смотрел с откровенной завистью. Даже для него, царского сына, такие не шили, ссылаясь на малый запас материала и стоимость окрашивания кожи. Другое дело, отсутствие короны на голове делало хозяина замка…более живым. Впрочем, возможно, за эти дни царский сын попросту привык к своему спасителю. Однако Иван мог поклясться – если б он встретил Кощея на улице, ни за что бы не поверил, что он не человек. Конечно слишком бледноват, молод для седых волос, и глаза разноцветные, но все-таки человек. Возможно, колдун – один из последователей Велесовой свиты, но не более того. Не враг Тридесятого царства не убийца молодцев и не похититель дев.
- Кощей, - снова подал голос царевич, улыбаясь в воротник своим мыслям.
- Да? – откликнулся Бессмертный, все так же глядя в огонь.
- А ты правда был царем? – Иван посмотрел ему в спину, осторожно привстав со своего места. – Правда?
- Нет, это сказка. Ты хотел сказку, и получил её, царевич.
- Понятно, - разочарованно протянул Ваня, поняв причину столь грубого ответа. Со сказкой на ночь ему рассказали множество деталей, о которых царевич знать не должен был. Царство, жена, Смерть и вечное проклятье, от которого страдает Кощей. Совсем не та история, которую сын царский слышал от матушек. Не такая интересная и захватывающая, как о Змее Горыныче или о Емеле, но затронувшая его сердце.
- Может, ты так из-за поцелуя? – усмехнулся Иван, еле слышно подступая к Бессмертному.
- Не много ли на себя берете? - поморщился Кощей, наконец, повернувшись к нему и без малейшего удивления обнаружив царевича близко от себя.
- То есть ты не хочешь меня поцеловать? – царский сын посмотрел на него снизу вверх, позабыв о холоде. Голубой глаз мужчины смотрел на него с печалью и тоской, тогда как желтый будто бы посмеивался. Иван, недолго думая, ладонью закрыл его левый лукавый глаз, приподнялся на цыпочки и коснулся холодных губ мужчины.
- Когда ты уже оставишь эту глупую затею, дитя неразумное, - утомленно проворчал ему в губы Кощей, осторожно касаясь черных кудрей Ивана. Он не стал вырываться, когда царский сын обхватил его шею и потянул голову вниз, жадно прижимаясь к нему в теплом поцелуе.
3.
За полуденной трапезой Кощей молчал, и, что удивило Ивана, ел, как обычный люд. Не вгрызался в мясо с голодом, размазывая по лицу жир, как говорили люди. Без интереса и любого другого выражения глядя в тарелку и не отвлекаясь ни на минуту от еды. К тому же на тарелках были явно не молодцы и не девицы. А если и были, то определить их было невозможно по одному-двум кусочкам мяса.
Он разрезал печеную картошку, грациозно отправляя её в рот и тщательно пережевывая. Только закончив с блюдом, он приказал подать следующее, и он был единственным, кто не удивлялся падающим из ниоткуда тарелкам с едой.
- Скатерть-самобранка? – с интересом поинтересовался царский сын, недоверчиво дотрагиваясь деревянной ложкой до обычной на вид окрошки. Сам вид у блюда был безобидным, однако то, что оно свалилось откуда-то сверху, вызывало в душе Вани подозрения и тревогу. Ну не на крыше же у них хранятся запасы.
- Нет. Скатерть-самобранку еще пятьдесят лет назад сгрызла моль. Сейчас стряпают и приносят еду слуги. Готовят они не так вкусно, но зато изнашиванию не подлежат.
- Слуги? – приоткрыл рот Иван, куда Волк сразу же впихнул ложку с окрошкой. Иначе заставить царевича распробовать блюдо невозможно.
- Царевичи должны знать, что такое слуги. Вот уж не подумал бы, что царская казна так обнищала, что не смогла покрыть хотя бы пару десятков слуг. Вспоминай сказку. Тот момент, где все его слуги превратились в ветер.
- Но ты же сказал, что это сказка.
- Я тоже слышал эту историю, - поделился Волк новостью. – Но кто поверит, что ты был царем, а что населен не чертями, а призраками, которые выполняют за тебя работы? Каждый злодей, как его послушаешь, несчастен и одинок, а его деяния придуманы болтливым народом. Поверишь такому, и уже через неделю похищены и огород осквернен такими проклятьями, что на нем даже сорняк не вырастет.
Бессмертный безразлично пожал плечами.
- У тебя должны были сохраниться портреты, Ваше Величество, - продолжил, уже ехидно улыбнувшись, Серый.
- Они были. И, как можешь заметить, хорошо сгорели, когда мой народ поджег замок, заподозрив подмену, - на этот раз Кощей не смог промолчать, указав рукой на выжженные полотна в золотых рамах.
Глаза Бессмертного грозно сверкнули, и Иван улыбнулся. Если сказка и была правдой, то хозяин замка свыкся со своей ролью злодея, но еще сохранил обиду на тех, кто пытался его изгнать огнем. Зная, что их давно уже нет в живых.
Еда и правда была вполне сносной, хоть разнообразием похвастаться не могла. Лук, укроп, яйца, огурцы, залитые кефиром. Ничего особенного, хотя так царский род не питался лет десять точно.
Однако такая пища нравилась неприхотливому Волку, который успел со счастливой физиономией еще с четверть часа назад осушить тарелку. Так же заметно опустели те тарелки, до которых он смог дотянуться.
Иван перевел взгляд на волка, который продолжал говорить с Кощеем. Его верный товарищ оказался на удивление красивым человеком. Смуглая кожа, косматые черные волосы, собранные в нечесаный хвост, и желтые глаза, могли выдать в нем жителя южных земель. И ведь Волк мог ходить в человеческом обличии – война между севером и югом была пятьсот лет назад, и, как ни странно, дикий юг оказался победителем, повергнув завоеванное царство в нищету на сто лет. Но, несмотря на непохожие культуры и разногласия в хозяйственных делах, и север, и юг живут в мире около трехсот лет. Что не мешает южанам называть северян крестьянским людом, а северянам южан - ворами и разбойниками.
Однако Иван сомневался, что его верного друга посмел бы кто так назвать. Кем-кем, а преступником он не выглядел.
«Да ему лет тридцать на вид. Возможно, чуть меньше», - подумал Ваня, подперев рукой голову. И перевел взгляд на Кощея, который был поглощен громким спором с Волком.
- Вкусно, - тут же подал голос царевич, переключая внимание Кощея на себя. Однако Бессмертный ограничился вежливым кивком, все так же прожигая Волка взглядом, полным ненависти.
- Я очень рад, - сухо отозвался он после недолгой заминки.
Ванька вздохнул, с недовольством посмотрев на тарелку, и отодвинул её от себя – аппетит все же пропал. Чувство голода его не посещало уже третий день.
- Что освободит замок от ирода, если не очищающий огонь – прародитель других стихий? – снова начал Серый.
Бессмертный промолчал, поджав губы и буравя спутника Ивана взглядом.
- Конечно, как я мог забыть. Они же решили, что ты не настоящий царь, а подмена. Жертва и сирота, - не унимался Волк.
Кощей вскочил, ударив по столу:
- Ты так и ждешь момента, чтобы напомнить мне про тот случай!
- Да разве случай это был? Случай - это когда от тебя не зависит, что происходит. Ты же сделал это осознанно, - сердито зарычал Волк, привставая. – Чуть ее не убил её.
- Чуть ли не убил? Да я спас её!
- Конечно, спас. Сразу после того, как по твоей вине все пошло крахом. Ты же так хотел ей набиться в женихи. Как не спасти?
- А тебе завидно, что ты до конца дней своих должен оставаться слугой, от которого она отказалась после замужества? Каково быть блохастой шавкой, которой управляет любой, у кого есть отметина на шее?
- Какая отметина? – не понял Иван, и тут же поймал на себе удивленный взгляд Кощея. Который тут же впился обратно в Серого. Но уже с новой эмоцией – безмолвным ликованием. Бессмертный открыл было рот, но Серый его опередил:
- Да заткнись ты! Не твое дело.
Царевич вжал голову в воротник, с опаской переводя взгляд с Кощея на Волка. Разговор начал его пугать.
- Неужели? Хочешь обвинить кого-то? Обвини себя. Кто её отпустил в Навь, когда я мог бы поддерживать в ней жизнь вечно?
- Чтобы она превратилась в такой же бездушный скелет, как ты?
Взгляд Ивана скользнул по стене. Обычная выжженная огнем каменная стена с золотыми рамами, в немногих сохранились портреты, ржавыми саблями с драгоценными ручками и знаком Хорса – ярко-красным кругом, означающим солнце.
- Зато она была бы жива, и не гнила в гробу, - уже громко заявил Бессмертный. - Она сама сделала выбор. И я уважаю его.
- Да ты… - и тут изо рта царского сына вырвался пронзительный крик, какой Иван еще ни разу не издавал. В одной из уцелевших картин он увидел на обезображенное лицо, чьи красные глаза смотрели на царевича с пугающим голодом. Широкий рот существа был огромным и полным острых кривых зубов. Портрет облизнулся сизым языком и протянуло к Ивану огромную когтистую лапу, с насмешкой маня к себе.
Ваня вздрогнул и поддался назад, не в силах отвести взгляда от наполненных кровью глаз. Стул покачнулся, и царевич, потеряв равновесие, упал на пол вместе со стулом.
Хозяин замка и Серый с удивлением посмотрели на него.
- Чудище. Черти, - залепетал он побелевшими губами. Волк, отпустившись на колени рядом со своим другом, заботливо дотронулся до лба юноши.
Бессмертный же окинул стену быстрым взглядом, но на ней уже не было ни чудищ, ни чертей, которых увидел царевич.
- Мда, - уже спокойно и тихой ненавистью процедил Кощей, запоздало дотрагиваясь до испачканного окрошкой наряд. – Какие чудища? Какие черти? Я еще недавно тебе объяснял, что в замке обитают мои слуги. И их бояться следует в последнюю очередь. В первую – меня.
- Там. Я видел в портрете черта. Он оскалился. Портрет оскалился, - бледными губами прошептал царевич, утыкаясь носом в плечо Волка. Серый обнял юношу, шумно выдохнув ему в ухо что-то успокаивающее.
- И так ты себя спас? На меня с саблей полез, а от чудища убегаешь, – Бессмертный недовольно посмотрел на Ивана, и тут же мужчина сжалился, замолкнув.
- Но… - начал было снова царский сын, поднимая на Кощея влажные глаза.
- И не смей кричать до тех пор, пока тебя не начнут убивать. Поверь, уж что-что, а твои видения безвредны. Здесь не обитает нежить, хотя бы потому, что для её существования нужна живая кровь. Здесь живых не водилось лет двести, кроме Варвары. А с Варварой нежить связываться не хочет.
Ивана вынесли из обеденного зала. Проследив за ним до самых дверей, Кощей постучал пальцем по лбу.
- Шавка облезлая и Иван-Дурак.
4.
Иван представлял себе Ягу другой. Сказки описывали её в качестве великанши, чудом вместившуюся в свою избушку на курьих ножках. Яга, которая предстала перед царевичем, была иных размеров. Невысокая стройная ведьма с рыжими волосами, струящихся по плечам, и очами цвета свежей зелени – таким описанием даже детей не напугаешь. Наоборот, если бы знали о её облике, к ней бы потянуло не только заблудившихся детей, но и лихих молодцев, плюнувших на нуждающихся в помощи царевен, и своих жен, если таковые имелись. Что и было правдивого в сказках, так это её крючковатый нос и спокойно зреющих мухомор с ядовито-красной шапочкой.
Едва переступив порог замка, Яга увлекла Ивана в объятья, с лукавой улыбкой целуя его в щеки румяные. Кот на её плече с тяжелой серьгой в ухе, которая тянуло ухо вниз, недовольно замяукал, пихая лапой лицо царевича.
- Мой красавец, царевич-душенька, жив остался все-таки, - пропела ведьма, целуя Ваню в лоб. – Жаль было бы, если б ты так рано приказал бы долго жить. Но ты не сердчай на Ягу. Яга сделала все, что было в её силах. Даже чуточку больше.
Она подмигнула Ивану и прижала к себе так, что у него перед глазами поплыли черные круги. Как ни странно, царского сына спас не кто иной как Кощей – его цепкая холодная рука ухватила Ивана за воротник и выдернула из стальных объятий ведьмы.
- Ишь ты, ревнивец какой нашелся. А сам принарядился. Прямо как петух, - замурлыкала женщина, нисколько не смущенная поступком старого друга, и Иван посмотрел на Кощея. И правда. На мужчине красовался новый черный наряд с пуговицами-изумрудами, плащ на этот раз с красной шелковой подкладкой, а на плечах сверкали нашивки с золотыми узорами и самоцветными камнями. И на этот раз голову Бессмертного украшала высокая тонкая корона с острыми зубцами, которая норовила вот-вот упасть.
- Нет. Надел последнее, что не успел испачкать он, - Кощей указал на Ивана.
- Я извинился, - запротестовал Иван и тут же надулся. – И вообще, ты сказал тогда, что я испортил твой последний наряд. А кафтан красный у тебя откуда был? Я уж молчу об этом.
- Они были церемониальными, - вздохнул Кощей. – Редкая одежда. На ней золота и камней хватит, чтобы обеспечить всю страну. И таскать такое на себе, когда всякое ворье поблизости шастает, я не намерен.
Иван стыдливо отвел взгляд, понимая, что для Бессмертного он также попадает под это определение.
- А что, девка давно не стирала, раз тебе приходится наряжаться? – хихикнула в кулак ведьма, весело сверкнув глазами.
- Делает это раз в полгода. Говорит, слишком тяжела работа. Ведь надо стирать так, чтобы камни не отлетели. А то она уже настирала – деревня, что вниз по ручью, на них построила себе новые купала и возвела высокую стену из дорогого белого камня. Небось скоро там будет уже город. А посреди него будет стоять статуя Перуна, а не моя, - произнес Кощей без удивления.
- Бабу тебе надо. Жену, то бишь. У неё хватит времени стирать твои наряды да не брезговать с тобой ласкаться, - промурлыкала Яга, и её хитрый взгляд впился в Ивана. – Но я вижу, что ты думаешь иначе. Так что, вы уже, голубки, осознали свои чувства и теперь бесстыдно предаетесь им?
- Что за вздор? – фыркнул Кощей, все еще держа красного как рак Ивана за ворот на всякий случай.
- Мы целовались. Два раза, - ляпнул Ванька, вызвав у ведьмы оглушительный смех. Да такой, что она за живот схватилась, а кот чуть не свалился с плеча на каменный пол. Испуганно выпучив зеленые глаза, он вцепился когтями в её руку и истошно замяукал.
- Ну, я рада, что у вас все настолько прекрасно, мои сладкие, - наконец-то успокоилась она, и теперь, пытаясь отдышаться, ведьма продолжила: - Я думала, что этому чурбану понадобятся столетия, чтобы сделать первый шаг. А здесь уже все настолько серьезно.
Рыкнув, Бессмертный отпустил ворот Ивана и со вздохом закатил глаза. Ягу он знал не первую сотню лет. И прекратит она свои шутки лишь тогда, когда на неё перестанут обращать внимания. Он-то это выдержит, а вот Иван, глядящий на его подругу с открытым интересом и долей восхищения, не даст бедной болтушке помолчать и пяти минут.
Иван повернул голову к Кощею, который переставлял книги на полках. И делал это сердито – каждое движение было резким, нарочно шумным и обиженными. Яга же смотрела ему в спину с неприятной улыбкой, беззвучно ликуя и жадно всматриваясь в его движения – будто бы каждая книга, переставленная на новое место с шумом, делала её немного счастливей.
- Он обиделся? – спросил царевич ведьму, удобно расположившуюся на обшитом шелком тюфяке и раскурившую старую трубку. Черный кот свернулся рядом клубочком и тихо мурлыкал, когда Яга гладила, иногда ласково дергая золотое кольцо в его ухе.
- Ну ты что, милый. Как он может обижаться? Особенно на такую прелесть, как ты, – рука женщины зарылась в смоляные локоны Ивана. – Вот я уйду, ты его поцелуешь, и он оттает.
- Он… Не хочет, чтобы я его целовал, - покраснел Иван, чувствуя себя последним дураком. – Ему не понравилось тогда.
Ведьма фыркнула и махнула рукой:
- Милок, врет он все. Если бы не понравилось хоть что-то, он давно бы тебя выставил за дверь или кинул бы в сугроб, чтобы умом окреп. Нынче они высокие, правда? Сказала бы, что с версту, так обману ненароком. Все равно до земли долго тебе падать.
- И он сказал, что любит все еще Марью, - совсем обиженно проворчал царский сын, смотря в пол. – А я ему не мил. Совсем.
- Если он любит Марью, то я супруга Хорса. Милок, ни одна любовь не продержится тысячи лет. Да и не было любви, скажу я тебе. Пусть его околдовала её красота и познания. Руку дала бы на отсечение, на тот момент даже корова, обученная грамоте, была бы Кощею милее принцессы. Потому что Адетт, при всей свой красоте, была недалекой… я бы даже сказала глуповатой девчонкой. Женить нашего начитанного и обученного всем на то время известным наукам Кощея на девушке, которая даже читала по слогам. Сказать тебе, наше Величество было рассержено и не могло найти себе места. Хуже стало лишь тогда, когда принцесса стала жаловаться на жуткие головные боли, когда он пытался ей рассказать что-нибудь интересное. Позже выяснилось, что она терпеть не может, когда говорят о чем-нибудь, кроме её красоты. Конечно, я не говорю, что Марья была настолько плоха, я смогла бы сказать, что она была люба Кощею. Но будет ли ему люба смерть, пожирающая его народ? А ведь именно она вела врагов к его границе. А куда добраться не могла, посылала Голод и Мор – её верных слуг. Она рассчитывала, что любовь царя будет настолько велика, что он с радостью простит ей смерть трети государства. Однако Кощей оказался куда эгоистичнее. Одна мысль, что она пошла против его народа, а значит и против него, разозлила его. Ты знаешь, что дальше. И ты видишь, Иванушка, что пусть он и царь, да не смог постоять даже за себя, не то, что о тех беднягах, что прислуживают ему сейчас. Кто они? Ветер, преследующий Бессмертного, как и его проклятье.
Яга с удовольствием посмотрела на лицо затаившего дыхание царевича. Ведьма улыбнулась – её талант рассказывать истории был её гордостью. Однако, обычно она с чувством поведывала каждому заблудившемуся путнику про Кощея, который убивал молодцев и сговаривался со Змеем Горынычем. После чего уж кормила байками про смерть кощееву, что находится с яйце, а яйцо в утке - утка в зайце - заяц в сундуке, а сам сундук покоится в цепях на высоком дубу, что стоит на обрыве еще с начала времен. Конечно, сказка была знатна, и не один молодец, вдохновившись, уходил избавлять родную страну от ирода иноземного. А ведь ни дуба, ни сундука не было, однако существовала смерть Кощея, что томилась в замке Марьи, скованная тысячью цепями. Как Марья спустит её – так не жить Кощею. Да что рассказывать про Зверя – вход в Навь открыт только для мертвых, которые уже забыли своего прошлого. Уж пусть лучше поищут выдуманный дуб с сундуком – хоть с мамкиной шеи слезут, авось в какой деревне повезет и жениться. А ежели уж загрызут волки в лесу, так тут не на Ягу следует валить вину, а на дурака неосторожного.
Да и Кощея пока не трогают – и на том спасибо.
Растянувшись в улыбке, Яга привлекла Ивана к себе за плечо и указала на серебряные волосы Кощея. Может, если былью порадует царевича, то перестанет тот быть бледнее самой смерти.
- Небось, заметил волосы его необыкновенные? – спросила она, ткнув локтем юношу в бок.
- А что с волосами? – не понял царевич.
- Не видишь? Серебром отдают как. Хотя - что отдают - серебро и есть.
- То есть?
- Так не свои они. Моя прабабка сама ему сотворила их за сундук золота. Древняя магия, не осталось уже её. Представь, потеряла зрение моя прабабка, выплавляя ему каждый волосок. На смертном одре рассказала, как Кощей впервые к ней заявился. Еще не известный никому. Обгоревший, бедняжка, весь в саже. И лысый, даже бровей нет, - хохотнула Яга, вытирая рукавом слезы смеха. – На нем не кафтан, а лохмотья. Да кто такому поверит, что у него золото есть? А она поверила. Наивная дурочка. Её не один мужик бросил, а с ним она не прогадала. Приняла.
- То есть, ты с Кощеем не одного возраста? – выгнул бровь Иван, искренне удивившись. Ему Кощей и Яга казались старыми друзьями, которые знали друг друга так давно, что и забыли, при каких обстоятельствах встретились.
– Сколько же он живет, получается?
- Малыш, если ты хочешь оскорбить, то нет вопроса хуже, - поворчала она. - Тысячу лет он живет. Или чуть больше. Я девочкой еще видела его замок. Не эту развалюху, а прежний замок, достойный царя. Почерневший, но зато с башнями и золотыми куполами. Красота, другого слова не найти. Жаль, что Кощей в те времена был не в себе. Бабушка рассказывала, что первые двести лет он с горя пытался на себя руки наложить. То так, то этак. Голову рубил, вешался, кидался с обрыва – если не разобьется, так потонет. А потом успокоился. И окончательно зачах.
Лицо Ивана погрустнело, и Яга рассердилась. Она тут быль ему излагает, даже не добавляя от себя, а он все не ценит. На Кощея смотрит, не моргая.
Но чужое внимание было ей милее золота и не давало ей замолчать.
- А однажды, - снова начала ведьма, вдохнув в себя сизый дым, и все еще наслаждаясь опьяняющим интересом молодца к своей скромной персоне, - представь себе. Девку загрыз, олух. После войны Перуна, Хорса, когда солнце померло на несколько дней и гремели грозы, впал в тоску. Бредил, что его Марья зовет. Чуть ли клок волос у меня не выдрал – порой как гневится, так спасайся просто. За десяток лет изменился так, что моя мать, которая с самого детства его знала, не угадала бы. И ушел из замка дедом беспризорным. Я редко встречала в те времена. Бродит себе, бормочет чего-то. А чего – поди черт разбери. Я, если честно, плюнула на это, милок. Молода я тогда была, с матерью жила. Она его любила больше меня. Как не зайдет к нам, она в парадное платье, будто праздник какой. И глазки строила, и бедрами хвасталась, мол ребенка она как легко может выносить и родить – а он знай себе в тарелку смотрит да брагой запивает кушанья, что к его приходу наготовили.
- Извините… Э-э, - Иван осторожно коснулся локтя Яги, с трудом подбирая слова. - Сударыня. Вы говорили об убийстве…
- Убийстве? Не совершала подобного. Он полез, я ударила. А кто бы не ударил. Ведь на кону честь деви… - Яга опомнилась, быстро замолкнув и залившись краской. – Ты про девку-то? Да она его встретила как старика, приютила. Жил он с ней несколько денечков, а там и загрыз. Нечистью вроде не стал. Мертвец мертвецом, да не нечисть. Видишь какие знаки на стенах? Хорса. Бога солнца. Ты же знаешь, малец, что…
- Богов нет там, где их нет? – закончи за неё Иван. И озадаченно посмотрел на Кощея.
- Дурень. Богов нет там, где им не поклоняются. Так что не бойся, он тебя не загрызет. В такие моменты прячется даже от меня. И выглядит нездоровым. А сейчас огого еще какой, - ведьма ударила его в бок. – Ты поспособствовал, голубок? Признавайся.
- Прекрати ты лезть к ребенку, - начал Кощей, и Яга утихла. Её глаза, изменившие свой свет на оттенок красного, словно угольки, хитро осматривали Ивана, будто бы искала, за что бы ущипнуть и где б что отхватить.
- Хотя укусить может, милый, - она звонко чмокнула Ивана в щеку. – Но поверь, будет больно лишь тогда, когда ты будешь сидеть.
Царевич икнул и покраснел, очевидно поняв, за какое место его могут укусить.
- А коль так, скажи бедной доброй подруге, где у Кощеюшки хранятся бочки стоят с брагой?
5.
Сколько бы ни ругался на Ивана Кощей, однако воевать с царским сыном ему хотелось, уступая во всем. Приходилось обеспечивать гостя не только едой, большую часть которой слуги унесли с ближайших огородов, но и водой для незамысловатых водных процедур. «Ванна» у Бессмертного была странная, не такая, к какой привык Иван. Его отец привозил из Заморья «ванну», и она имела совершенно иной вид – белое корыто, сделанное будто из странного камня. Её было сложно разогреть, а если уж и удаться, то потом пожалеешь – дно было словно раскаленным. У Кощея же ванна была похожа на низкую приплюснутую бочку, которая была больших размеров и два локтя в высоту. Отец же привез белое корыто, сделанное будто бы из камня – такое сложно разогреть, а если уж и сделаешь такое, то потом сильно пожалеешь – дно раскаливалось еще надолго.
Иван погрузился целиком и улыбнулся – у батюшки все бани да бани. Не в белокаменном корыте же сидеть.
И хотя вода едва заметно пенилась, царевич не выдержал – прикрылся ладонями. Пусть в замке были духи без тела, но отчего-то данный момент Ивана смущал. Отчего-то царский сын чувствовал на себе чей-то взгляд, но не мог понять, кто же смотрит. Да и не должно быть никого в помывочной.
Все-таки юноша он был взрослый, и давно привык мыться один. Сначала, конечно, из-за его мамушек и нянечек, которые закрывали глаза, когда мочалка опускалась ниже его груди. Молодые же служанки или кричали, роняя все, что держали на тот момент в руках, или же краснели так, что самому Ивану было неудобно. Мытье самого себя оказалось занятием не хлопотным – за волосы не тянули, не терли кожу так докрасна, и не отчитывали за то, что он снова упал с дерева и оцарапал колени.
Погрузившись в мысли, Иван не сразу понял, что в комнате что-то не так. Точнее, что появилось нечто новое, что он никогда не видел до этого момента.
Одинокий огонек с теплым сиянием коснулся воды около его колена и очертил небольшой круг, собирая пену. Сначала царевич дернулся, и вода, последовавшая за его движением, поглотила огонек, тут же выпуская из себя.
На мгновение стало тихо, и царский сын встревожено опустил ладонь в воду в попытке нашарить его. Его рука сжала шарик, и Ванька достал его из воды, с интересом рассматривая.
Огонек не потух, однако тревожно мигал. Он взлетел над ладонью Ивана, очертил круг, и царевич ощутил, как внутри лениво разливается тепло.
В один момент шар вспыхнул огнем, и царевич закрылся руками. По его телу прошла волна боли.
Не успев вскрикнуть, царский сын упал, чувствуя приглушенную боль в затылке.
Минуту спустя исчезла и она. Осталась лишь темнота.
- Иван, - Кощей выдернул юношу из воды. В горле утопленника-неудачника забулькала вода. Если уж царский сын решил утопиться из-за его слов недобрых, то хоть бы зверь закрыл на щеколду.
«Спасай, коль я тебе люб, и брось подыхать, если нет», - подумал хозяин замка. И ведь спасти Ивана – себе навредить. Отлежится, снова зарумянится и начнет снова ерунду какую-нибудь болтать, повиснув на его плече.
– Ты Иван-дурак или просто притворяешься? – озлобленно прошипел супостат тридесятого царства.
Во всяком случае, любой дурак бы утопился тихо. Если уж так хочет умереть, то пусть Бессмертный бумаги подпишет и сам выскажет это в лицо. Тогда Кощей сможет Елене в глаза смотреть после своей смерти. Когда она, конечно, состоится.
Царевич закашлял, хмурясь и противясь своему спасению.
Быстрым движением Кощей перекинул Ивана через край ванны, и царевича стошнило водой и остатками ужина.
- Прекрасно. Малыш, ты имеешь талант заставлять меня вытаскивать тебя с другого света, так еще и научился пачкать всю мою одежду. Ладно бы кафтаны, но эти штаны точно были последними. Что же ты остановился, - заворчал он, гладя его по волосам и вздыхая с заметным облегчением. - Продолжай. Им уже не станет лучше.
Иван тихо застонал и сплюнул на пол остатки. И снова упал в обморок, уже не ощущая, как его поднимают на руки и относят в спальню.
Сон отпустил Ивана к середине ночи, и он тихо застонал, чувствуя, как раскалывается голова. Ноги царевича были будто окутаны огнем, а правую руку как лед сковал.
Царский сын открыл глаза, чтобы оглядеться. Ноги его были завернуты в ком одеяла, из которого Ванька выпутался меньше, чем за минуту. Натянув одеяла по подбородок, царевич огляделся.
Рядом лежал спящий Кощей, который держал царевича за руку – отсюда и ощущение холода. Иван сын дотронулся до носа Бессмертного и поцеловал его в губы. Сейчас хозяин замка выглядел жалобно, и таким он царевичу был еще больше люб.
Горло царевича жгло, и царский сын поморщился – ощущение не из приятных. Однако, стоило ему коснуться еще влажных волос, как он тут же забыл о боли – Волку не один час придется его расчесывать, чтобы вычесать колтуны.
- Иван, - позвали тихо, и царевич встрепенулся – если Кощей рядом с ним, то звать его мог только Серый. Больше в замке никого не было. Если только Яга, но Иван подозревал, что ведьма не сможет даже встать после выпитой бочки браги.
- Иван, - позвали более настойчиво со стороны балкона.
- Волк, если надо – иди сюда сам, - проворчал царевич, не желая покидать нагретое место. И лег обратно, положив себе на бок холодную руку Бессмертного. – А если не надо, свали отсюда, морда блохастая.
Не получив ответ, Ванька улегся поудобнее и сжал руку Кощея покрепче.
6.
Яга рассержено зашипела и с неожиданной легкостью прижала Кощея к стене, по-звериному зарычав. Её зрачки сжались и вытянулись, напоминая кошачьи. Глядя ведьме в глаза, Бессмертный, с тоской вспомнил её прабабку, что любила превращаться в волчицу. Каждое полнолуние она бросалась в лес, к своей стае. Тогда он не был с ней знаком достаточно близко, чтобы заметить муки. Будучи ведьмой она с печалью смотрела в лес, и желание ощутить свободу оказалось выше заботы о семье. Сделав свой выбор, прабабка Яги осталась диким волком до конца своих дней. И как бы мать Яги ненавидела оборотничество, дар перешел по наследству.
К счастью матушки, внучка оказалась слишком домашней и превращаться в зверя не спешила.
- Ты чего, дуралей старый, творишь? – грозно сверкнула очами она. – Ты его сгубить вздумал? А коль вздумал, ты бы мне на уши лапшу бы не вешал. Я же почти поверила, что ты решил его…
- Вот как заговорила наша лицемерная. Брага на губах не обсохла, а она уже пустилась во все тяжкие, - в тон ответил Кощей, положив холодные руки на плечи. Тонкие, словно паучьи ножки, пальцы пробежались по вороту, и тут же ведьма почувствовала, как её тело сковал невыносимый холод. Кощей ушел в сторону от ведьмы, отряхнув свой наряд.
- Небось наулыбалась уже царевичу, закормила его сказками о моей доброте? Сама и расхлебывай, дорогуша. Это тебе не в печи заплутавших людей жарить.
Яга притворно всхлипнула, пытаясь разжалобить Бессмертного.
- Я ему эти сказки плела, чтобы потом не искать его по всему дворцу. Ты же знаешь, какие эти добрые молодцы проворные. Как спрячутся, так не поймать их потом.
- В сказках слишком преувеличивают ум и силу царевичей, ныне покойных, - отмахнулся Бессмертный и хмыкнул. – Ты этого царевича не видела. Он любому лютому волку в пасть голову засунет и еще попросить сжать зубы.
- Зубы-зубы, - заворчала Яга, чувствуя, как онемение в руках проходит. – Ты мне их, зубы то есть, не заговаривай, Кощеюшка. Знаю я тебя. Я как думала - ты вылечишь и выставишь, как порядочная нежить. Смысл тебе с живыми возиться, коль сам уже тыщу лет не дышишь?
- Я не могу его отпустить, - раздраженно прошипел Кощей, брезгливо стряхнув со своего плеча невидимую пылинку. – И все.
Между ними воцарилась тишина. Ведьма с недовольным видом принялась растирать закоченевшие руки.
- Бабушка моя покойная, так ты… правда на мальчиков переключился после Варвары? – нарушила молчание Яга с ложной тревогой в голове.
Кощей поморщился. Знает, куда давить, дурра. Ни разу еще не промахивалась.
- Дура, - в сердцах сплюнул Бессмертный. – Ты хоть знаешь, что в его царстве творится? Я все никак не могу придумать, как ему сказать, что его отец умер. Заодно новость о его среднем брате – новом царе Тридесятого царства, который как-то заставил старшего отказать от престола. Как только Ванька переступит порог терема, его тут же убьют. Повезет, если быстро. Я уж знаю, как могут травить несколько лет, как мою жену, утренним чаем, а после наблюдать, как младший брат покрывается язвами и перед тем, как испустить дух, мучается несколько неделю в бреду.
Кощей с болью вспомнил свою жену, покрытую язвами и бессильную. Её лицо выражает надежду на чудесное выздоровление, которому не суждено случиться. Адетт до самой смерти прижимала к груди свое дитя. Его первенца, которого похоронят вместе с ней, бережно укутав в белое полотно.
Бессмертный с печальным вздохом попытался отогнать от себя невеселые мысли. Яга же смотрела на своего старого друга и все никак не могла понять, где же у Кощея эти прекрасные чувства прятались, когда он своих жен губил или же превращал их в скелеты, обтянутых кожей. И что же в Ваньке такого, что мешает Кощею выставить его за дверь.
- Тогда почему он еще не знает об этом, хочешь спросить ты. Я не пошлю его на смерть. И Волк тоже. Мы оба знаем, чем все это закончится.
- Неужели шкура так была важна для него? – предположила ведьма, затаив дыхание. – Неужто набита чем-то?
- Шкура? Шутишь что ли? Ты его же видела. Нет такого человека или зверя, что сравнится с ним. Его шкура – символ, не более того. Не одно десятилетие твержу это Волку, а он даже слушать не желает.
- Тебя-то лишь дурак захочет послушать. До смерти уговоришь, - хмыкнула Яга. – Но Кощей. Я попрошу тебя лишь об одном, раз ты взял на себя заботу о мальчике. Береги его. И не высасывай из него силы, как делал это со своими супружницами. Они были жадными дурехами, не поспоришь, но мальчик уже настрадался. Пока он не оправится, дай ему пожелать несколько часов. Завтра будет уже на ногах. И пусть больше не спит в воде.
Яга отступила, разминая руки.
- И не вытворяй с ним никакого разврата. Не тряси стариной - отвалится. А если не отвалится – отрежу, - фыркнула она.
Выйдя из комнаты, Яга усмехнулась и взяла за шкирку кота, только-только задремавшего. Сверкнув недовольными глазами, Федор вырвался и грациозно спрыгнул на пол.
Яга покачала головой – и слепому было видно, как мешает коту сережка в ухе. Большая она для него, а снимать ни в какую не дает – фырчит, когти выпускает, так и норовит прыгнуть и разодрать лицо. Хулиган, одним словом. К столу не подпускай – обожрет весь дом и будет требовать добавки – и с собой не укладывай, еще проснешься на полу.
И теперь возмущенный кот возмущенно водил хвостом по полу, демонстрируя глубину своего возмущения, которое Яга не замечала.
- Федя, сторожи, - погрозила она ему. – Чую я неладное. Если что – ты знаешь, как разводить котел.
Кот фыркнул, но по выражению морды было видно, что он все понял. Яге показалось, что кот ей кивнул, но эту мысль она прогнала.
И так много дел, еще думай об очеловечивании. Сам очеловечится, когда придет время.
А если не придет, то не судьба.
Человек из Федьки так себе, зато кот отменный.
7.
Варвара впервые появилась в замке еще пять лет назад. Возникла неожиданно даже для Кощея, который сам похитил ее на одном из праздников летнего солнцестояния. Совершенно случайно, можно сказать, просто под руку подвернулась.
В первый же день оставил не только дверь в комнате незапертой, так отворил главную парадную, авось не дура – жить захочет и выберется. Каково же было его удивление, когда пришедшая в себя после пережитого страха девица встретилась хозяина замка. Из напуганной крестьянской дочери, что не могла даже слова вымолвить, она за какие-то полдня превратилась чуть ли не в барыню. Оценив взглядом интерьер, Варвара перевела взгляд на ошарашенного Кощея и повела плечиком:
- Мрачновато тут у тебя. Но раз я буду здесь жить, то придется все изменить.
Перемен Бессмертный не любил, как и его замок. Величественные шторы, изрядно поеденные молью, сменились розовым шелком, неаккуратно накинутым на карниз. Повсюду появились горшки с цветами, содержимое которых тут же усыхало, если рядом был Кощей. Да и безвкусные ковры, которых хозяин замка не переносил, были неаккуратно раскиданы по холлу.
Варвара была никакой хозяюшкой, гордой и любящей только блеск золота и пошлую роскошь. Слуг кощеевых она называла нечистой силой и исправно плевала через плечо, едва почуяв их. С Бессмертным она встречалась по необходимости и нежно звала его «мрачным мужем». Однако о свадьбе с Варварой Кощей даже думаться побаивался.
Причин, чтобы выпроводить «невесту» из замку, было предостаточно, Сделав это, Кощей с облегчением выдохнул.
В свои восемнадцать лет Варвара осталась последней девицей в деревне и мужа себе не искала. Родители не раз пытались свести свое чадо с добрым молодцем, но в ответ дочь лишь злилась и топала сапожками.
Кроме золота любила Варвара лишь внимание к себе-любимой. Да и как не обращать на неё, красавицу, внимание. Вон она какая красивая и румяная – загляденье просто.
Раньше все стеснялась взгляд поднять и о себе напоминать, слушалась мать и сестер, и не было у неё мечты сильнее, чем оказаться замужем.
Однако с тех пор, как Кощеё её похитил – переменилась. Вот Кощею, чьими женами были царевны да принцессы заморские, оказалась люба, а другим нет? Уж если её красоту сам мертвый царь оценил, так каждый должен ею восхищаться и в ноги ей падать.
И когда вернулась Варвара к себе домой, родня на радостях закатили пир горой. Потом же жалели, ибо уже через неделю гадали, какими богатствами уговорить Кощея взять обратно сие чудо. Все-то ей не нравилось: перина была жесткой, еда невкусной, а рукоделие она вовсе называла черным трудом, что уж говорить о работе по дому. После жизни в хоромах не люб ей стал двор. Да и к Кощею не вернуться: он в путь ей одну десятую своей казны отмерил. Пятерых лошадей пришлось запрячь, чтобы увезти на телегах такое добро – лишь бы ушла и не возвращалась.
Но кощщева добра оказалось мало Варваре – половина ушла на одни папашины долги, а вторая - на нужды семьи. Поэтому красна девица грезила лишь об одном – вернуться в замок и снова зажить припеваючи. Если возьмет её Кощей обратно , она в таком случае его аж целовать будет – бедной Варваре с жесткой перины уже и Бессмертный был люб и приятен.
Правда, вернуться к супостату Тридесятого царства ей удалось только через два года и не так, как ей хотелось – Кощей был не особо рад. По крайней мере, так показалось Варваре, когда перед её носом захлопнулась дубовая парадная дверь. Но через несколько дней осады замка в лице одной боевой девушки, выкрикивающей не слишком нежные слова в адрес мертвого царя, Бессмертный решил, что ему легче потерпеть сто лет, нежели мучиться сейчас.
Взяли Варвару работать служанку и сказали появляться для уборки раз в неделю. Платили ей по десять золотых, чего ей хватало оставшиеся шесть дней в неделе жить, как знатной барыне.
В коридоре гнусаво мяукнул черный кот, потягиваясь и сытно облизываясь. Федька выпустил когти и царапнул камень. Девица тут же очертила круг – она могла поклясться, что из-под когтей кота вырвалось несколько искр.
- Брысь, блохастый, - прикрикнула на него Варвара, топнув ногой.
Однако нисколько не напуганный «блохастый» лишь посмотрел на неё наглыми глазами. В ухе кота красовалась золотая серьга – слишком большая, чтобы не заметить, слишком тяжелая, из-за чего ухо прижималось к голове.
- Я кому сказала! Сейчас сапогом в тебя запущу, - пригрозила девушка. На что кот зевнул и нехотя, будто бы делая ей одолжение, плавно скользнул во двор.
Варвара поплевала через плечо и выругалась. Шастает тут сила нечистая.
На этот раз Варвара решила прийти в середине недели, чтобы успеть к праздникам собраться и успеть свой дом привести в порядок, и уж чего-чего, а встретить царевича девица красная точно не думала.
Девушка потерла кулаками глаза и снова уставилась на Ивана. Да нет, вот царевич. Царевич, всем царевичам царевич. Не кот же наколдовал ей сие сладкое видение. Стоит в профиль, как на монете копеечной – не отличишь. Бледный немного, уставший, закутанный в шарф, на правом плече шуба из куницы, на левом плед такой же, как у Кощея на постели лежит. Осматривается – явно заблудился.
Сам Иван девушку заметил не сразу. Сначала подумал, что показалось – откуда в замке живая душа? А как вцепилась ему девица в руку длинными и наточенными когтями, так сразу поверил в её существование. А заодно и Варвара поняла, что перед ней далеко не мираж.
Мысленно прописавшись в палаты царские, Варвара испустила мурлыкающий вздох и ослабила хватку. Царский сын удивиться не успел, как его оттащили в сторонку и уже успели расцеловать в обе щеки.
- Да будет здравие твое вечно, царенька, - промурлыкала она, упираясь грудью ему в локоть. – Что ж вы бледны? Мало ели? Или плохо спали? Али по девушке, небось, соскучились с супостатом поганым? Неужто похитил вас и держит в неволе сам мертвый царь? А чего просит взамен – золота, серебра али камней драгоценных? Или же сами пошли, чтобы сразиться с ним, но в бою были сильно ранены?
Иван поморгал, пытаясь осмыслить речь. Забросив это дело посередине, царский сын недовольно нахмурился.
- Что ты его супостатом поганым зовешь? – проворчал он, вырывая руку из хватки Варвары.
Однако девушка удержала его. Широко и сладко улыбнувшись, она поправилась:
- Кощеюшка, да. Прости меня, царенька.
- Да не царь я, - запоздало вспылил Ванька, все еще смутно понимая, что от него нужно девице. Не впечатляла его ни грудь её пышная, ни в особенности лицо, которое застывало, как безобразная маска, когда она говорила, ни её заискивающая улыбочка, которая не царевицу не нравилась. У сына царского её застывшее лицо вызывало лишь страх и сочувствие за её же семью, который приходится с Варварой ладить.
- Да важно ли это? Батюшка дух все равно испустит, - сказала безмятежно, будто пожелала доброго здоровья. - И будете вы царем. Не так ли, милейший царенька?
- Не так, - холодно отрезал царевич. - Я младший. У меня еще двое братьев. В случае смерти отца я буду третьим, кто может сесть на трон.
- Так вы же позаботитесь о них, - произнесла она, прижавшись к его плечу нарумяненной щекой.
И у Ивана пробежали по спине мурашки.
«Они уже позаботились обо мне», - подумал он мрачно, прикидывая, как далеко у него запрятана сабля.
8.
В замке стало темно уже после двух часов от полудня. Кощей поджал губы: с каждой зимой у него возникало чувство вместе с уходом солнца за снежную стену, в замке все умирает – даже назойливые крысы в подвале пищат потише. Заодно Бессмертного меньше клонит в сон.
Сейчас же все было не так: заходит солнце или нет, в замке отчетливо был слышен радостный голос Ивана, его громкое дыхание и заливистый смех.
И не отличался он от других его жен – капризный, недостаточно умный, порой заносчивый, корыстный и в то же время трогательно наивный. Прекрасная цель для убийства.
Но не убьешь – жалко.
Ведь сам не понял, зачем прибежал, когда стук сердца царевича стал еле различим. Более того, перепугался так, как никогда до этого.
- И в страшном сне бы не приснилось, что сам великий Серый Волк будет прислуживать немеченному мальчонке, - рассмеялся он невесело, и Волк за его спиной недовольно рыкнул. – И сколько же было в тебе гордости два десятка лет назад. Всегда знал, что доживу до этого дня.
- Ты доживешь до любого дня, - произнес Серый, подсаживаясь к нему. – На то ты и Бессмертный.
Супостат Тридесятого царства белозубо улыбнулся.
- Он её сын, сам знаешь.
- Конечно, лицом он пошел в Елену. К счастью. Берендей был на редкость уродлив, - поморщился все-таки хозяин замка, вспомнив былые времена. Гордого мальчишку, направившего на него свою саблю, которой даже кусок хлеба не отрезать. Не сумев отрубить ногу, мальчишка впился в неё зубами, крича, что не даст свою двоюродную сестру в обиду.
- По тебе все уродливы, кроме себя-любимого, - не смог сдержаться Волк, закинув ноги на стол, и тут же Кощей скинул их на пол, поморщившись. Красные сапоги Серого глухо стукнули каблуками о каменный пол.
- А для тебя все люди уродливы, если ты помнишь.
- Не помню. Я врал, чтобы она мне не подыскивала невесту.
- Так вот с чего она тогда интересовалась здешними животными, узнав, что у меня есть свой лес.
Волк рассмеялся в голос.
- С волчицами было веселее. Они симпатичней женских особей. Всегда уважал дикую красоту.
Воцарилось молчание. Кощей напряженно смотрел на Волка разноцветными глазами, а сам Серый глядел в окно на высокую снежную стену. Каждый думал о своем, однако когда Волк встретил взгляд мертвого царя и тут же понял, о чем он хотел спросить.
- Кровь сама выдала его, когда Иван открыл глаза во второй раз. Сначала не поверил. Манеры, - поморщился Бессмертный, вспомнив царевича на яблоне. – И он скорее похож на её двоюродного брата.
– Того, что повесили после новых царских войн? Неужели ты вспомнил о том малыше, который полез в полуразрушенный замок за своей игрушкой? Но ты знаешь этот неписанный закон – если новая династия пришла, то старую нужно уничтожить.
- Приятно видеть, что ты сомневаешься в моей памяти. Мне его жаль. Не более, - начал Кощей, надменно фыркнув.
- И это человек, которому он так доверял. И за чьей игрушкой полез.
- Я не человек – это раз. Два – ему было меньше десяти лет, - поправил его Бессмертный, фыркнув. – Непослушный ребенок, который попал в беду. Не смей меня обвинять в его смерти.
- Ты мог бы спасти его.
- Заткнись уже, - лицо Бессмертного ожесточилось. – Я же молчу о том, как ты мог спасти Ивана. Ты просто стоял и смотрел, как каменное изваяние, дав сыну своей возлюбленной умереть от рук его завистливых братьев
- Я дал обещание Елене, что не трону отпрысков Берендея в любом случае. Даже ей не пришло бы на ум, что зажравшиеся сыны её мужа решат прирезать Ивана втихаря, - отозвался Волк, облокотившись о подоконник и задрав голову, чтобы увидеть хотя бы кусок звездного неба. На мгновение ему захотелось взмыть к небесам и улететь от Ивана и Кощея в Навь, к Елене. Но он чувствовал, как жжет изнутри клытва быть с Иваном.
- А все твой длинный язык. Елена, я твой верный пес, приказывай! Я все исполню в мгновение ока, - передразнил его Бессмертный, скрестив руки на груди.
- Сказал человек, давший обещание не вредить ребенку Елены ни при каких обстоятельствах. Видел бы ты свое лицо, когда его сабля порешила тебя, а ты не мог руки поднять.
- Напоминаю, что я не человек, - злобно уже повтори Кощей. - А ты уж обрадовался.
- Не спорю. Я был бы вдвойне рад, если бы ты умер. Только смерти не искупит и половины твоей вины.
- Она не столь велика. Я был пешкой, - практически зарычал Кощей. – И ты тоже был лишь пешкой. И мы оба не знали, что нужно сделать, чтобы предотвратить беду.
- Но не я виноват в том, что Елену прокляли.
- Ты сам говорил, что это был её выбор. Она приняла его и отдала жизнь за ребенка, когда могла взять жизнь ребенка за свою, - снова поморщился Бессмертный. – И не ври, что смог бы любить детоубийцу. Мы оба не смогли.
- Оба не смогли, - эхом повторил Волк и печально улыбнулся. – Зато больше всех обещали. А как по делу, так…
- Так мы и поделать ничего не смогли. Сплошные потери. Я потерял глаз, а ты потерял свое самолюбие. Хотя, тебе ничего бы не светило. Никакой девушке не захочется замуж за блохастую шавку.
- Или получить в мужья ходячего мертвяка, что должен в прах рассыпаться, а не женские сердца покорять.
- Справедливо.
Кощей с Волком рассмеялись и обнялись через стол, дружественно похлопав друг друга по плечам.
- Я бы тебе за Елену шею-то свернул, - белозубо улыбнулся Кощей.
- А я тебе бы голову откусил.
- Куда лучше быть безголовым, чем блохастым.
- Лучше быть блохастым, чем быть пределом мечтаний Ивана.
- Ревнуешь, блохастый? – весело отозвался Бессмертный.
- Чего ревновать. Я его внизу видел с бойкой девицей весьма легкого поведения. Уведет у тебя мальчика, глазом не моргнешь.
- Легкого поведения? Варвару? Не думаю. Её в родной деревне-то никто в жены не взял, куда царевичу. Он скорее в Навь вернется, чем на такой женится.
- Все-таки слышу ревность, - сузил глаза Волк. – Я понимаю, что ты любил Елену. Но имей совесть, это же её сын.
- Ну не надо с больной головы на здоровую. Это ребенок. Человек. Как и Варвару, мне ждать не больше ста лет, - пожал плечами Кощей. - Но не придется. Дети быстро забывают то, что им нравится. Он не исключение.
Волк невесело усмехнулся.
- Ну смотри, Бессмертный.
- Было бы на что. Он же не девица – глядеть не на что, - отмахнулся Кощей, закрывая тему. И подумал, что пора бы расставить все по местам в Ваниной голове.
9.
Избавиться от Варвары оказалось непросто – девушка явно и не собиралась его отпускать. Вцепившись в него, Варвара трещала о том, как ей плохо живется, рассказывала о времени, что провела с Кощеем, и жаловалась на супостата так слезно, что любой бы другой обязательно поверил. Но Ваня сам видел, какой Бессмертный на самом деле, и не поверил ни единому её слову.
Девушка раздражала и вызывала желание запереть в любой подвернувшейся комнате.
Как ни странно, спас царевича от Варвары кот. Черный, упитанный, с золотой серьгой в ухе. Федор, спрыгнув откуда-то сверху, вцепилось в девушку когтями. Девица пронзительно взвизгнула.
- Спасибо, Федька! - весело крикнул Ваня, едва не крикнув вслед: «Раздери ей все лицо, пусть знает, как царевичам докучать». Понимая, что кот надолго не отвлечет Варвару, Иван бросила наутек.
Отбежав от Варвары куда подальше, Иван перевел дыхание и огляделся. Замок Кощеев был неказист снаружи и огромен и величественен внутри. Царевича сильно удивлял столь необычный контраст между обликом и содержимым. И в этой части дома кощеева он точно впервые – он бы ее запомнил, особенно пугающие знаки на стенах. С гербов на него смотрел черный свирепый волк с налитыми кровью глазами и открытой пастью. Позади герба виднелась картина с чудовищем, которое Иван видел за обедом, однако на сей раз оно оставалось неподвижным.
- Привет, - раздалось полурычание из-за спины, и Иван сдавленно пискнул, обернувшись. Перед ним стоял юноша чуть младше его.
- Я тебя испугал? – поинтересовался он, улыбнувшись. – Извини, если да.
Тень от лучины криво падала на лицо незнакомца, делала его жутким и пугающим. Юноша пригладил торчащие белоснежные волосы и вопросительно посмотрел на царевича.
Иван обиженно поджал губы – образ юноши пугал его, но сам Кощей говорил, что в его замке нежить не водится. Так же он не сказал, что в его замке бывают живые люди. Да кто же добровольно пойдет в логово кощеево работать?
- Я Святослав, - представился он, нимало не смущенный молчанием со стороны Ивана. – Я иногда помогаю Варваре.
- А разве Варвара здесь работает не одна? – недоверчиво приподнял брови царевич, и его собеседник снова улыбнулся.
- Неужели ты думаешь, что Кощей доверил бы ей всю работу? Ей скажи постирать - она постирает. А камушек драгоценный срежет. Деревенские бабы же на редкость жадные и наглые, ты знал?
- Да, наверное, – согласился Ваня, не зная, доверять его новому знакомому или нет. Однако столь логичное заявление подуспокоило его.
Святослав продолжал:
- Тебе, наверное, надо наверх, но чтобы Варвара не нашла? Она же давно хотела быть царицей. Сама читает по слогам, но в царицы так и просится. Но как хочешь…
Юноша отвернулся и исчез в темени коридора.
Иван замялся. Ему не хотелось попадаться Варваре на глаза – второй раз она его так просто не отпустит. Но было в новом знакомце что-то настораживающее.
- Ива-а-ан. Царенька, - закричали сверху, и Иван кинулся вслед за Святославом.
10.
- Я был в родных краях, пока Иван спал, - вздохнул Волк, скучающе опрокинув в себя кружку медовухи. – Царь-Федор объявил, что Иван пал жертвой темных сил. И назначил награду за голову демона, который убил его брата. Конечно, обмолвился еще, что хитрый бес может объявиться в его облике.
- А царь-Федор, видимо, хорошо знаком с демонологией? – фыркнул в кружку уже повеселевший Кощей.
- Не думаю, что он видел хоть одного, но мысль неплохая. Когда я служил королю Осмордию, который правил в стране, никто не смел клеветать на родную кровь. Правда, братья его были на редкость отвратительными. К счастью, их всех повесили, когда Осмордий забыл их спасти во время замка.
- Так благородный Волк и у тиранов служил? Небось, еще посылали тебя загрызть короля врагов? Или же ты надвигался на войско слабое грозным облаком, сотрясая землю громом?
- Брось. В те времена люди были не такие смышленые. Даже не знали, как со мной обращаться так, чтобы с моей помощью найти свое счастье.
- А ты, в свою очередь, не спешил подсказывать, - развел руками в стороны Бессмертный и пригубил из кубка.
- Но-но, не налегай. Ты всегда умел надирался слишком быстро, - доброжелательно похлопал его по плечу волк.
- Я всегда могу протрезветь…ик. Когда захочу. Магия… ик… кровь. Как там…
- Очищает, - подсказал ему Серый.
- Во-во. Очищает кровь. Надо только пожелать и щелкнуть пальцами. Но.. ик… Обычно я надираюсь так, что щелкнуть пальцами сложнее, чем переспорить Горыныча.
- Ну ты сравнил себя с Горынычем. У него три головы, а у тебя одна – да и та дурная.
- Сам ты дурной, - протянул Бессмертный, глянув на волка. От выпитого у Кощея подобрел и лукавый желтый глаз, теперь выражающий доброжелательный и умеренный интерес. Голубой же был расслабленно полузакрыт.
Кощей постучал по столу длинными, словно паучьи лапки, пальцами и изрек:
- Но снова к Ивану. Одобряю решение его брата. Не смотри на меня так. Это и смех, и грех, как говорится. Готов убить брата в людном месте, и, поверь, твой Ванька наглядится на чернь, которая неделю назад лобызала ноги, а теперь готова порвать. В летописях Федора прославят, как мудрого и самоотверженного царя, который пожертвовал любимым братом, но спас его душу от демона. Сколько трагедии. Потомки будут в восторге, - аж вдохновился Бессмертный, оживленно жестикулируя.
Серый хохотнул, отталкивая его лицо от себя.
- Он же бросится домой, когда узнает. Обязательно бросится.
- Когда будешь рассказывать это Ивану, заодно добавь, что он так же единственный потомок Династии Меченых и его долг - спасти страну Елены.
- Так ему и поверили. Пришел Иванушка-дурак и сказал, что он потомок Династии. А почему нет метки? А он в ответ – извините, не получилось. От мамы как-то не досталась. Да и магических сил тоже.
- Заодно и ума, - добавил Бессмертный. – Ты служишь обыкновенному человеку, ну не позор ли? У мальчишки ума ни на зернышко, а ему за ним бегает Серый Волк.
- А живот он привольно под крылом Кощея Бессмертного, - добавил Серый ему в тон.
- Ну и мерзость, - скривился Кощей. – Как и твоя побитая молью шкура.
- Эта шкура – самое ценное, что у меня есть. Лишь с ней я превращаюсь в волка.
- Дурак ты, - обиженно проворчал Кощей. – Сколько раз повторят? Она символ, силу которого ты преувеличиваешь. Ты так же не нуждаешься в еде и сне с ней, как без её. И в волка легко превратишься, если придется.
Серый закатил глаза. Этот спор шел не одно столетие – с первой их встречи, когда Волк был божеством южного племени.
- Нет. Закроем тему.
Кощей пожал плечами, как бы говоря, что ему до этого дела нет.
- Как пожелаешь.
Кот проник в комнату, тут же оповестив о себе противным скрипучим и жалобным мяуканьем. Он скользнул под стол и потерся о ногу Кощея, напрашиваясь на ласку. Золотая серьга в ухе мерцала.
- Кот Яги тут что делает? – пробормотал Кощей, рассеянно погладив его. – Потерялся, что ли? Без тебя уехала? Бросила? Или сам удрал?
- Мяу, - ответил кот, забравшись к нему на колени, и прыгнул на стол. Федор обнюхал питье кощея, он проворно опустил лапу в кубок Волка, слизнул с неё и окунул туда уже свой нос.
- Что за бесовское создание. Весь в хозяйку, - фыркнул Кощей, стряхивая с колен черную кошачью шерсть.
Кот приглушенно мяукнул, все еще не поднимая морды.
- Ты лучше посмотри, что это на него прилипло, - Волк прошелся рукой по черному бочку кота, и осторожно выпутал клок зеленой ткани. – Пахнет мертвяком.
- Нежить? – недоверчиво выгнул бровь Кощей.
- Именно. Кикимора, если точнее.
- Кикиморы питаются живой плотью. А в этом замке уж года три как человек появляется в лучшем случае – раз в неделю. И, по-моему, Варвару нечисть побаивается.
- Она могла преследовать кота. На людей кикиморы редко охотятся – слишком много мяса пропадает за раз.
- Федька прилетел сюда в ступе, - напомнил ему Бессмертный. – И какая? Кикимора ради кота пробуравит дыру в снежной стене?
- Она могла проникнуть сюда до того, как замок занесло снегом, а теперь ищет пищу.
- Но кикимора прячется лишь там, где сыро.
- Ты еще скажи, что в твоем подвале не целое мертвое болото.
- На то оно и мертвое, что даже нежити нет.
Волк и Кощей успокоились. Не может же Иван быть до того неразумным, что пойдет в подвалы незнакомого замка. Или в болото зайдет.
- Я его не слышу, - прошептал Волк, прислушиваясь к тишине замка.
- Царенька, - донесся до них вой Варвары.
Бросившись к выходу, Серый услышал торопливый щелчок за его спиной, и мигом протрезвевший Кощей поравнялся с ним.
Волк усмехнулся – не шутил мертвый царь. И правда умеет кровь очищать.
Автор: king_marionette
Бета: Шел aka Лана, Талая
Пейринг: Иван-Царевич/Кощей Бессмертный, Серый Волк
Рейтинг: PG-13
Жанр: фентези, юмор
Дисклеймер: герои принадлежат народу
Слов в главе: 11309
Глава 1
Глава 2
1.
Каждый раз, когда Иван пытался обдумать свой поступок, он в мыслях возвращался в тот вечер. Сначала он списал неожиданный поцелуй на всплеск жалости, который до этого времени ни разу царского сына не посещал. Но он понимал, что если бы не отрезвляюще холодный тон Бессмертного, то он был бы тут же прижат к груди юноши и выслушал бы не одно заверение в том, что все будет хорошо. И тогда, возможно, Кощей не был бы к нему так холоден, и точно не надел бы прежнюю маску бесчувственного чурбана.
Теперь же царевич скрипел зубами каждый раз, вспоминая его сухой отказ. Да как можно было любить эту ведьму? Будь он на месте Кощея, без суда вздернул бы её на виселице. Смерть она или нет – в Нави бы и рассудили.
Да и не привык Иван к прямым отказам. Батенька редко отказывал любимому чаду. А если и приходилось, то делал это с улыбкой и дорогими подарками, и прежнее желание Вани сразу же меркло. Правда, Василиса отказывала Ивану, да только нужно ли обращать внимание на то, что девица говорит до замужества? У баб «нет» означает «да», а «да» - еще что-нибудь, из-за чего можно голову сломать. Но Василису можно не учитывать – она обещана ему с детства, и её мнением нечего интересоваться. И если бы царевич был на год старше, то она уже была бы его женой и носила дитя под сердцем.
Но теперь не Василиса занимала мысли Ивана – её образ был уже блеклым, будто с их последней встречи прошло больше года.
Но не мог он выкинуть из головы ощущение ледяных губ Кощея на коже и теплое дыхание. Его не одну ночь преследовал холодный взгляд разноцветных глаз, который сменялся картинами из рассказа. Царевич отчетливо видел Бессмертного в молодости – кудрявого черноволосого царя с отстраненным взглядом, направленным вдаль. Мудрого правителя, сказку о котором батюшка-Берендей заканчивал словами «Мне остается лишь мечтать стать тенью его и судить людей так же справедливо, не будучи супостатом для них».
Он бы удивился, узнав, что тот царь превратился в злодея, которого боится все Тридесятое царство.
2.
Зима резко наступила через три дня. Холод ударил среди ночи, и, царевич, ничуть не смутившись, разбудил Кощея, дремавшего на кушетке с книгой на животе, и обругал его на чем свет стоит. На крик Ивана тотчас явился сонный Волк, который, глянув на разозленного Бессмертного, закрыл своему товарищу рот.
Целый день от царевича не донеслось ни звука - он не решался сделать и шагу от нагретой кровати. Кощей же сделал вид, что не заметил, как в его кладовой стало на семь одеял меньше.
Наутро то ли Волк подсуетился, то ли у самого Бессмертного совесть неожиданно взыграла, но камины исправно топили. Непрошенная зима, к счастью для царского сына, осталась за стенами замка. Не настолько, чтобы Иван перестал жаловаться на холод, гоняя волка из одной комнаты в другую за шубой, валенка и вязаным шарфом, от которых сначала упрямо отказывался. Сейчас же он рассматривал их как бескорыстный дар от Бессмертного, предусмотрительного не спросив самого Кощея.
К середине дня Иван сидел в зале, капризно надувшись – хозяин замка все еще разговаривал с ним неохотно. Но когда Кощей увидел шелковый тюфяк, который царский сын нашел в одной из комнат, он не смог воздержаться от замечания, что некоторым царевичам пора перестать совать нос в чужие сокровищницы.
Посмотрев в окно замка, царевич отрешенно думал, что странен и непредсказуем лес кощеев для ума человеческого. Еще три дня назад в нем царила спокойная теплая осень, отяжелевшие от плодов ветки склонялись к земле – только руки протяни. А теперь скинувший листву лес был погружен в снег почти по верхушки деревьев.
Кощей однажды сказал, без интереса глядя на бурю, что снег ненастоящий, и что он не занесет замок. Однако Ване от этого теплее не становилось. Наоборот, один вид белой стены вокруг, вызывал у него дрожь.
Завернувшись в кощееву шубу, Иван высунул ногу, чтобы узнать температуру в комнаты, и тут же с шипением вернул её в тепло.
Царевич, шмыгнув носом, подумал, что, наверное, теплый воздух, мало того, что медленно нагревается, так еще обходит его стороной.
Во всяком случае, ни у Кощея, ни у Волка таких проблем не было. Волк еще в первый день обмолвился, что он закаленный и может хоть в снегу спать, а что касается Бессмертного – так он и совсем нежить. Таким что жара, что стужа – ни души, ни чувств.
- Нельзя было ночью затопить? – недовольно подал голос Ваня, глядя на хозяина замка со смертельной обидой. Кощей же не обращал на царского сына внимания, подбрасывая в камин дрова и изредка переворачивая их кочергой. Бессмертный неотрывно наблюдал за разгорающимся огнем, что медленно взбирался на бревна. Оскорбленный молчанием царевич громко засопел в меховой воротник и попробовал кинуть в Кощея подушкой. Но попытка оказалось неудачной – подушка лишь приземлилась на пол, и Иван съежился под грозным взглядом супостата.
- Сжалься. Здесь полы моют раз в год, - проворчал он, поднимая подушку двумя пальцами, чтобы её обратно. Но то ли с замыслом, то ли случайно, подушка полетела царевичу в голову.
- Ты бы мог велеть слугам затопить все камины в замке. А то не слишком ли большая честь для царевича – один камин да с хозяином? – все-таки поинтересовался Иван, скорчив недовольную рожу.
- Смотри не лопни от чести, - беззлобно огрызнулся Бессмертный. Его новый кафтан, обшитый золотом, был ему маловат в рукавах, но Кощей компенсировал сей недостаток красными кожаными перчатками, на которые Ваня смотрел с откровенной завистью. Даже для него, царского сына, такие не шили, ссылаясь на малый запас материала и стоимость окрашивания кожи. Другое дело, отсутствие короны на голове делало хозяина замка…более живым. Впрочем, возможно, за эти дни царский сын попросту привык к своему спасителю. Однако Иван мог поклясться – если б он встретил Кощея на улице, ни за что бы не поверил, что он не человек. Конечно слишком бледноват, молод для седых волос, и глаза разноцветные, но все-таки человек. Возможно, колдун – один из последователей Велесовой свиты, но не более того. Не враг Тридесятого царства не убийца молодцев и не похититель дев.
- Кощей, - снова подал голос царевич, улыбаясь в воротник своим мыслям.
- Да? – откликнулся Бессмертный, все так же глядя в огонь.
- А ты правда был царем? – Иван посмотрел ему в спину, осторожно привстав со своего места. – Правда?
- Нет, это сказка. Ты хотел сказку, и получил её, царевич.
- Понятно, - разочарованно протянул Ваня, поняв причину столь грубого ответа. Со сказкой на ночь ему рассказали множество деталей, о которых царевич знать не должен был. Царство, жена, Смерть и вечное проклятье, от которого страдает Кощей. Совсем не та история, которую сын царский слышал от матушек. Не такая интересная и захватывающая, как о Змее Горыныче или о Емеле, но затронувшая его сердце.
- Может, ты так из-за поцелуя? – усмехнулся Иван, еле слышно подступая к Бессмертному.
- Не много ли на себя берете? - поморщился Кощей, наконец, повернувшись к нему и без малейшего удивления обнаружив царевича близко от себя.
- То есть ты не хочешь меня поцеловать? – царский сын посмотрел на него снизу вверх, позабыв о холоде. Голубой глаз мужчины смотрел на него с печалью и тоской, тогда как желтый будто бы посмеивался. Иван, недолго думая, ладонью закрыл его левый лукавый глаз, приподнялся на цыпочки и коснулся холодных губ мужчины.
- Когда ты уже оставишь эту глупую затею, дитя неразумное, - утомленно проворчал ему в губы Кощей, осторожно касаясь черных кудрей Ивана. Он не стал вырываться, когда царский сын обхватил его шею и потянул голову вниз, жадно прижимаясь к нему в теплом поцелуе.
3.
За полуденной трапезой Кощей молчал, и, что удивило Ивана, ел, как обычный люд. Не вгрызался в мясо с голодом, размазывая по лицу жир, как говорили люди. Без интереса и любого другого выражения глядя в тарелку и не отвлекаясь ни на минуту от еды. К тому же на тарелках были явно не молодцы и не девицы. А если и были, то определить их было невозможно по одному-двум кусочкам мяса.
Он разрезал печеную картошку, грациозно отправляя её в рот и тщательно пережевывая. Только закончив с блюдом, он приказал подать следующее, и он был единственным, кто не удивлялся падающим из ниоткуда тарелкам с едой.
- Скатерть-самобранка? – с интересом поинтересовался царский сын, недоверчиво дотрагиваясь деревянной ложкой до обычной на вид окрошки. Сам вид у блюда был безобидным, однако то, что оно свалилось откуда-то сверху, вызывало в душе Вани подозрения и тревогу. Ну не на крыше же у них хранятся запасы.
- Нет. Скатерть-самобранку еще пятьдесят лет назад сгрызла моль. Сейчас стряпают и приносят еду слуги. Готовят они не так вкусно, но зато изнашиванию не подлежат.
- Слуги? – приоткрыл рот Иван, куда Волк сразу же впихнул ложку с окрошкой. Иначе заставить царевича распробовать блюдо невозможно.
- Царевичи должны знать, что такое слуги. Вот уж не подумал бы, что царская казна так обнищала, что не смогла покрыть хотя бы пару десятков слуг. Вспоминай сказку. Тот момент, где все его слуги превратились в ветер.
- Но ты же сказал, что это сказка.
- Я тоже слышал эту историю, - поделился Волк новостью. – Но кто поверит, что ты был царем, а что населен не чертями, а призраками, которые выполняют за тебя работы? Каждый злодей, как его послушаешь, несчастен и одинок, а его деяния придуманы болтливым народом. Поверишь такому, и уже через неделю похищены и огород осквернен такими проклятьями, что на нем даже сорняк не вырастет.
Бессмертный безразлично пожал плечами.
- У тебя должны были сохраниться портреты, Ваше Величество, - продолжил, уже ехидно улыбнувшись, Серый.
- Они были. И, как можешь заметить, хорошо сгорели, когда мой народ поджег замок, заподозрив подмену, - на этот раз Кощей не смог промолчать, указав рукой на выжженные полотна в золотых рамах.
Глаза Бессмертного грозно сверкнули, и Иван улыбнулся. Если сказка и была правдой, то хозяин замка свыкся со своей ролью злодея, но еще сохранил обиду на тех, кто пытался его изгнать огнем. Зная, что их давно уже нет в живых.
Еда и правда была вполне сносной, хоть разнообразием похвастаться не могла. Лук, укроп, яйца, огурцы, залитые кефиром. Ничего особенного, хотя так царский род не питался лет десять точно.
Однако такая пища нравилась неприхотливому Волку, который успел со счастливой физиономией еще с четверть часа назад осушить тарелку. Так же заметно опустели те тарелки, до которых он смог дотянуться.
Иван перевел взгляд на волка, который продолжал говорить с Кощеем. Его верный товарищ оказался на удивление красивым человеком. Смуглая кожа, косматые черные волосы, собранные в нечесаный хвост, и желтые глаза, могли выдать в нем жителя южных земель. И ведь Волк мог ходить в человеческом обличии – война между севером и югом была пятьсот лет назад, и, как ни странно, дикий юг оказался победителем, повергнув завоеванное царство в нищету на сто лет. Но, несмотря на непохожие культуры и разногласия в хозяйственных делах, и север, и юг живут в мире около трехсот лет. Что не мешает южанам называть северян крестьянским людом, а северянам южан - ворами и разбойниками.
Однако Иван сомневался, что его верного друга посмел бы кто так назвать. Кем-кем, а преступником он не выглядел.
«Да ему лет тридцать на вид. Возможно, чуть меньше», - подумал Ваня, подперев рукой голову. И перевел взгляд на Кощея, который был поглощен громким спором с Волком.
- Вкусно, - тут же подал голос царевич, переключая внимание Кощея на себя. Однако Бессмертный ограничился вежливым кивком, все так же прожигая Волка взглядом, полным ненависти.
- Я очень рад, - сухо отозвался он после недолгой заминки.
Ванька вздохнул, с недовольством посмотрев на тарелку, и отодвинул её от себя – аппетит все же пропал. Чувство голода его не посещало уже третий день.
- Что освободит замок от ирода, если не очищающий огонь – прародитель других стихий? – снова начал Серый.
Бессмертный промолчал, поджав губы и буравя спутника Ивана взглядом.
- Конечно, как я мог забыть. Они же решили, что ты не настоящий царь, а подмена. Жертва и сирота, - не унимался Волк.
Кощей вскочил, ударив по столу:
- Ты так и ждешь момента, чтобы напомнить мне про тот случай!
- Да разве случай это был? Случай - это когда от тебя не зависит, что происходит. Ты же сделал это осознанно, - сердито зарычал Волк, привставая. – Чуть ее не убил её.
- Чуть ли не убил? Да я спас её!
- Конечно, спас. Сразу после того, как по твоей вине все пошло крахом. Ты же так хотел ей набиться в женихи. Как не спасти?
- А тебе завидно, что ты до конца дней своих должен оставаться слугой, от которого она отказалась после замужества? Каково быть блохастой шавкой, которой управляет любой, у кого есть отметина на шее?
- Какая отметина? – не понял Иван, и тут же поймал на себе удивленный взгляд Кощея. Который тут же впился обратно в Серого. Но уже с новой эмоцией – безмолвным ликованием. Бессмертный открыл было рот, но Серый его опередил:
- Да заткнись ты! Не твое дело.
Царевич вжал голову в воротник, с опаской переводя взгляд с Кощея на Волка. Разговор начал его пугать.
- Неужели? Хочешь обвинить кого-то? Обвини себя. Кто её отпустил в Навь, когда я мог бы поддерживать в ней жизнь вечно?
- Чтобы она превратилась в такой же бездушный скелет, как ты?
Взгляд Ивана скользнул по стене. Обычная выжженная огнем каменная стена с золотыми рамами, в немногих сохранились портреты, ржавыми саблями с драгоценными ручками и знаком Хорса – ярко-красным кругом, означающим солнце.
- Зато она была бы жива, и не гнила в гробу, - уже громко заявил Бессмертный. - Она сама сделала выбор. И я уважаю его.
- Да ты… - и тут изо рта царского сына вырвался пронзительный крик, какой Иван еще ни разу не издавал. В одной из уцелевших картин он увидел на обезображенное лицо, чьи красные глаза смотрели на царевича с пугающим голодом. Широкий рот существа был огромным и полным острых кривых зубов. Портрет облизнулся сизым языком и протянуло к Ивану огромную когтистую лапу, с насмешкой маня к себе.
Ваня вздрогнул и поддался назад, не в силах отвести взгляда от наполненных кровью глаз. Стул покачнулся, и царевич, потеряв равновесие, упал на пол вместе со стулом.
Хозяин замка и Серый с удивлением посмотрели на него.
- Чудище. Черти, - залепетал он побелевшими губами. Волк, отпустившись на колени рядом со своим другом, заботливо дотронулся до лба юноши.
Бессмертный же окинул стену быстрым взглядом, но на ней уже не было ни чудищ, ни чертей, которых увидел царевич.
- Мда, - уже спокойно и тихой ненавистью процедил Кощей, запоздало дотрагиваясь до испачканного окрошкой наряд. – Какие чудища? Какие черти? Я еще недавно тебе объяснял, что в замке обитают мои слуги. И их бояться следует в последнюю очередь. В первую – меня.
- Там. Я видел в портрете черта. Он оскалился. Портрет оскалился, - бледными губами прошептал царевич, утыкаясь носом в плечо Волка. Серый обнял юношу, шумно выдохнув ему в ухо что-то успокаивающее.
- И так ты себя спас? На меня с саблей полез, а от чудища убегаешь, – Бессмертный недовольно посмотрел на Ивана, и тут же мужчина сжалился, замолкнув.
- Но… - начал было снова царский сын, поднимая на Кощея влажные глаза.
- И не смей кричать до тех пор, пока тебя не начнут убивать. Поверь, уж что-что, а твои видения безвредны. Здесь не обитает нежить, хотя бы потому, что для её существования нужна живая кровь. Здесь живых не водилось лет двести, кроме Варвары. А с Варварой нежить связываться не хочет.
Ивана вынесли из обеденного зала. Проследив за ним до самых дверей, Кощей постучал пальцем по лбу.
- Шавка облезлая и Иван-Дурак.
4.
Иван представлял себе Ягу другой. Сказки описывали её в качестве великанши, чудом вместившуюся в свою избушку на курьих ножках. Яга, которая предстала перед царевичем, была иных размеров. Невысокая стройная ведьма с рыжими волосами, струящихся по плечам, и очами цвета свежей зелени – таким описанием даже детей не напугаешь. Наоборот, если бы знали о её облике, к ней бы потянуло не только заблудившихся детей, но и лихих молодцев, плюнувших на нуждающихся в помощи царевен, и своих жен, если таковые имелись. Что и было правдивого в сказках, так это её крючковатый нос и спокойно зреющих мухомор с ядовито-красной шапочкой.
Едва переступив порог замка, Яга увлекла Ивана в объятья, с лукавой улыбкой целуя его в щеки румяные. Кот на её плече с тяжелой серьгой в ухе, которая тянуло ухо вниз, недовольно замяукал, пихая лапой лицо царевича.
- Мой красавец, царевич-душенька, жив остался все-таки, - пропела ведьма, целуя Ваню в лоб. – Жаль было бы, если б ты так рано приказал бы долго жить. Но ты не сердчай на Ягу. Яга сделала все, что было в её силах. Даже чуточку больше.
Она подмигнула Ивану и прижала к себе так, что у него перед глазами поплыли черные круги. Как ни странно, царского сына спас не кто иной как Кощей – его цепкая холодная рука ухватила Ивана за воротник и выдернула из стальных объятий ведьмы.
- Ишь ты, ревнивец какой нашелся. А сам принарядился. Прямо как петух, - замурлыкала женщина, нисколько не смущенная поступком старого друга, и Иван посмотрел на Кощея. И правда. На мужчине красовался новый черный наряд с пуговицами-изумрудами, плащ на этот раз с красной шелковой подкладкой, а на плечах сверкали нашивки с золотыми узорами и самоцветными камнями. И на этот раз голову Бессмертного украшала высокая тонкая корона с острыми зубцами, которая норовила вот-вот упасть.
- Нет. Надел последнее, что не успел испачкать он, - Кощей указал на Ивана.
- Я извинился, - запротестовал Иван и тут же надулся. – И вообще, ты сказал тогда, что я испортил твой последний наряд. А кафтан красный у тебя откуда был? Я уж молчу об этом.
- Они были церемониальными, - вздохнул Кощей. – Редкая одежда. На ней золота и камней хватит, чтобы обеспечить всю страну. И таскать такое на себе, когда всякое ворье поблизости шастает, я не намерен.
Иван стыдливо отвел взгляд, понимая, что для Бессмертного он также попадает под это определение.
- А что, девка давно не стирала, раз тебе приходится наряжаться? – хихикнула в кулак ведьма, весело сверкнув глазами.
- Делает это раз в полгода. Говорит, слишком тяжела работа. Ведь надо стирать так, чтобы камни не отлетели. А то она уже настирала – деревня, что вниз по ручью, на них построила себе новые купала и возвела высокую стену из дорогого белого камня. Небось скоро там будет уже город. А посреди него будет стоять статуя Перуна, а не моя, - произнес Кощей без удивления.
- Бабу тебе надо. Жену, то бишь. У неё хватит времени стирать твои наряды да не брезговать с тобой ласкаться, - промурлыкала Яга, и её хитрый взгляд впился в Ивана. – Но я вижу, что ты думаешь иначе. Так что, вы уже, голубки, осознали свои чувства и теперь бесстыдно предаетесь им?
- Что за вздор? – фыркнул Кощей, все еще держа красного как рак Ивана за ворот на всякий случай.
- Мы целовались. Два раза, - ляпнул Ванька, вызвав у ведьмы оглушительный смех. Да такой, что она за живот схватилась, а кот чуть не свалился с плеча на каменный пол. Испуганно выпучив зеленые глаза, он вцепился когтями в её руку и истошно замяукал.
- Ну, я рада, что у вас все настолько прекрасно, мои сладкие, - наконец-то успокоилась она, и теперь, пытаясь отдышаться, ведьма продолжила: - Я думала, что этому чурбану понадобятся столетия, чтобы сделать первый шаг. А здесь уже все настолько серьезно.
Рыкнув, Бессмертный отпустил ворот Ивана и со вздохом закатил глаза. Ягу он знал не первую сотню лет. И прекратит она свои шутки лишь тогда, когда на неё перестанут обращать внимания. Он-то это выдержит, а вот Иван, глядящий на его подругу с открытым интересом и долей восхищения, не даст бедной болтушке помолчать и пяти минут.
Иван повернул голову к Кощею, который переставлял книги на полках. И делал это сердито – каждое движение было резким, нарочно шумным и обиженными. Яга же смотрела ему в спину с неприятной улыбкой, беззвучно ликуя и жадно всматриваясь в его движения – будто бы каждая книга, переставленная на новое место с шумом, делала её немного счастливей.
- Он обиделся? – спросил царевич ведьму, удобно расположившуюся на обшитом шелком тюфяке и раскурившую старую трубку. Черный кот свернулся рядом клубочком и тихо мурлыкал, когда Яга гладила, иногда ласково дергая золотое кольцо в его ухе.
- Ну ты что, милый. Как он может обижаться? Особенно на такую прелесть, как ты, – рука женщины зарылась в смоляные локоны Ивана. – Вот я уйду, ты его поцелуешь, и он оттает.
- Он… Не хочет, чтобы я его целовал, - покраснел Иван, чувствуя себя последним дураком. – Ему не понравилось тогда.
Ведьма фыркнула и махнула рукой:
- Милок, врет он все. Если бы не понравилось хоть что-то, он давно бы тебя выставил за дверь или кинул бы в сугроб, чтобы умом окреп. Нынче они высокие, правда? Сказала бы, что с версту, так обману ненароком. Все равно до земли долго тебе падать.
- И он сказал, что любит все еще Марью, - совсем обиженно проворчал царский сын, смотря в пол. – А я ему не мил. Совсем.
- Если он любит Марью, то я супруга Хорса. Милок, ни одна любовь не продержится тысячи лет. Да и не было любви, скажу я тебе. Пусть его околдовала её красота и познания. Руку дала бы на отсечение, на тот момент даже корова, обученная грамоте, была бы Кощею милее принцессы. Потому что Адетт, при всей свой красоте, была недалекой… я бы даже сказала глуповатой девчонкой. Женить нашего начитанного и обученного всем на то время известным наукам Кощея на девушке, которая даже читала по слогам. Сказать тебе, наше Величество было рассержено и не могло найти себе места. Хуже стало лишь тогда, когда принцесса стала жаловаться на жуткие головные боли, когда он пытался ей рассказать что-нибудь интересное. Позже выяснилось, что она терпеть не может, когда говорят о чем-нибудь, кроме её красоты. Конечно, я не говорю, что Марья была настолько плоха, я смогла бы сказать, что она была люба Кощею. Но будет ли ему люба смерть, пожирающая его народ? А ведь именно она вела врагов к его границе. А куда добраться не могла, посылала Голод и Мор – её верных слуг. Она рассчитывала, что любовь царя будет настолько велика, что он с радостью простит ей смерть трети государства. Однако Кощей оказался куда эгоистичнее. Одна мысль, что она пошла против его народа, а значит и против него, разозлила его. Ты знаешь, что дальше. И ты видишь, Иванушка, что пусть он и царь, да не смог постоять даже за себя, не то, что о тех беднягах, что прислуживают ему сейчас. Кто они? Ветер, преследующий Бессмертного, как и его проклятье.
Яга с удовольствием посмотрела на лицо затаившего дыхание царевича. Ведьма улыбнулась – её талант рассказывать истории был её гордостью. Однако, обычно она с чувством поведывала каждому заблудившемуся путнику про Кощея, который убивал молодцев и сговаривался со Змеем Горынычем. После чего уж кормила байками про смерть кощееву, что находится с яйце, а яйцо в утке - утка в зайце - заяц в сундуке, а сам сундук покоится в цепях на высоком дубу, что стоит на обрыве еще с начала времен. Конечно, сказка была знатна, и не один молодец, вдохновившись, уходил избавлять родную страну от ирода иноземного. А ведь ни дуба, ни сундука не было, однако существовала смерть Кощея, что томилась в замке Марьи, скованная тысячью цепями. Как Марья спустит её – так не жить Кощею. Да что рассказывать про Зверя – вход в Навь открыт только для мертвых, которые уже забыли своего прошлого. Уж пусть лучше поищут выдуманный дуб с сундуком – хоть с мамкиной шеи слезут, авось в какой деревне повезет и жениться. А ежели уж загрызут волки в лесу, так тут не на Ягу следует валить вину, а на дурака неосторожного.
Да и Кощея пока не трогают – и на том спасибо.
Растянувшись в улыбке, Яга привлекла Ивана к себе за плечо и указала на серебряные волосы Кощея. Может, если былью порадует царевича, то перестанет тот быть бледнее самой смерти.
- Небось, заметил волосы его необыкновенные? – спросила она, ткнув локтем юношу в бок.
- А что с волосами? – не понял царевич.
- Не видишь? Серебром отдают как. Хотя - что отдают - серебро и есть.
- То есть?
- Так не свои они. Моя прабабка сама ему сотворила их за сундук золота. Древняя магия, не осталось уже её. Представь, потеряла зрение моя прабабка, выплавляя ему каждый волосок. На смертном одре рассказала, как Кощей впервые к ней заявился. Еще не известный никому. Обгоревший, бедняжка, весь в саже. И лысый, даже бровей нет, - хохотнула Яга, вытирая рукавом слезы смеха. – На нем не кафтан, а лохмотья. Да кто такому поверит, что у него золото есть? А она поверила. Наивная дурочка. Её не один мужик бросил, а с ним она не прогадала. Приняла.
- То есть, ты с Кощеем не одного возраста? – выгнул бровь Иван, искренне удивившись. Ему Кощей и Яга казались старыми друзьями, которые знали друг друга так давно, что и забыли, при каких обстоятельствах встретились.
– Сколько же он живет, получается?
- Малыш, если ты хочешь оскорбить, то нет вопроса хуже, - поворчала она. - Тысячу лет он живет. Или чуть больше. Я девочкой еще видела его замок. Не эту развалюху, а прежний замок, достойный царя. Почерневший, но зато с башнями и золотыми куполами. Красота, другого слова не найти. Жаль, что Кощей в те времена был не в себе. Бабушка рассказывала, что первые двести лет он с горя пытался на себя руки наложить. То так, то этак. Голову рубил, вешался, кидался с обрыва – если не разобьется, так потонет. А потом успокоился. И окончательно зачах.
Лицо Ивана погрустнело, и Яга рассердилась. Она тут быль ему излагает, даже не добавляя от себя, а он все не ценит. На Кощея смотрит, не моргая.
Но чужое внимание было ей милее золота и не давало ей замолчать.
- А однажды, - снова начала ведьма, вдохнув в себя сизый дым, и все еще наслаждаясь опьяняющим интересом молодца к своей скромной персоне, - представь себе. Девку загрыз, олух. После войны Перуна, Хорса, когда солнце померло на несколько дней и гремели грозы, впал в тоску. Бредил, что его Марья зовет. Чуть ли клок волос у меня не выдрал – порой как гневится, так спасайся просто. За десяток лет изменился так, что моя мать, которая с самого детства его знала, не угадала бы. И ушел из замка дедом беспризорным. Я редко встречала в те времена. Бродит себе, бормочет чего-то. А чего – поди черт разбери. Я, если честно, плюнула на это, милок. Молода я тогда была, с матерью жила. Она его любила больше меня. Как не зайдет к нам, она в парадное платье, будто праздник какой. И глазки строила, и бедрами хвасталась, мол ребенка она как легко может выносить и родить – а он знай себе в тарелку смотрит да брагой запивает кушанья, что к его приходу наготовили.
- Извините… Э-э, - Иван осторожно коснулся локтя Яги, с трудом подбирая слова. - Сударыня. Вы говорили об убийстве…
- Убийстве? Не совершала подобного. Он полез, я ударила. А кто бы не ударил. Ведь на кону честь деви… - Яга опомнилась, быстро замолкнув и залившись краской. – Ты про девку-то? Да она его встретила как старика, приютила. Жил он с ней несколько денечков, а там и загрыз. Нечистью вроде не стал. Мертвец мертвецом, да не нечисть. Видишь какие знаки на стенах? Хорса. Бога солнца. Ты же знаешь, малец, что…
- Богов нет там, где их нет? – закончи за неё Иван. И озадаченно посмотрел на Кощея.
- Дурень. Богов нет там, где им не поклоняются. Так что не бойся, он тебя не загрызет. В такие моменты прячется даже от меня. И выглядит нездоровым. А сейчас огого еще какой, - ведьма ударила его в бок. – Ты поспособствовал, голубок? Признавайся.
- Прекрати ты лезть к ребенку, - начал Кощей, и Яга утихла. Её глаза, изменившие свой свет на оттенок красного, словно угольки, хитро осматривали Ивана, будто бы искала, за что бы ущипнуть и где б что отхватить.
- Хотя укусить может, милый, - она звонко чмокнула Ивана в щеку. – Но поверь, будет больно лишь тогда, когда ты будешь сидеть.
Царевич икнул и покраснел, очевидно поняв, за какое место его могут укусить.
- А коль так, скажи бедной доброй подруге, где у Кощеюшки хранятся бочки стоят с брагой?
5.
Сколько бы ни ругался на Ивана Кощей, однако воевать с царским сыном ему хотелось, уступая во всем. Приходилось обеспечивать гостя не только едой, большую часть которой слуги унесли с ближайших огородов, но и водой для незамысловатых водных процедур. «Ванна» у Бессмертного была странная, не такая, к какой привык Иван. Его отец привозил из Заморья «ванну», и она имела совершенно иной вид – белое корыто, сделанное будто из странного камня. Её было сложно разогреть, а если уж и удаться, то потом пожалеешь – дно было словно раскаленным. У Кощея же ванна была похожа на низкую приплюснутую бочку, которая была больших размеров и два локтя в высоту. Отец же привез белое корыто, сделанное будто бы из камня – такое сложно разогреть, а если уж и сделаешь такое, то потом сильно пожалеешь – дно раскаливалось еще надолго.
Иван погрузился целиком и улыбнулся – у батюшки все бани да бани. Не в белокаменном корыте же сидеть.
И хотя вода едва заметно пенилась, царевич не выдержал – прикрылся ладонями. Пусть в замке были духи без тела, но отчего-то данный момент Ивана смущал. Отчего-то царский сын чувствовал на себе чей-то взгляд, но не мог понять, кто же смотрит. Да и не должно быть никого в помывочной.
Все-таки юноша он был взрослый, и давно привык мыться один. Сначала, конечно, из-за его мамушек и нянечек, которые закрывали глаза, когда мочалка опускалась ниже его груди. Молодые же служанки или кричали, роняя все, что держали на тот момент в руках, или же краснели так, что самому Ивану было неудобно. Мытье самого себя оказалось занятием не хлопотным – за волосы не тянули, не терли кожу так докрасна, и не отчитывали за то, что он снова упал с дерева и оцарапал колени.
Погрузившись в мысли, Иван не сразу понял, что в комнате что-то не так. Точнее, что появилось нечто новое, что он никогда не видел до этого момента.
Одинокий огонек с теплым сиянием коснулся воды около его колена и очертил небольшой круг, собирая пену. Сначала царевич дернулся, и вода, последовавшая за его движением, поглотила огонек, тут же выпуская из себя.
На мгновение стало тихо, и царский сын встревожено опустил ладонь в воду в попытке нашарить его. Его рука сжала шарик, и Ванька достал его из воды, с интересом рассматривая.
Огонек не потух, однако тревожно мигал. Он взлетел над ладонью Ивана, очертил круг, и царевич ощутил, как внутри лениво разливается тепло.
В один момент шар вспыхнул огнем, и царевич закрылся руками. По его телу прошла волна боли.
Не успев вскрикнуть, царский сын упал, чувствуя приглушенную боль в затылке.
Минуту спустя исчезла и она. Осталась лишь темнота.
- Иван, - Кощей выдернул юношу из воды. В горле утопленника-неудачника забулькала вода. Если уж царский сын решил утопиться из-за его слов недобрых, то хоть бы зверь закрыл на щеколду.
«Спасай, коль я тебе люб, и брось подыхать, если нет», - подумал хозяин замка. И ведь спасти Ивана – себе навредить. Отлежится, снова зарумянится и начнет снова ерунду какую-нибудь болтать, повиснув на его плече.
– Ты Иван-дурак или просто притворяешься? – озлобленно прошипел супостат тридесятого царства.
Во всяком случае, любой дурак бы утопился тихо. Если уж так хочет умереть, то пусть Бессмертный бумаги подпишет и сам выскажет это в лицо. Тогда Кощей сможет Елене в глаза смотреть после своей смерти. Когда она, конечно, состоится.
Царевич закашлял, хмурясь и противясь своему спасению.
Быстрым движением Кощей перекинул Ивана через край ванны, и царевича стошнило водой и остатками ужина.
- Прекрасно. Малыш, ты имеешь талант заставлять меня вытаскивать тебя с другого света, так еще и научился пачкать всю мою одежду. Ладно бы кафтаны, но эти штаны точно были последними. Что же ты остановился, - заворчал он, гладя его по волосам и вздыхая с заметным облегчением. - Продолжай. Им уже не станет лучше.
Иван тихо застонал и сплюнул на пол остатки. И снова упал в обморок, уже не ощущая, как его поднимают на руки и относят в спальню.
Сон отпустил Ивана к середине ночи, и он тихо застонал, чувствуя, как раскалывается голова. Ноги царевича были будто окутаны огнем, а правую руку как лед сковал.
Царский сын открыл глаза, чтобы оглядеться. Ноги его были завернуты в ком одеяла, из которого Ванька выпутался меньше, чем за минуту. Натянув одеяла по подбородок, царевич огляделся.
Рядом лежал спящий Кощей, который держал царевича за руку – отсюда и ощущение холода. Иван сын дотронулся до носа Бессмертного и поцеловал его в губы. Сейчас хозяин замка выглядел жалобно, и таким он царевичу был еще больше люб.
Горло царевича жгло, и царский сын поморщился – ощущение не из приятных. Однако, стоило ему коснуться еще влажных волос, как он тут же забыл о боли – Волку не один час придется его расчесывать, чтобы вычесать колтуны.
- Иван, - позвали тихо, и царевич встрепенулся – если Кощей рядом с ним, то звать его мог только Серый. Больше в замке никого не было. Если только Яга, но Иван подозревал, что ведьма не сможет даже встать после выпитой бочки браги.
- Иван, - позвали более настойчиво со стороны балкона.
- Волк, если надо – иди сюда сам, - проворчал царевич, не желая покидать нагретое место. И лег обратно, положив себе на бок холодную руку Бессмертного. – А если не надо, свали отсюда, морда блохастая.
Не получив ответ, Ванька улегся поудобнее и сжал руку Кощея покрепче.
6.
Яга рассержено зашипела и с неожиданной легкостью прижала Кощея к стене, по-звериному зарычав. Её зрачки сжались и вытянулись, напоминая кошачьи. Глядя ведьме в глаза, Бессмертный, с тоской вспомнил её прабабку, что любила превращаться в волчицу. Каждое полнолуние она бросалась в лес, к своей стае. Тогда он не был с ней знаком достаточно близко, чтобы заметить муки. Будучи ведьмой она с печалью смотрела в лес, и желание ощутить свободу оказалось выше заботы о семье. Сделав свой выбор, прабабка Яги осталась диким волком до конца своих дней. И как бы мать Яги ненавидела оборотничество, дар перешел по наследству.
К счастью матушки, внучка оказалась слишком домашней и превращаться в зверя не спешила.
- Ты чего, дуралей старый, творишь? – грозно сверкнула очами она. – Ты его сгубить вздумал? А коль вздумал, ты бы мне на уши лапшу бы не вешал. Я же почти поверила, что ты решил его…
- Вот как заговорила наша лицемерная. Брага на губах не обсохла, а она уже пустилась во все тяжкие, - в тон ответил Кощей, положив холодные руки на плечи. Тонкие, словно паучьи ножки, пальцы пробежались по вороту, и тут же ведьма почувствовала, как её тело сковал невыносимый холод. Кощей ушел в сторону от ведьмы, отряхнув свой наряд.
- Небось наулыбалась уже царевичу, закормила его сказками о моей доброте? Сама и расхлебывай, дорогуша. Это тебе не в печи заплутавших людей жарить.
Яга притворно всхлипнула, пытаясь разжалобить Бессмертного.
- Я ему эти сказки плела, чтобы потом не искать его по всему дворцу. Ты же знаешь, какие эти добрые молодцы проворные. Как спрячутся, так не поймать их потом.
- В сказках слишком преувеличивают ум и силу царевичей, ныне покойных, - отмахнулся Бессмертный и хмыкнул. – Ты этого царевича не видела. Он любому лютому волку в пасть голову засунет и еще попросить сжать зубы.
- Зубы-зубы, - заворчала Яга, чувствуя, как онемение в руках проходит. – Ты мне их, зубы то есть, не заговаривай, Кощеюшка. Знаю я тебя. Я как думала - ты вылечишь и выставишь, как порядочная нежить. Смысл тебе с живыми возиться, коль сам уже тыщу лет не дышишь?
- Я не могу его отпустить, - раздраженно прошипел Кощей, брезгливо стряхнув со своего плеча невидимую пылинку. – И все.
Между ними воцарилась тишина. Ведьма с недовольным видом принялась растирать закоченевшие руки.
- Бабушка моя покойная, так ты… правда на мальчиков переключился после Варвары? – нарушила молчание Яга с ложной тревогой в голове.
Кощей поморщился. Знает, куда давить, дурра. Ни разу еще не промахивалась.
- Дура, - в сердцах сплюнул Бессмертный. – Ты хоть знаешь, что в его царстве творится? Я все никак не могу придумать, как ему сказать, что его отец умер. Заодно новость о его среднем брате – новом царе Тридесятого царства, который как-то заставил старшего отказать от престола. Как только Ванька переступит порог терема, его тут же убьют. Повезет, если быстро. Я уж знаю, как могут травить несколько лет, как мою жену, утренним чаем, а после наблюдать, как младший брат покрывается язвами и перед тем, как испустить дух, мучается несколько неделю в бреду.
Кощей с болью вспомнил свою жену, покрытую язвами и бессильную. Её лицо выражает надежду на чудесное выздоровление, которому не суждено случиться. Адетт до самой смерти прижимала к груди свое дитя. Его первенца, которого похоронят вместе с ней, бережно укутав в белое полотно.
Бессмертный с печальным вздохом попытался отогнать от себя невеселые мысли. Яга же смотрела на своего старого друга и все никак не могла понять, где же у Кощея эти прекрасные чувства прятались, когда он своих жен губил или же превращал их в скелеты, обтянутых кожей. И что же в Ваньке такого, что мешает Кощею выставить его за дверь.
- Тогда почему он еще не знает об этом, хочешь спросить ты. Я не пошлю его на смерть. И Волк тоже. Мы оба знаем, чем все это закончится.
- Неужели шкура так была важна для него? – предположила ведьма, затаив дыхание. – Неужто набита чем-то?
- Шкура? Шутишь что ли? Ты его же видела. Нет такого человека или зверя, что сравнится с ним. Его шкура – символ, не более того. Не одно десятилетие твержу это Волку, а он даже слушать не желает.
- Тебя-то лишь дурак захочет послушать. До смерти уговоришь, - хмыкнула Яга. – Но Кощей. Я попрошу тебя лишь об одном, раз ты взял на себя заботу о мальчике. Береги его. И не высасывай из него силы, как делал это со своими супружницами. Они были жадными дурехами, не поспоришь, но мальчик уже настрадался. Пока он не оправится, дай ему пожелать несколько часов. Завтра будет уже на ногах. И пусть больше не спит в воде.
Яга отступила, разминая руки.
- И не вытворяй с ним никакого разврата. Не тряси стариной - отвалится. А если не отвалится – отрежу, - фыркнула она.
Выйдя из комнаты, Яга усмехнулась и взяла за шкирку кота, только-только задремавшего. Сверкнув недовольными глазами, Федор вырвался и грациозно спрыгнул на пол.
Яга покачала головой – и слепому было видно, как мешает коту сережка в ухе. Большая она для него, а снимать ни в какую не дает – фырчит, когти выпускает, так и норовит прыгнуть и разодрать лицо. Хулиган, одним словом. К столу не подпускай – обожрет весь дом и будет требовать добавки – и с собой не укладывай, еще проснешься на полу.
И теперь возмущенный кот возмущенно водил хвостом по полу, демонстрируя глубину своего возмущения, которое Яга не замечала.
- Федя, сторожи, - погрозила она ему. – Чую я неладное. Если что – ты знаешь, как разводить котел.
Кот фыркнул, но по выражению морды было видно, что он все понял. Яге показалось, что кот ей кивнул, но эту мысль она прогнала.
И так много дел, еще думай об очеловечивании. Сам очеловечится, когда придет время.
А если не придет, то не судьба.
Человек из Федьки так себе, зато кот отменный.
7.
Варвара впервые появилась в замке еще пять лет назад. Возникла неожиданно даже для Кощея, который сам похитил ее на одном из праздников летнего солнцестояния. Совершенно случайно, можно сказать, просто под руку подвернулась.
В первый же день оставил не только дверь в комнате незапертой, так отворил главную парадную, авось не дура – жить захочет и выберется. Каково же было его удивление, когда пришедшая в себя после пережитого страха девица встретилась хозяина замка. Из напуганной крестьянской дочери, что не могла даже слова вымолвить, она за какие-то полдня превратилась чуть ли не в барыню. Оценив взглядом интерьер, Варвара перевела взгляд на ошарашенного Кощея и повела плечиком:
- Мрачновато тут у тебя. Но раз я буду здесь жить, то придется все изменить.
Перемен Бессмертный не любил, как и его замок. Величественные шторы, изрядно поеденные молью, сменились розовым шелком, неаккуратно накинутым на карниз. Повсюду появились горшки с цветами, содержимое которых тут же усыхало, если рядом был Кощей. Да и безвкусные ковры, которых хозяин замка не переносил, были неаккуратно раскиданы по холлу.
Варвара была никакой хозяюшкой, гордой и любящей только блеск золота и пошлую роскошь. Слуг кощеевых она называла нечистой силой и исправно плевала через плечо, едва почуяв их. С Бессмертным она встречалась по необходимости и нежно звала его «мрачным мужем». Однако о свадьбе с Варварой Кощей даже думаться побаивался.
Причин, чтобы выпроводить «невесту» из замку, было предостаточно, Сделав это, Кощей с облегчением выдохнул.
В свои восемнадцать лет Варвара осталась последней девицей в деревне и мужа себе не искала. Родители не раз пытались свести свое чадо с добрым молодцем, но в ответ дочь лишь злилась и топала сапожками.
Кроме золота любила Варвара лишь внимание к себе-любимой. Да и как не обращать на неё, красавицу, внимание. Вон она какая красивая и румяная – загляденье просто.
Раньше все стеснялась взгляд поднять и о себе напоминать, слушалась мать и сестер, и не было у неё мечты сильнее, чем оказаться замужем.
Однако с тех пор, как Кощеё её похитил – переменилась. Вот Кощею, чьими женами были царевны да принцессы заморские, оказалась люба, а другим нет? Уж если её красоту сам мертвый царь оценил, так каждый должен ею восхищаться и в ноги ей падать.
И когда вернулась Варвара к себе домой, родня на радостях закатили пир горой. Потом же жалели, ибо уже через неделю гадали, какими богатствами уговорить Кощея взять обратно сие чудо. Все-то ей не нравилось: перина была жесткой, еда невкусной, а рукоделие она вовсе называла черным трудом, что уж говорить о работе по дому. После жизни в хоромах не люб ей стал двор. Да и к Кощею не вернуться: он в путь ей одну десятую своей казны отмерил. Пятерых лошадей пришлось запрячь, чтобы увезти на телегах такое добро – лишь бы ушла и не возвращалась.
Но кощщева добра оказалось мало Варваре – половина ушла на одни папашины долги, а вторая - на нужды семьи. Поэтому красна девица грезила лишь об одном – вернуться в замок и снова зажить припеваючи. Если возьмет её Кощей обратно , она в таком случае его аж целовать будет – бедной Варваре с жесткой перины уже и Бессмертный был люб и приятен.
Правда, вернуться к супостату Тридесятого царства ей удалось только через два года и не так, как ей хотелось – Кощей был не особо рад. По крайней мере, так показалось Варваре, когда перед её носом захлопнулась дубовая парадная дверь. Но через несколько дней осады замка в лице одной боевой девушки, выкрикивающей не слишком нежные слова в адрес мертвого царя, Бессмертный решил, что ему легче потерпеть сто лет, нежели мучиться сейчас.
Взяли Варвару работать служанку и сказали появляться для уборки раз в неделю. Платили ей по десять золотых, чего ей хватало оставшиеся шесть дней в неделе жить, как знатной барыне.
В коридоре гнусаво мяукнул черный кот, потягиваясь и сытно облизываясь. Федька выпустил когти и царапнул камень. Девица тут же очертила круг – она могла поклясться, что из-под когтей кота вырвалось несколько искр.
- Брысь, блохастый, - прикрикнула на него Варвара, топнув ногой.
Однако нисколько не напуганный «блохастый» лишь посмотрел на неё наглыми глазами. В ухе кота красовалась золотая серьга – слишком большая, чтобы не заметить, слишком тяжелая, из-за чего ухо прижималось к голове.
- Я кому сказала! Сейчас сапогом в тебя запущу, - пригрозила девушка. На что кот зевнул и нехотя, будто бы делая ей одолжение, плавно скользнул во двор.
Варвара поплевала через плечо и выругалась. Шастает тут сила нечистая.
На этот раз Варвара решила прийти в середине недели, чтобы успеть к праздникам собраться и успеть свой дом привести в порядок, и уж чего-чего, а встретить царевича девица красная точно не думала.
Девушка потерла кулаками глаза и снова уставилась на Ивана. Да нет, вот царевич. Царевич, всем царевичам царевич. Не кот же наколдовал ей сие сладкое видение. Стоит в профиль, как на монете копеечной – не отличишь. Бледный немного, уставший, закутанный в шарф, на правом плече шуба из куницы, на левом плед такой же, как у Кощея на постели лежит. Осматривается – явно заблудился.
Сам Иван девушку заметил не сразу. Сначала подумал, что показалось – откуда в замке живая душа? А как вцепилась ему девица в руку длинными и наточенными когтями, так сразу поверил в её существование. А заодно и Варвара поняла, что перед ней далеко не мираж.
Мысленно прописавшись в палаты царские, Варвара испустила мурлыкающий вздох и ослабила хватку. Царский сын удивиться не успел, как его оттащили в сторонку и уже успели расцеловать в обе щеки.
- Да будет здравие твое вечно, царенька, - промурлыкала она, упираясь грудью ему в локоть. – Что ж вы бледны? Мало ели? Или плохо спали? Али по девушке, небось, соскучились с супостатом поганым? Неужто похитил вас и держит в неволе сам мертвый царь? А чего просит взамен – золота, серебра али камней драгоценных? Или же сами пошли, чтобы сразиться с ним, но в бою были сильно ранены?
Иван поморгал, пытаясь осмыслить речь. Забросив это дело посередине, царский сын недовольно нахмурился.
- Что ты его супостатом поганым зовешь? – проворчал он, вырывая руку из хватки Варвары.
Однако девушка удержала его. Широко и сладко улыбнувшись, она поправилась:
- Кощеюшка, да. Прости меня, царенька.
- Да не царь я, - запоздало вспылил Ванька, все еще смутно понимая, что от него нужно девице. Не впечатляла его ни грудь её пышная, ни в особенности лицо, которое застывало, как безобразная маска, когда она говорила, ни её заискивающая улыбочка, которая не царевицу не нравилась. У сына царского её застывшее лицо вызывало лишь страх и сочувствие за её же семью, который приходится с Варварой ладить.
- Да важно ли это? Батюшка дух все равно испустит, - сказала безмятежно, будто пожелала доброго здоровья. - И будете вы царем. Не так ли, милейший царенька?
- Не так, - холодно отрезал царевич. - Я младший. У меня еще двое братьев. В случае смерти отца я буду третьим, кто может сесть на трон.
- Так вы же позаботитесь о них, - произнесла она, прижавшись к его плечу нарумяненной щекой.
И у Ивана пробежали по спине мурашки.
«Они уже позаботились обо мне», - подумал он мрачно, прикидывая, как далеко у него запрятана сабля.
8.
В замке стало темно уже после двух часов от полудня. Кощей поджал губы: с каждой зимой у него возникало чувство вместе с уходом солнца за снежную стену, в замке все умирает – даже назойливые крысы в подвале пищат потише. Заодно Бессмертного меньше клонит в сон.
Сейчас же все было не так: заходит солнце или нет, в замке отчетливо был слышен радостный голос Ивана, его громкое дыхание и заливистый смех.
И не отличался он от других его жен – капризный, недостаточно умный, порой заносчивый, корыстный и в то же время трогательно наивный. Прекрасная цель для убийства.
Но не убьешь – жалко.
Ведь сам не понял, зачем прибежал, когда стук сердца царевича стал еле различим. Более того, перепугался так, как никогда до этого.
- И в страшном сне бы не приснилось, что сам великий Серый Волк будет прислуживать немеченному мальчонке, - рассмеялся он невесело, и Волк за его спиной недовольно рыкнул. – И сколько же было в тебе гордости два десятка лет назад. Всегда знал, что доживу до этого дня.
- Ты доживешь до любого дня, - произнес Серый, подсаживаясь к нему. – На то ты и Бессмертный.
Супостат Тридесятого царства белозубо улыбнулся.
- Он её сын, сам знаешь.
- Конечно, лицом он пошел в Елену. К счастью. Берендей был на редкость уродлив, - поморщился все-таки хозяин замка, вспомнив былые времена. Гордого мальчишку, направившего на него свою саблю, которой даже кусок хлеба не отрезать. Не сумев отрубить ногу, мальчишка впился в неё зубами, крича, что не даст свою двоюродную сестру в обиду.
- По тебе все уродливы, кроме себя-любимого, - не смог сдержаться Волк, закинув ноги на стол, и тут же Кощей скинул их на пол, поморщившись. Красные сапоги Серого глухо стукнули каблуками о каменный пол.
- А для тебя все люди уродливы, если ты помнишь.
- Не помню. Я врал, чтобы она мне не подыскивала невесту.
- Так вот с чего она тогда интересовалась здешними животными, узнав, что у меня есть свой лес.
Волк рассмеялся в голос.
- С волчицами было веселее. Они симпатичней женских особей. Всегда уважал дикую красоту.
Воцарилось молчание. Кощей напряженно смотрел на Волка разноцветными глазами, а сам Серый глядел в окно на высокую снежную стену. Каждый думал о своем, однако когда Волк встретил взгляд мертвого царя и тут же понял, о чем он хотел спросить.
- Кровь сама выдала его, когда Иван открыл глаза во второй раз. Сначала не поверил. Манеры, - поморщился Бессмертный, вспомнив царевича на яблоне. – И он скорее похож на её двоюродного брата.
– Того, что повесили после новых царских войн? Неужели ты вспомнил о том малыше, который полез в полуразрушенный замок за своей игрушкой? Но ты знаешь этот неписанный закон – если новая династия пришла, то старую нужно уничтожить.
- Приятно видеть, что ты сомневаешься в моей памяти. Мне его жаль. Не более, - начал Кощей, надменно фыркнув.
- И это человек, которому он так доверял. И за чьей игрушкой полез.
- Я не человек – это раз. Два – ему было меньше десяти лет, - поправил его Бессмертный, фыркнув. – Непослушный ребенок, который попал в беду. Не смей меня обвинять в его смерти.
- Ты мог бы спасти его.
- Заткнись уже, - лицо Бессмертного ожесточилось. – Я же молчу о том, как ты мог спасти Ивана. Ты просто стоял и смотрел, как каменное изваяние, дав сыну своей возлюбленной умереть от рук его завистливых братьев
- Я дал обещание Елене, что не трону отпрысков Берендея в любом случае. Даже ей не пришло бы на ум, что зажравшиеся сыны её мужа решат прирезать Ивана втихаря, - отозвался Волк, облокотившись о подоконник и задрав голову, чтобы увидеть хотя бы кусок звездного неба. На мгновение ему захотелось взмыть к небесам и улететь от Ивана и Кощея в Навь, к Елене. Но он чувствовал, как жжет изнутри клытва быть с Иваном.
- А все твой длинный язык. Елена, я твой верный пес, приказывай! Я все исполню в мгновение ока, - передразнил его Бессмертный, скрестив руки на груди.
- Сказал человек, давший обещание не вредить ребенку Елены ни при каких обстоятельствах. Видел бы ты свое лицо, когда его сабля порешила тебя, а ты не мог руки поднять.
- Напоминаю, что я не человек, - злобно уже повтори Кощей. - А ты уж обрадовался.
- Не спорю. Я был бы вдвойне рад, если бы ты умер. Только смерти не искупит и половины твоей вины.
- Она не столь велика. Я был пешкой, - практически зарычал Кощей. – И ты тоже был лишь пешкой. И мы оба не знали, что нужно сделать, чтобы предотвратить беду.
- Но не я виноват в том, что Елену прокляли.
- Ты сам говорил, что это был её выбор. Она приняла его и отдала жизнь за ребенка, когда могла взять жизнь ребенка за свою, - снова поморщился Бессмертный. – И не ври, что смог бы любить детоубийцу. Мы оба не смогли.
- Оба не смогли, - эхом повторил Волк и печально улыбнулся. – Зато больше всех обещали. А как по делу, так…
- Так мы и поделать ничего не смогли. Сплошные потери. Я потерял глаз, а ты потерял свое самолюбие. Хотя, тебе ничего бы не светило. Никакой девушке не захочется замуж за блохастую шавку.
- Или получить в мужья ходячего мертвяка, что должен в прах рассыпаться, а не женские сердца покорять.
- Справедливо.
Кощей с Волком рассмеялись и обнялись через стол, дружественно похлопав друг друга по плечам.
- Я бы тебе за Елену шею-то свернул, - белозубо улыбнулся Кощей.
- А я тебе бы голову откусил.
- Куда лучше быть безголовым, чем блохастым.
- Лучше быть блохастым, чем быть пределом мечтаний Ивана.
- Ревнуешь, блохастый? – весело отозвался Бессмертный.
- Чего ревновать. Я его внизу видел с бойкой девицей весьма легкого поведения. Уведет у тебя мальчика, глазом не моргнешь.
- Легкого поведения? Варвару? Не думаю. Её в родной деревне-то никто в жены не взял, куда царевичу. Он скорее в Навь вернется, чем на такой женится.
- Все-таки слышу ревность, - сузил глаза Волк. – Я понимаю, что ты любил Елену. Но имей совесть, это же её сын.
- Ну не надо с больной головы на здоровую. Это ребенок. Человек. Как и Варвару, мне ждать не больше ста лет, - пожал плечами Кощей. - Но не придется. Дети быстро забывают то, что им нравится. Он не исключение.
Волк невесело усмехнулся.
- Ну смотри, Бессмертный.
- Было бы на что. Он же не девица – глядеть не на что, - отмахнулся Кощей, закрывая тему. И подумал, что пора бы расставить все по местам в Ваниной голове.
9.
Избавиться от Варвары оказалось непросто – девушка явно и не собиралась его отпускать. Вцепившись в него, Варвара трещала о том, как ей плохо живется, рассказывала о времени, что провела с Кощеем, и жаловалась на супостата так слезно, что любой бы другой обязательно поверил. Но Ваня сам видел, какой Бессмертный на самом деле, и не поверил ни единому её слову.
Девушка раздражала и вызывала желание запереть в любой подвернувшейся комнате.
Как ни странно, спас царевича от Варвары кот. Черный, упитанный, с золотой серьгой в ухе. Федор, спрыгнув откуда-то сверху, вцепилось в девушку когтями. Девица пронзительно взвизгнула.
- Спасибо, Федька! - весело крикнул Ваня, едва не крикнув вслед: «Раздери ей все лицо, пусть знает, как царевичам докучать». Понимая, что кот надолго не отвлечет Варвару, Иван бросила наутек.
Отбежав от Варвары куда подальше, Иван перевел дыхание и огляделся. Замок Кощеев был неказист снаружи и огромен и величественен внутри. Царевича сильно удивлял столь необычный контраст между обликом и содержимым. И в этой части дома кощеева он точно впервые – он бы ее запомнил, особенно пугающие знаки на стенах. С гербов на него смотрел черный свирепый волк с налитыми кровью глазами и открытой пастью. Позади герба виднелась картина с чудовищем, которое Иван видел за обедом, однако на сей раз оно оставалось неподвижным.
- Привет, - раздалось полурычание из-за спины, и Иван сдавленно пискнул, обернувшись. Перед ним стоял юноша чуть младше его.
- Я тебя испугал? – поинтересовался он, улыбнувшись. – Извини, если да.
Тень от лучины криво падала на лицо незнакомца, делала его жутким и пугающим. Юноша пригладил торчащие белоснежные волосы и вопросительно посмотрел на царевича.
Иван обиженно поджал губы – образ юноши пугал его, но сам Кощей говорил, что в его замке нежить не водится. Так же он не сказал, что в его замке бывают живые люди. Да кто же добровольно пойдет в логово кощеево работать?
- Я Святослав, - представился он, нимало не смущенный молчанием со стороны Ивана. – Я иногда помогаю Варваре.
- А разве Варвара здесь работает не одна? – недоверчиво приподнял брови царевич, и его собеседник снова улыбнулся.
- Неужели ты думаешь, что Кощей доверил бы ей всю работу? Ей скажи постирать - она постирает. А камушек драгоценный срежет. Деревенские бабы же на редкость жадные и наглые, ты знал?
- Да, наверное, – согласился Ваня, не зная, доверять его новому знакомому или нет. Однако столь логичное заявление подуспокоило его.
Святослав продолжал:
- Тебе, наверное, надо наверх, но чтобы Варвара не нашла? Она же давно хотела быть царицей. Сама читает по слогам, но в царицы так и просится. Но как хочешь…
Юноша отвернулся и исчез в темени коридора.
Иван замялся. Ему не хотелось попадаться Варваре на глаза – второй раз она его так просто не отпустит. Но было в новом знакомце что-то настораживающее.
- Ива-а-ан. Царенька, - закричали сверху, и Иван кинулся вслед за Святославом.
10.
- Я был в родных краях, пока Иван спал, - вздохнул Волк, скучающе опрокинув в себя кружку медовухи. – Царь-Федор объявил, что Иван пал жертвой темных сил. И назначил награду за голову демона, который убил его брата. Конечно, обмолвился еще, что хитрый бес может объявиться в его облике.
- А царь-Федор, видимо, хорошо знаком с демонологией? – фыркнул в кружку уже повеселевший Кощей.
- Не думаю, что он видел хоть одного, но мысль неплохая. Когда я служил королю Осмордию, который правил в стране, никто не смел клеветать на родную кровь. Правда, братья его были на редкость отвратительными. К счастью, их всех повесили, когда Осмордий забыл их спасти во время замка.
- Так благородный Волк и у тиранов служил? Небось, еще посылали тебя загрызть короля врагов? Или же ты надвигался на войско слабое грозным облаком, сотрясая землю громом?
- Брось. В те времена люди были не такие смышленые. Даже не знали, как со мной обращаться так, чтобы с моей помощью найти свое счастье.
- А ты, в свою очередь, не спешил подсказывать, - развел руками в стороны Бессмертный и пригубил из кубка.
- Но-но, не налегай. Ты всегда умел надирался слишком быстро, - доброжелательно похлопал его по плечу волк.
- Я всегда могу протрезветь…ик. Когда захочу. Магия… ик… кровь. Как там…
- Очищает, - подсказал ему Серый.
- Во-во. Очищает кровь. Надо только пожелать и щелкнуть пальцами. Но.. ик… Обычно я надираюсь так, что щелкнуть пальцами сложнее, чем переспорить Горыныча.
- Ну ты сравнил себя с Горынычем. У него три головы, а у тебя одна – да и та дурная.
- Сам ты дурной, - протянул Бессмертный, глянув на волка. От выпитого у Кощея подобрел и лукавый желтый глаз, теперь выражающий доброжелательный и умеренный интерес. Голубой же был расслабленно полузакрыт.
Кощей постучал по столу длинными, словно паучьи лапки, пальцами и изрек:
- Но снова к Ивану. Одобряю решение его брата. Не смотри на меня так. Это и смех, и грех, как говорится. Готов убить брата в людном месте, и, поверь, твой Ванька наглядится на чернь, которая неделю назад лобызала ноги, а теперь готова порвать. В летописях Федора прославят, как мудрого и самоотверженного царя, который пожертвовал любимым братом, но спас его душу от демона. Сколько трагедии. Потомки будут в восторге, - аж вдохновился Бессмертный, оживленно жестикулируя.
Серый хохотнул, отталкивая его лицо от себя.
- Он же бросится домой, когда узнает. Обязательно бросится.
- Когда будешь рассказывать это Ивану, заодно добавь, что он так же единственный потомок Династии Меченых и его долг - спасти страну Елены.
- Так ему и поверили. Пришел Иванушка-дурак и сказал, что он потомок Династии. А почему нет метки? А он в ответ – извините, не получилось. От мамы как-то не досталась. Да и магических сил тоже.
- Заодно и ума, - добавил Бессмертный. – Ты служишь обыкновенному человеку, ну не позор ли? У мальчишки ума ни на зернышко, а ему за ним бегает Серый Волк.
- А живот он привольно под крылом Кощея Бессмертного, - добавил Серый ему в тон.
- Ну и мерзость, - скривился Кощей. – Как и твоя побитая молью шкура.
- Эта шкура – самое ценное, что у меня есть. Лишь с ней я превращаюсь в волка.
- Дурак ты, - обиженно проворчал Кощей. – Сколько раз повторят? Она символ, силу которого ты преувеличиваешь. Ты так же не нуждаешься в еде и сне с ней, как без её. И в волка легко превратишься, если придется.
Серый закатил глаза. Этот спор шел не одно столетие – с первой их встречи, когда Волк был божеством южного племени.
- Нет. Закроем тему.
Кощей пожал плечами, как бы говоря, что ему до этого дела нет.
- Как пожелаешь.
Кот проник в комнату, тут же оповестив о себе противным скрипучим и жалобным мяуканьем. Он скользнул под стол и потерся о ногу Кощея, напрашиваясь на ласку. Золотая серьга в ухе мерцала.
- Кот Яги тут что делает? – пробормотал Кощей, рассеянно погладив его. – Потерялся, что ли? Без тебя уехала? Бросила? Или сам удрал?
- Мяу, - ответил кот, забравшись к нему на колени, и прыгнул на стол. Федор обнюхал питье кощея, он проворно опустил лапу в кубок Волка, слизнул с неё и окунул туда уже свой нос.
- Что за бесовское создание. Весь в хозяйку, - фыркнул Кощей, стряхивая с колен черную кошачью шерсть.
Кот приглушенно мяукнул, все еще не поднимая морды.
- Ты лучше посмотри, что это на него прилипло, - Волк прошелся рукой по черному бочку кота, и осторожно выпутал клок зеленой ткани. – Пахнет мертвяком.
- Нежить? – недоверчиво выгнул бровь Кощей.
- Именно. Кикимора, если точнее.
- Кикиморы питаются живой плотью. А в этом замке уж года три как человек появляется в лучшем случае – раз в неделю. И, по-моему, Варвару нечисть побаивается.
- Она могла преследовать кота. На людей кикиморы редко охотятся – слишком много мяса пропадает за раз.
- Федька прилетел сюда в ступе, - напомнил ему Бессмертный. – И какая? Кикимора ради кота пробуравит дыру в снежной стене?
- Она могла проникнуть сюда до того, как замок занесло снегом, а теперь ищет пищу.
- Но кикимора прячется лишь там, где сыро.
- Ты еще скажи, что в твоем подвале не целое мертвое болото.
- На то оно и мертвое, что даже нежити нет.
Волк и Кощей успокоились. Не может же Иван быть до того неразумным, что пойдет в подвалы незнакомого замка. Или в болото зайдет.
- Я его не слышу, - прошептал Волк, прислушиваясь к тишине замка.
- Царенька, - донесся до них вой Варвары.
Бросившись к выходу, Серый услышал торопливый щелчок за его спиной, и мигом протрезвевший Кощей поравнялся с ним.
Волк усмехнулся – не шутил мертвый царь. И правда умеет кровь очищать.
@темы: русские народные сказки, фанфик, 2012
четверг, 10 мая 2012
Название: Царевич на удачу.
Автор: king_marionette
Бета: Шел aka Лана
Пейринг: Иван-Царевич/Кощей Бессмертный, Серый Волк
Рейтинг: PG-13
Жанр: фентези, юмор
Дисклеймер: герои принадлежат народу
Слов в главе: 8987
От автора: спасибо Скай за первое мнение, спасибо Шел за то, что бетила его сурово и тщательно люблю вас
1 глава1.
Замок Кощеев грозно возвышался посереди леса массивным черным строением, на крыше которого свила себе гнездо не одна ворона. Окна были странными, полупрозрачными и темными, так что Ваня, сколько бы не ломал себе глаза, так и не смог увидеть, что творилось внутри замка. У его батюшки-царя таких причудливых окон не было – каждое, хоть и было разноцветным и ярким, но настолько искажало происходящее на улице, что каждый раз приходилось самому выглядывать, чтобы понять, что за погода на дворе.
Царевич смотрел на замок снизу вверх, смутно чувствуя опасность. Все казалось ему, что не выдержит Кощеево логово да рухнет ему на голову, ироду на радость. Да и несложно было заметить, что уж слишком дом напоминал самого хозяина – нескладный, будто бы сутулый, полуразвалившийся, старый, обгоревший еще сто лет назад замок, чьи лучшие годы позади. А если смотреть с высоты, то и вовсе заметно, что крыша куда больше в объеме, чем сам замок у основания, и с такого угла дом ирода иноземного больше напоминал черный гриб. Казалось бы, зодчий еще в середине строительства потерял свои чертежи, и достраивал замок на глаз, в зоркости которого смог бы усомниться любой, взглянув на получившееся в итоге хлипкое сооружение.
Волк, увидев, что Иван наконец-то прекратил обворовывать бедное дерево, заметно оживился, махнув хвостом. Ткнув носом в плечо царевича, он проговорил человеческим голосом:
- Вань. Вань, хватит тебе. Знай меру.
Царский сын же удивленно моргнул, будто сгоняя с себя наваждение, и молча повернулся к волку спиной, продолжив срывать золотые яблоки с дерева, игнорируя любые реплики своего товарища. Те, что спелые, Иван складывал в суму, закрепленную на спине волка, чтобы себе оставить или же продать – как выгоднее получится. Те, то созреть не успели, с улыбкой запихивал под кафтан. Плоды были с кулак размером, однако каждое весило с треть пуда, будто бы и правда золотым являлось.
Серый прижал уши, и его взгляд так же, как и у Вани всего минуту назад, невольно упал на замок. Притягивал, скотина. Хоть был на редкость уродлив, но имел в себе нечто неописуемо величественное и необыкновенное.
Ведь сказывали легенды, что жил в этом замке как-то царь, земли сей государь, отгородившийся от всего мира после смерти своей жены первой. Был веселым царем и не тужил, народом издали мудро правил. Любой каприз мог угадать, да любого голодного накормить. Жил бы себе и дальше, коль бы болезнь не ворвалась в замок и не убила каждого в нем. Говорят, Кощей наслал её, чтобы свергнуть царя и стать правителем земли русской. Да не так был глуп люд, каким казался. Тут же свергнул, а замок подожгли, и горело новое логово кощеево тридцать дней и тридцать ночей, окрасив каменные стены в черный цвет навеки.
И живет себе Кощей до сих пор, обозлившись на народ и творя гадости и непотребства в замке своем.
- Вань, - тут же вернулся к своим мыслям Волк. – Вань, если Кощей нас увидит, он нас убьет же. Ты же царевич. Ты должен подвигами хвастаться, дев освобождать, а ты то и дело, что спишь на печи, воров обчищаешь – ладно бы народу, так нет, все себе – да воруешь яблоки у него под носом, как воришка подзаборный.
- Этот ирод иноземный наши земли разоряет, дев крадет, распутничает с ними в своем замке, я уже молчу о том, что он нам урожай портит, а мне, значит, нельзя у него пару яблочек взять для батюшки? – возмутился он, поморщив нос и смотря на волка грозными очами, будто бы не Кощей – супостат окаянный – совершал вышеописанные подвиги, а его верный товарищ.
- Пару можно, но ты уже за третий десяток ушел, - напомнил ему волк, борясь с желанием цапнуть царского сына за ухо, как волчонка, чтобы тот пришел в себя. Хотя, чтобы царевич опомнился, тут надо далеко не за уши кусать, а за мягкое место. Да так, чтобы каждый раз, когда садился, вспоминал урок от друга доброго.
Царевич же такую рожу скорчил, будто бы это он был хозяином сада, и яблоки воровали у него.
«Ему бы еще ума хоть немного, чтобы было чем думать изредка – был бы царь как царь, а не балбес малолетний», - с горечью подумал волк, едва успев схватить юношу за воротник, когда тот случайно перегнулся через ветку и был готов упасть на спину.
– Ты бы еще дерево выкопал, мародер малолетний, - начал уже злиться Серый не то на непослушного царевича, то не на слабохарактерного.
- Да как ты? – царский сын поспешил обернуться, чтобы наградить своего товарища очередным грозным взглядом, да напомнить, что волков, к слову, вешают так же, как людей. А возможно Иван хотел дать своему другу затрещину (то есть жалкое подобие на неё – у Ивана физической силы не хватит даже банку варенья открыть самостоятельно), однако он так и не совершил, что было на уме, вместо этого расплывшись в едва ли не счастливой улыбке:
- Да ты гений. Неси лопату. Если выкопаем, то у нас расти будет. Буду жить вечно после батюшкиной смерти.
Волк мученически закатил глаза, про себя наградив Ваню множеством крепких эпитетов, половина которых есть только на языке волчьем.
Над ними все так же грозно возвышался замок Кощеев – настолько отвратный, что у любого разумного путника напрочь отобьет желание лезть в чужой сад. Однако, Иван к этой категории не относился, и замок скорее вызывал у него желание посмотреть, что же за дары были у царя, да и какие Кощей успел наворовать за свою долгую жизнь. Или хотя бы одним глазком глянуть на несметные богатства.
2.
Волк встретил Ваню давно. Так давно, что сам царевич об этом не помнил, принимая Серого как должное, будто бы он был его ангелом-хранителем с самых пеленок. Добрый друг спасал от скуки, от дворцовых интриг, давал советы в нужное время, и, хоть не одобрял, но всегда сопровождал на приключения разные. Однажды царевичу приспичило коня у царя соседского украсть, услышав, будто бы у него грива и хвост из золота были. Правда, грива с хвостом оказались самыми обычными, да вдобавок скорее не золотистого оттенка, а медного. Иван, поняв это, ел коня неделю, хоть и жаловался на отвратительный вкус.
Правда была одна – волк с Ваней был все его детство, оберегая и заботясь о друге. И с каждым годом он все отчетливей понимал, что, увы, не в лучшую сторону сын царский развивается.
Конечно же, Иван-Царевич в свои шестнадцать лет вырос высоким, чернявым и розовощеким на радость нянькам да мамкам добрым молодцем. Правда, разбалованным жутко – все ему достань да положи на золотом блюдечке, однако на сей недостаток даже царь Берендей глаза закрыл, что уж говорить о прислуге, которую за излишнее недовольство могли и плетьми наградить.
Поэтому и баловали дальше, все позволяли, а если Ваня сердился, то пытались его умилостивить сказками да песнями. Слушать сказки царский сын любил – его другим средством спать не уложишь и не утешишь в трудную минуту. А коль сказки не было, да песен ему петь не желали, бушевал царевич, отца просил ему устроить бои для забав. Однако бои под руководством Ивана были жестокими, и, как минимум, двое-трое испускали дух из-за какого-нибудь молодца с хорошей реакцией и острой саблей. Кровь, смерть, слезы баб, чьи мужья полегли, а царевич смеется, за живот держится – ничто его не могло развеселить больше, чем славная битва. А с битв не каждый возвращается – напоминал он родне умерших и кидал им несколько золотых. Да с таким лицом, будто бы милость подает прокаженным.
Сам же царский сын, хоть был далеко не богатырем, но с саблей легко управлялся. Всех на царском дворце победил. Даже генерал, которому жизнь была милее, чем победа над неразумным ребенком (царь и повесить мог за такие выходки), склонил перед ним голову. А какой злоумышленник на царского сына попытается посягнуть, так погибал уже не от сабли, а от зубов волчьих.
Да и ростом Иван не выделялся, если уж на то пошло – высок он был, в особенности, если рядом с братьями стоит – широкоплечими богатырями. Степан – старший сын – был умом одарен, и все свое время тратил на изучение отцовской библиотеки. Федор – средний сын – был прославлен в подвигах военных. На их фоне младший царевич казался недалеким по уму и на редкость худым.
Но старших сыновей Берендей не жалел, ругал как мог, стегал ремнями за непослушание, а Ивану все прощал, стоило тому виновато потупить очи лиловые и снять с головы шапку, позволяя кудрявым локонам упасть на лицо.
Хоть был своими поступками жесток младший сын царский, да видел волк, что сердце у царевича все еще чисто, хоть и заросло грязью достаточно, чтобы с первого взгляда принять его за жестокого тирана. За такого и приняла его невеста, Василиса – дочь царя Нестора, царство которого граничило с владениями Берендея. Обещаны они друг другу с детства раннего, да чем лучше Василиса узнавала Ивана, тем решительнее было её «Нет» на вопрос о свадьбе.
И если бы не отцовская болезнь, то жил бы Иван себе во дворце припеваючи не зная забот и женитьбы, да не суждено ему было, видимо. А болезнь настолько царя-батюшку ослабила, что он невольно стал думать, кому же трон отдать? Ведь, по сути, у каждого его ребенка был изъян, способный погубить страну-матушку.
Степан, пусть и силен был умом, да силы воли у него не было – всю жизнь он был на побегушках у Федора, который настолько был горд и уверен в себе, что собственные ошибки признавать не способен. Об Иване, как о царе, так же было думать грешно – ему Иван-Дурак бы подошло больше, а не Иван-Царевич.
«Идите, - сказал он однажды вечером, - мои сыновья, раздобудьте мне яблок Кощеевых. Кто принесет их первым да омолодит, да вылечит меня, тому царство все отдам».
И стоило выйти братьям, как:
- Нечестно. Ванька с силой темной якшается, - недовольно засопел Степан, чьи ноздри аж раздулись от волнения, а на лице выступил гневный румянец. – Царь от Бога, а ты, Ванька, от Черта.
- Не якшаюсь. Просто везет мне, - зло ответил Иван, сложив руки на груди и гордо вздернув подбородок. – Я самый безгрешный из вас.
- Как будто. Скажи мне, братец, ты на метле полетишь или на козе поскачешь? – фыркнул Федор, хлопнув младшего царевича по плечу. – Смотри, не упади и не разбейся, Иван-Дурак. Станешь лишь ношей на шее батюшки. Хотя, куда еще больше.
- Смотрите не постарейте в пути. Я стану царем и женюсь на Василисе, - начинал злиться младший царевич и грозно сверкать глазами, что казалось само по себе зрелищем достаточно смехотворным. А если еще представить рядом с худым Иваном двух старших братьев, напоминавших телосложением богатырей из старых сказок, так любого смех проберет. Но не самого царевича.
- На Василисе? Не выйдет она за дурака, устала уже тебе отвечать отказами небось.
- За дурака не выйдет, - зарычал Иван, повернувшись к братьям спиной. - Да выйдет за царя.
3.
Осторожно откусив от недоспелого яблока, Иван не без удивления обнаружил, что под толстой кожурой была мякоть, как и полагается. Но яблоко от этого легче не стало, да нет же, будто бы стало даже тяжелей немного. Чертовщина, да и только.
- Не ешь, ребенком станешь, - запоздало среагировал волк, однако Ваня уже успел откусить от яблока солидный кусок и перевести удивленный взгляд на волка. Медленно и осторожно прожевав его под строгим взглядом волка, царевич проглотил кусок. Ничего не изменилось.
- Я не чувствую себя младше. Может, они с изъяном каким? – Иван снова с хрустом впился в яблоко.
- Может, на дураков не действуют? – предположил волк, отчаянно высматривая на лице царевича хоть какие-то изменения.
- Я тебе сейчас саблей по морде дам. Как не действуют? Они же молодильные. Может, надо попробовать спелое? Может, неспелые просто не имеют магических свойств? Нет, давай мы на месте разберемся, когда яблоню пересадим, - затараторил царский сын, а потом его лицо на несколько мгновений застыло, как это бывало, когда царевич задумывался. Подобное действие Иван совершал не так часто, поэтому даже волк в первое время пугался, да потом привык ко всем причудам своего хозяина. В итоге Ваня пришел лишь к одному выводу:
- Надо побольше сорвать, вдруг эти не подействуют.
- Царевич, сжалься уже. Хватит тебе. Ты половину яблони разорил. Чай не у соседки редиску воруешь, здесь отец не защитит. Кощей поймает да из тебя суп сварит.
- Суп? Из меня? – растеряно переспросил Иван, все активнее срывая яблоки.
- Кощей любит есть добрых молодцев. А если и не съест, то извратом заниматься будет.
- Да он же старый, - царевич аж повернулся к волку, разинув рот, и тут же собрался. – Ну, пусть поймает, если не развалится. Я читал про него. Одни кости, а не тело. Тощий. Глаз нет – глазницы, как у черепа. Волосы седые, грязные. Накидка, кстати, отливает золотом. Можно потом спереть, если ты…
- Это кто тут старый? – поинтересовался голос снизу, и волк тут же вздрогнул, после чего оскалился, демонстрируя полный ряд клыков хозяину яблони.
- Кощей старый. Волк, ты бы уши хоть иногда чистил, ни черта не слышишь, - повторил Ванька, принявшись жевать еще один кусок яблока, однако тут же поспешил его выплюнуть. – А ты кто?
Перед Иваном предстал высокий и не в меру худой мужчина в черной мантии с золотой подкладкой. Кафтан на нем был не нарядный – самый обычный, однако украшенный вороньими перьями на воротнике и плечах, без камней, жемчуга или золотой каймы. Кощей, как и в рассказах, был седым, но его волосы были скорее серебряными, отливающими на солнце, а глаза были вполне человеческими, если не считать, что один был голубым, а другой желтым с хитрым прищуром. Корона на его голове была без драгоценных камней, не из ценного металла и даже не сверкала на солнце – наоборот, она будто бы впитывала солнечные лучи, оставаясь все такой же матово серой.
- Кощей Бессмертный, - представился хозяин, едко улыбнувшись. – Несказанно польщен, что путники не узнали моего имени, но уже покусились на мое имущество.
- Запалились, - прокомментировал волк. – Ваня, давай, нам пора.
- О, не такой уж и старый, - внезапно выдал царский сын, бросая яблоко на землю. Бессмертный нахмурился, проследив за траекторией падения золотого плода, и плотно поджал губы.
- Я слышал, что он несказанно жаден. И может убить человека из-за того, что он вынесет хотя бы веточку из его леса. А потом сварит из него суп – чего добру продавать. Жадность есть жадность, - волк настойчиво толкнул царевича в плечо, готовый уже его схватить зубами за шиворот и силком унести за тридевять земель. – Ваня, давай мне на спину. Ваня.
Но Иван его будто бы не слышал. Отпихнув морду Серого, он спрыгнул с ветки, поравнявшись с Кощеем (который был выше на полпяди).
- Я Иван – царский сын, - представился он, вытерев испачканную яблоком руку об штанину и протянув её Бессмертному.
- Представился ранее, - процедил хозяин яблони, посмотрев на руку Вани, но свою протягивать не спешил. – Ты зачем мою яблоню ощипал?
Два разноцветных глаза впились в Ивана с ощутимой неприязнью, примерно так же смотрел на царского сына и волк, спрыгнувший на землю мгновением ранее, но царевич никакого рода страхами не страдал и взглядов чужих на себе никогда не замечал. Нисколько не смутившись ни вопроса, ни того, что руки в ответ не протянули, он горестно вздохнул, вспомнив о своем горе:
- Папка от старости страдает. С сердцем худо, с каждым днем все увядает на глазах. Смотреть не могу на него такого. Вот и решил с горя отправиться в твое царствие и сорвать для него яблочко.
- Так и сорвал бы яблочко, - зло процедил Кощей, нисколько не разжалобленный историей Ивана. – Я спрашиваю, зачем ты мою яблоню ощипал?
Тонкий и изящный палец Бессмертного в черной перчатке ткнул в кафтан Ивана, едва выдерживающий десяток яблок, которые царевич успел запихать за пазуху.
- Так же два яблока лучше, чем одно, - пожал плечами Иван.
- Яблоня, - напомнил хозяин, пытаясь понять, то ли царевич хитро притворяется дураком, то ли является ударенным на всю голову по жизни.
- Десять лучше девяти? – выгнул бровь юноша, и достал одно яблоко, которое тут же протянул Кощею. – Держи, не злись так. Съешь яблочко, авось круги под глазами пройдут. Возможно и другие недуги, какие у тебя есть, батюшка.
Бессмертный поднял на Ивана совершенно удивленный взгляд, не зная, как реагировать на подобное хамство. Он хотел было махнуть рукой, чтобы ударить царевича по голове, но что-то в его облике остановило Кощея. Замерев, он внимательно вгляделся в лицо юноши и пропустит тот момент, когда царский сын, будто бы защищаясь, замахнулся яблоком и ударил мужчину в висок. Яблочный сок брызнул во все стороны, случайно попав Бессмертному в глаз. Второй удар был тут же нанесен саблей – металл с легкостью рассек плечо хозяина яблони до кости. Кощей от неожиданности аж упал на колено, тупая боль разлилась по всему телу, а в глазах начало предательски темнеть.
- Я бы одним таким яблочком его убить смог. Волк, давай. Отец ждет нас с яблоками. А заодно и с гостинцами, - услышал он задорный шепот Ивана, после чего ощутил весьма унизительный пинок в живот.
Кощей попытался подняться с земли, но царский сын нанес еще один удар сапогом – уже по раненному плечу, заставив руку Бессмертного отказать, и вынудить его вконец повалиться на землю лицом вниз.
Яблочный сок залил лицо мужчины, и он просто не нашел в себе сил встать. Из плеча запоздало хлынула черная кровь, пачкая плащ и осушая траву вокруг Бессмертного.
В глазах потемнело окончательно, и Кощей Бессмертный зажмурился, пытаясь побыстрее заснуть. Ему просто следует немного подождать, когда звон в голове прекратится, а рана послушно затянется, не оставив после себя и воспоминания. Только для этого нужно было время. За которое его гости успеют сбежать. Возможно, не только с яблоками.
4.
В Кощеевом лесу уже как с сотню лет не хватало двух времен года – весны и лета, однако их добросовестно заменяли суровая зима и на удивление плодоносная осень. Необъяснимо, как за месяц на деревьях созревают плоды настолько сочные, что девицы со всей округи собирались вместе, чтобы вступить в запретный лес. Хоть запретный, да на удивление безопасный – звери здесь не водились, так как никто не в силах пережить лютую зиму. Если только птицы могли залететь полакомиться, но вить гнезда даже на самых высоких дубах и не думали. Единственной опасностью являлся лишь сам Кощей, который, как пугают матери, сидит под кустом и ловит маленьких детишек, чтобы съесть. Девиц же он крадет и запирает в своем замке.
Ваня, представив плотоядно облизывающегося Кощея под кустом, чуть ли не свалился со смеху со спины волка. Уж сложно ему представить, чтобы столь утонченный ирод в своей короне унижался до таких действий. Ему бы, небось, только на троне красоваться да колдовать в своей комнате, чтобы народу жизнь медом не казалась.
Волк за два прыжка резко пересек лес, заставив Ивана невольно вцепиться в его шкуру и прикрыть глаза. Пару раз царский сын даже оглянулся на замок Кощея, смутно чувствуя вину. Сколько же добра смог бы он принести в дом, если бы Кощей не был настолько живучим гадом. Не сосчитать сколько раз голову Кощею рубили добрые молодцы, так то новая вырастет, то старая глаза откроет. А если успеть даже тело на несколько кусков разрезать, то соберется али восстановится из одной наиболее целой; если сжечь, то возродится и здесь, собравшись пеплом; да и топить не стоит – гад даже не дышит.
Помнится, прадед Ивана пленил супостата на полвека, да какой-то простофиля его выпустил, напоив водой. Не одним глотком, а ведрами. Бедолага бегал от колодца к темнице раз десять, получив в итоге несколько золотых монет, которых ему хватило, чтобы побыстрее скрыться с царских земель, пока грозный царь Нестор не приказал казнить.
Царевич задумчиво похлопал волка по загривку, будто бы ища в своем товарище поддержку. Ему хотелось, чтобы его похвалили – Кощей не выпустил бы их живыми. Недаром же про него столько рассказов ходит. И девиц, и молодцев ест, в камень обращает, в золотые статуи и в иные вещи, смотря какое настроение у ирода будет. Однажды даже какого-то заморского принца в лягушку превратил и сказал, что его расколдует лишь поцелуй любви. Однако сколько принца не целовали, превращались лишь девушки – в лягушку, как и он.
И ведь надо так дразниться могуществом и богатством. Все же жаль, что не успел стащить что-нибудь существеннее яблок, золотых пуговиц и старого медного медальона, который Иван крутил в руках уже с десяток минут, пытаясь понять, как он открывается. Крышка была гладкой и без единого стыка, за который царевич смог бы ухватиться.
- Может, он заговоренный? Лишь на слово реагирует? – волк повернул к нему голову, ехидно усмехнувшись и снова взлетев в небо. – У тебя лицо похоже на помидор, царевич, когда ты думаешь. Не думай, выброси. А то еще взорвешься невольно.
- Нет, я хочу посмотреть, кого Кощей у сердца держит, - заворчал царский сын. – Какое слово? Откройся, сундучок? Пряник? Кости?
- Монетка? – совсем уж отстраненно проговорил Серый.
- Откуда ты узнал? – поразился Иван, открывая медальон и жадно изучая фотографию девушки. Черноволосой, смотревшей на царевича с легким неодобрением. Губы вытянуты в гордой усмешке, кончик которой скрывала тонкая ладонь с разноцветными перстями.
«Смотрит, как на дурака последнего, а самой смешно из-за глупой выходки», - понял Иван тут же, чувствуя, как в груди разливается огонь. На какое-то мгновение ему показалось, что на него смотрит Василиса – и кудрявые волосы будто бы стали русой косой прямой, а зеленые глаза поменяли свой цвет на небесно-голубой. Будто бы на свою любимую смотрел, и сердце непривычно пыталось вырваться из груди. Царский сын закрыл глаза и помотал головой. Нет, не Василиса это. Ведьма.
Со стороны крышки же был мужчина. Моложе девушки, да и улыбка у него была куда искренней, а взгляд безнадежно влюбленным и ласковым. Достаточно красив, чтобы самому оказаться заморским принцем или барином. Не крестьянин – у них денег бы не хватило на столь искусную работу.
Ведьму и молодца странного держит Кощей под сердцем – смешней мысли даже во сне не придумаешь.
- Он же жадный, над златом чахнет. Считай, я пальцем в небо, - волк повернулся еще раз, чтобы посмотреть, выкинет ли царевич стащенную безделушку или нет. Ан-нет, во внутренний карман запихнул, хоть сам побледнел и невольно поджал губы. Все-таки можно было еще поспорить, кто жаднее был – Кощей или сам Иван. Страшно ему иметь такой кулон под боком, да выбросить рука не поднимется.
- Остановись, друг, - Ваня коснулся шерсти своего товарища. – Я вижу братьев. Далеко они забрались, не имея никаких сподручных средств.
- Ты уверен? Может во дворец, пока ты с яблоками? Отец тебя царем не сделает, если ты не первым доставишь яблоки. А они… стащат они, Ваня. И зельем сонным опоят. А так вернешься уже царем к ним. Какой дурак на царя руку поднимет?
- Так все яблоки не стащат. Я им неспелые подкину – ты же знаешь, они без магических свойств. Ты, главное, прибереги то яблоко, что я тебе в суму положил. Одного для батеньки хватит. А зелье пить не будем. И есть не будем на всякий случай. Береженого Бог бережет.
Волк заворчал нечто непонятное, но все-таки послушался Ивана. Знал он своего друга хорошо – похвастаться хотелось тому сильно перед старшими братьями, что задирали его в детстве. Пусть в чем-то да превзойти. Истинный Иван-Дурак.
Серый тихо приземлился недалеко от разбитого лагеря царских сыновей, да так, чтобы их не увидели.
- Не нравится мне это, Ваня, - прошептал он, ухватив своего друга за кафтан, но царевич лишь дружелюбно провел рукой по его морде. – Не ходи к ним, побереги себя.
- Это же мои братья. Что они мне сделают? Убьют? – рассмеялся Ваня, оставляя у волка саблю окровавленную. – Да кто собственного брата убивать будет? Мы же одна кровь. Одна семья. Пусть не очень дружная.
- Я надеюсь, что не убьют, - проворчал волк, уткнувшись в ладонь царевича с нежностью. Но подавить тревогу он так и не смог. Не зря.
5.
Сознание вернулось к Кощею неожиданно – он тут же резко поднялся на ноги и пошатнулся, почувствовав слабость и привычную после воскрешения тошноту. Что за царевичи пошли – ни стыда, ни совести. Еще сто лет назад приезжали на лошадях, вызывали на поединок и даже ждали, пока он сам облачится в латы, и лишь потом обнажали против него мечи. А этот мало того, что мародер малолетний, так еще и вступил с ним в нечестный бой.
Никакого понятия о чести у нынешнего поколения.
«Батюшка».
Бессмертный помотал головой, сгоняя наваждение. Уж слишком знакомым ему показался голос царевича, да и лицо он где-то видел. Не в этом веку, а еще тогда, когда…
Кощей провел рукой по щеке и тут же выругался – яблочный сок сделал все лицо липким, а что творилось с волосами, Бессмертный даже думать не хотел. Придется выстригать же. Все легче, чем попытаться это расчесать.
Зато рана затянулась, оставив после себя лишь багряный шрам, который исчезнет через пару дней, если не тревожить.
Кощей задумчиво хлопнул по карманам и почувствовал, как все тело проняла дрожь – медальона во внутреннем кармане не было. Его медальона, на котором изображен лик Марьи – единственное, что осталось у него.
- Найдите их, - рявкнул он в сад. – Я сам приду, вы, дурачье, еще потеряете.
Деревья тревожно зашелестели и тут же успокоились. Слуги, получив приказ, отправились его выполнять.
Картина более удивила Кощея, нежели опечалила. Несмотря на то, что он мчался с ветром на своем коне, представляя, как покажет свою силу и накажет смазливого царевича, у которого в голове и так пусто, удовольствие от нахождения воров его не посетило.
Лежащий на спине Иван со вспоротыми животом и горлом был белее мела. Лишь губы, растянувшиеся, будто бы в немом вопросе, были оттенка бледно-синего. Кудри, как и его кафтан с меховым воротником, были испачканы уже свернувшейся кровью. В руке у царевича сабля, вымазанная кровью, да не людской.
А его кровью, кощеевой. Будто бы замешкался, не сообразил, откуда удар. Или не поверил от кого.
«Больше часа лежит», - понял Кощей, поправив рукава. Его разноцветные глаза скользнули по волку, что сидел около царского сына, опустив голову и не замечая ничего вокруг себя. Бессмертный аж прикинул, чего стоит обезглавить и тварь мохнатую – один взмах меча и более нет проблемы. Голову повесить в своей комнате, чтобы улыбаться, вспоминая, как самолично казнил вора.
Найти царевича оказалось проще простого, особенно если учесть, что его серый друг выл, не переставая ни на секунду, будто бы специально сообщая об их местонахождении. А как нашли – затих, смотря на царевича так, будто бы видел в первый раз. Злорадствовал Кощей, когда в первый раз услышал его вой – подумал, что добыча настолько глупа, что сама в руки бежит. А оказалось, что и нет добычи вовсе. Одно разочарование.
Волк не поднял головы, даже когда Кощей сел рядом с ним и бесцеремонно прошелся по карманам царевича. Выхватив медальон, он осторожно спрятал его, будто бы боясь, что Иван потянется за ним даже с того света.
- Сколько дашь за его жизнь? – спросил Бессмертный, и его желтый глаз хитро прищурился. – Что у тебя есть-то?
- Шкура есть, - кратко ответил волк, все не решаясь посмотреть на Кощея.
- Шкура тоже подойдет, - развел руками ирод иноземный. – За неимением другого.
Волк смотрел на все еще бледного Ивана, что никак не мог вырваться из сна. Он спал уже третий день, порой сонно открывая невидящие глаза, чтобы принять лекарства, поесть и снова заснуть без сил. Порой он просыпался, пытался что-то сказать, но из его горла вырывался лишь хрип вперемешку с кашлем, после чего замолкал и смотрел перед собой – в темноту, что его окружала.
«Зато он уже не цвета мела, уже оживает потихоньку царевич», - не без радости подумал волк, по привычке лизнув царского сына в щеку и смутившись. Люди без шкур так не делают. Но порой отказаться от своего поведения сложнее, чем кажется. Люди оказались неудобными по всем параметрам: спать на полу нельзя – тело болит, на охоту не сходишь, а половина одежды сковывает, но носить её обязательно, как утверждает Бессмертный.
Сама процедура воскрешения оказалось куда сложнее, чем казалась Волку с самого начала. Предания гласили – сначала мертвой водой полить, потом живой. Да все не так уж просто. Серый помнил все до мельчайших деталей.
Сначала Бессмертный что-то кричал в лес, приказывая ему принести воды. Как ни странно, но его приказ практически тут же исполнился – через три минуты около волка стояло две склянки. Одна была с черной водой, другая же - с более привычной прозрачной.
«Мертвая и живая. Коль ты жив - не пей мертвую. Коль ты мертв - не пей живую до мертвой», - пояснил мужчина.
Кощей встал на колени, склоняясь над трупом Ивана. Белоснежные губы Бессмертного зашевелились, словно бы заклинания шепча, да ни звука не вырвалось из его уст.
«Живой кличут из-за целебных свойств. Трупы воскрешает, возвращает людей с того света, но если сами того захотят. Путь к жизни сложен для души, – все объяснял он. - Только чистейшая вода работает, разбавленная – нет», - усмехнулся тогда Кощей, осторожно открывая первый пузырек с черной водой.
Черная вода стекала по ранам, не оставляя после них и следа. Плоть царевича тут же срасталась, кости тут же становились целыми, а кровь будто бы под этой водой с шипением исчезала.
«А теперь самое сложное, – предупредил Бессмертный, и волк увидел, как изо рта царевича поднимается серо-голубой дымок. – Немного ты духа сохранил у него, а другом зовешься».
Кощей ловко поймал дым рукой, давая волку его рассмотреть, и быстрым движением возвратил его в тело и закрыл Ивану рот, не позволяя дыму выйти вторично.
Второй рукой Бессмертный слепо нашарил пузырек с живой водой и, ухватившись за пробку зубами, вырвал её из склянки, чтобы тут же сплюнуть в траву, и опрокинул в себя.
На несколько секунд волк решил, что Кощей попросту издевается над ним. Вот глотнет воды, встанет и скажет: «Пошутил я над твоим царевичем. Он надо мной подшутил, и я над ним. Но моя шутка смешнее, потому что смеюсь я».
Но нет, Кощей снова склонился над царским сыном и поцеловал. То есть так сначала показалось волку, у которого шерсть аж на хвосте дыбом встала. Лишь мгновение спустя он понял, что не совращают мертвого царевича, а поят целебной водой.
На минуту стало тихо. Кощей, оторвавшись от бледно-синих губ Ивана, опять зажал его рот рукой, смотря на царевича не то с интересом, не то снова со злостью, будто бы опомнившись. Врагу помогает, дурень.
По телу Вани прошла судорога, заставив его руки и ноги на мгновение задвигаться, и он снова обмяк, не подавая признаков жизни. И тут царевич резко сел, жадно хватая воздух ртом, словно выкинутая на сушу рыба. Глаза, все еще покрытые белесой пеленой, слепо смотрели перед собой. Из горла Ивана вырвался не то крик, не то плач настолько пронзительный, что у волка аж сердце замерло, и голова царского сына тут же поникла.
«Тихо-тихо-тихо», - первым подал голос Кощей, и Иван повернулся на голос, смотря ему в шею. Мужчина подтянул юношу к себе, прижав его кудрявую голову к своему плечу, и стал тихо укачивать, шепча ему на ухо что-то, что даже волчий слух не смог разобрать.
«Ты шкуру мне должен, - не то спросил, не то утвердил Бессмертный, даже не посмотрев на него. – Царевич у меня побудет. Еще дней десять он будет приходить в себя».
И лишь потом Кощей сообщил, что понятия не имеет, вернется ли зрение к Ивану или нет. Да к тому же прибавил, что не уверен даже, что выживет царский сын. Разное в этом мире случается.
Волку разрешили остаться с царевичем. Пока царевич у Кощея, волк тоже рядом будет, хоть у постели Вани, хоть нет.
Порой Иван просыпался на несколько минут – плакал, вытирая слезы рукавами ночной рубашки, просил дать воды холодной. Но стоило Волку отлучиться на пару мгновений за водой, как царевич снова засыпал, и разбудить его практически невозможно. Да и не следует, как посоветовал Кощей, больно душе его, когда тело не погружено в сон.
Шли дни, а царевич все не просыпался. А с глаз его все не спадала пелена.
6.
Дворец внутри был необычнее, чем снаружи. Так он казался просто странным, пострадавшим после пожара, но внутри не было ни следа от пламени. Все было просто… на удивление просто для дворца, будто бы Кощей здесь вовсе не держал девиц. Обычно дом злодея описывался, как логово людоеда – везде кости, черепа, еда относительной свежести или её нет совсем. Но всего этого не было. Вполне уютный замок с длинными черными шторами, не пропускающими свет. Лишь одно было неладно – бесчисленное количество статуй-скелетов, которые будто бы подпирали потолок, выстроившись друг на дружке. Большой интерес для Волка представлял собой зал – весьма внушительных размеров, но без трона во главе. Из всей мебели здесь были лишь стол и несколько стульев, расставленных слишком далеко друг от друга, чтобы едящие могли спокойно разговаривать во время приема пищи.
Спал Кощей в дальней комнате достаточно скромных размеров, которым не позавидовал бы даже заключенный. И, как ни странно, не было и монет на видном месте. Или запрятал супостат, или вовсе их не имел.
Что странно, в его замке вечно был сквозняк, а порой и сам ветер, сметавший все на своем пути.
Кощей порой разговаривал сам с собой, приказывал куда-то в пустоту и, не получая отклика, лишь устало махал рукой, словно бы пытаясь избавиться от назойливой мухи, и отворачивался в другую сторону.
Однако никого в замке, кроме Бессмертного не было, поэтому Серый без угрызений совести списал данную странность на одиночество супостата. Настолько не хватает собеседника, что уже и с пустыми комнатами разговаривает.
С кем не бывает.
Иван почувствовал, как под боком что-то приятно замурлыкало, потеревшись об его руку чем-то мягким и пушистым. Царевичу на ум пришел лишь Васька – кот царский, что вечно восседал на печи и смотрел на дев с таким презрением, что любой уважающий иноземный граф бы позавидовал. Ластился Васька лишь к Ване, так как еще с первого дня смекнул, кто тут приказывает кормить или гнать в шею вон. Кого другого кот к себе не подпускал, а кто смелый поймает, тот будет еще несколько дней ходить с расцарапанным лицом. Мало того, что Иван совершенно по-детски радовался любому неожиданному проявлению нежности его малого друга, так он брал Ваську к себе в комнату, где поил его сливками со стола и гладил кота еще полночи, пытаясь вымолить у него нежное мурлыканье. Ох, как кричал Ваня, топал ногами и обещал рассказать отцу, когда узнал, что кота отравили слуги. Видите ли, уж слишком много разбойничал, а под конец жизни совсем разошелся – и метлы он не боится, и сковорода ему не сковорода. Настолько оборзел, что мог во время обеда на стол залезть, опустить морду в тарелку со сметаной, лишив всех дев да слуг аппетита.
Ванька еще долго его оплакивал. Даже упросил батюшку дать несколько плетей обидчикам, после чего успокоился, но кошек больше не заводил. Уж больно они напоминали ему об утрате.
Мурлыкание стало громче, и царский сын сквозь сон почувствовал, как кот, лениво переставляя лапы, неспешно взобрался ему на грудь и сел на шею, не давая Ване дышать. Царевич захрипел, надеясь, что малый друг одумается и поймет, что выбрал не лучшее место для остановки, но кот даже не замечал этого.
- Федька, не балуй, дармоед. Царевич не шелохнется – слаб он да болен, - недовольно проворчал женский голос, и Иван почувствовал, как кота сняли с шеи, и благодарно вздохнул. – Рад, касатик, воздуху небось? И поговорить тебе не с кем да нечем. Открывай глаза, милок, я вижу, что не спишь.
Кот возмущенно мяукнул и устроился на ноге царевича, выпустив когти.
Иван рад бы открыть глаза, да он знал, что это ни к чему не приведет – давно уже смекнул, что зрение потерял. Горевать даже не стал, боясь, что товарищ его обеспокоится еще сильнее. Страх пришел лишь потом, когда он понял, что не увидеть ему больше лик Василисы. Мало того, что самый слабый царевич, так теперь калека вовсе.
А Серый так ни на минуту не отходил, ночи не спал – за руку держал и ждал его пробуждения, чтобы покормить да напоить. Странный голос у его друга – теперь без рычания, будто бы и стал мягче, а руки и вовсе человеческие. На вопрос о шкуре лишь улыбнулся, как мог понять Иван, коснувшись пальцами его губ.
«Как же я вам, мое солнце яркое, мог бы помочь в шкуре волка? Человеком быть веселее», - хоть сказал он это легко, да почувствовал в его речи царевич сожаление.
- Эх да, вспомнила. Не открывай, не трави душу. Дай-ка я тебя пощупаю маленько, уж соскучилась я по добрым молодцам.
- Ты свои руки-то не распускай, старая карга, - проворчал кто-то холодным мужским голосом, и Иван аж дернулся – узнал он голос Кощея.
- Старая? – аж прикрикнула женщина. – Да мне лет в двадцать раз меньше, чем тебе!
- Не вдавайся в подробности. Это тоже достаточный возраст для пенсии.
Женщина внезапно замолчала, и тут же раздались хлопок и обиженное ойканье Бессмертного.
- Бить было не обязательно, - обиженно проворчал он.
- Еще как обязательно, - фыркнула она, и руки женщины сжались на локте царевича. – Давай, касатик, расслабься. Я хоть и Баба Яга, но тебя не съем. Поцелую маленько, придушу в объятьях, но ты переживешь, я думаю.
- Яга – костяна нога, глиняная морда? – внезапно голос подчинился царевичу, однако он чувствовал, как тяжело ему даются слова. – Как ты здесь вместилась?
Ногти Яги впились в локоть Ивана, заставив того невольно поморщиться, а Кощея с неохотой недовольно заворчать, что Иван ему живым еще нужен, и заставить женщину выпустить руку царевича.
- Ну, так всегда. В юности побудешь толстушкой, да не поухаживаешь за собой должным образом, так тебя всю жизнь Русь будет помнить лишь такой, - обижено проворчала она. - Давай, касатик, открой рот. И пей. Пей смело, не яд… А если даже яд, то чего тебе терять. Ты же уже мертвый царевич.
Иван поперхнулся зельем, но его все равно пришлось допить. Заставили аж две пары рук.
Одна теплая, хоть острые ногти и впивались в его бока достаточно больно. Другая же была на удивление холодной, будто бы сама Смерть держала сына царского.
- А теперь спи. Держи Федьку под бок. А ты чего смотришь, Кощей, понравился тебе царевич? После Марьи к своему же полу потянуло? – ехидно поинтересовалась Яга. – Да не дергайся ты так, касатик. В каждой шутке есть доля шутки. Остальное, как правило, правда. И только одна горька правда.
Царевич моргнул удивленно, хотел было что-то ответить, но неожиданно для себя заснул. Сквозь сон он ощутил касание теплой руки к своему лбу. Ладонь же почувствовала лишь холод.
7.
- И как он? – Кощей осторожно прикрыл за собой дверь, переведя обеспокоенный взгляд на Ягу.
- Будет в бреду метаться. Поздно ты пришел, Кощеюшка. Еще бы часом ранее, когда душа из него не вышла, возможно, был бы уже на ногах. А так – душа блуждает по миру духов, а то, что осталось, пытается вырваться наружу, к душе вернуться. Ведь куда легче присоединиться кусочку к полной душе, чем полной к кусочку, - развела руками она. – Что могла, я сделала.
- То есть он умрет? – Кощей аж приподнял бровь, пытаясь осмыслить сказанное. – Весьма не оптимистичный прогноз, подруга.
- Не говорила я такого, - оскорблено нахмурилась ведьма. - Если бы не пришла я, то помер бы. А так – жить будет, да еще как. Отблагодаришь меня потом. И не одним бочонкам браги, имей в виду. Вся Русь знает, какой ты жлоб. Ты думаешь, что вся Русь знает, то я не знаю? Я на примере видела! Ты же как девок гоняешь от своего леса, будто бы тебе жалко ягод. Тебе куда, Бессмертному, ты же не ешь даже.
- Я охраняю лес. Дай деревенским волю, они сначала ягоды соберут, потом уж весь лес вырубят себе на дома. Не первый век живу, понимаю я в людской натуре.
- Но больше одного бочонка, - нахмурилась Яга, погрозив ему пальцем.
- Один медовухи, а другой, - мужчина задумался. – Браги. А вообще, куда больше одного тебе? Ты слишком стара, чтобы пить, - фыркнул Бессмертный с улыбкой. – О твоем же здоровье забочусь.
Яга встала в угрожающую позу, уткнув кулаки в бока и посмотрев на Кощея исподлобья. Рыжие локоны упали на её загорелое лицо, усеянное веснушками, с крючковатым носом.
- Зато в свои пятьсот я не путаю царевн с царевичами, - в такт язвительно улыбнулась Яга, сверкнув острыми зубами.
- Я не спутал, - практически обиженно буркнул мужчина. – Это была сделка. За шкуру.
- Баранью, что ли? – недоверчиво фыркнула Яга, скептически поджав губы. – Так лучше барана взял, чем шкуру. Была бы у тебя единственная живая скотина в замке.
- Оборотня, - мрачно сообщил Бессмертный.
Яга подняла взгляд зеленых глаз на друга и тут же залилась смехом, прижав руки к животу. Смеялась она долго, пытаясь между взрывами оглушительного хохота вставить что-то членораздельное, но получалось у неё плохо.
- Зачем тебе шкура оборотня? Ты же себя вылечить не можешь, куда тебе в оборотни? Уж не поверю, что друг мой захотел по лесам скакать и на луну выть.
- Не захотел. Повешу у себя в комнате. Будет украшением.
- Да такая проклятая шкура и гроша ломаного не стоит. Даже в сарае держать стыдно. Я бы выкинула сразу же.
- Да какое твое дело, - раздраженно проворчал Кощей, глянув на неё строго. – Решил, что повешу в комнате. Не придирайся.
Ведьма посмотрела на своего старого друга внимательно, и её губы растянулись в хитрой улыбке:
- Кощеюшка, признай уже. Понравился он тебе, поэтому и оживил. Я знаю тебя: тебя даже золотом не подкупишь, если тебе человек не понравится. Да ты не смущайся, мне сказать можно. Я же не чужая, своя я.
- Дорогая моя подруга, - ответил мужчина на удивление вежливо и нежно. – Не твое дело, почему я его воскресил. Может быть, мне шуба нужна из волчьего меха. А может быть, я его вылечу и скажу Берендею, что хочу обменять его сына на полцарства. Или на сотню девиц красных.
- Ты с одной не управишься, куда тебе сотню. А в делах интимных ублажи хоть одну, - рассмеялась она. – Так ты его ради этого спас?
- Яга… - устало уже вздохнул Кощей, прикрывая рукой лицо.
- И правда. Что я спрашиваю. Рехнулся ты на старости, братец мой. Рехнулся. Но когда с царевичем наиграешься, - Яга кокетливо подмигнула, пошло двинув бедрами, и вызвав у Бессмертного лишь усталый вздох. – Ты дай ему клубок до моего дома. Я с радостью его приму. В бане попарю. Накормлю. Сказок начитаю. И спать уложу. Ух, буйные они царевичи после сказок-то. А в самих-то сказках…
8.
За несколько дней, за которые Ивану стало лучше, царевич выучил все в своей комнате. Два шага до тумбочки со стаканом. Пять - до открытого окна. Восемь - до двери. Два шага влево и один вперед до таза с водой.
Ваня изучал свою комнату, как мог – он осторожно касался холодного камня ладонями, проводил подушечками пальцев по столу и стульям, не без удовольствия скользнул руками по узору спинки кровати, пытаясь представить, как он выглядит.
Было у царевича так же тревожное чувство, которое медленно, но верно переросло в уверенность – за ним следят. И следят практически всегда. Иван не знал, кто это, но ощущал чье-то присутствие порывами ветра и порой тихим шепотом, от которого просыпался.
И оживление, как правило, каждый раз происходило перед тем, как Кощей решался подняться в его комнату. Как будто пытались навести порядок к его приходу. Однажды, царевич даже будто бы случайно столкнул вазу и отчетливо слышал, как она разбилась об пол. Через минуту она стояла на том же месте, даже c тем же уровнем воды.
Однако сия чертовщина Ваню не столько пугала, сколько забавляла. Он был у Кощея дома, с чего бы удивляться, что у него тут предметы живут своей жизнью и вазы собираются сами собой?..
Но больше царского сына занимало новое восприятие мира. Его слух стал острее, а руки чувствительней к деталям. Иван с интересом изучал лицо волка – аккуратный нос, густые брови, длинные волосы и приятно щекочущие его щеку ресницы – Ваня не мог даже представить себе, каким волк должен быть в действительности. Волк, как волк. Наверное, такой, каким и должен быть.
Лицо Кощея же было тонким с большим носом, с волосами не короткими, но и не настолько длинными, а уши были даже не заостренными, как считал Иван, а больше округлыми. Иван бы еще палец в рот ему засунул, пытаясь пощупать и зубы – уж было больно интересно, клыки ли там или человеческие. Все же питается людьми, значит, должны быть клыки.
Однако при первой же попытке Кощей сердито куснул его за палец и дал ощутимого щелбана. Да такого, что еще весь вечер царский сын ныл и лежал на плече у волка, который его убаюкивал.
Но вскоре Ивану надоело сидеть в башне, и, дождавшись, пока волк уйдет, он осторожно вышел из комнаты, на ощупь пытаясь определить дорогу вниз.
Дверь была высокой – Ваня, встав на цыпочки, так и не ощутил её верха, – резкой, со странным рисунком по бокам и с розой посередине. Или же это была просто маргаритка – Иван так и не понял. Нащупав ручку, царевич ни на миг не задумался, и потянул на себя. Право, кого может смутить слепой юноша.
- Что ты тут делаешь? – раздраженно спросил Кощей, когда Иван ввалился в его комнату, по привычке озираясь, но ничего не видя вокруг себя. – Как ты сюда попал?
- Ногами. Я заблудился, - проворчал Иван. – Мне было скучно, и я хотел уже…
- Сломать на лестнице ноги? Задеть стол и разбить себе нос? Продолжай-продолжай, я стремлюсь узнать мечты царевичей, полных необоснованным мазохизмом, - язвительно спросил его Кощей, устало вздохнул. - А куда ты шел?
- Да так. Куда-то шел, - отмахнулся царевич, выставив перед собой руки. – Ты где? Скажи мне что-нибудь еще, чтобы я понял, в какой ты хоть стороне.
- Три шага вправо и семь вперед.
Царский сын подчинился, осторожно ощупывая предметы вокруг себя. Книги: слева книжная полка. Иван чихнул – полна пыли, будто бы к ней уже много лет никто не прикасался. Далее деревянный стол с резьбой, как у двери, а уж потом он почувствовал нечто холодное и неприятное, сжимающее его запястье. «Рука мертвеца!» - хотел закричал царевич, но тут же опомнился. Уж слишком ему это смутно напомнило прохладу, которая его спасала те три дня, что он бредил.
- Это моя рука. Садись рядом, - успокоил его Бессмертный.
Иван нагнулся вперед, ладонью ощупав плечо Кощея, место рядом с ним, и плюхнулся. Цепкие пальцы тут же разжались, отпуская руку.
- Мне просто скучно было, - повторил Иван уже жалобным голосом. – Я все дни сижу в башне. Ни истории прочесть, смотреть не на что, да и нечем уже. Хотелось хотя бы ощутить вокруг себя… иные предметы. Другую комнату. И не лежать еще несколько недель в башне.
- Поздравляю в таком случае со сменой обстановки, - отозвались ему без улыбки в голосе. - Я искренне рад, что ты себе не разбил голову, пока спускался по крутой лестнице.
- Спасибо, - Иван замолчал, почувствовав себя неловко. – Кощей.
- Что?
- Ты на меня сердишься?
- На что именно я должен сердиться? Так, скажи, забавы ради. Вдруг я что-то упустил.
- Я сорвал много яблок. И зарубил тебя, - Иван пытался казаться раскаявшимся. – Для отца и, правда, нужны были яблоки. Он заболел. И сказал, кто принесет, тот станет царем.
- Это да, - без эмоций откликнулся Бессмертный. – А злые братья тебя ограбили, а потом убили.
Царевич сглотнул, почувствовав, как по телу прошелся аж целый полк мурашек. Верить в то, что собственные братья его убили, не хотелось, но он сам помнил, как Федор вонзил ему саблю в живот, а потом еще не поленился наклониться, смотря в угасающие глаза младшего брата, чтобы перерезать горло. На всякий случай. Каждый знает, что младший царевич с темной силой якшается, даже душу продал за волка и красоту свою, которая братьям не передалась.
Пальцы царевича сжимали саблю, что запоздало бросил волк, но уже поздно – Иван даже руки не успел поднять. По всему телу огнем расползлась боль. И юноша, смотря в спину Федора, даже обрадовался, когда его ноги стали неметь. Наконец-то боль начала уходить вместе с его сознанием.
«За что?» - пытался спросить Ваня, не отводя взгляда от своего убийцы, но не мог произнести ни слова. Спустя минуту он был уже мертв.
- Но ты же спас меня все же, - возразил царевич.
- Потому что волк заплатил. Не принимай на свой счет.
- Волк сказал, что ты сам пришел. Значит, все-таки спас.
- Я ехал отобрать у тебя то, что ты забрал.
- Яблоки? – аж удивился Иван, по-детски приоткрыв рот. – У тебя же еще много их.
Кощей даже весело фыркнул.
- Нет. Не яблоки. Ты забрал у меня то, что я держал у сердца.
- Медальон?.. С женщиной-ведьмой и красивым мужчиной?
- Красивым? – рассмеялся Бессмертный. - Спасибо. Я таким был при жизни.
- При жизни? – не понял Иван. - А женщина?
- Правильно ты подметил, ведьма она. И жена моя. Марья, - в голосе мужчины послышалась такая открытая боль, что Ване на ум могло прийти лишь одна мысль:
- Она?..
- Умерла? Нет. Мы просто больше не живем вместе. Не бери в голову, малыш. Лучше засыпай, - Кощей с легкостью опрокинул Ивана себе на колени и потрепал его по волосам. Царевич нерешительно замер, явно не ожидая от супостата настолько нежного жеста. – Больным царевичам вредно много думать.
- А сказка? – поинтересовался царевич, приподняв брови. – Если хочешь меня усыпить, то ты должен рассказать мне сказку.
- Да ладно? Ты меня неделю назад убил, а теперь, важно развалившись на моей кушетке, требуешь, чтобы я тебя потешил на ночь?
- Сказку, - повторил Ваня.
- Ладно, расскажу тебе сказку, - хмуро отозвался мужчина. – Только попробуй после неё не заснуть.
Царевич послушно зевнул и уставился перед собой слепыми глазами.
- Сказка, - продолжил Кощей. – Когда-то жил царевич твоего возраста. Полюбил он как-то девицу-красавицу, что была ему обещана с самого детства…
- Как Василиса мне. Только отказывает, - вздохнул царский сын и тут же получил по лбу.
- Моя сказка. Не перебивай. Так вот. Любил он её всей душой, был предан долгу. И делал все, чтобы будущая жена его полюбила. Если ты не заснешь, царевич, я тебе нос отрежу. Слушай. Царевич добивался её руки несколько лет. Добился, и в том же месяце решился на ней жениться. А знаешь что? Он так долго добивался свою принцессу, что в итоге разлюбил её. За три дня до свадьбы полюбил другую. Красивую женщину, далеко не глупую, что уж не сказать о принцессе. Понимаешь, принцессы, как правило, достаточно глупые женщины. Как узнают от свои нянечек, что им предначертано выйти замуж за прекрасного принца, так они с радостью забивают себе голову романтическими бреднями. Пока не пройдешь все испытания, не искупнешься во всех котлах, так не завоюешь её. Так вот. Влюбился он в Марью. Так получилось, что они настолько друг другу подходили, что не хотели даже расставаться. Они три дня до свадьбы были вместе, полюбив друг друга так, что их могла разлучить только смерть.
- И они убили друг друга? – восторженно спросил царевич, затаив дыхание.
- Нет. Их разлучил долг. Царевич был обязан жениться именно на принцессе, а Марья была дочерью сапожника. Что он и сделал. Он жил с принцессой, но его сердце принадлежало лишь его настоящей любви, к которой он приходил днем, читал стихи, танцевал с нею на балах, мечтая, что когда-нибудь принцессы не станет, и ему разрешат жениться на Марье. И все были счастливы. Как казалось. Царевич, кстати, в итоге оказался царем. Его прозвали Счастливым. Он не один был счастливым, он был счастлив вместе со всеми. Говорили, не было царя добрее и ласковее, лжецы. А сами в это время подливали яд его жене. Не то, чтобы я был против её смерти, но я хотел, чтобы она по велению Господа случайно сломала себе шею, не успев удивиться… От яда же люди умирают месяцами, покрываясь язвами и сходя с ума. Перед смертью она напоминала труп с выпученными глазами, умоляла меня побыть рядом, а мне хотелось танцевать с Марьей и проводить все время лишь с ней. Принцесса… То есть царица умерла одна, а обнаружили её только через два дня. Никому не пришло в голову её проведать. Я её нашел.
Кощей замолчал, заставив царевича невольно встрепенуться и дотронуться до его лица, чтобы понять, что сейчас чувствует мужчина. Брови высоко приподнятые, глаза открыты, а уголки губ опущены вниз. Сожаление.
- Что было дальше? – подал он голос.
- Он переехал в замок в глуши, подальше от интриг. Взял с собой слуг, в верности которых был уверен. И с помощью своей любовницы, а потом уже жены, следил за народом. Марья помогала ему мудро править и делать народ счастливым. Но потом все изменилось, будто бы мне пелену с глаз сняли. Она была не просто ведьмой. Жить с ведьмой я бы смог, потому что каждая женщина в какой-то степени ведьма. Она была Смертью. Прекрасной, мудрой и не в меру гордой. Марья помогала мне править, а сама истребляла мой народ с востока с жестокостью гиены. В то время её голод ничего не могло утолить. Я заточил её в башне. И когда она вырвалась, на мой замок рухнуло проклятье. Поднялся ураган. Такой, что погибли все мои слуги. Все погибли, кроме меня. Я же просто изменился. Как оказывается, я не заслужил её прощения за то, что запер в башне, обманув. И поэтому мне не получить такого дара, как смерть. Слуги мои, кстати, оказались настолько преданными, что остались и после смерти здесь, выполняя мои приказы. Я как царь, но без народа, признания, но у меня есть корона. Которую я ношу, как полагает царю. Незаметно для себя я стал врагом для людей, убийцей царя, а потом скатился до, – Кощей аж фыркнул, – страшилки для детей, что за кустом прячется. Да нажива для малолетних мародеров, не так ли, Ваня? Мне весьма приятно.
Иван удивленно моргнул, пытаясь осознать сказанное. Сказка, а потом признание Кощея были двумя вещами, которые не вязались. Кощей не мог быть царем. Или хотя бы положительным персонажем. Он якшается с темной силой, ворует девушек, ест детей, оскверняет могилы и делает все, чтобы навредить простому народу.
Царевич сел, нахмурившись, и похлопал перед собой. Плечо Кощея, укрытое приятной тканью – мантией, с золотой подкладкой внутри. Пусть у Бессмертного замок, в котором нет слуг, но выглядит он как король. Ниже кафтан такой же приятный с перьями, торчащими во все стороны. Вороные, если Иван точно запомнил.
Однако сама картина в воображении сына царского, где Кощей гоняется за дворовыми птицами, пытаясь ощипать их, заставила Ивана усмехнуться.
Первые две пуговицы круглые с каким-то камнем внутри, последняя такая же, а между ними три плоских. Ваня рассмеялся в голос, не выдержав. Конечно, золотые кощеевы пуговицы с рубинами все в его карманах. Совсем про них забыл царевич.
- Да-да, ты мое последнее одеяние испоганил, - практически весело произнес Бессмертный. – Я бы понял, что ты медальон украл, он блестит, а пуговицы зачем? Неужто настолько плохо с золотыми пуговицами в царстве Берендея?
Ваня моргнул, и пелена спала с его глаз. Сначала он увидел лишь силуэты, настолько расплывчатые, что ничего нельзя было о них сказать. Потом же все встало на свои места. Кощей, развернувшийся к нему вполоборота. Новые пуговицы на его одеянии простые, желтые, не соответствующие совершенно его одеянию. И глаза мужчины смотрели на Ивана пристально, а в них плескались солнечные лучи. Правда, голубой глаз смотрел скорее с одобрением, желтый с хитрым прищуром, будто бы видя Ивана насквозь.
Воспользовавшись удобным моментом, царский сын прикоснулся губами к губам Кощея и закрыл глаза. Его губы повторно растянулись в улыбке, когда он почувствовал, как руки Бессмертного зарылись в его кудри.
Губы у Кощея холоднее, чем руки, будто бы изо льда сделаны, но дыхание необычайно горячее. Контраст настолько был непривычен для неискушенного царевича, что Иван забылся и пропустил тот момент, когда его отстранили и посмотрели настолько сурово, что любой бы человек на месте царевича ощутил вину за произошедшее.
- Пожалел меня? – язвительно произнес он, приподнимая бровь. – Прошли те времена, когда молодцы жалели иродов иноземных.
- Не пожалел. Захотелось, - проворчал Иван и тут же почувствовал неожиданную для себя ревность. – Я тебя спросить хочу, Бессмертный. А если Марья так с тобой поступила, то зачем ты носишь этот медальон у сердца?
- Потому что я люблю её, Иван-Дурак. Шел бы ты обратно в свою комнату. Не морочил себе голову.
- Я хочу спать здесь, - изъявил желание Иван. – С тобой.
- Еще чего. Я не приглашал мелких царевичей и не приглашаю царевичей в свою постель. И не буду приглашать еще лет триста, пока из ума выживу. А теперь будь так добр, царский сын, вон отсюда.
Автор: king_marionette
Бета: Шел aka Лана
Пейринг: Иван-Царевич/Кощей Бессмертный, Серый Волк
Рейтинг: PG-13
Жанр: фентези, юмор
Дисклеймер: герои принадлежат народу
Слов в главе: 8987
От автора: спасибо Скай за первое мнение, спасибо Шел за то, что бетила его сурово и тщательно
люблю вас1 глава1.
Замок Кощеев грозно возвышался посереди леса массивным черным строением, на крыше которого свила себе гнездо не одна ворона. Окна были странными, полупрозрачными и темными, так что Ваня, сколько бы не ломал себе глаза, так и не смог увидеть, что творилось внутри замка. У его батюшки-царя таких причудливых окон не было – каждое, хоть и было разноцветным и ярким, но настолько искажало происходящее на улице, что каждый раз приходилось самому выглядывать, чтобы понять, что за погода на дворе.
Царевич смотрел на замок снизу вверх, смутно чувствуя опасность. Все казалось ему, что не выдержит Кощеево логово да рухнет ему на голову, ироду на радость. Да и несложно было заметить, что уж слишком дом напоминал самого хозяина – нескладный, будто бы сутулый, полуразвалившийся, старый, обгоревший еще сто лет назад замок, чьи лучшие годы позади. А если смотреть с высоты, то и вовсе заметно, что крыша куда больше в объеме, чем сам замок у основания, и с такого угла дом ирода иноземного больше напоминал черный гриб. Казалось бы, зодчий еще в середине строительства потерял свои чертежи, и достраивал замок на глаз, в зоркости которого смог бы усомниться любой, взглянув на получившееся в итоге хлипкое сооружение.
Волк, увидев, что Иван наконец-то прекратил обворовывать бедное дерево, заметно оживился, махнув хвостом. Ткнув носом в плечо царевича, он проговорил человеческим голосом:
- Вань. Вань, хватит тебе. Знай меру.
Царский сын же удивленно моргнул, будто сгоняя с себя наваждение, и молча повернулся к волку спиной, продолжив срывать золотые яблоки с дерева, игнорируя любые реплики своего товарища. Те, что спелые, Иван складывал в суму, закрепленную на спине волка, чтобы себе оставить или же продать – как выгоднее получится. Те, то созреть не успели, с улыбкой запихивал под кафтан. Плоды были с кулак размером, однако каждое весило с треть пуда, будто бы и правда золотым являлось.
Серый прижал уши, и его взгляд так же, как и у Вани всего минуту назад, невольно упал на замок. Притягивал, скотина. Хоть был на редкость уродлив, но имел в себе нечто неописуемо величественное и необыкновенное.
Ведь сказывали легенды, что жил в этом замке как-то царь, земли сей государь, отгородившийся от всего мира после смерти своей жены первой. Был веселым царем и не тужил, народом издали мудро правил. Любой каприз мог угадать, да любого голодного накормить. Жил бы себе и дальше, коль бы болезнь не ворвалась в замок и не убила каждого в нем. Говорят, Кощей наслал её, чтобы свергнуть царя и стать правителем земли русской. Да не так был глуп люд, каким казался. Тут же свергнул, а замок подожгли, и горело новое логово кощеево тридцать дней и тридцать ночей, окрасив каменные стены в черный цвет навеки.
И живет себе Кощей до сих пор, обозлившись на народ и творя гадости и непотребства в замке своем.
- Вань, - тут же вернулся к своим мыслям Волк. – Вань, если Кощей нас увидит, он нас убьет же. Ты же царевич. Ты должен подвигами хвастаться, дев освобождать, а ты то и дело, что спишь на печи, воров обчищаешь – ладно бы народу, так нет, все себе – да воруешь яблоки у него под носом, как воришка подзаборный.
- Этот ирод иноземный наши земли разоряет, дев крадет, распутничает с ними в своем замке, я уже молчу о том, что он нам урожай портит, а мне, значит, нельзя у него пару яблочек взять для батюшки? – возмутился он, поморщив нос и смотря на волка грозными очами, будто бы не Кощей – супостат окаянный – совершал вышеописанные подвиги, а его верный товарищ.
- Пару можно, но ты уже за третий десяток ушел, - напомнил ему волк, борясь с желанием цапнуть царского сына за ухо, как волчонка, чтобы тот пришел в себя. Хотя, чтобы царевич опомнился, тут надо далеко не за уши кусать, а за мягкое место. Да так, чтобы каждый раз, когда садился, вспоминал урок от друга доброго.
Царевич же такую рожу скорчил, будто бы это он был хозяином сада, и яблоки воровали у него.
«Ему бы еще ума хоть немного, чтобы было чем думать изредка – был бы царь как царь, а не балбес малолетний», - с горечью подумал волк, едва успев схватить юношу за воротник, когда тот случайно перегнулся через ветку и был готов упасть на спину.
– Ты бы еще дерево выкопал, мародер малолетний, - начал уже злиться Серый не то на непослушного царевича, то не на слабохарактерного.
- Да как ты? – царский сын поспешил обернуться, чтобы наградить своего товарища очередным грозным взглядом, да напомнить, что волков, к слову, вешают так же, как людей. А возможно Иван хотел дать своему другу затрещину (то есть жалкое подобие на неё – у Ивана физической силы не хватит даже банку варенья открыть самостоятельно), однако он так и не совершил, что было на уме, вместо этого расплывшись в едва ли не счастливой улыбке:
- Да ты гений. Неси лопату. Если выкопаем, то у нас расти будет. Буду жить вечно после батюшкиной смерти.
Волк мученически закатил глаза, про себя наградив Ваню множеством крепких эпитетов, половина которых есть только на языке волчьем.
Над ними все так же грозно возвышался замок Кощеев – настолько отвратный, что у любого разумного путника напрочь отобьет желание лезть в чужой сад. Однако, Иван к этой категории не относился, и замок скорее вызывал у него желание посмотреть, что же за дары были у царя, да и какие Кощей успел наворовать за свою долгую жизнь. Или хотя бы одним глазком глянуть на несметные богатства.
2.
Волк встретил Ваню давно. Так давно, что сам царевич об этом не помнил, принимая Серого как должное, будто бы он был его ангелом-хранителем с самых пеленок. Добрый друг спасал от скуки, от дворцовых интриг, давал советы в нужное время, и, хоть не одобрял, но всегда сопровождал на приключения разные. Однажды царевичу приспичило коня у царя соседского украсть, услышав, будто бы у него грива и хвост из золота были. Правда, грива с хвостом оказались самыми обычными, да вдобавок скорее не золотистого оттенка, а медного. Иван, поняв это, ел коня неделю, хоть и жаловался на отвратительный вкус.
Правда была одна – волк с Ваней был все его детство, оберегая и заботясь о друге. И с каждым годом он все отчетливей понимал, что, увы, не в лучшую сторону сын царский развивается.
Конечно же, Иван-Царевич в свои шестнадцать лет вырос высоким, чернявым и розовощеким на радость нянькам да мамкам добрым молодцем. Правда, разбалованным жутко – все ему достань да положи на золотом блюдечке, однако на сей недостаток даже царь Берендей глаза закрыл, что уж говорить о прислуге, которую за излишнее недовольство могли и плетьми наградить.
Поэтому и баловали дальше, все позволяли, а если Ваня сердился, то пытались его умилостивить сказками да песнями. Слушать сказки царский сын любил – его другим средством спать не уложишь и не утешишь в трудную минуту. А коль сказки не было, да песен ему петь не желали, бушевал царевич, отца просил ему устроить бои для забав. Однако бои под руководством Ивана были жестокими, и, как минимум, двое-трое испускали дух из-за какого-нибудь молодца с хорошей реакцией и острой саблей. Кровь, смерть, слезы баб, чьи мужья полегли, а царевич смеется, за живот держится – ничто его не могло развеселить больше, чем славная битва. А с битв не каждый возвращается – напоминал он родне умерших и кидал им несколько золотых. Да с таким лицом, будто бы милость подает прокаженным.
Сам же царский сын, хоть был далеко не богатырем, но с саблей легко управлялся. Всех на царском дворце победил. Даже генерал, которому жизнь была милее, чем победа над неразумным ребенком (царь и повесить мог за такие выходки), склонил перед ним голову. А какой злоумышленник на царского сына попытается посягнуть, так погибал уже не от сабли, а от зубов волчьих.
Да и ростом Иван не выделялся, если уж на то пошло – высок он был, в особенности, если рядом с братьями стоит – широкоплечими богатырями. Степан – старший сын – был умом одарен, и все свое время тратил на изучение отцовской библиотеки. Федор – средний сын – был прославлен в подвигах военных. На их фоне младший царевич казался недалеким по уму и на редкость худым.
Но старших сыновей Берендей не жалел, ругал как мог, стегал ремнями за непослушание, а Ивану все прощал, стоило тому виновато потупить очи лиловые и снять с головы шапку, позволяя кудрявым локонам упасть на лицо.
Хоть был своими поступками жесток младший сын царский, да видел волк, что сердце у царевича все еще чисто, хоть и заросло грязью достаточно, чтобы с первого взгляда принять его за жестокого тирана. За такого и приняла его невеста, Василиса – дочь царя Нестора, царство которого граничило с владениями Берендея. Обещаны они друг другу с детства раннего, да чем лучше Василиса узнавала Ивана, тем решительнее было её «Нет» на вопрос о свадьбе.
И если бы не отцовская болезнь, то жил бы Иван себе во дворце припеваючи не зная забот и женитьбы, да не суждено ему было, видимо. А болезнь настолько царя-батюшку ослабила, что он невольно стал думать, кому же трон отдать? Ведь, по сути, у каждого его ребенка был изъян, способный погубить страну-матушку.
Степан, пусть и силен был умом, да силы воли у него не было – всю жизнь он был на побегушках у Федора, который настолько был горд и уверен в себе, что собственные ошибки признавать не способен. Об Иване, как о царе, так же было думать грешно – ему Иван-Дурак бы подошло больше, а не Иван-Царевич.
«Идите, - сказал он однажды вечером, - мои сыновья, раздобудьте мне яблок Кощеевых. Кто принесет их первым да омолодит, да вылечит меня, тому царство все отдам».
И стоило выйти братьям, как:
- Нечестно. Ванька с силой темной якшается, - недовольно засопел Степан, чьи ноздри аж раздулись от волнения, а на лице выступил гневный румянец. – Царь от Бога, а ты, Ванька, от Черта.
- Не якшаюсь. Просто везет мне, - зло ответил Иван, сложив руки на груди и гордо вздернув подбородок. – Я самый безгрешный из вас.
- Как будто. Скажи мне, братец, ты на метле полетишь или на козе поскачешь? – фыркнул Федор, хлопнув младшего царевича по плечу. – Смотри, не упади и не разбейся, Иван-Дурак. Станешь лишь ношей на шее батюшки. Хотя, куда еще больше.
- Смотрите не постарейте в пути. Я стану царем и женюсь на Василисе, - начинал злиться младший царевич и грозно сверкать глазами, что казалось само по себе зрелищем достаточно смехотворным. А если еще представить рядом с худым Иваном двух старших братьев, напоминавших телосложением богатырей из старых сказок, так любого смех проберет. Но не самого царевича.
- На Василисе? Не выйдет она за дурака, устала уже тебе отвечать отказами небось.
- За дурака не выйдет, - зарычал Иван, повернувшись к братьям спиной. - Да выйдет за царя.
3.
Осторожно откусив от недоспелого яблока, Иван не без удивления обнаружил, что под толстой кожурой была мякоть, как и полагается. Но яблоко от этого легче не стало, да нет же, будто бы стало даже тяжелей немного. Чертовщина, да и только.
- Не ешь, ребенком станешь, - запоздало среагировал волк, однако Ваня уже успел откусить от яблока солидный кусок и перевести удивленный взгляд на волка. Медленно и осторожно прожевав его под строгим взглядом волка, царевич проглотил кусок. Ничего не изменилось.
- Я не чувствую себя младше. Может, они с изъяном каким? – Иван снова с хрустом впился в яблоко.
- Может, на дураков не действуют? – предположил волк, отчаянно высматривая на лице царевича хоть какие-то изменения.
- Я тебе сейчас саблей по морде дам. Как не действуют? Они же молодильные. Может, надо попробовать спелое? Может, неспелые просто не имеют магических свойств? Нет, давай мы на месте разберемся, когда яблоню пересадим, - затараторил царский сын, а потом его лицо на несколько мгновений застыло, как это бывало, когда царевич задумывался. Подобное действие Иван совершал не так часто, поэтому даже волк в первое время пугался, да потом привык ко всем причудам своего хозяина. В итоге Ваня пришел лишь к одному выводу:
- Надо побольше сорвать, вдруг эти не подействуют.
- Царевич, сжалься уже. Хватит тебе. Ты половину яблони разорил. Чай не у соседки редиску воруешь, здесь отец не защитит. Кощей поймает да из тебя суп сварит.
- Суп? Из меня? – растеряно переспросил Иван, все активнее срывая яблоки.
- Кощей любит есть добрых молодцев. А если и не съест, то извратом заниматься будет.
- Да он же старый, - царевич аж повернулся к волку, разинув рот, и тут же собрался. – Ну, пусть поймает, если не развалится. Я читал про него. Одни кости, а не тело. Тощий. Глаз нет – глазницы, как у черепа. Волосы седые, грязные. Накидка, кстати, отливает золотом. Можно потом спереть, если ты…
- Это кто тут старый? – поинтересовался голос снизу, и волк тут же вздрогнул, после чего оскалился, демонстрируя полный ряд клыков хозяину яблони.
- Кощей старый. Волк, ты бы уши хоть иногда чистил, ни черта не слышишь, - повторил Ванька, принявшись жевать еще один кусок яблока, однако тут же поспешил его выплюнуть. – А ты кто?
Перед Иваном предстал высокий и не в меру худой мужчина в черной мантии с золотой подкладкой. Кафтан на нем был не нарядный – самый обычный, однако украшенный вороньими перьями на воротнике и плечах, без камней, жемчуга или золотой каймы. Кощей, как и в рассказах, был седым, но его волосы были скорее серебряными, отливающими на солнце, а глаза были вполне человеческими, если не считать, что один был голубым, а другой желтым с хитрым прищуром. Корона на его голове была без драгоценных камней, не из ценного металла и даже не сверкала на солнце – наоборот, она будто бы впитывала солнечные лучи, оставаясь все такой же матово серой.
- Кощей Бессмертный, - представился хозяин, едко улыбнувшись. – Несказанно польщен, что путники не узнали моего имени, но уже покусились на мое имущество.
- Запалились, - прокомментировал волк. – Ваня, давай, нам пора.
- О, не такой уж и старый, - внезапно выдал царский сын, бросая яблоко на землю. Бессмертный нахмурился, проследив за траекторией падения золотого плода, и плотно поджал губы.
- Я слышал, что он несказанно жаден. И может убить человека из-за того, что он вынесет хотя бы веточку из его леса. А потом сварит из него суп – чего добру продавать. Жадность есть жадность, - волк настойчиво толкнул царевича в плечо, готовый уже его схватить зубами за шиворот и силком унести за тридевять земель. – Ваня, давай мне на спину. Ваня.
Но Иван его будто бы не слышал. Отпихнув морду Серого, он спрыгнул с ветки, поравнявшись с Кощеем (который был выше на полпяди).
- Я Иван – царский сын, - представился он, вытерев испачканную яблоком руку об штанину и протянув её Бессмертному.
- Представился ранее, - процедил хозяин яблони, посмотрев на руку Вани, но свою протягивать не спешил. – Ты зачем мою яблоню ощипал?
Два разноцветных глаза впились в Ивана с ощутимой неприязнью, примерно так же смотрел на царского сына и волк, спрыгнувший на землю мгновением ранее, но царевич никакого рода страхами не страдал и взглядов чужих на себе никогда не замечал. Нисколько не смутившись ни вопроса, ни того, что руки в ответ не протянули, он горестно вздохнул, вспомнив о своем горе:
- Папка от старости страдает. С сердцем худо, с каждым днем все увядает на глазах. Смотреть не могу на него такого. Вот и решил с горя отправиться в твое царствие и сорвать для него яблочко.
- Так и сорвал бы яблочко, - зло процедил Кощей, нисколько не разжалобленный историей Ивана. – Я спрашиваю, зачем ты мою яблоню ощипал?
Тонкий и изящный палец Бессмертного в черной перчатке ткнул в кафтан Ивана, едва выдерживающий десяток яблок, которые царевич успел запихать за пазуху.
- Так же два яблока лучше, чем одно, - пожал плечами Иван.
- Яблоня, - напомнил хозяин, пытаясь понять, то ли царевич хитро притворяется дураком, то ли является ударенным на всю голову по жизни.
- Десять лучше девяти? – выгнул бровь юноша, и достал одно яблоко, которое тут же протянул Кощею. – Держи, не злись так. Съешь яблочко, авось круги под глазами пройдут. Возможно и другие недуги, какие у тебя есть, батюшка.
Бессмертный поднял на Ивана совершенно удивленный взгляд, не зная, как реагировать на подобное хамство. Он хотел было махнуть рукой, чтобы ударить царевича по голове, но что-то в его облике остановило Кощея. Замерев, он внимательно вгляделся в лицо юноши и пропустит тот момент, когда царский сын, будто бы защищаясь, замахнулся яблоком и ударил мужчину в висок. Яблочный сок брызнул во все стороны, случайно попав Бессмертному в глаз. Второй удар был тут же нанесен саблей – металл с легкостью рассек плечо хозяина яблони до кости. Кощей от неожиданности аж упал на колено, тупая боль разлилась по всему телу, а в глазах начало предательски темнеть.
- Я бы одним таким яблочком его убить смог. Волк, давай. Отец ждет нас с яблоками. А заодно и с гостинцами, - услышал он задорный шепот Ивана, после чего ощутил весьма унизительный пинок в живот.
Кощей попытался подняться с земли, но царский сын нанес еще один удар сапогом – уже по раненному плечу, заставив руку Бессмертного отказать, и вынудить его вконец повалиться на землю лицом вниз.
Яблочный сок залил лицо мужчины, и он просто не нашел в себе сил встать. Из плеча запоздало хлынула черная кровь, пачкая плащ и осушая траву вокруг Бессмертного.
В глазах потемнело окончательно, и Кощей Бессмертный зажмурился, пытаясь побыстрее заснуть. Ему просто следует немного подождать, когда звон в голове прекратится, а рана послушно затянется, не оставив после себя и воспоминания. Только для этого нужно было время. За которое его гости успеют сбежать. Возможно, не только с яблоками.
4.
В Кощеевом лесу уже как с сотню лет не хватало двух времен года – весны и лета, однако их добросовестно заменяли суровая зима и на удивление плодоносная осень. Необъяснимо, как за месяц на деревьях созревают плоды настолько сочные, что девицы со всей округи собирались вместе, чтобы вступить в запретный лес. Хоть запретный, да на удивление безопасный – звери здесь не водились, так как никто не в силах пережить лютую зиму. Если только птицы могли залететь полакомиться, но вить гнезда даже на самых высоких дубах и не думали. Единственной опасностью являлся лишь сам Кощей, который, как пугают матери, сидит под кустом и ловит маленьких детишек, чтобы съесть. Девиц же он крадет и запирает в своем замке.
Ваня, представив плотоядно облизывающегося Кощея под кустом, чуть ли не свалился со смеху со спины волка. Уж сложно ему представить, чтобы столь утонченный ирод в своей короне унижался до таких действий. Ему бы, небось, только на троне красоваться да колдовать в своей комнате, чтобы народу жизнь медом не казалась.
Волк за два прыжка резко пересек лес, заставив Ивана невольно вцепиться в его шкуру и прикрыть глаза. Пару раз царский сын даже оглянулся на замок Кощея, смутно чувствуя вину. Сколько же добра смог бы он принести в дом, если бы Кощей не был настолько живучим гадом. Не сосчитать сколько раз голову Кощею рубили добрые молодцы, так то новая вырастет, то старая глаза откроет. А если успеть даже тело на несколько кусков разрезать, то соберется али восстановится из одной наиболее целой; если сжечь, то возродится и здесь, собравшись пеплом; да и топить не стоит – гад даже не дышит.
Помнится, прадед Ивана пленил супостата на полвека, да какой-то простофиля его выпустил, напоив водой. Не одним глотком, а ведрами. Бедолага бегал от колодца к темнице раз десять, получив в итоге несколько золотых монет, которых ему хватило, чтобы побыстрее скрыться с царских земель, пока грозный царь Нестор не приказал казнить.
Царевич задумчиво похлопал волка по загривку, будто бы ища в своем товарище поддержку. Ему хотелось, чтобы его похвалили – Кощей не выпустил бы их живыми. Недаром же про него столько рассказов ходит. И девиц, и молодцев ест, в камень обращает, в золотые статуи и в иные вещи, смотря какое настроение у ирода будет. Однажды даже какого-то заморского принца в лягушку превратил и сказал, что его расколдует лишь поцелуй любви. Однако сколько принца не целовали, превращались лишь девушки – в лягушку, как и он.
И ведь надо так дразниться могуществом и богатством. Все же жаль, что не успел стащить что-нибудь существеннее яблок, золотых пуговиц и старого медного медальона, который Иван крутил в руках уже с десяток минут, пытаясь понять, как он открывается. Крышка была гладкой и без единого стыка, за который царевич смог бы ухватиться.
- Может, он заговоренный? Лишь на слово реагирует? – волк повернул к нему голову, ехидно усмехнувшись и снова взлетев в небо. – У тебя лицо похоже на помидор, царевич, когда ты думаешь. Не думай, выброси. А то еще взорвешься невольно.
- Нет, я хочу посмотреть, кого Кощей у сердца держит, - заворчал царский сын. – Какое слово? Откройся, сундучок? Пряник? Кости?
- Монетка? – совсем уж отстраненно проговорил Серый.
- Откуда ты узнал? – поразился Иван, открывая медальон и жадно изучая фотографию девушки. Черноволосой, смотревшей на царевича с легким неодобрением. Губы вытянуты в гордой усмешке, кончик которой скрывала тонкая ладонь с разноцветными перстями.
«Смотрит, как на дурака последнего, а самой смешно из-за глупой выходки», - понял Иван тут же, чувствуя, как в груди разливается огонь. На какое-то мгновение ему показалось, что на него смотрит Василиса – и кудрявые волосы будто бы стали русой косой прямой, а зеленые глаза поменяли свой цвет на небесно-голубой. Будто бы на свою любимую смотрел, и сердце непривычно пыталось вырваться из груди. Царский сын закрыл глаза и помотал головой. Нет, не Василиса это. Ведьма.
Со стороны крышки же был мужчина. Моложе девушки, да и улыбка у него была куда искренней, а взгляд безнадежно влюбленным и ласковым. Достаточно красив, чтобы самому оказаться заморским принцем или барином. Не крестьянин – у них денег бы не хватило на столь искусную работу.
Ведьму и молодца странного держит Кощей под сердцем – смешней мысли даже во сне не придумаешь.
- Он же жадный, над златом чахнет. Считай, я пальцем в небо, - волк повернулся еще раз, чтобы посмотреть, выкинет ли царевич стащенную безделушку или нет. Ан-нет, во внутренний карман запихнул, хоть сам побледнел и невольно поджал губы. Все-таки можно было еще поспорить, кто жаднее был – Кощей или сам Иван. Страшно ему иметь такой кулон под боком, да выбросить рука не поднимется.
- Остановись, друг, - Ваня коснулся шерсти своего товарища. – Я вижу братьев. Далеко они забрались, не имея никаких сподручных средств.
- Ты уверен? Может во дворец, пока ты с яблоками? Отец тебя царем не сделает, если ты не первым доставишь яблоки. А они… стащат они, Ваня. И зельем сонным опоят. А так вернешься уже царем к ним. Какой дурак на царя руку поднимет?
- Так все яблоки не стащат. Я им неспелые подкину – ты же знаешь, они без магических свойств. Ты, главное, прибереги то яблоко, что я тебе в суму положил. Одного для батеньки хватит. А зелье пить не будем. И есть не будем на всякий случай. Береженого Бог бережет.
Волк заворчал нечто непонятное, но все-таки послушался Ивана. Знал он своего друга хорошо – похвастаться хотелось тому сильно перед старшими братьями, что задирали его в детстве. Пусть в чем-то да превзойти. Истинный Иван-Дурак.
Серый тихо приземлился недалеко от разбитого лагеря царских сыновей, да так, чтобы их не увидели.
- Не нравится мне это, Ваня, - прошептал он, ухватив своего друга за кафтан, но царевич лишь дружелюбно провел рукой по его морде. – Не ходи к ним, побереги себя.
- Это же мои братья. Что они мне сделают? Убьют? – рассмеялся Ваня, оставляя у волка саблю окровавленную. – Да кто собственного брата убивать будет? Мы же одна кровь. Одна семья. Пусть не очень дружная.
- Я надеюсь, что не убьют, - проворчал волк, уткнувшись в ладонь царевича с нежностью. Но подавить тревогу он так и не смог. Не зря.
5.
Сознание вернулось к Кощею неожиданно – он тут же резко поднялся на ноги и пошатнулся, почувствовав слабость и привычную после воскрешения тошноту. Что за царевичи пошли – ни стыда, ни совести. Еще сто лет назад приезжали на лошадях, вызывали на поединок и даже ждали, пока он сам облачится в латы, и лишь потом обнажали против него мечи. А этот мало того, что мародер малолетний, так еще и вступил с ним в нечестный бой.
Никакого понятия о чести у нынешнего поколения.
«Батюшка».
Бессмертный помотал головой, сгоняя наваждение. Уж слишком знакомым ему показался голос царевича, да и лицо он где-то видел. Не в этом веку, а еще тогда, когда…
Кощей провел рукой по щеке и тут же выругался – яблочный сок сделал все лицо липким, а что творилось с волосами, Бессмертный даже думать не хотел. Придется выстригать же. Все легче, чем попытаться это расчесать.
Зато рана затянулась, оставив после себя лишь багряный шрам, который исчезнет через пару дней, если не тревожить.
Кощей задумчиво хлопнул по карманам и почувствовал, как все тело проняла дрожь – медальона во внутреннем кармане не было. Его медальона, на котором изображен лик Марьи – единственное, что осталось у него.
- Найдите их, - рявкнул он в сад. – Я сам приду, вы, дурачье, еще потеряете.
Деревья тревожно зашелестели и тут же успокоились. Слуги, получив приказ, отправились его выполнять.
Картина более удивила Кощея, нежели опечалила. Несмотря на то, что он мчался с ветром на своем коне, представляя, как покажет свою силу и накажет смазливого царевича, у которого в голове и так пусто, удовольствие от нахождения воров его не посетило.
Лежащий на спине Иван со вспоротыми животом и горлом был белее мела. Лишь губы, растянувшиеся, будто бы в немом вопросе, были оттенка бледно-синего. Кудри, как и его кафтан с меховым воротником, были испачканы уже свернувшейся кровью. В руке у царевича сабля, вымазанная кровью, да не людской.
А его кровью, кощеевой. Будто бы замешкался, не сообразил, откуда удар. Или не поверил от кого.
«Больше часа лежит», - понял Кощей, поправив рукава. Его разноцветные глаза скользнули по волку, что сидел около царского сына, опустив голову и не замечая ничего вокруг себя. Бессмертный аж прикинул, чего стоит обезглавить и тварь мохнатую – один взмах меча и более нет проблемы. Голову повесить в своей комнате, чтобы улыбаться, вспоминая, как самолично казнил вора.
Найти царевича оказалось проще простого, особенно если учесть, что его серый друг выл, не переставая ни на секунду, будто бы специально сообщая об их местонахождении. А как нашли – затих, смотря на царевича так, будто бы видел в первый раз. Злорадствовал Кощей, когда в первый раз услышал его вой – подумал, что добыча настолько глупа, что сама в руки бежит. А оказалось, что и нет добычи вовсе. Одно разочарование.
Волк не поднял головы, даже когда Кощей сел рядом с ним и бесцеремонно прошелся по карманам царевича. Выхватив медальон, он осторожно спрятал его, будто бы боясь, что Иван потянется за ним даже с того света.
- Сколько дашь за его жизнь? – спросил Бессмертный, и его желтый глаз хитро прищурился. – Что у тебя есть-то?
- Шкура есть, - кратко ответил волк, все не решаясь посмотреть на Кощея.
- Шкура тоже подойдет, - развел руками ирод иноземный. – За неимением другого.
Волк смотрел на все еще бледного Ивана, что никак не мог вырваться из сна. Он спал уже третий день, порой сонно открывая невидящие глаза, чтобы принять лекарства, поесть и снова заснуть без сил. Порой он просыпался, пытался что-то сказать, но из его горла вырывался лишь хрип вперемешку с кашлем, после чего замолкал и смотрел перед собой – в темноту, что его окружала.
«Зато он уже не цвета мела, уже оживает потихоньку царевич», - не без радости подумал волк, по привычке лизнув царского сына в щеку и смутившись. Люди без шкур так не делают. Но порой отказаться от своего поведения сложнее, чем кажется. Люди оказались неудобными по всем параметрам: спать на полу нельзя – тело болит, на охоту не сходишь, а половина одежды сковывает, но носить её обязательно, как утверждает Бессмертный.
Сама процедура воскрешения оказалось куда сложнее, чем казалась Волку с самого начала. Предания гласили – сначала мертвой водой полить, потом живой. Да все не так уж просто. Серый помнил все до мельчайших деталей.
Сначала Бессмертный что-то кричал в лес, приказывая ему принести воды. Как ни странно, но его приказ практически тут же исполнился – через три минуты около волка стояло две склянки. Одна была с черной водой, другая же - с более привычной прозрачной.
«Мертвая и живая. Коль ты жив - не пей мертвую. Коль ты мертв - не пей живую до мертвой», - пояснил мужчина.
Кощей встал на колени, склоняясь над трупом Ивана. Белоснежные губы Бессмертного зашевелились, словно бы заклинания шепча, да ни звука не вырвалось из его уст.
«Живой кличут из-за целебных свойств. Трупы воскрешает, возвращает людей с того света, но если сами того захотят. Путь к жизни сложен для души, – все объяснял он. - Только чистейшая вода работает, разбавленная – нет», - усмехнулся тогда Кощей, осторожно открывая первый пузырек с черной водой.
Черная вода стекала по ранам, не оставляя после них и следа. Плоть царевича тут же срасталась, кости тут же становились целыми, а кровь будто бы под этой водой с шипением исчезала.
«А теперь самое сложное, – предупредил Бессмертный, и волк увидел, как изо рта царевича поднимается серо-голубой дымок. – Немного ты духа сохранил у него, а другом зовешься».
Кощей ловко поймал дым рукой, давая волку его рассмотреть, и быстрым движением возвратил его в тело и закрыл Ивану рот, не позволяя дыму выйти вторично.
Второй рукой Бессмертный слепо нашарил пузырек с живой водой и, ухватившись за пробку зубами, вырвал её из склянки, чтобы тут же сплюнуть в траву, и опрокинул в себя.
На несколько секунд волк решил, что Кощей попросту издевается над ним. Вот глотнет воды, встанет и скажет: «Пошутил я над твоим царевичем. Он надо мной подшутил, и я над ним. Но моя шутка смешнее, потому что смеюсь я».
Но нет, Кощей снова склонился над царским сыном и поцеловал. То есть так сначала показалось волку, у которого шерсть аж на хвосте дыбом встала. Лишь мгновение спустя он понял, что не совращают мертвого царевича, а поят целебной водой.
На минуту стало тихо. Кощей, оторвавшись от бледно-синих губ Ивана, опять зажал его рот рукой, смотря на царевича не то с интересом, не то снова со злостью, будто бы опомнившись. Врагу помогает, дурень.
По телу Вани прошла судорога, заставив его руки и ноги на мгновение задвигаться, и он снова обмяк, не подавая признаков жизни. И тут царевич резко сел, жадно хватая воздух ртом, словно выкинутая на сушу рыба. Глаза, все еще покрытые белесой пеленой, слепо смотрели перед собой. Из горла Ивана вырвался не то крик, не то плач настолько пронзительный, что у волка аж сердце замерло, и голова царского сына тут же поникла.
«Тихо-тихо-тихо», - первым подал голос Кощей, и Иван повернулся на голос, смотря ему в шею. Мужчина подтянул юношу к себе, прижав его кудрявую голову к своему плечу, и стал тихо укачивать, шепча ему на ухо что-то, что даже волчий слух не смог разобрать.
«Ты шкуру мне должен, - не то спросил, не то утвердил Бессмертный, даже не посмотрев на него. – Царевич у меня побудет. Еще дней десять он будет приходить в себя».
И лишь потом Кощей сообщил, что понятия не имеет, вернется ли зрение к Ивану или нет. Да к тому же прибавил, что не уверен даже, что выживет царский сын. Разное в этом мире случается.
Волку разрешили остаться с царевичем. Пока царевич у Кощея, волк тоже рядом будет, хоть у постели Вани, хоть нет.
Порой Иван просыпался на несколько минут – плакал, вытирая слезы рукавами ночной рубашки, просил дать воды холодной. Но стоило Волку отлучиться на пару мгновений за водой, как царевич снова засыпал, и разбудить его практически невозможно. Да и не следует, как посоветовал Кощей, больно душе его, когда тело не погружено в сон.
Шли дни, а царевич все не просыпался. А с глаз его все не спадала пелена.
6.
Дворец внутри был необычнее, чем снаружи. Так он казался просто странным, пострадавшим после пожара, но внутри не было ни следа от пламени. Все было просто… на удивление просто для дворца, будто бы Кощей здесь вовсе не держал девиц. Обычно дом злодея описывался, как логово людоеда – везде кости, черепа, еда относительной свежести или её нет совсем. Но всего этого не было. Вполне уютный замок с длинными черными шторами, не пропускающими свет. Лишь одно было неладно – бесчисленное количество статуй-скелетов, которые будто бы подпирали потолок, выстроившись друг на дружке. Большой интерес для Волка представлял собой зал – весьма внушительных размеров, но без трона во главе. Из всей мебели здесь были лишь стол и несколько стульев, расставленных слишком далеко друг от друга, чтобы едящие могли спокойно разговаривать во время приема пищи.
Спал Кощей в дальней комнате достаточно скромных размеров, которым не позавидовал бы даже заключенный. И, как ни странно, не было и монет на видном месте. Или запрятал супостат, или вовсе их не имел.
Что странно, в его замке вечно был сквозняк, а порой и сам ветер, сметавший все на своем пути.
Кощей порой разговаривал сам с собой, приказывал куда-то в пустоту и, не получая отклика, лишь устало махал рукой, словно бы пытаясь избавиться от назойливой мухи, и отворачивался в другую сторону.
Однако никого в замке, кроме Бессмертного не было, поэтому Серый без угрызений совести списал данную странность на одиночество супостата. Настолько не хватает собеседника, что уже и с пустыми комнатами разговаривает.
С кем не бывает.
Иван почувствовал, как под боком что-то приятно замурлыкало, потеревшись об его руку чем-то мягким и пушистым. Царевичу на ум пришел лишь Васька – кот царский, что вечно восседал на печи и смотрел на дев с таким презрением, что любой уважающий иноземный граф бы позавидовал. Ластился Васька лишь к Ване, так как еще с первого дня смекнул, кто тут приказывает кормить или гнать в шею вон. Кого другого кот к себе не подпускал, а кто смелый поймает, тот будет еще несколько дней ходить с расцарапанным лицом. Мало того, что Иван совершенно по-детски радовался любому неожиданному проявлению нежности его малого друга, так он брал Ваську к себе в комнату, где поил его сливками со стола и гладил кота еще полночи, пытаясь вымолить у него нежное мурлыканье. Ох, как кричал Ваня, топал ногами и обещал рассказать отцу, когда узнал, что кота отравили слуги. Видите ли, уж слишком много разбойничал, а под конец жизни совсем разошелся – и метлы он не боится, и сковорода ему не сковорода. Настолько оборзел, что мог во время обеда на стол залезть, опустить морду в тарелку со сметаной, лишив всех дев да слуг аппетита.
Ванька еще долго его оплакивал. Даже упросил батюшку дать несколько плетей обидчикам, после чего успокоился, но кошек больше не заводил. Уж больно они напоминали ему об утрате.
Мурлыкание стало громче, и царский сын сквозь сон почувствовал, как кот, лениво переставляя лапы, неспешно взобрался ему на грудь и сел на шею, не давая Ване дышать. Царевич захрипел, надеясь, что малый друг одумается и поймет, что выбрал не лучшее место для остановки, но кот даже не замечал этого.
- Федька, не балуй, дармоед. Царевич не шелохнется – слаб он да болен, - недовольно проворчал женский голос, и Иван почувствовал, как кота сняли с шеи, и благодарно вздохнул. – Рад, касатик, воздуху небось? И поговорить тебе не с кем да нечем. Открывай глаза, милок, я вижу, что не спишь.
Кот возмущенно мяукнул и устроился на ноге царевича, выпустив когти.
Иван рад бы открыть глаза, да он знал, что это ни к чему не приведет – давно уже смекнул, что зрение потерял. Горевать даже не стал, боясь, что товарищ его обеспокоится еще сильнее. Страх пришел лишь потом, когда он понял, что не увидеть ему больше лик Василисы. Мало того, что самый слабый царевич, так теперь калека вовсе.
А Серый так ни на минуту не отходил, ночи не спал – за руку держал и ждал его пробуждения, чтобы покормить да напоить. Странный голос у его друга – теперь без рычания, будто бы и стал мягче, а руки и вовсе человеческие. На вопрос о шкуре лишь улыбнулся, как мог понять Иван, коснувшись пальцами его губ.
«Как же я вам, мое солнце яркое, мог бы помочь в шкуре волка? Человеком быть веселее», - хоть сказал он это легко, да почувствовал в его речи царевич сожаление.
- Эх да, вспомнила. Не открывай, не трави душу. Дай-ка я тебя пощупаю маленько, уж соскучилась я по добрым молодцам.
- Ты свои руки-то не распускай, старая карга, - проворчал кто-то холодным мужским голосом, и Иван аж дернулся – узнал он голос Кощея.
- Старая? – аж прикрикнула женщина. – Да мне лет в двадцать раз меньше, чем тебе!
- Не вдавайся в подробности. Это тоже достаточный возраст для пенсии.
Женщина внезапно замолчала, и тут же раздались хлопок и обиженное ойканье Бессмертного.
- Бить было не обязательно, - обиженно проворчал он.
- Еще как обязательно, - фыркнула она, и руки женщины сжались на локте царевича. – Давай, касатик, расслабься. Я хоть и Баба Яга, но тебя не съем. Поцелую маленько, придушу в объятьях, но ты переживешь, я думаю.
- Яга – костяна нога, глиняная морда? – внезапно голос подчинился царевичу, однако он чувствовал, как тяжело ему даются слова. – Как ты здесь вместилась?
Ногти Яги впились в локоть Ивана, заставив того невольно поморщиться, а Кощея с неохотой недовольно заворчать, что Иван ему живым еще нужен, и заставить женщину выпустить руку царевича.
- Ну, так всегда. В юности побудешь толстушкой, да не поухаживаешь за собой должным образом, так тебя всю жизнь Русь будет помнить лишь такой, - обижено проворчала она. - Давай, касатик, открой рот. И пей. Пей смело, не яд… А если даже яд, то чего тебе терять. Ты же уже мертвый царевич.
Иван поперхнулся зельем, но его все равно пришлось допить. Заставили аж две пары рук.
Одна теплая, хоть острые ногти и впивались в его бока достаточно больно. Другая же была на удивление холодной, будто бы сама Смерть держала сына царского.
- А теперь спи. Держи Федьку под бок. А ты чего смотришь, Кощей, понравился тебе царевич? После Марьи к своему же полу потянуло? – ехидно поинтересовалась Яга. – Да не дергайся ты так, касатик. В каждой шутке есть доля шутки. Остальное, как правило, правда. И только одна горька правда.
Царевич моргнул удивленно, хотел было что-то ответить, но неожиданно для себя заснул. Сквозь сон он ощутил касание теплой руки к своему лбу. Ладонь же почувствовала лишь холод.
7.
- И как он? – Кощей осторожно прикрыл за собой дверь, переведя обеспокоенный взгляд на Ягу.
- Будет в бреду метаться. Поздно ты пришел, Кощеюшка. Еще бы часом ранее, когда душа из него не вышла, возможно, был бы уже на ногах. А так – душа блуждает по миру духов, а то, что осталось, пытается вырваться наружу, к душе вернуться. Ведь куда легче присоединиться кусочку к полной душе, чем полной к кусочку, - развела руками она. – Что могла, я сделала.
- То есть он умрет? – Кощей аж приподнял бровь, пытаясь осмыслить сказанное. – Весьма не оптимистичный прогноз, подруга.
- Не говорила я такого, - оскорблено нахмурилась ведьма. - Если бы не пришла я, то помер бы. А так – жить будет, да еще как. Отблагодаришь меня потом. И не одним бочонкам браги, имей в виду. Вся Русь знает, какой ты жлоб. Ты думаешь, что вся Русь знает, то я не знаю? Я на примере видела! Ты же как девок гоняешь от своего леса, будто бы тебе жалко ягод. Тебе куда, Бессмертному, ты же не ешь даже.
- Я охраняю лес. Дай деревенским волю, они сначала ягоды соберут, потом уж весь лес вырубят себе на дома. Не первый век живу, понимаю я в людской натуре.
- Но больше одного бочонка, - нахмурилась Яга, погрозив ему пальцем.
- Один медовухи, а другой, - мужчина задумался. – Браги. А вообще, куда больше одного тебе? Ты слишком стара, чтобы пить, - фыркнул Бессмертный с улыбкой. – О твоем же здоровье забочусь.
Яга встала в угрожающую позу, уткнув кулаки в бока и посмотрев на Кощея исподлобья. Рыжие локоны упали на её загорелое лицо, усеянное веснушками, с крючковатым носом.
- Зато в свои пятьсот я не путаю царевн с царевичами, - в такт язвительно улыбнулась Яга, сверкнув острыми зубами.
- Я не спутал, - практически обиженно буркнул мужчина. – Это была сделка. За шкуру.
- Баранью, что ли? – недоверчиво фыркнула Яга, скептически поджав губы. – Так лучше барана взял, чем шкуру. Была бы у тебя единственная живая скотина в замке.
- Оборотня, - мрачно сообщил Бессмертный.
Яга подняла взгляд зеленых глаз на друга и тут же залилась смехом, прижав руки к животу. Смеялась она долго, пытаясь между взрывами оглушительного хохота вставить что-то членораздельное, но получалось у неё плохо.
- Зачем тебе шкура оборотня? Ты же себя вылечить не можешь, куда тебе в оборотни? Уж не поверю, что друг мой захотел по лесам скакать и на луну выть.
- Не захотел. Повешу у себя в комнате. Будет украшением.
- Да такая проклятая шкура и гроша ломаного не стоит. Даже в сарае держать стыдно. Я бы выкинула сразу же.
- Да какое твое дело, - раздраженно проворчал Кощей, глянув на неё строго. – Решил, что повешу в комнате. Не придирайся.
Ведьма посмотрела на своего старого друга внимательно, и её губы растянулись в хитрой улыбке:
- Кощеюшка, признай уже. Понравился он тебе, поэтому и оживил. Я знаю тебя: тебя даже золотом не подкупишь, если тебе человек не понравится. Да ты не смущайся, мне сказать можно. Я же не чужая, своя я.
- Дорогая моя подруга, - ответил мужчина на удивление вежливо и нежно. – Не твое дело, почему я его воскресил. Может быть, мне шуба нужна из волчьего меха. А может быть, я его вылечу и скажу Берендею, что хочу обменять его сына на полцарства. Или на сотню девиц красных.
- Ты с одной не управишься, куда тебе сотню. А в делах интимных ублажи хоть одну, - рассмеялась она. – Так ты его ради этого спас?
- Яга… - устало уже вздохнул Кощей, прикрывая рукой лицо.
- И правда. Что я спрашиваю. Рехнулся ты на старости, братец мой. Рехнулся. Но когда с царевичем наиграешься, - Яга кокетливо подмигнула, пошло двинув бедрами, и вызвав у Бессмертного лишь усталый вздох. – Ты дай ему клубок до моего дома. Я с радостью его приму. В бане попарю. Накормлю. Сказок начитаю. И спать уложу. Ух, буйные они царевичи после сказок-то. А в самих-то сказках…
8.
За несколько дней, за которые Ивану стало лучше, царевич выучил все в своей комнате. Два шага до тумбочки со стаканом. Пять - до открытого окна. Восемь - до двери. Два шага влево и один вперед до таза с водой.
Ваня изучал свою комнату, как мог – он осторожно касался холодного камня ладонями, проводил подушечками пальцев по столу и стульям, не без удовольствия скользнул руками по узору спинки кровати, пытаясь представить, как он выглядит.
Было у царевича так же тревожное чувство, которое медленно, но верно переросло в уверенность – за ним следят. И следят практически всегда. Иван не знал, кто это, но ощущал чье-то присутствие порывами ветра и порой тихим шепотом, от которого просыпался.
И оживление, как правило, каждый раз происходило перед тем, как Кощей решался подняться в его комнату. Как будто пытались навести порядок к его приходу. Однажды, царевич даже будто бы случайно столкнул вазу и отчетливо слышал, как она разбилась об пол. Через минуту она стояла на том же месте, даже c тем же уровнем воды.
Однако сия чертовщина Ваню не столько пугала, сколько забавляла. Он был у Кощея дома, с чего бы удивляться, что у него тут предметы живут своей жизнью и вазы собираются сами собой?..
Но больше царского сына занимало новое восприятие мира. Его слух стал острее, а руки чувствительней к деталям. Иван с интересом изучал лицо волка – аккуратный нос, густые брови, длинные волосы и приятно щекочущие его щеку ресницы – Ваня не мог даже представить себе, каким волк должен быть в действительности. Волк, как волк. Наверное, такой, каким и должен быть.
Лицо Кощея же было тонким с большим носом, с волосами не короткими, но и не настолько длинными, а уши были даже не заостренными, как считал Иван, а больше округлыми. Иван бы еще палец в рот ему засунул, пытаясь пощупать и зубы – уж было больно интересно, клыки ли там или человеческие. Все же питается людьми, значит, должны быть клыки.
Однако при первой же попытке Кощей сердито куснул его за палец и дал ощутимого щелбана. Да такого, что еще весь вечер царский сын ныл и лежал на плече у волка, который его убаюкивал.
Но вскоре Ивану надоело сидеть в башне, и, дождавшись, пока волк уйдет, он осторожно вышел из комнаты, на ощупь пытаясь определить дорогу вниз.
Дверь была высокой – Ваня, встав на цыпочки, так и не ощутил её верха, – резкой, со странным рисунком по бокам и с розой посередине. Или же это была просто маргаритка – Иван так и не понял. Нащупав ручку, царевич ни на миг не задумался, и потянул на себя. Право, кого может смутить слепой юноша.
- Что ты тут делаешь? – раздраженно спросил Кощей, когда Иван ввалился в его комнату, по привычке озираясь, но ничего не видя вокруг себя. – Как ты сюда попал?
- Ногами. Я заблудился, - проворчал Иван. – Мне было скучно, и я хотел уже…
- Сломать на лестнице ноги? Задеть стол и разбить себе нос? Продолжай-продолжай, я стремлюсь узнать мечты царевичей, полных необоснованным мазохизмом, - язвительно спросил его Кощей, устало вздохнул. - А куда ты шел?
- Да так. Куда-то шел, - отмахнулся царевич, выставив перед собой руки. – Ты где? Скажи мне что-нибудь еще, чтобы я понял, в какой ты хоть стороне.
- Три шага вправо и семь вперед.
Царский сын подчинился, осторожно ощупывая предметы вокруг себя. Книги: слева книжная полка. Иван чихнул – полна пыли, будто бы к ней уже много лет никто не прикасался. Далее деревянный стол с резьбой, как у двери, а уж потом он почувствовал нечто холодное и неприятное, сжимающее его запястье. «Рука мертвеца!» - хотел закричал царевич, но тут же опомнился. Уж слишком ему это смутно напомнило прохладу, которая его спасала те три дня, что он бредил.
- Это моя рука. Садись рядом, - успокоил его Бессмертный.
Иван нагнулся вперед, ладонью ощупав плечо Кощея, место рядом с ним, и плюхнулся. Цепкие пальцы тут же разжались, отпуская руку.
- Мне просто скучно было, - повторил Иван уже жалобным голосом. – Я все дни сижу в башне. Ни истории прочесть, смотреть не на что, да и нечем уже. Хотелось хотя бы ощутить вокруг себя… иные предметы. Другую комнату. И не лежать еще несколько недель в башне.
- Поздравляю в таком случае со сменой обстановки, - отозвались ему без улыбки в голосе. - Я искренне рад, что ты себе не разбил голову, пока спускался по крутой лестнице.
- Спасибо, - Иван замолчал, почувствовав себя неловко. – Кощей.
- Что?
- Ты на меня сердишься?
- На что именно я должен сердиться? Так, скажи, забавы ради. Вдруг я что-то упустил.
- Я сорвал много яблок. И зарубил тебя, - Иван пытался казаться раскаявшимся. – Для отца и, правда, нужны были яблоки. Он заболел. И сказал, кто принесет, тот станет царем.
- Это да, - без эмоций откликнулся Бессмертный. – А злые братья тебя ограбили, а потом убили.
Царевич сглотнул, почувствовав, как по телу прошелся аж целый полк мурашек. Верить в то, что собственные братья его убили, не хотелось, но он сам помнил, как Федор вонзил ему саблю в живот, а потом еще не поленился наклониться, смотря в угасающие глаза младшего брата, чтобы перерезать горло. На всякий случай. Каждый знает, что младший царевич с темной силой якшается, даже душу продал за волка и красоту свою, которая братьям не передалась.
Пальцы царевича сжимали саблю, что запоздало бросил волк, но уже поздно – Иван даже руки не успел поднять. По всему телу огнем расползлась боль. И юноша, смотря в спину Федора, даже обрадовался, когда его ноги стали неметь. Наконец-то боль начала уходить вместе с его сознанием.
«За что?» - пытался спросить Ваня, не отводя взгляда от своего убийцы, но не мог произнести ни слова. Спустя минуту он был уже мертв.
- Но ты же спас меня все же, - возразил царевич.
- Потому что волк заплатил. Не принимай на свой счет.
- Волк сказал, что ты сам пришел. Значит, все-таки спас.
- Я ехал отобрать у тебя то, что ты забрал.
- Яблоки? – аж удивился Иван, по-детски приоткрыв рот. – У тебя же еще много их.
Кощей даже весело фыркнул.
- Нет. Не яблоки. Ты забрал у меня то, что я держал у сердца.
- Медальон?.. С женщиной-ведьмой и красивым мужчиной?
- Красивым? – рассмеялся Бессмертный. - Спасибо. Я таким был при жизни.
- При жизни? – не понял Иван. - А женщина?
- Правильно ты подметил, ведьма она. И жена моя. Марья, - в голосе мужчины послышалась такая открытая боль, что Ване на ум могло прийти лишь одна мысль:
- Она?..
- Умерла? Нет. Мы просто больше не живем вместе. Не бери в голову, малыш. Лучше засыпай, - Кощей с легкостью опрокинул Ивана себе на колени и потрепал его по волосам. Царевич нерешительно замер, явно не ожидая от супостата настолько нежного жеста. – Больным царевичам вредно много думать.
- А сказка? – поинтересовался царевич, приподняв брови. – Если хочешь меня усыпить, то ты должен рассказать мне сказку.
- Да ладно? Ты меня неделю назад убил, а теперь, важно развалившись на моей кушетке, требуешь, чтобы я тебя потешил на ночь?
- Сказку, - повторил Ваня.
- Ладно, расскажу тебе сказку, - хмуро отозвался мужчина. – Только попробуй после неё не заснуть.
Царевич послушно зевнул и уставился перед собой слепыми глазами.
- Сказка, - продолжил Кощей. – Когда-то жил царевич твоего возраста. Полюбил он как-то девицу-красавицу, что была ему обещана с самого детства…
- Как Василиса мне. Только отказывает, - вздохнул царский сын и тут же получил по лбу.
- Моя сказка. Не перебивай. Так вот. Любил он её всей душой, был предан долгу. И делал все, чтобы будущая жена его полюбила. Если ты не заснешь, царевич, я тебе нос отрежу. Слушай. Царевич добивался её руки несколько лет. Добился, и в том же месяце решился на ней жениться. А знаешь что? Он так долго добивался свою принцессу, что в итоге разлюбил её. За три дня до свадьбы полюбил другую. Красивую женщину, далеко не глупую, что уж не сказать о принцессе. Понимаешь, принцессы, как правило, достаточно глупые женщины. Как узнают от свои нянечек, что им предначертано выйти замуж за прекрасного принца, так они с радостью забивают себе голову романтическими бреднями. Пока не пройдешь все испытания, не искупнешься во всех котлах, так не завоюешь её. Так вот. Влюбился он в Марью. Так получилось, что они настолько друг другу подходили, что не хотели даже расставаться. Они три дня до свадьбы были вместе, полюбив друг друга так, что их могла разлучить только смерть.
- И они убили друг друга? – восторженно спросил царевич, затаив дыхание.
- Нет. Их разлучил долг. Царевич был обязан жениться именно на принцессе, а Марья была дочерью сапожника. Что он и сделал. Он жил с принцессой, но его сердце принадлежало лишь его настоящей любви, к которой он приходил днем, читал стихи, танцевал с нею на балах, мечтая, что когда-нибудь принцессы не станет, и ему разрешат жениться на Марье. И все были счастливы. Как казалось. Царевич, кстати, в итоге оказался царем. Его прозвали Счастливым. Он не один был счастливым, он был счастлив вместе со всеми. Говорили, не было царя добрее и ласковее, лжецы. А сами в это время подливали яд его жене. Не то, чтобы я был против её смерти, но я хотел, чтобы она по велению Господа случайно сломала себе шею, не успев удивиться… От яда же люди умирают месяцами, покрываясь язвами и сходя с ума. Перед смертью она напоминала труп с выпученными глазами, умоляла меня побыть рядом, а мне хотелось танцевать с Марьей и проводить все время лишь с ней. Принцесса… То есть царица умерла одна, а обнаружили её только через два дня. Никому не пришло в голову её проведать. Я её нашел.
Кощей замолчал, заставив царевича невольно встрепенуться и дотронуться до его лица, чтобы понять, что сейчас чувствует мужчина. Брови высоко приподнятые, глаза открыты, а уголки губ опущены вниз. Сожаление.
- Что было дальше? – подал он голос.
- Он переехал в замок в глуши, подальше от интриг. Взял с собой слуг, в верности которых был уверен. И с помощью своей любовницы, а потом уже жены, следил за народом. Марья помогала ему мудро править и делать народ счастливым. Но потом все изменилось, будто бы мне пелену с глаз сняли. Она была не просто ведьмой. Жить с ведьмой я бы смог, потому что каждая женщина в какой-то степени ведьма. Она была Смертью. Прекрасной, мудрой и не в меру гордой. Марья помогала мне править, а сама истребляла мой народ с востока с жестокостью гиены. В то время её голод ничего не могло утолить. Я заточил её в башне. И когда она вырвалась, на мой замок рухнуло проклятье. Поднялся ураган. Такой, что погибли все мои слуги. Все погибли, кроме меня. Я же просто изменился. Как оказывается, я не заслужил её прощения за то, что запер в башне, обманув. И поэтому мне не получить такого дара, как смерть. Слуги мои, кстати, оказались настолько преданными, что остались и после смерти здесь, выполняя мои приказы. Я как царь, но без народа, признания, но у меня есть корона. Которую я ношу, как полагает царю. Незаметно для себя я стал врагом для людей, убийцей царя, а потом скатился до, – Кощей аж фыркнул, – страшилки для детей, что за кустом прячется. Да нажива для малолетних мародеров, не так ли, Ваня? Мне весьма приятно.
Иван удивленно моргнул, пытаясь осознать сказанное. Сказка, а потом признание Кощея были двумя вещами, которые не вязались. Кощей не мог быть царем. Или хотя бы положительным персонажем. Он якшается с темной силой, ворует девушек, ест детей, оскверняет могилы и делает все, чтобы навредить простому народу.
Царевич сел, нахмурившись, и похлопал перед собой. Плечо Кощея, укрытое приятной тканью – мантией, с золотой подкладкой внутри. Пусть у Бессмертного замок, в котором нет слуг, но выглядит он как король. Ниже кафтан такой же приятный с перьями, торчащими во все стороны. Вороные, если Иван точно запомнил.
Однако сама картина в воображении сына царского, где Кощей гоняется за дворовыми птицами, пытаясь ощипать их, заставила Ивана усмехнуться.
Первые две пуговицы круглые с каким-то камнем внутри, последняя такая же, а между ними три плоских. Ваня рассмеялся в голос, не выдержав. Конечно, золотые кощеевы пуговицы с рубинами все в его карманах. Совсем про них забыл царевич.
- Да-да, ты мое последнее одеяние испоганил, - практически весело произнес Бессмертный. – Я бы понял, что ты медальон украл, он блестит, а пуговицы зачем? Неужто настолько плохо с золотыми пуговицами в царстве Берендея?
Ваня моргнул, и пелена спала с его глаз. Сначала он увидел лишь силуэты, настолько расплывчатые, что ничего нельзя было о них сказать. Потом же все встало на свои места. Кощей, развернувшийся к нему вполоборота. Новые пуговицы на его одеянии простые, желтые, не соответствующие совершенно его одеянию. И глаза мужчины смотрели на Ивана пристально, а в них плескались солнечные лучи. Правда, голубой глаз смотрел скорее с одобрением, желтый с хитрым прищуром, будто бы видя Ивана насквозь.
Воспользовавшись удобным моментом, царский сын прикоснулся губами к губам Кощея и закрыл глаза. Его губы повторно растянулись в улыбке, когда он почувствовал, как руки Бессмертного зарылись в его кудри.
Губы у Кощея холоднее, чем руки, будто бы изо льда сделаны, но дыхание необычайно горячее. Контраст настолько был непривычен для неискушенного царевича, что Иван забылся и пропустил тот момент, когда его отстранили и посмотрели настолько сурово, что любой бы человек на месте царевича ощутил вину за произошедшее.
- Пожалел меня? – язвительно произнес он, приподнимая бровь. – Прошли те времена, когда молодцы жалели иродов иноземных.
- Не пожалел. Захотелось, - проворчал Иван и тут же почувствовал неожиданную для себя ревность. – Я тебя спросить хочу, Бессмертный. А если Марья так с тобой поступила, то зачем ты носишь этот медальон у сердца?
- Потому что я люблю её, Иван-Дурак. Шел бы ты обратно в свою комнату. Не морочил себе голову.
- Я хочу спать здесь, - изъявил желание Иван. – С тобой.
- Еще чего. Я не приглашал мелких царевичей и не приглашаю царевичей в свою постель. И не буду приглашать еще лет триста, пока из ума выживу. А теперь будь так добр, царский сын, вон отсюда.
@темы: русские народные сказки, фанфик, 2012
среда, 04 апреля 2012
Фендом: Звездные войны
Автор: king_marionette
Пейринг: Куай-Гон|Оби-Ван
Рейтинг: G
Дисклеймер: ни на что не претендую, нет
От автора: фактически ау-стори. Оби-Ван все-таки все забывает, Куай-Гон не может его найти. Однако через лет десять они встречаются. То есть Бена скручивают и привозят к Куай-Гону.
Слов: 1728
читать дальшеБен без особой радости звякнул цепью и уставился в потолок. Ему стоило ожидать чего угодно: вплоть до того, что в нем проделают несколько дыр световыми мечами за следующим углом, так и не дождавшись «суда». Однако джедайские подстилки свое слово сдержали – его благополучно перевезли на другую планету, где ему была приготовлена камера.
У него отобрали пояс с его оружием, заглянули в каждый карман, проверили даже ботинки, после чего одним легким движением сняли наручники и толкнули его в… комнату. Самую обычную белоснежную комнату без двухъярусных коек и решеток на окнах. Однако лишь самоубийца решится сбежать через приоткрытое окно – на стене ни выступов, ни чего либо еще, за что можно зацепиться или затормозить. Да и этаж был далеко не десятый.
«Подстраховались» - практически с уважением фыркнул Бен, сев на кровать и заинтересованно покрутив головой в разные стороны. Ни камер, ни чего-либо еще, кроме противопожарного датчика в комнате не было, что не могло не вызвать подозрения. Неужели они считают, что он настолько глуп, чтобы поверить, что за ним никто не наблюдает?
Все было неправильно. Слишком просторная для узника комната, состоящая из кровати, двух кресел, стола, намертво прикрученного к полу. Однако здесь не было ничего бьющегося, острого, что могло бы сойти за оружие.
Наемника везли в новую «камеру» около трех суток, связав так, что он не смог даже свободно вдохнуть, и затолкав его в тесную комнату два на два метра, где он мог лишь изучать скучную серую стену. Чего уж скрывать, добрую половину пути он развлекал себя, представляя, что было бы, если в его руках оказался нож. Бен без стыда придавался сладким иллюзиям, представляя себе каждый этап своего грандиозного побега. Сначала бы он, конечно, освободил себя. Вторым же делом прирезал тех двух громил, которые его волокли по улице, оглушая его дубинками по голове чуть ли не каждые десять минут, нисколько не заботясь о сохранности пленника. Потом же он взял бы управление на себя. Сориентировался как-нибудь. И на ближайшей планете продал бы корабль. Он же большой. Мощный. Даже есть запасной двигатель на случай, если первый сдохнет в полете.
«Важные ребята. Не имеют права опаздывать» - мысленно оценил их про себя Бен и фыркнул. На вырученные деньги купил бы маленький звездолет, лишь бы долететь до своей планеты. А там можно продать и его.
Но его мечты все так и остались мечтами, и дело обернулось куда хуже. Теперь он здесь, в этом чертовой камере. И раз он здесь, а не в какой-то темнице, то он представляет какую-либо ценность. Какую – Бен смог лишь смутно догадываться.
Он не был ангелом и не вел праведный образ жизни, надеясь на несуществующих богов, но есть куда более важные шишки, которые не занимаются ограблениями и грязной работой наемника. Они руководят целыми войнами на планете, продавая им оружие. Бывало, что даже двум сторонам, и, качая из планеты деньги, словно они были дойными коровами.
Бен же представлял собой лишь наемника, который занимается в основном мелкой работой. Такой, как ограбления и захват кораблей. И в этом ему помогала его особая сила, с помощью которой он смог бы сотворить и не такое, но у Бена никогда не наблюдалось желания бегать, подобно крысе, с планеты на планету, боясь быть пойманным любым громилой, которого соблазнит награда за его голову.
«Нелепица какая тогда получается. У них нет ничего на меня. Это просто метод «пальцем в небо». Не выдавай себя, и они ничего не смогут доказать», - фыркнул Бен, спрятал лицо в ладонях Бен и осмотрел комнату. И хоть бы показали себя – поставили хотя бы одну камеру. Послали робота. Или еще что, чтобы за ним наблюдать. Так нет.
Будто никого и не интересует, что он здесь. Совершенно.
Но если он не интересует, то зачем его доставили сюда?
Бен откинулся на кровати, про себя отмечая её мягкость. Ему редко представлялся шанс на удобных кроватях, да и кроватях вообще, если на то уж пошло. Последние два года он спал то на полу, то на коробках. Чаще всего он урывал крупицы сна в транспорте, когда его везли на задание. Его тело постоянно нуждалось в отдыхе, хоть его разум не ведал покоя.
Кровать стоила денег, а деньги были для Бена той вещью, которая испаряется без его ведома. Вот в его руках деньги, минуту спустя их уже нет.
Наемник недовольно проворчал и дотронулся до камня на его груди. Он с ним был с самого начала, когда он очнулся на планете Галла десять лет назад. Камень лежал в кармане его туники, и Бен нашел его лишь к вечеру, когда голова прекратила раскалываться, и он решил проверить, есть ли у него хоть что-нибудь.
Юноша не помнил, кто он. Откуда. Как оказался на планете. И больше всего пугала его уверенность в том, что он должен был что-то сделать. Что-то важное. Настолько, что он был готов пожертвовать жизнью. И сколько бы он не думал об этом, ничего не удалось вспомнить. Только то, что это как-то связано с камнем, что был в его кармане.
Бен зажмурился и отогнал от себя воспоминания. Какими бы не были болезненными те годы, они остались позади. И он выжил. Это самое главное.
Наемник потерся щекой об махровое одеяло и еле сдержался, чтобы не заурчать. Пусть он в клетке, но достаточно привлекательной. Все оказывалось легко и просто. К нему придут, допросят, а потом Бен узнает свою судьбу. Однако его радовало одно – казни не будет. Он знал это наверняка. Кто бы не настучал на него, но про дела Бена они не знали.
Юноша снова вздохнул и провел взглядом по комнате. Столь просто, удобно… и знакомо, что не могло не тревожить. Сколько он себя помнит, у него не было ни постелей удобных, но комнаты, ни чего-либо еще. Он всегда был бродягой, которой мог постоять за себя. И в то же время он не помнил, где же он научился драться. И кое-что другое. Его секрет, о котором он не рассказывал.
Бен на мгновение закрыл глаза, чтобы промотать в своей памяти всю свою жизнь, найти, где же он мог видеть похожее. Но уже через полминуты он спал, подтянув к груди колени и обняв самого себя руками.
Куай-Гон остановился около комнаты, в которой был заперт пленник. Не самое худшее, что могли ему предоставить. И все же его доставили в целости и сохранности, хотя обычно с такими как он не церемонятся.
Джедай усмехнулся и дотронулся до дверной ручки, чувствуя, что его сердце сейчас-сейчас выпрыгнет. Он облизнул пересохшие губы, и попытался нажать на неё, но на какой-то момент силы покинули его, заставив почувствовать себя слабым.
В голове появился образ Оби-Вана, который так настырно напрашивался ему в ученики. Обиженное лицо падавана, который сжимал камень – подарок на его день рождение. Святящееся счастьем лицо, которое он не успел скрыть, когда у него, наконец-то, получилось сделать заданное упражнение без ошибок.
И во что он смог превратиться? В беспощадное чудовище, которое пользуется Силой себе во благо? Нет, конечно. Куай-Гон видел обвинения, и он мог только сказать одно – все могло быть куда хуже.
Бен. Наемник. Подозревается в двух ограблениях, что пока не доказано. А его заказы были как на ладони. И все же джедай не вглядывался и не изучал.
Ручка двери поддалась на удивление легко, впуская Куай-Гона в белоснежную комнату. И он поначалу даже растерялся – он ожидал чего угодно - что на него кинутся с чем-нибудь, ненависти во взгляде, ругани. Возможно даже просветления в глазах. Но он не думал, что сейчас пленник может спокойно спать.
Закрыв за собой дверь, джедай приблизился к постели мальчика и нетерпеливо заглянул ему в лицо. Эти десять лет он искал его. Представлял, как он изменился. И какой у него теперь взгляд.
Отросшие волосы закрыли половину лица Оби-Вана, и бывший учитель осторожно коснулся его виска, сдвигая непослушные волосы в другую сторону.
Перед ним открылось спокойное уже мужественное лицо без намека на детскую округлость. Длинные ресницы юноши дрожали, а пухлые губы едва заметно шевелились, будто он что-то произносил во сне.
- Оби-Ван, - тихо позвал его Куай-Гон, дотронувшись до его плеча. – Оби-Ван.
Юноша нахмурился во сне и прикрыл лицо ладонью, вызвав улыбку у его бывшего учителя. Столь детский жест Оби-Ван повторял каждое утро, когда лучи солнца попадали ему на лицо. И тем же жестом он пытался спрятаться от учителя.
Тихо что-то пробормотав, Бен вытянул руку и поискал что-то вокруг себя, и тут же успокоился, так и оставив руку вытянутой.
Учитель усмехнулся и, сев с другой стороны, положил голову бывшего падавана себе на колени.
Куай-Гон пригладил волосы Бена, и его рука сама нежно скользнула по его щеке. На лице джедая появилась улыбка. Что же, забытые мечты Оби-Вана не были полностью стерты.
Вся его память была за стеной, которую он не смог бы сам разрушить. Одно неверное движение, и он смог бы сам себя свести с ума. Или же не закончить дело, и остаться навсегда никем. Ни Беном. Ни Оби-Ваном.
И все же стену стоило рушить осторожно. И правильно.
Погладив юношу по лбу, он осторожно коснулся там, где были его забытые страхи. Ресницы наемника дрогнули. На лице застыло то беззащитное выражение, которое помнил учитель.
- Учитель, - слабо произнес он.
- Мне жаль, - вздохнул он, гладя падавана по голове. – Что я не смог защитить тебя. И что ты должен был прожить… такую жизнь.
В воспоминаниях Оби-Вана жизнь напоминала ад. Непомнящий ничего мальчишка работал, где придется, принимаясь за любую работу, которую ему могли доверить, включая разгрузку товара. Летом Бен спал на улице под открытым небом, зимой же пытался найти любое теплое место, где бы он смог бы переночевать или хотя бы не умереть. Его Оби-Ван потерял веру в себя и в этот мир уже много лет назад.
- Прости меня, - еще раз повторил джедай, дотрагиваясь губами до его лба. – Прости меня, Оби-Ван.
Бен вдохнул во сне и, тихо пробормотав что-то нечленораздельное, повернулся к Куай-Гону и положил свою ладонь ему на грудь.
- Учитель.
«Воспоминания должны вернуться – подумал джедай. – Они обязательно вернутся и сломают его блок в голове, как рука одолевает плотину. Нужно просто время.».
Слух о сбежавшем пленнике быстро прошел по городу, однако жителей не столько волновало, кто сбежал, чем как. Выпрыгнул из окна и, перевернувшись в воздухе несколько раз, успешно приземлился, умудрившись ничего себе не сломать.
«Его словно держала неведомая сила. Он будто оттолкнулся от стены, а потом приземлился так, будто он спрыгнул со второго этажа» - подтвердили случайные очевидцы побега.
Куай-Гон слабо улыбнулся. Ему оставалось ждать. И лишь терпение его посеет результаты.
Оби-Ван вернется рано или поздно.
Он смог удостоверился в этом через три недели, когда его руку осторожно сжали на улице. Джедай смог бы узнать его из тысячи – Оби-Ван.
- Простите меня, учитель. Я не знаю, как загладить свою вину. Перед вами. И перед обществом.
Куай-Гон тепло сжал руку своего бывшего падавана. На его лице появилась слабая улыбка. Он так долго ждал этого дня.
Автор: king_marionette
Пейринг: Куай-Гон|Оби-Ван
Рейтинг: G
Дисклеймер: ни на что не претендую, нет
От автора: фактически ау-стори. Оби-Ван все-таки все забывает, Куай-Гон не может его найти. Однако через лет десять они встречаются. То есть Бена скручивают и привозят к Куай-Гону.
Слов: 1728
читать дальшеБен без особой радости звякнул цепью и уставился в потолок. Ему стоило ожидать чего угодно: вплоть до того, что в нем проделают несколько дыр световыми мечами за следующим углом, так и не дождавшись «суда». Однако джедайские подстилки свое слово сдержали – его благополучно перевезли на другую планету, где ему была приготовлена камера.
У него отобрали пояс с его оружием, заглянули в каждый карман, проверили даже ботинки, после чего одним легким движением сняли наручники и толкнули его в… комнату. Самую обычную белоснежную комнату без двухъярусных коек и решеток на окнах. Однако лишь самоубийца решится сбежать через приоткрытое окно – на стене ни выступов, ни чего либо еще, за что можно зацепиться или затормозить. Да и этаж был далеко не десятый.
«Подстраховались» - практически с уважением фыркнул Бен, сев на кровать и заинтересованно покрутив головой в разные стороны. Ни камер, ни чего-либо еще, кроме противопожарного датчика в комнате не было, что не могло не вызвать подозрения. Неужели они считают, что он настолько глуп, чтобы поверить, что за ним никто не наблюдает?
Все было неправильно. Слишком просторная для узника комната, состоящая из кровати, двух кресел, стола, намертво прикрученного к полу. Однако здесь не было ничего бьющегося, острого, что могло бы сойти за оружие.
Наемника везли в новую «камеру» около трех суток, связав так, что он не смог даже свободно вдохнуть, и затолкав его в тесную комнату два на два метра, где он мог лишь изучать скучную серую стену. Чего уж скрывать, добрую половину пути он развлекал себя, представляя, что было бы, если в его руках оказался нож. Бен без стыда придавался сладким иллюзиям, представляя себе каждый этап своего грандиозного побега. Сначала бы он, конечно, освободил себя. Вторым же делом прирезал тех двух громил, которые его волокли по улице, оглушая его дубинками по голове чуть ли не каждые десять минут, нисколько не заботясь о сохранности пленника. Потом же он взял бы управление на себя. Сориентировался как-нибудь. И на ближайшей планете продал бы корабль. Он же большой. Мощный. Даже есть запасной двигатель на случай, если первый сдохнет в полете.
«Важные ребята. Не имеют права опаздывать» - мысленно оценил их про себя Бен и фыркнул. На вырученные деньги купил бы маленький звездолет, лишь бы долететь до своей планеты. А там можно продать и его.
Но его мечты все так и остались мечтами, и дело обернулось куда хуже. Теперь он здесь, в этом чертовой камере. И раз он здесь, а не в какой-то темнице, то он представляет какую-либо ценность. Какую – Бен смог лишь смутно догадываться.
Он не был ангелом и не вел праведный образ жизни, надеясь на несуществующих богов, но есть куда более важные шишки, которые не занимаются ограблениями и грязной работой наемника. Они руководят целыми войнами на планете, продавая им оружие. Бывало, что даже двум сторонам, и, качая из планеты деньги, словно они были дойными коровами.
Бен же представлял собой лишь наемника, который занимается в основном мелкой работой. Такой, как ограбления и захват кораблей. И в этом ему помогала его особая сила, с помощью которой он смог бы сотворить и не такое, но у Бена никогда не наблюдалось желания бегать, подобно крысе, с планеты на планету, боясь быть пойманным любым громилой, которого соблазнит награда за его голову.
«Нелепица какая тогда получается. У них нет ничего на меня. Это просто метод «пальцем в небо». Не выдавай себя, и они ничего не смогут доказать», - фыркнул Бен, спрятал лицо в ладонях Бен и осмотрел комнату. И хоть бы показали себя – поставили хотя бы одну камеру. Послали робота. Или еще что, чтобы за ним наблюдать. Так нет.
Будто никого и не интересует, что он здесь. Совершенно.
Но если он не интересует, то зачем его доставили сюда?
Бен откинулся на кровати, про себя отмечая её мягкость. Ему редко представлялся шанс на удобных кроватях, да и кроватях вообще, если на то уж пошло. Последние два года он спал то на полу, то на коробках. Чаще всего он урывал крупицы сна в транспорте, когда его везли на задание. Его тело постоянно нуждалось в отдыхе, хоть его разум не ведал покоя.
Кровать стоила денег, а деньги были для Бена той вещью, которая испаряется без его ведома. Вот в его руках деньги, минуту спустя их уже нет.
Наемник недовольно проворчал и дотронулся до камня на его груди. Он с ним был с самого начала, когда он очнулся на планете Галла десять лет назад. Камень лежал в кармане его туники, и Бен нашел его лишь к вечеру, когда голова прекратила раскалываться, и он решил проверить, есть ли у него хоть что-нибудь.
Юноша не помнил, кто он. Откуда. Как оказался на планете. И больше всего пугала его уверенность в том, что он должен был что-то сделать. Что-то важное. Настолько, что он был готов пожертвовать жизнью. И сколько бы он не думал об этом, ничего не удалось вспомнить. Только то, что это как-то связано с камнем, что был в его кармане.
Бен зажмурился и отогнал от себя воспоминания. Какими бы не были болезненными те годы, они остались позади. И он выжил. Это самое главное.
Наемник потерся щекой об махровое одеяло и еле сдержался, чтобы не заурчать. Пусть он в клетке, но достаточно привлекательной. Все оказывалось легко и просто. К нему придут, допросят, а потом Бен узнает свою судьбу. Однако его радовало одно – казни не будет. Он знал это наверняка. Кто бы не настучал на него, но про дела Бена они не знали.
Юноша снова вздохнул и провел взглядом по комнате. Столь просто, удобно… и знакомо, что не могло не тревожить. Сколько он себя помнит, у него не было ни постелей удобных, но комнаты, ни чего-либо еще. Он всегда был бродягой, которой мог постоять за себя. И в то же время он не помнил, где же он научился драться. И кое-что другое. Его секрет, о котором он не рассказывал.
Бен на мгновение закрыл глаза, чтобы промотать в своей памяти всю свою жизнь, найти, где же он мог видеть похожее. Но уже через полминуты он спал, подтянув к груди колени и обняв самого себя руками.
Куай-Гон остановился около комнаты, в которой был заперт пленник. Не самое худшее, что могли ему предоставить. И все же его доставили в целости и сохранности, хотя обычно с такими как он не церемонятся.
Джедай усмехнулся и дотронулся до дверной ручки, чувствуя, что его сердце сейчас-сейчас выпрыгнет. Он облизнул пересохшие губы, и попытался нажать на неё, но на какой-то момент силы покинули его, заставив почувствовать себя слабым.
В голове появился образ Оби-Вана, который так настырно напрашивался ему в ученики. Обиженное лицо падавана, который сжимал камень – подарок на его день рождение. Святящееся счастьем лицо, которое он не успел скрыть, когда у него, наконец-то, получилось сделать заданное упражнение без ошибок.
И во что он смог превратиться? В беспощадное чудовище, которое пользуется Силой себе во благо? Нет, конечно. Куай-Гон видел обвинения, и он мог только сказать одно – все могло быть куда хуже.
Бен. Наемник. Подозревается в двух ограблениях, что пока не доказано. А его заказы были как на ладони. И все же джедай не вглядывался и не изучал.
Ручка двери поддалась на удивление легко, впуская Куай-Гона в белоснежную комнату. И он поначалу даже растерялся – он ожидал чего угодно - что на него кинутся с чем-нибудь, ненависти во взгляде, ругани. Возможно даже просветления в глазах. Но он не думал, что сейчас пленник может спокойно спать.
Закрыв за собой дверь, джедай приблизился к постели мальчика и нетерпеливо заглянул ему в лицо. Эти десять лет он искал его. Представлял, как он изменился. И какой у него теперь взгляд.
Отросшие волосы закрыли половину лица Оби-Вана, и бывший учитель осторожно коснулся его виска, сдвигая непослушные волосы в другую сторону.
Перед ним открылось спокойное уже мужественное лицо без намека на детскую округлость. Длинные ресницы юноши дрожали, а пухлые губы едва заметно шевелились, будто он что-то произносил во сне.
- Оби-Ван, - тихо позвал его Куай-Гон, дотронувшись до его плеча. – Оби-Ван.
Юноша нахмурился во сне и прикрыл лицо ладонью, вызвав улыбку у его бывшего учителя. Столь детский жест Оби-Ван повторял каждое утро, когда лучи солнца попадали ему на лицо. И тем же жестом он пытался спрятаться от учителя.
Тихо что-то пробормотав, Бен вытянул руку и поискал что-то вокруг себя, и тут же успокоился, так и оставив руку вытянутой.
Учитель усмехнулся и, сев с другой стороны, положил голову бывшего падавана себе на колени.
Куай-Гон пригладил волосы Бена, и его рука сама нежно скользнула по его щеке. На лице джедая появилась улыбка. Что же, забытые мечты Оби-Вана не были полностью стерты.
Вся его память была за стеной, которую он не смог бы сам разрушить. Одно неверное движение, и он смог бы сам себя свести с ума. Или же не закончить дело, и остаться навсегда никем. Ни Беном. Ни Оби-Ваном.
И все же стену стоило рушить осторожно. И правильно.
Погладив юношу по лбу, он осторожно коснулся там, где были его забытые страхи. Ресницы наемника дрогнули. На лице застыло то беззащитное выражение, которое помнил учитель.
- Учитель, - слабо произнес он.
- Мне жаль, - вздохнул он, гладя падавана по голове. – Что я не смог защитить тебя. И что ты должен был прожить… такую жизнь.
В воспоминаниях Оби-Вана жизнь напоминала ад. Непомнящий ничего мальчишка работал, где придется, принимаясь за любую работу, которую ему могли доверить, включая разгрузку товара. Летом Бен спал на улице под открытым небом, зимой же пытался найти любое теплое место, где бы он смог бы переночевать или хотя бы не умереть. Его Оби-Ван потерял веру в себя и в этот мир уже много лет назад.
- Прости меня, - еще раз повторил джедай, дотрагиваясь губами до его лба. – Прости меня, Оби-Ван.
Бен вдохнул во сне и, тихо пробормотав что-то нечленораздельное, повернулся к Куай-Гону и положил свою ладонь ему на грудь.
- Учитель.
«Воспоминания должны вернуться – подумал джедай. – Они обязательно вернутся и сломают его блок в голове, как рука одолевает плотину. Нужно просто время.».
Слух о сбежавшем пленнике быстро прошел по городу, однако жителей не столько волновало, кто сбежал, чем как. Выпрыгнул из окна и, перевернувшись в воздухе несколько раз, успешно приземлился, умудрившись ничего себе не сломать.
«Его словно держала неведомая сила. Он будто оттолкнулся от стены, а потом приземлился так, будто он спрыгнул со второго этажа» - подтвердили случайные очевидцы побега.
Куай-Гон слабо улыбнулся. Ему оставалось ждать. И лишь терпение его посеет результаты.
Оби-Ван вернется рано или поздно.
Он смог удостоверился в этом через три недели, когда его руку осторожно сжали на улице. Джедай смог бы узнать его из тысячи – Оби-Ван.
- Простите меня, учитель. Я не знаю, как загладить свою вину. Перед вами. И перед обществом.
Куай-Гон тепло сжал руку своего бывшего падавана. На его лице появилась слабая улыбка. Он так долго ждал этого дня.
решил. что-то написать. зарисовочку или типа того
пейринг? Как такового нет. Кощей. Иван-Царевич. Волк в конце.
подразумевалось как хумор, хрен знает, что вышло
читать дальшеКощей со вздохом помассировал виски, пытаясь не обращать внимания на раздражающий звон сковывающих его цепей. Ладно, еще можно понять, как его несколько веков назад заточили в подвалы царские дабы изолировать люд простой от угрозы – сам виноват, олух. Зато после этого не наводил ни страха на округу, ни порчи на урожай, ни чего-либо другого, что могло бы принести вреда кому-нибудь.
Так за что, спрашивается, ему такое наказание? Девушек не воровал, метели не насылал, даже не убивал тех дураков, что решали на его золото посягнуть. И, стыд какой, даже овощи сам выращивал на заднем дворе замка. Ну, если только, украл немного земли русской, так на его пустоши даже её нет – лишь песок да глина. Как будто земли русские от этого убыток понесли. Одним словом, жил праведно и скромно. И что из этого получилось?
Надо же было однажды за какой-то неведомый проступок свалиться на его голову Ивану, который мало того, что дерево его с молодильными яблоками общипал, заодно попытавшись его выкопать под корень, так еще волка своего серого натравил и украл его домработницу Василису. А она всего лишь за несколько золотых добровольно убиралась в его замке раз в неделю. И, что возмущало более всего, после этого Кощей все еще оставался злодеем, а избалованный царский сын мало того, что не наказывался, так еще и принимался на Руси, как герой.
И сейчас он связан в одном из царских залов, и еще нагло утверждают, что он гость. Как же.
- Открой рот, - хмуро приказал царевич, тыча деревянной ложкой в бледные от напряжения губы Кощея. – Рот открой, кому говорю. Пока кашу не съешь, я тебя не выпущу.
Бессмертный недовольно поморщился, но поддаваться на угрозу и не думал даже. Да даже самый сумасшедший пророк и подумать не мог, что в один прекрасный день выходки Ивана, что раньше ограничивались обычным вандализмом, смогут дойти до похищения самого Кощея.
Это в какой летописи такое сказано было, чтобы царевичи так поступали? Бессмертному оставалось едва ли не со слезами на глазах вспоминать те времена, когда царевичи лишь по необходимости совались в его дворец. То деву спасти, то казну ограбить, то коня увести. Все это было мелко по сущности и не трепало его нервы.
Ваня тем временем не отступал и с удвоенной силой попытался впихнуть ложку манной каши в ирода иноземного, пока тот смотрел на него устало, лишь иногда переводя взгляд на быстро ржавеющие цепи на его руках. Час-другой и совсем исчезнут родимые.
- Давай, ешь. Я хочу, чтобы было чему в платье свадебное влезать.
Кощей застыл, невольно приоткрыв рот от удивления. Он был готов на все что угодно. И на отравленную кашу, и на еще одно любовное зелье в ней, даже на живых скорпионов, но последнее, что могло бы придти ему в голову так это то, что его откармливают для какой-то свадьбы. Бессмертного всегда ставила в тупик логика Ивана – никогда не предскажешь его следующее слово или поступок. Что взбредет в голову, то и ляпнет, казалось бы. Так нет, он еще и слово свое держит.
Воспользовавшись минутным замешательством Бессмертного, царский сын отправил аж три ложки ему в рот и самодовольно улыбнулся, радуясь не то успеху своему, не то реакцией.
- Да не бойся, не умрешь от счастья, ты же бессмертный вроде как, - успокоил он, поднося еще одну ложку с манкой.
Кощей с усилием воли проглотил кашу, из-за которой тут же выступили слезы на глазах, а в горле пересохло. Зря он расслабился и решил, что каша не отравлена. Видимо, кашу Иван варил сам, заодно умудрившись перепутать вдобавок сахар с солью.
- И как давно это у тебя? – мрачно спросил Бессмертный, откашлявшись и уходя от следующей ложки каши.
- Что именно? – не понял Царевич.
- Хорошо скрытая черепно-мозговая травма. Или ты с рождения такой? Тогда прими мои соболезнования, - Кощей с немалым удовольствием смотрел, как Иван меняется в лице. Черные глаза недобро сверкнули, и Иван усмехнулся.
- Говори-говори, больше каши влезет, - царский сын снова поднес ложку к губам Бессмертного. – Ешь, моя женушка. Ешь, моя красивая. Мы тебе платье купим. Розовое. С бантиками. А на голову тебе платок повяжем. С большими буквами «Я люблю Ивана».
- Вот и улетел, - Волк сел на задние лапы и задрал вошку вверх. – Перестарался ты, Ваня. Вон как разозлился. Аж отсюда видно его красные уши.
Царский сын посмотрел на свою обледеневшую руку. Да он мог поклясться, что у него еще было полчаса до того, как цепи ослабнут и заржавеют вконец. Рассчитал все точно же, с Ягой советовался.
- Он сильно разозлился, - вздохнул Иван, провожая фигуру в воздухе.
- Сильнее, чем тогда, когда ты ему подлил любовное зелье, и он еще несколько дней вздыхал по мне, а тебя считал моим ухажером?
- Сильнее, чем тогда, когда мы ему забыли дать зелье забвения после того, как сняли эти любовные чары.
Царевич усмехнулся, вспоминая растерянное лицо Кощея. Ведь он еще несколько дней заикался и каждые пять минут бегал чистить зубы.
- Мне его порой даже жалко бывает, - вздохнул Серый, почесав задней лапой за ухом. – Зря ты так с ним, Ваня.
- Ну бывает, - проворчал он, потерев замерзшую ладонь об меха и игнорируя второе предложение. – Как думаешь, Яга сможет вернуть мне руку?
- Да сможет, она же знакома с магией Кощея.
- Ну да. Серый?
- Что?
- Ты знал, что Кощей умеет летать?
- Нет.
- Вот и я нет. А красиво полетел же, гад.
- Красиво-красиво. Но, может, хватит с него? Вань, мне его жалко.
- Да. Может, хватит. Но мы уже кашей его накормили, да?
- Ну да. Можно считать и так. По крайней мере, он съел одну четвертую.
- То есть мы его приняли во дворце и накормили. Значит, он должен в ответ такую же услугу предоставить. Знаешь, Яга рассказывала, что у него брага просто отменная. Проверим?
пейринг? Как такового нет. Кощей. Иван-Царевич. Волк в конце.
подразумевалось как хумор, хрен знает, что вышло
читать дальшеКощей со вздохом помассировал виски, пытаясь не обращать внимания на раздражающий звон сковывающих его цепей. Ладно, еще можно понять, как его несколько веков назад заточили в подвалы царские дабы изолировать люд простой от угрозы – сам виноват, олух. Зато после этого не наводил ни страха на округу, ни порчи на урожай, ни чего-либо другого, что могло бы принести вреда кому-нибудь.
Так за что, спрашивается, ему такое наказание? Девушек не воровал, метели не насылал, даже не убивал тех дураков, что решали на его золото посягнуть. И, стыд какой, даже овощи сам выращивал на заднем дворе замка. Ну, если только, украл немного земли русской, так на его пустоши даже её нет – лишь песок да глина. Как будто земли русские от этого убыток понесли. Одним словом, жил праведно и скромно. И что из этого получилось?
Надо же было однажды за какой-то неведомый проступок свалиться на его голову Ивану, который мало того, что дерево его с молодильными яблоками общипал, заодно попытавшись его выкопать под корень, так еще волка своего серого натравил и украл его домработницу Василису. А она всего лишь за несколько золотых добровольно убиралась в его замке раз в неделю. И, что возмущало более всего, после этого Кощей все еще оставался злодеем, а избалованный царский сын мало того, что не наказывался, так еще и принимался на Руси, как герой.
И сейчас он связан в одном из царских залов, и еще нагло утверждают, что он гость. Как же.
- Открой рот, - хмуро приказал царевич, тыча деревянной ложкой в бледные от напряжения губы Кощея. – Рот открой, кому говорю. Пока кашу не съешь, я тебя не выпущу.
Бессмертный недовольно поморщился, но поддаваться на угрозу и не думал даже. Да даже самый сумасшедший пророк и подумать не мог, что в один прекрасный день выходки Ивана, что раньше ограничивались обычным вандализмом, смогут дойти до похищения самого Кощея.
Это в какой летописи такое сказано было, чтобы царевичи так поступали? Бессмертному оставалось едва ли не со слезами на глазах вспоминать те времена, когда царевичи лишь по необходимости совались в его дворец. То деву спасти, то казну ограбить, то коня увести. Все это было мелко по сущности и не трепало его нервы.
Ваня тем временем не отступал и с удвоенной силой попытался впихнуть ложку манной каши в ирода иноземного, пока тот смотрел на него устало, лишь иногда переводя взгляд на быстро ржавеющие цепи на его руках. Час-другой и совсем исчезнут родимые.
- Давай, ешь. Я хочу, чтобы было чему в платье свадебное влезать.
Кощей застыл, невольно приоткрыв рот от удивления. Он был готов на все что угодно. И на отравленную кашу, и на еще одно любовное зелье в ней, даже на живых скорпионов, но последнее, что могло бы придти ему в голову так это то, что его откармливают для какой-то свадьбы. Бессмертного всегда ставила в тупик логика Ивана – никогда не предскажешь его следующее слово или поступок. Что взбредет в голову, то и ляпнет, казалось бы. Так нет, он еще и слово свое держит.
Воспользовавшись минутным замешательством Бессмертного, царский сын отправил аж три ложки ему в рот и самодовольно улыбнулся, радуясь не то успеху своему, не то реакцией.
- Да не бойся, не умрешь от счастья, ты же бессмертный вроде как, - успокоил он, поднося еще одну ложку с манкой.
Кощей с усилием воли проглотил кашу, из-за которой тут же выступили слезы на глазах, а в горле пересохло. Зря он расслабился и решил, что каша не отравлена. Видимо, кашу Иван варил сам, заодно умудрившись перепутать вдобавок сахар с солью.
- И как давно это у тебя? – мрачно спросил Бессмертный, откашлявшись и уходя от следующей ложки каши.
- Что именно? – не понял Царевич.
- Хорошо скрытая черепно-мозговая травма. Или ты с рождения такой? Тогда прими мои соболезнования, - Кощей с немалым удовольствием смотрел, как Иван меняется в лице. Черные глаза недобро сверкнули, и Иван усмехнулся.
- Говори-говори, больше каши влезет, - царский сын снова поднес ложку к губам Бессмертного. – Ешь, моя женушка. Ешь, моя красивая. Мы тебе платье купим. Розовое. С бантиками. А на голову тебе платок повяжем. С большими буквами «Я люблю Ивана».
- Вот и улетел, - Волк сел на задние лапы и задрал вошку вверх. – Перестарался ты, Ваня. Вон как разозлился. Аж отсюда видно его красные уши.
Царский сын посмотрел на свою обледеневшую руку. Да он мог поклясться, что у него еще было полчаса до того, как цепи ослабнут и заржавеют вконец. Рассчитал все точно же, с Ягой советовался.
- Он сильно разозлился, - вздохнул Иван, провожая фигуру в воздухе.
- Сильнее, чем тогда, когда ты ему подлил любовное зелье, и он еще несколько дней вздыхал по мне, а тебя считал моим ухажером?
- Сильнее, чем тогда, когда мы ему забыли дать зелье забвения после того, как сняли эти любовные чары.
Царевич усмехнулся, вспоминая растерянное лицо Кощея. Ведь он еще несколько дней заикался и каждые пять минут бегал чистить зубы.
- Мне его порой даже жалко бывает, - вздохнул Серый, почесав задней лапой за ухом. – Зря ты так с ним, Ваня.
- Ну бывает, - проворчал он, потерев замерзшую ладонь об меха и игнорируя второе предложение. – Как думаешь, Яга сможет вернуть мне руку?
- Да сможет, она же знакома с магией Кощея.
- Ну да. Серый?
- Что?
- Ты знал, что Кощей умеет летать?
- Нет.
- Вот и я нет. А красиво полетел же, гад.
- Красиво-красиво. Но, может, хватит с него? Вань, мне его жалко.
- Да. Может, хватит. Но мы уже кашей его накормили, да?
- Ну да. Можно считать и так. По крайней мере, он съел одну четвертую.
- То есть мы его приняли во дворце и накормили. Значит, он должен в ответ такую же услугу предоставить. Знаешь, Яга рассказывала, что у него брага просто отменная. Проверим?
фемТурция/фемДания. Сабля, товор, снег, песок, два мора и т.д. Проскальзывает фемТурция/фемГреция
как-то частично. я вообще не думаю, что это фемслеш. просто с фемками что-то
читать дальшеСадык оставалось лишь удивляться, насколько эта молодая девчонка могла быть безрассудной, чтобы кинуть вызов ей, Великой Османской Империи, которая заглатывала целиком страны и поменьше. Обычно, конечно, она не играет с детьми – уж слишком громкими были они и приносили одни лишь хлопоты, да и у неё есть свой еще невзрослый ребенок, который периодически заявляет, что не будет есть или, если Аднан повысит налоги, откусит себе язык и умрет. С одной стороны, выслушивать бредни воспаленного и неокрепшего мозга еще одной девицы не хотелось, с другой стороны, вызов был брошен не кем-то, а европейской страной. Этими чертовыми уродами, не ценящих её культуру и традиции, насмехающимися уродами, которые не верят в существовании Бога. Стоило не принять вызов, как такие, как Дания, начинают хвалиться, приписывая себе несуществующее могущество. А над ней, Османской Империей, европейские свиньи будут насмехаться.
Датчанка стояла перед Садык, грозно сверкая глазами и сжимая сразу двумя руками древко секиры. И тут же губы Аднан растянулись в кривой усмешке – вся сила девчонки будет вкладываться в удар, и ничего не пойдет в самооборону. Скорее себя порежет, чем других.
Другим фактором, который заставил Османскую Империю усмехнуться, являлось то, что Дания была закована в железо и утеплена по самое не хочу – в скандинавских странах холодно. А на территории Османской Империи жарко, и сейчас её враг уже изнемогал от жары, практически каждые пять минут стирая пот со лба. И мало того, что жарко, в своем железе, то есть доспехах, она не могла даже свободно двигаться.
- Возьми свои слова назад. Поклонись мне. И, может быть, я разрешу тебе уйти живой, - высокомерно начала разговор Садык, чувствуя к девочке лишь жалость. Такое же чувство она испытывала, когда её Греция порезалась клинком, которым и хотела убить свою хозяйку. Таких детишек и за врагов держать стыдно.
- Иди к черту, - выкрикнула датчанка, замахнувшись секирой.
Аднан, оказавшись в зоне поражения, хватило короткого взгляда, чтобы понять траекторию удара и вовремя отойти на шаг в сторону. Лезвие рубануло сухую землю, и Дания тут же его рванула на себя для следующего замаха. Её движения для Турции длились часы, и она не могла понять лишь одно – Дания выигрывала редко, но выигрывала. Каким, интересно, образом? Её противник привязывал самого себя к стулу и ждал, когда же она развернется всем корпусом, замахнется, а лишь потом рубанет?
Впрочем, сила удара была удовлетворительной – лезвие бы разрубило кость, что не скажешь о саблях Аднан. Сабли были остры, словно бритва, но даже при сильном ударе, они были не способны разрубить кости. К счастью Садык, этого никогда и не требовалось. Люди умирали и от потери крови.
Датчанка с любой ненавистью наблюдала, как Турция плавно уворачивается от её ударов, отвечая лишь едкими фразочками и иногда наставлениями. И последнее злило Данию куда сильнее. Её могут называть дурой, слабачкой, дубиной, но никто не смеет её учить драться.
Древко секиры выскользнуло из её потных рук, и оружие ушло в сторону, еле задев лезвием щеку Османской Империи. Садык подняла на Данию свои желтые глаза, и та поняла, что исход битвы уже решен – датчанка проиграла. Аднан решилась взяться за неё всерьез.
Османская империя долго крутила в руках шлем одного их мечников Дании. Шлем был из благородного металла, ценный, годный для того, чтобы быть трофеем в её зале. Что же касается самой датчанки – тут Османская Империя оказалась права, стыдно иметь таких врагов. И ведь она даже не ранила эту дуру, не угрожала. Просто серия простых ударов, и противник сама упала, сраженная не ею, а жарой. И стоило Аднан начать веселиться, так сразу в слезы.
- Ну что за дура, - усмехнулась Садык. Она поднесла шлем к своему лицу и заглянула в отражение. На неё посмотрела уставшая женщина, губы которой кривились в усмешке по привычке. И еще эта царапина на щеке с засохшей кровью…
- Кинжал мне, - громко сказала она и, получив его, провела по царапине еще раз, углубив её.
Греция сразу же бросилась к Османской Империи, быстрым взглядом осматривая её на повреждения, и ахнула, когда её взгляд наткнулся на еще кровоточащую ранку.
- Тебя ранили? Больно? Ты не умрешь? – она коснулась руки Садык и тут же отшатнулась, вспоминая, какими словами провожала её на войну. И, кажется, она еще должна быть в обиде из-за того, что Аднан приняла вызов этой блондинистой дуры. Как будто Греция не знает, чем они там, извращенцы, на войне занимаются.
Но несмотря на это, эта обида не помешала пробраться в покои Османской Империи и, уткнувшись в спину Садык, уснуть, так и не заметив, что практически сразу её заключили в объятья и прижали к сердцу.
как-то частично. я вообще не думаю, что это фемслеш. просто с фемками что-то
читать дальшеСадык оставалось лишь удивляться, насколько эта молодая девчонка могла быть безрассудной, чтобы кинуть вызов ей, Великой Османской Империи, которая заглатывала целиком страны и поменьше. Обычно, конечно, она не играет с детьми – уж слишком громкими были они и приносили одни лишь хлопоты, да и у неё есть свой еще невзрослый ребенок, который периодически заявляет, что не будет есть или, если Аднан повысит налоги, откусит себе язык и умрет. С одной стороны, выслушивать бредни воспаленного и неокрепшего мозга еще одной девицы не хотелось, с другой стороны, вызов был брошен не кем-то, а европейской страной. Этими чертовыми уродами, не ценящих её культуру и традиции, насмехающимися уродами, которые не верят в существовании Бога. Стоило не принять вызов, как такие, как Дания, начинают хвалиться, приписывая себе несуществующее могущество. А над ней, Османской Империей, европейские свиньи будут насмехаться.
Датчанка стояла перед Садык, грозно сверкая глазами и сжимая сразу двумя руками древко секиры. И тут же губы Аднан растянулись в кривой усмешке – вся сила девчонки будет вкладываться в удар, и ничего не пойдет в самооборону. Скорее себя порежет, чем других.
Другим фактором, который заставил Османскую Империю усмехнуться, являлось то, что Дания была закована в железо и утеплена по самое не хочу – в скандинавских странах холодно. А на территории Османской Империи жарко, и сейчас её враг уже изнемогал от жары, практически каждые пять минут стирая пот со лба. И мало того, что жарко, в своем железе, то есть доспехах, она не могла даже свободно двигаться.
- Возьми свои слова назад. Поклонись мне. И, может быть, я разрешу тебе уйти живой, - высокомерно начала разговор Садык, чувствуя к девочке лишь жалость. Такое же чувство она испытывала, когда её Греция порезалась клинком, которым и хотела убить свою хозяйку. Таких детишек и за врагов держать стыдно.
- Иди к черту, - выкрикнула датчанка, замахнувшись секирой.
Аднан, оказавшись в зоне поражения, хватило короткого взгляда, чтобы понять траекторию удара и вовремя отойти на шаг в сторону. Лезвие рубануло сухую землю, и Дания тут же его рванула на себя для следующего замаха. Её движения для Турции длились часы, и она не могла понять лишь одно – Дания выигрывала редко, но выигрывала. Каким, интересно, образом? Её противник привязывал самого себя к стулу и ждал, когда же она развернется всем корпусом, замахнется, а лишь потом рубанет?
Впрочем, сила удара была удовлетворительной – лезвие бы разрубило кость, что не скажешь о саблях Аднан. Сабли были остры, словно бритва, но даже при сильном ударе, они были не способны разрубить кости. К счастью Садык, этого никогда и не требовалось. Люди умирали и от потери крови.
Датчанка с любой ненавистью наблюдала, как Турция плавно уворачивается от её ударов, отвечая лишь едкими фразочками и иногда наставлениями. И последнее злило Данию куда сильнее. Её могут называть дурой, слабачкой, дубиной, но никто не смеет её учить драться.
Древко секиры выскользнуло из её потных рук, и оружие ушло в сторону, еле задев лезвием щеку Османской Империи. Садык подняла на Данию свои желтые глаза, и та поняла, что исход битвы уже решен – датчанка проиграла. Аднан решилась взяться за неё всерьез.
Османская империя долго крутила в руках шлем одного их мечников Дании. Шлем был из благородного металла, ценный, годный для того, чтобы быть трофеем в её зале. Что же касается самой датчанки – тут Османская Империя оказалась права, стыдно иметь таких врагов. И ведь она даже не ранила эту дуру, не угрожала. Просто серия простых ударов, и противник сама упала, сраженная не ею, а жарой. И стоило Аднан начать веселиться, так сразу в слезы.
- Ну что за дура, - усмехнулась Садык. Она поднесла шлем к своему лицу и заглянула в отражение. На неё посмотрела уставшая женщина, губы которой кривились в усмешке по привычке. И еще эта царапина на щеке с засохшей кровью…
- Кинжал мне, - громко сказала она и, получив его, провела по царапине еще раз, углубив её.
Греция сразу же бросилась к Османской Империи, быстрым взглядом осматривая её на повреждения, и ахнула, когда её взгляд наткнулся на еще кровоточащую ранку.
- Тебя ранили? Больно? Ты не умрешь? – она коснулась руки Садык и тут же отшатнулась, вспоминая, какими словами провожала её на войну. И, кажется, она еще должна быть в обиде из-за того, что Аднан приняла вызов этой блондинистой дуры. Как будто Греция не знает, чем они там, извращенцы, на войне занимаются.
Но несмотря на это, эта обида не помешала пробраться в покои Османской Империи и, уткнувшись в спину Садык, уснуть, так и не заметив, что практически сразу её заключили в объятья и прижали к сердцу.
Название: Блез 0318
Автор: king_marionette
Бета: Шел aka Лана
Рейтинг: PG-13
Фендом: Ориджинал
читать дальше- Ну и урод, - плюнул Хорс, и Каин почувствовал, как ком обиды подкатил к горлу, заставив мальчика поникнуть и коснуться пальцами обожженной части лица. Да кто же будет рад такому уродству, которого не заслужил, и даже не виноват в своей неосторожности. Он хороший мальчик, который ни разу не ослушался взрослых, и все равно является единственным, кто вернулся с того эксперимента с сожженным лицом.
Первые две недели после несчастного случая запомнились Каину лишь сильной болью и молодой медсестрой, которая постоянно меняла ему повязки, каждый раз вздрагивая при виде его ранения. Она была старше мальчика всего на пару лет и уже являлась одной из взрослых, о чем говорили значок и серийная татуировка на щеке – не лучшее место, но лишь производитель вправе решать, куда наносить метку. И, судя по ее поведению, медсестра была продуктом другой лаборатории.
Когда мальчик просыпался от долгого сна, он смотрел в потолок, считая плиты, порой ему приносили тяжелые книги с информационным накопителем, тем самым разгоняя его скуку. И все-таки Каин грустил без своих друзей, но знал, что их не пустят в медсектор ни при каких условиях. К счастью, он тогда еще не знал, что с его лицом.
- Правая половина лица сгорела за три минуты. Твой глаз никогда не вернуть, - прошептала медсестра и поджала губы, смотря на его результаты. – Мне очень жаль, но мы даже с аппаратурой не сможем восстановить кожу.
Каин почувствовал, как кровь отхлынула от щек, и склонил голову, ощущая, как к глазам подкатывают слезы. Его волос коснулась теплая рука девушки, и он едва слышно заплакал из-за острой боли, которой отозвалась правая часть лица.
Если бы он тогда знал, что это касание будет последним на протяжении шести лет, то никогда бы не спихнул её руку. Но факт остается фактом: как только мальчик вышел из медсектора, все стали его сторониться. Никто не хотел дружить с таким уродом.
«Они были бы рады, если бы я умер», - подумал Каин, с сожалением и одновременно с жадностью наблюдая, как другие дети играют в футбол в холле – игру, в которую он не играл уже много лет. Да что говорить об игре – общение детей с таким уродом заканчивалось не начавшись даже, а Хорс, чье имя означает «хороший», издевался над ним и потешался так, что у Каина щеки каждый раз вспыхивали. Однажды Хорс придумал забавную игру – запереть Каина в комнате на несколько дней без еды. Мальчик кричал, стучал в дверь и даже пытался привлечь внимание взрослых через скрытую камеру, но комнату открыли лишь через несколько дней, когда он уже лежал без сознания от голода. Тогда его поместили в медсектор на три недели для полного восстановления, и на этот раз больница была спасением от испуганных взглядов и Хорса.
И стоило ему пойти на поправку, как он почувствовал горечь от осознания, что ему снова придется вернуться в Ад. Туда, где взрослые перестали смотреть на него, а дети дразнят и называют уродом.
«Я омерзителен».
Правда, Каин признавал, что в его уродстве были и плюсы. Даже в случаях с взрослыми – стоило чего-то попросить, и сразу дают, лишь бы побыстрее от него отвязаться и не смотреть в изуродованное лицо. Однажды разрешили посидеть в операционной и посмотреть, как взрослому мужчине с глубокими морщинами, что разрезали его лицо на несколько частей, делали операцию по замене желудка. Тот, что вынули, был отвратительного черного цвета, и Каин смог насчитать около трех дыр. Рядом с желудком лежали три свинцовых шарика, которые достали щипцами.
Взрослые тогда сказали, что в этом виноват сам мужчина, который говорил слишком много и не по делу. Но Каин так и не понял, как болтовня господина могла быть связана с дырами в его желудке и свинцом.
В библиотеке ему давали книги с разрешением взять их в комнату, и здесь работала женщина с добрым сердцем, которая так нравилась мальчику. Она была порой груба и часто направляла детей, которые плохо обращались с книгами, на дополнительную порку, но с Каином такого не случалось, ведь он был аккуратен и каждый раз возвращал книги в срок. Её звали миссис Клиррер. Будучи библиотекарем и одновременно дамой преклонных лет, она носила каждый день армейскую форму, состоящую из зеленой рубашки, галстука, мешковатых штанов, что держались на строгом черном ремне, и высоких сапог, которые от колена плотно обхватывали её ногу и заканчивались платформой, делавшую миссис Клиррер выше на пять сантиметров. На её рубашке красовались погоны темного зеленого цвета с одной звездочкой посередине. Не такой большой, которые бывали у тех людей, кому миссис Клиррер отдавала честь, но и не слишком маленькой, как у людей, что постоянно наведывались в лабораторию с поручениями. Однако, Каин и понятия не имел, что означают эти звездочки. Он пару раз видел и больше звезд на пагонах, но даже их распорядок не был ему ясен.
- Я хотел бы почитать что-нибудь из анатомии. Там, где… - промямлил Каин, чувствуя, как кровь прихлынула к щекам, но не опуская лицо. Он просто не мог не смотреть в её глубокие зеленые глаза, на дне которых находилась лишь…
«Смерть».
Белая челка сползла с правой половины лица, обнажая ужасный ожог, но мальчик все еще смотрел в её глаза, не в силах оторваться.
- Ну, продолжи свою фразу. Там, где что? – нахмурилась она, поджав губы. Каин отметил про себя, что миссис Клиррер была старой, но не настолько, как тот господин, на чьей операции он побывал. А если и была, то можно заметить, что её морщины не такие глубокие, и их немного. Две были под глазами, по одной на лбу и на подбородке, и все они были узкими, словно выведенные ножом.
- Желудок. Я хочу больше узнать про желудок, - закончил Каин, собравшись с мыслями. – Пожалуйста, миссис Клиррер. Мэм.
Каин шел по коридору, прижимая книгу к груди. Он двигался быстрым шагом, минуя коридоры, ведущие в столовую и в главный зал – сейчас там обычно много детей его возраста. И там точно есть Хорс, который не упускал случая поиздеваться, но Каин знал, что он не ударит.
За ним следили взрослые больше, чем за остальными. Они говорили, что Хорс «трудный ребенок» и что, если он будет плохо себя вести, то без сомнения однажды будет направлен на эксперименты. Но Хорс не останавливался, а на эксперименты его все никак не посылали. Не отправили, даже когда он ударил Каина в незажившее лицо. А ведь ему, Каину, было больно.
Но после этого Хорса хорошо выпороли. Так, что он дня два не мог сесть. Однако, хулиган и не думал успокаиваться, наоборот, стал нападать на мальчика с наибольшей агрессией и в последний раз пообещал ему кишки вытащить и намотать на кулак.
Каин почувствовал, как его ноги охватила дрожь от воспоминания, и заодно заболело чуть ниже желудка. Он мог поклясться, Хорс был сумасшедшим. И этот псих всегда держал свое слово. А , значит, его кишки…
Мальчик замотал головой и поспешил добраться до своей комнаты, пытаясь не привлекать внимание. Встречающиеся дети так же отворачивались от него, чтобы не видеть шрам, и корчили рожи знакомым, пытаясь передразнить, но Каин и не думал останавливаться, он лишь ускорил шаг.
- Так-так, кто это у нас, - Хорс, кажется, случайно вышел из двери, принадлежавшей Джуди, и вместе с удивлением на его лице появилось нескрываемое удовольствие. Каин мог поклясться, что Хорс уже предвкушал, как можно поиздеваться над ним, и заодно показать своей новой подружке и всем проходящим мимо, какой он мужчина.
Хорс носил форму зеленого цвета, которая говорила о его особых талантах для служения в армии. Хулигану было почти шестнадцать, он был самым взрослым из детей, которые жили в лаборатории. При достижении шестнадцати лет все дети уходили из лаборатории, а их судьба определялась за год до совершеннолетия. Зеленая форма означала, что ребенок попадет в армию. Синяя - что он пойдет обучаться наукам широкого профиля. Розовая встречалась только у девочек, и она говорила, что их работа будет связана с домом или кухней. Желтая – у детей, которые должны были пойти разрабатывать замену удобрений для растений, и вся их деятельность нацелена на оздоровление окружающего мира. Иногда ребенок не менял свою форму – белоснежно белую, и его судьба была неизвестна. О том, что означает белая форма, взрослые не говорили.
- Их сжигают. Живьем, - однажды тихо прошептал Мартин, когда был еще другом Каина, цепляясь за рукав. Его дыхание пахло конфетами, которые Мартин ел с завидным постоянством. В свои четырнадцать он выглядел, как воздушный шар, с немыслимым количеством прыщей на лице. И с ним общались куда охотнее, чем с Каином, чья левая сторона лица оставалась чистой и по сей день.
- И кто это у нас? Будущий обладатель розовой формы? – взорвался хохотом Хорс, хватаясь за живот. – Кем ты будешь, приятель? Может быть, служанкой? Или поварихой? Как только получишь эту форму, тебе кое-что оторвут и пришьют грудь, чтобы не выделялся из массы.
Джуди, длинноногая блондинка с очаровательными женскими формами, глупо захихикала за его спиной, прикрыв рот изящной ручкой. Даже при полном отсутствии мозгов она умудрилась получить желтую форму, которую носила с гордостью, и чуть ли не каждому рассказывала, как важна её работа для будущего.
- Экуология, - начинала она, коверкая слово «экология», - является вашим домом. А я буду за ней следить.
Каин тряхнул головой, закрывая обожженную половину лица чисто по привычке, и посмотрел на Хорса обиженным взглядом. До его пятнадцатилетия оставалось лишь полгода, и мальчика самого немало интересовало, кем же он станет. Хотя, главнее для него вырваться отсюда, чтобы увидеть большой мир, о котором так много рассказывала миссис Клиррер. Она рассказывала про высокие здания, про птиц, которых не было в книгах библиотеки. В её историях было много насилия и смертей, но столько же было и светлых мгновений, вспоминая которые библиотекарь мечтательно улыбалась, и её глаза снова приобретали живой блеск. Каин был единственным, кто видел в бывшей военной не старую грымзу, а добрую женщину, которую время заставляло порой наступать себе на горло и совершать то, от чего её душа не на месте.
«А главное, - закончила она, - в большом мире все смотрят на поступки человека, а не на его лицо».
И тогда Каин вознамерился дождаться момента, когда же его выпустят из этой клетки. Он будет счастлив, как и все.
- Я, я хочу уйти, - сказал Каин как можно тверже, чтобы Хорс наконец-то отвязался.
- Что случилось, девочка захотела в туалет, потому что плохой военный её напугал? – тут же ухмыльнулся парень. – А как насчет того, чтобы я тебе хорошенько вмазал, и сделал твою левую сторону похожей на правую? А?
- Тебе нельзя драться, - практически проскулил мальчик, прижимая книжку к себе. – Тебе запретили.
- Что? Один раз можно, - Хорс хрустнул костяшками и сделал шаг к Каину. – Молись, деточка. Сейчас папочка выбьет из тебя все желание говорить, что ему можно, а что нельзя.
Каин не помнил, как долго бежал. Он просто сорвался с места и помчался по коридору, не разбирая дороги. Пару раз падал, больно ударяясь лбом, но тут же вскакивал на ноги и бежал дальше, пытаясь не замечать раздражающего гудения в голове. Книгу по анатомии он потерял где-то по дороге, но, даже представив себе холодный выговор миссис Клиррер, от которого мурашки по коже, не подумал вернуться. Пусть скажет его выпороть – это не так страшно, как попасться Хорсу.
Цвета коридоров менялись так быстро, что мальчик не смог их запомнить и определить, куда бежит. И его это мало интересовало, ведь он ясно слышал ругательства Хорса и звук тяжелый шагов. Недаром его все-таки взяли в военные – он обладал поразительной выдержкой. А в середине пути смог сделать рывок и схватить Каина, больно ударив обожженной стороной лица об стену, и мальчик сам не понял, как успел вырваться. И, судя по тупой боли, в руке Хорса остался клок белоснежных волос.
Каин остановился лишь тогда, когда понял, что забежал в темный коридор. Повернувшись к свету, чтобы вынырнуть из темноты, он тут же сделал шаг назад – в дверном проеме появился Хорс.
- Ты тут, падаль? – завопил он, облокотившись об косяк. – Иди ко мне, и я сделаю так, что ты забудешь эту боль.
Каин зажал себе рот, чтобы не издать ни звука. Спрятаться. Нужно спрятаться, пока есть преимущество. За три минуты глаза его преследователя привыкнут к тьме и смогут различать силуэты. И эти три минуты следует потратить с умом.
Нашарив в темноте дверь, мальчик подергал ручку. Заперто.
- Вот ты где, - лицо Хорса растянулось в ухмылке. – Не бойся меня. Я же тебе не враг, милый мой. Я твой друг. Который хочет тебе по-дружески помочь понять свое место в этом мире и осознать, что если ты и будешь открывать рот, то только для минета за двадцать пять центов.
Каин поморщился, кусая губы, зашагал назад, и, споткнувшись обо что-то, с грохотом упал и получил шваброй по лбу. И тут же выругался про себя – сам дал Хорсу понять, где он. И сейчас Хорс направлялся к нему.
Мальчик вскочил на ноги и бросился к другой двери, выставив перед собой руки. Снова заперта. О господи, нет. Только не это. Только не сейчас.
Сжимая в руке швабру, что упала на него минуту назад, Каин прижался к стене, пытаясь на ощупь определить следующую дверь. Ведь ему должно повезти. Сейчас. Пожалуйста.
Его рука коснулась холодной металлической ручки, и в тот же миг шею Каина сжала сильная рука Хорса.
- Попался, - практически пропел будущий военный.
- НЕТ! - неожиданно для себя громко крикнул мальчик и рванул ручку… Которая неожиданно поддалась.
Каин стоял по ту сторону двери, чувствуя, как его сердце сейчас выпрыгнет из груди и убежит куда подальше. Он снова смог спастись по счастливой случайности. Случайно дверь оказалась не заперта. Мальчик так же случайно огрел Хорса шваброй по голове, и к этому не был готов ни он сам, ни Хорс. И третья случайность – в двери с этой стороны оказался ключ, который спас его окончательно.
В коридоре Хорс оглушительно ругался, от чего у Каина щемило сердце, и пинал дверь так, что, казалось, она вот-вот вылетит, но та оставалась на месте. Переведя дыхание, Каин прижал колени к груди. Дверь его защитит, а Хорс, хоть и будущий военный, рано или поздно выдохнется и уйдет. А если не уйдет, то на стороне Каина есть преимущество – неожиданность. Он может выпрыгнуть из собственной клетки в любой момент.
Хорс затих через полчаса, и Каин смог вздохнуть спокойно и встать на шатающихся ногах. Он был не в чулане – слишком просторно, а это значит, что комната могла быть чем угодно. Еще одной лабораторной, операционной или какой-нибудь комнатой для тестов со стеклом-зеркалом. Сгорая от любопытства, мальчик щелкнул выключателем и поморщился от внезапно вспыхнувшего яркого света. Во всех комнатах обычно устанавливали энергосберегающие лампочки, которые разгорались по пять минут, но здесь они были старые и яркие.
Каин стоял в небольшой комнате, которая явно была мастерской. Пол был усеян проводами, которые мальчик осторожно переступил. Глупо было бы умереть здесь, наступив на провод под напряжением, когда он только что спасся от Хорса. В середине комнаты стоял киборг, похожий на андроида без кожи, а, следовательно, без натянутой улыбоки. Лицо собой представляло одну железную маску, которая ничего не выражала и выразить не могла даже при желании. Его руки - тонкие металлические прутья. Старая модель, которую так и не обшили кожей, и не заставили подчиняться людям. Возможно, его создали прямо перед тем, как ввели закон о выпуске новых андроидов, и он был заброшен здесь на долгие годы без конечной доработки.
Каин дотронулся до прохладного лица киборга и чихнул от непривычного запаха железа и пыли, которой было предостаточно в помещении. Обычные андроиды так не пахнут, они в специальной искусственной коже, пахнущей так, как её решат надушить.
- Будьте здоровы, - глухо отозвался киборг, и его голова с треском повернулась к Каину, вызвав у мальчика крик, который заставил даже Хорса вздрогнуть, хоть тот и был в коридоре.
- Он больной на голову, - плюнул Хорс. – Надеюсь, он там подох.
Каин забился в угол, с ужасом смотря, как киборг приближается к нему, скрипя ногами и руками. Он спокойно смотрел на мальчика и не выражал опасений по поводу его странного поведения.
- Сэр, что с вами? - поинтересовался киборг, с лязгом нагнувшись и протянув руку. – Может, сэр голоден? Сэр желает поесть?
Мальчик замотал головой так сильно, что она у него закружилась, однако в этот момент желудок решил проворчать, что его не спросили.
Робот склонил голову на бок, и на несколько секунд его глаза отключились, обрабатывая запрос, и тут же вспыхнули голубым цветом.
- Все ясно, сэр. Я приготовлю вам пищу.
Каин не двинулся, даже когда киборг отдалился на приличное расстояние и повернулся к нему спиной. Он принялся хлопать ящиками, извлекая из них тюбики. Мальчик понятия не имел, что робот делал. Такие модели запретили около двадцати лет назад, когда Каина не было еще на свете. И он еще больше округлил глаза, когда увидел, что ему принесли тарелку непонятной жижи непривлекательного цвета и протянули ложку.
- Количество калорий соответствует дневной норме, - с гордостью, как показалось Каину, произнес киборг, хотя это было просто невозможно. Мальчик посмотрел еще раз на содержимое тарелки и поморщился. Это нельзя было назвать съедобным даже по запаху. Хотя бы потому, что его не было.
Робот терпеливо ждал, когда же мальчик отправит хотя бы одну ложку себе в рот, после чего с лязгом развернулся, потеряв к нему интерес, и снова загремел ящиками.
На вкус жижа оказалась… неожиданно вкусной. Каин не знал, не из-за того ли, что он был ужасно голоден или из-за того, что, пусть еда не пахла, но была похожа по вкусу на… шоколад? Леденцы? Мальчику было стыдно сознаваться, но сладкое он любил больше, чем Мартин.
Каин кинул взгляд на робота и не без интереса принялся наблюдать, как тот поливает руки и ноги какой-то черной водой, которая, к сожалению, в отличие от жижи имела запах и достаточно неприятный. Масло. Однако, после этого Каин с удивлением обнаружил, что лязг прекратился.
- Сэр, - еще раз повторил робот. – Сэр, как вас зовут? Как мне вас называть?
Мальчик почувствовал, как его щеки вспыхнули. Его спрашивали об этом лишь в детстве, в шесть лет – возраст, в котором он попал в лабораторию. Каждый тогда подходил к нему, спрашивая имя с доброй улыбкой, и пожимал руку в знак знакомства. Последние несколько лет уже никто не спрашивал, даже новенькие детишки, переведенные из других лабораторий. И тут…
- Каин. Меня зовут Каин.
- Каин, - повторил киборг, смотря на него холодными голубыми глазами. – Хозяин. Мое имя Ноль-Три-Один-Восемь.
Каин знал, что не сможет прятаться вечно, поэтому не стал выжидать даже несколько часов перед тем, как вернуться. Ноль-Три-Один-Восемь был согласен с его любым выбором. Он сначала выслушал предложение остаться в комнате и с легкостью с ним согласился. Выслушал другое и выбрал его. На вопрос «Так ты выбираешь первое или второе?» киборг так и не смог ответить, лишь изредка его глаза потухали и зажигались снова. Во всяком случае, Ноль-Три-Один-Восемь знал одно – он пойдет за Каином все равно, и на вопрос «почему» отвечал, что боится оставаться в одиночестве.
«Странная же мысль пришла его создателю. Он заложил в киборга «страх» одиночества, чтобы тот его никогда не покидал? Тогда каким образом он оказался в этой комнате? И не мало ведь – успело все покрыться паутиной. И все масло высохло – он давно не двигался. Они же не чувствуют ничего. И не заботятся о себе», - подумал Каин с сожалением и закусил губу. Ему будет жалко, если робота отправят на переплавку, несмотря на то, что он еще в отличном состоянии. Если, конечно, закрыть глаза на то, что он провонял маслом, и представляет собой механический скелет человека, который сейчас должен отпугивать не меньше, чем его шрам. И в этом Каин почувствовал их родство, если бы не одно НО – робот не осознавал, что уродлив. Он совершенно не беспокоился об этом.
Каин чуть пошатнулся, почувствовав усталость за весь день, и киборг заботливо поддержал его за локоть.
- Вам плохо, сэр? – поинтересовался он беспокойно.
- Я не сэр, - чуть обиженно проворчал Каин.
- Хозяин Каин?
- Просто Каин.
- Просто Каин…
- Каин.
- Каин. Вам плохо? – терпеливо произнес робот, повернув к нему свою голову-железную маску.
- Каин. Тебе плохо, - выделив слово «тебе» произнес Каин. – Обращайся ко мне на «ты».
- Это приказ?
- Да, – твердо сказал Каин, чувствуя себя увереннее. – Это приказ.
Он не может так просто дать взрослым отобрать этого робота. Потому что Каин его хозяин.
Взрослые приняли его без радости, посмотрев на него кислым взглядом. Самым главным у взрослых был мужчина. Старый мужчина. Совсем как тот господин на операции, а, возможно, даже старше. Он смотрел на всех, гневно наморщив нос, и постоянно критиковал все, что только видел. Однако, на появление робота за спиной мальчика доктор Шартс, так его звали, удивленно вскинул брови и посмотрел на Каина.
- Что это? – произнес он, поправив круглые очки без оправы. – Где ты нашел этот металлолом? Это робот старой модели. Их сняли с производства больше десятка лет назад.
- Я его не нашел, - Каин поднял голову вверх, обнажая правую сторону лица – его оружие перед взрослыми. – Я его сделал. Из кучи металлолома. Это мой робот.
- И зачем ты привел этого робота к нам, если он твой? – сладко поинтересовался Шартс, и в его словах чувствовался яд, парализующий не только детей, но и его сотрудников.
- Я хочу, чтобы вы помогли мне его усовершенствовать. Я не смог это сделать сам. У вас есть пустые андроиды. У вас есть то, чего нет у меня. Кожа. И я хочу, чтобы мой робот был усовершенствован.
- То есть ты хочешь претендовать на права юного гения, выдав этого робота за своего? А если это не твой робот?
- Это мой робот. Это. Мой. Робот. Мне нечего бояться.
Он блефовал. Он никогда так не врал за всю свою жизнь. Он врал, чувствуя, как трясутся от страха ноги, но не мог остановиться, осознавая, что единственного, кто с ним может общаться и хочет это делать, могут отобрать. Каин мог бы прятать робота и проводить с ним все свободное время, но рано или поздно он выдал бы себя. И потом он бы не нашел в себе силы сделать то, что сделал сейчас.
После такого разговора, Каин вернулся в свою комнату вместе с киборгом. По пути он встретил много знакомых, но сейчас был слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить, что на этот раз людей отшатнулось гораздо больше, чем обычно. Все они привыкли к Каину, на которого можно просто не смотреть, но не все были готовы к тому, что по их холлу пройдет механический скелет с горящими голубыми глазами.
Лишь в комнате мальчик смог позволить себе сползти на пол и тихо расплакаться.
- Не стой столбом. Обними меня, - проворчал он, когда киборг встал рядом и опустил взгляд на своего хозяина.
- Обнять?
- Несильно. Чтобы не повредить. Не переломай мне ребра.
Эти объятья были холодны, и обнимать робота было неприятно – одежда Каина тут же измазалась маслом, но это были объятья. Те, о которых Каин так мечтал.
К его радости добавилось и удовольствие от осознания, что взрослые согласились. И они займутся киборгом. Завтра же.
- Хозяин плачет от боли? – тут же поинтересовался Ноль-Три-Один-Восемь.
- Нет, хозяин плачет от счастья, - мальчик тихо вдохнул и поднял глаза.
- Счастье причинило боль хозяину?
Роботы не спят, поэтому всю ночь киборг лежал без единого движения и смотрел на своего хозяина глазами, излучающими блеклое голубое сияние. Лишь к утру робот пошевелился, чтобы осторожно положить свою механическую ладонь на здоровую щеку Каина. Мальчик счастливо улыбнулся.
След от руки андроида остался на весь день, и практически каждый в лаборатории спросил у Каина, а не нарушил ли его робот закон «не причинять вред людям». Мальчик отшучивался и тер щеку, заливаясь румянцем. Он даже и думать не хотел, что его робот способен на насилие. Нет, хорошо бы, чтобы он побил Хорса, конечно…
Каин закусил губу. Он понимал, что слишком быстро принялся действовать. Наверное, ему уж слишком хотелось довериться хоть кому-то, поговорить хоть с кем-то, что он поступил так, как поступил. Теперь не время задумываться о том, что хорошо, а что плохо. Однако, в данный момент мальчик в лаборатории, его робота обшивают кожей, и сейчас он счастлив, как никогда в жизни. Кожа у киборгов теплая, совсем как у людей, и им дается имитация голосовых связок, в них можно загрузить эмоции. Каин снова вспыхнул. Он дождаться не мог, когда же это произойдет. Он будет рядом с роботом.
- Мальчик, - к нему подошел один из ассистентов Шартса – полный коротышка с плешью – и поманил его к себе, хотя последний шаг снова же сделал именно он. – Мальчик, ты хочешь через год поступить к нам? В лабораторию?
Каин удивленно моргнул.
- Но мне только через полгода пятнадцать.
- И оно же лучше, правда? Будешь у нас в разделе роботехники.
- Но я не знаю роботехнику, - он моргнул непонимающе и тут же прикусил язык, поняв, что его могут поймать на лжи. Однако, коротышка рассмеялся:
- Ты еще и скромный. Создание такой модели уже означает, что ты понимаешь роботехнику. Или, возможно, это талант. В таком случае, ты гений своего времени. Откуда ты достал этот материал? Он стоит много денег. Если ты продашь его ногу, сможешь пять лет жить в Высоком Квартале и покупать все, что тебе хочется. А если ты продашь его целиком, то будешь богат всю жизнь. А из робота сделают боевого киборга, знаешь, они очень сейчас понадобятся в войне. Мы же хотим выиграть, правильно?
Каин отрицательно замотал головой.
- Я не отдам его.
- Ты себе смастеришь другого. Мы дадим материал подешевле, и он тебе будет служить лет двадцать.
- Нет, я этого робота хочу, - запротестовал мальчик. – Он мой первый…друг.
Коротышка удивленно моргнул и положил руку ему на плечо.
- Между нами, Карлос…
- Каин.
- Каин, - улыбнулся он. – Роботы не друзья. Роботы - слуги. Запомни это. Послушай моего совета, продай его. Обеспечь себе беззаботную жизнь. Даже если не пройдешь, ты не останешься в дураках.
Мальчик вздрогнул. Никто в лаборатории не верил, что робота построил он.
Каин смотрел на обшитого киборга едва ли не с восторгом в глазах, не зная, как ему реагировать. С одной стороны, ему не хотелось, чтобы его радость увидели взрослые, с другой стороны, он чувствовал, что сердце готово выпрыгнуть от перевозбуждения. От его киборга остались лишь глаза – насыщенного неестественного голубого цвета, которые смотрели на него с безграничной теплотой. Волосы были цвета вороного крыла, и на ощупь ничем не отличались от человеческих. А кожа… Мальчик снова прикусил губу. Кожа была приятной, теплой и мягкой. Лицо киборга, как у всех андроидов, было без единого изъяна. И на нем красовалась та натянутая улыбка, которая была единственным, что не нравилось Каину.
- Прекрати так улыбаться, - попытался он сказать как можно строже. Мальчик повернулся к взрослым и кивнул им. – Я благодарен вам.
- Все ради будущего науки, - усмехнулся Шартс. – Я надеюсь, ты через пять месяцев, то есть до своего дня рождения, сдашь тест на роботехника. Ты его с легкостью сдашь. Если, конечно, сам сделал этого робота, юный вундеркинд. Я даже не буду тебе ограничивать доступ в библиотеку – вдруг ты решишь что повторить по теории.
Каин почувствовал, как внутри у него все сжалось. Но он снова кивнул и позволил слабой улыбке озарить лицо.
- Конечно. Мне жаль, что вы полны скептицизма на мой счет.
- Нисколько, молодой человек. Что я за ученый, если не дам такому гению, как вы, - сладко едва ли не пропел Шартс, снова добавляя в свои слова яд, - получить славу и работу его мечты.
Слова Шартса омрачили Каину все счастье, и он погрузился в раздумья. Он думал, как же ему выпутаться из этой паутины, и все не видел выхода. Он сам себя загнал в ловушку, и Шартс раскусил его. Без сомнения, главный взрослый сразу понял, что он врет. Сразу понял, что он не представляет собой никакой ценности для научного мира, и решил его втоптать в грязь.
Мальчик остановился посередине холла и уставился в одну точку. Нет, надо с этим что-то делать. Хоть что-нибудь. Сбежать? Отсюда реально сбежать? Если только в шестнадцать лет.
Лаборатория представляла собой здание с двумя входными дверьми. Окон здесь не было – лишь вентиляция и освещение, которое менялось со временем суток. Говорят, это для того, чтобы у детей был режим и чтобы взрослые, живущие в лаборатории, не терялись во времени.
Каин уткнулся головой в грудь андроида, вдохнув запах новой кожи, и тут же вздрогнул. Не заметив того, он стоял с андроидом посреди холла, и тот его заботливо обнимал, как ему было сказано в первый день. Совсем так же, как он и хотел, чтобы его обнимал близкий друг или подруга, когда ему так нужна помощь.
Киборг как человек был его выше на три головы, и мальчик едва доставал ему лицом до груди.
- Если ты боишься, что тебя раскусят, то нет смысла волноваться. У тебя есть пять месяцев. Стань гением в роботехнике за это время. И сдашь тест, - андроид погладил его по голове и тепло улыбнулся.
Чуть запоздало, Каин сообразил, что, пусть андроид и догадался о его проблеме, проанализировав ситуацию, но он не мог без команды обнять его.
За это все время Каин заметил за собой перемены. Он появился снова в библиотеке миссис Клиррер, и, хотя боялся её больше огня, когда она злилась, все подробно объяснил. И как он шел по холлу, и как сбежал от Хорса, и как обронил книгу и не посмел вернуться за ней. Слушала его библиотекарь, нахмурив брови, а в конце истории с презрением назвала трусом, и уже с улыбкой добавила, что какое счастье, что он не будет служить в армии. Страну обронит и не вернется.
Причина такого лояльного отношения заключалась лишь в том, что его книгу обнаружил уборщик и вернул в библиотеку. К счастью Каина, она была в прекрасном состоянии.
- А если бы с книгой что-нибудь случилось, я бы приказала тебя выпороть. И даже не посмотрела бы на то, что половина лица сожжена. Ты такой же, как и все.
Мальчик благодарно улыбнулся. Её слова были ему как бальзам на душу.
- Так тебе снова про желудок книжку? – поинтересовалась она без интереса.
- Нет. Роботехника.
- Какая роботехника?
- Что значит, какая? У вас нет роботехники?
- Три шкафа. Но «роботехника» наука большая и делится на множество мелких.
- Мне, - Каин залился румянцем. – Все, пожалуйста. Точнее десять первых штук.
- Никогда не замечала за тобой рвения строить роботов, - фыркнула миссис Клиррер.
- А я построил, - мальчик даже не почувствовал себя виноватым за то, что соврал и миссис Клиррер. Если врать, то всем уж. – Мне сказали, что я за месяц до моего рождения могу пройти экзамен на роботехника. Если пройду, то стану ученым. В лаборатории буду работать и создавать роботов.
- Что же, поздравляю с успехами, - сухо ответила ему библиотекарь. – Всегда ненавидела роботехников.
Книг было много. Книги были на полу, на кровати, на тумбочке, некоторые были убраны в шкаф, чтобы не мешались под ногами. И материала было много. Столько, что Каину иногда казалось, что его голова вот-вот взорвется, но даже тогда он не спешил отложить книгу.
Он бы похудел за время обучения, однако робот достаточно хорошо о нем заботился, и следил за тем, чтобы он каждый раз потреблял достаточно калорий, чтобы его вес не изменился. Порой, когда Каин не понимал, что к чему, киборг подробно объяснял, не слушаясь команд закрыть рот и дать хоть немного отдохнуть от нескольких часов зубрешки, и пару раз стаскивал с руки кожу, чтобы показать метод действия тех или иных микросхем.
- Я верю в тебя, - говорил он каждый день, обнимая, и Каин обнимал его в ответ, утыкаясь в теплую грудь. В такие моменты он чувствовал себя счастливым, и чувствовал уколы совести из-за того, что даже сейчас у его андроида было имя, которое больше напоминало номер выпуска.
- Что ты думаешь насчет того, чтобы я дал тебе имя? – спросил он, не поднимая лица и чувствуя, как заливается краской. – Другое имя.
- Я думаю, что я был бы рад получить от тебя имя, - тепло произнес киборг, гладя его по спине.
- Я думал. Много думал. Я назову тебя Блез.
- Блез. Коротко.
- Тебе не нравится?
- Нравится, - Блез обнял своего хозяина покрепче и наклонился, чтобы уткнуться губами в макушку. – Напоминает Паскаля.
Пять месяцев прошли незаметно для Каина, который все это время только и делал, что изучал роботехнику. Сначала он мало её понимал, и надеялся, что ему придется лишь сдать экзамен и забыть это, однако к середине второго месяца он вошел во вкус и даже опробовал несколько вещей на Блезе, хотя тот сначала отнекивался, говоря, что его усовершенствование не стоит усердий хозяина. Однако после таких экспериментов Блез еще несколько дней кидал на него обиженные взгляды и порой вредничал, когда его просили что-то сделать, а когда указывали, мог и несколько книжек на голову Каину уронить, проворчав что-то про внезапно обнаружившийся ужасный характер.
Характер у Каина на самом деле оказался тяжелым. В нем обнаружилось достаточно отрицательных качеств, чтобы при должном воспитании из него вырос второй Хорс, который бы спокойно издевался над другими, чтобы повысить свою самооценку.
И чем дальше шли месяцы, тем улыбчивее становился Каин, уверенный в своих силах, и вместе с ним улыбался сам доктор Шартс, который был уверен в его провале.
- Вы выскочка, - произнес он перед тестированием ему на ухо. – И я надеюсь, что вы это мне докажите.
- Может, я докажу обратное? Я про вас, доктор, - улыбнулся Каин, чувствуя твердую уверенность в себе. Он сражался не за себя. Он сражался за Блеза – единственного человека, что с ним. – Мне сообщить сразу же размеры моей формы? Или вы их уже сняли?
Блез улыбнулся и подарил перед тестированием Каину первый поцелуй, в котором заключалась вся любовь, которая киборгу была не по плечу.
Его поздравляли все. Поздравляли ассистенты Шартса, его ровесники, что еще утром шарахались от него, поздравила с улыбкой миссис Клиррер и даже поцеловала его в лоб, заставив Каина тут же вспыхнуть.
Кажется, сейчас все забыли, что половина его лица один сплошной ожег розового цвета. Сейчас все считали его обычным. Даже нет. Лучше, чем обычным. Особенным, с которым хочет быть каждый.
Его потом целовали и девочки. В щеку, с нос, в ухо, они целовали его хаотично, поцелуи казались Каину сладкими. По крайней мере, он таковым почувствовал единственный поцелуй, который был направлен ему в губы. И эта девушка была Джуди, подружка Хорса, которую он ревновал ко всем, с кем она спала. Что ей не мешало продолжать спать с любым, кто её заинтересует.
И объяснение такому поведению было одно – ему пророчили богатое будущее. Быть роботехником – это то же самое, что быть олигархом. Твои жена и дети обеспечены, живут в Высоком Квартале, их слово имеет вес, и они, как правило, не сходят с обложек журналов. За такую красивую жизнь они готовы терпеть что угодно, не только шрам на лице. Они готовы терпеть и любые зверства, лишь дай им состояние и славу.
- Уйдите, - от такого проявления лицемерия Каин почувствовал тошноту. – Уйдите! Перестаньте сейчас же.
Доктор Шартс поздравил его потом, зайдя в комнату Каина и протянув руку для подтверждения мира. Мальчик сидел на коленях Блеза, чьи глаза потухли, и смотрел на своего гостя сонным взглядом, без намека на интерес. Он не испытывал к доктору Шартсу никакого отвращения, хотя следовало бы. Он был ужасным человеком, плохим семьянином и лишь для начальства натягивал на себя маску веселого толстяка. И все равно, именно он его подтолкнул. И сейчас Каин мог сохранить робота, вести обеспеченную жизнь и заниматься тем, что ему и правда стало интересно и полюбилось за столь короткий срок. Так же, как и его киборг.
- Но мы оба знаем, что не ты сделал его, - сказал свое последнее слово Шартс. – Может, этот робот и попал как-то тебе в руки, и, может быть, ты даже что-то сделал в нем, но он не твой. Я, по-твоему, не смогу распознать сплав двадцатилетней давности? Ассистенты мои – нет. Они со временем поверили твоей байке, но не я. Я проработал на заводе десять лет своей жизни, и я знаю, почему этих роботов запретили производить. Они из слишком ценного металла.
- Прекрасно, что мы оба это осознаем. Но это будет нашим секретом? – Каин потянулся. – Мы сыграли в маленькую игру по вашим же правилам. Я выиграл. Вы проиграли. Какие могут быть возражения?
Доктор Шартс пожевал губу.
- Спрошу лишь одно у тебя, молодой человек.
Через месяц у Каина был день рождения. На котором он получил белую форму.
- Блез, кто тебя создал?
- Разве и для великих людей нужны ответы на все вопросы?
- Но ты чувствуешь что-нибудь? – Каин осторожно дотронулся до его лица. – Не ври, я ведь знаю, как роботы поступают, а как нет.
- Чувствую.
- И ты любишь меня?
- Всеми микросхемами.
Белая форма пришлась точно в пору Каину, и он был единственным в потоке, кто был облачен в такую. В свои пятнадцать он сумел вытянуться на голову, доставал до плеча Блеза и практически был с Хорсом одного роста.
Мальчик посмотрел на него с усмешкой на губах.
- Что, педик, нашел себе андроида, чтобы он мог смотреть на тебя-урода и имел в задницу?
- Тебя снова подружка кинула? – Каин почувствовал, как рука андроида настороженно легла ему на талию, и улыбнулся. – О, бедный-бедный Хорс. Кто же тебя из армии будет ждать? Тебе же осталось всего два дня до отбытия. В армии сколько служат? Десять обязательных лет в одной комнате с жеребцами? Сказать тебе, кто будет снизу? Ты.
Парень, рыкнув, бросился вперед, замахнувшись кулаком. Он намеривался ударить наотмашь и вырвать поганый язык, однако его кулак ударил по кожаному покрытию андроида и наткнулся на металл. Взвизгнув от боли и явно услышав хруст ломающейся кисти, Хорс так и не понял, в какой момент Каин ударил его в солнечное сплетение и пару раз по печени.
- Извини, не по адресу, - улыбнулся мальчик сияющей улыбкой. – Я немного вырос.
Блез с укором посмотрел на своего хозяина.
- Ты думаешь, что я неправ?
- Я уверен, что ты неправ, - вздохнул Блез.
- Но я же должен когда-нибудь становиться мужчиной. Не смотри на меня так. Я великий человек с великим будущим, и только что я поборол свой детский страх, пока тот не отправился воевать на десять лет.
- Ты думаешь, это мудро для очередного великого?
- Ты думаешь, это кто-нибудь запомнит? Я не думаю. Про великих запоминают лишь самое хорошее.
«Спрошу лишь одно у тебя, молодой человек».
«И что же?»
«Как ты его нашел?»
«Это он нашел меня».
Автор: king_marionette
Бета: Шел aka Лана
Рейтинг: PG-13
Фендом: Ориджинал
читать дальше- Ну и урод, - плюнул Хорс, и Каин почувствовал, как ком обиды подкатил к горлу, заставив мальчика поникнуть и коснуться пальцами обожженной части лица. Да кто же будет рад такому уродству, которого не заслужил, и даже не виноват в своей неосторожности. Он хороший мальчик, который ни разу не ослушался взрослых, и все равно является единственным, кто вернулся с того эксперимента с сожженным лицом.
Первые две недели после несчастного случая запомнились Каину лишь сильной болью и молодой медсестрой, которая постоянно меняла ему повязки, каждый раз вздрагивая при виде его ранения. Она была старше мальчика всего на пару лет и уже являлась одной из взрослых, о чем говорили значок и серийная татуировка на щеке – не лучшее место, но лишь производитель вправе решать, куда наносить метку. И, судя по ее поведению, медсестра была продуктом другой лаборатории.
Когда мальчик просыпался от долгого сна, он смотрел в потолок, считая плиты, порой ему приносили тяжелые книги с информационным накопителем, тем самым разгоняя его скуку. И все-таки Каин грустил без своих друзей, но знал, что их не пустят в медсектор ни при каких условиях. К счастью, он тогда еще не знал, что с его лицом.
- Правая половина лица сгорела за три минуты. Твой глаз никогда не вернуть, - прошептала медсестра и поджала губы, смотря на его результаты. – Мне очень жаль, но мы даже с аппаратурой не сможем восстановить кожу.
Каин почувствовал, как кровь отхлынула от щек, и склонил голову, ощущая, как к глазам подкатывают слезы. Его волос коснулась теплая рука девушки, и он едва слышно заплакал из-за острой боли, которой отозвалась правая часть лица.
Если бы он тогда знал, что это касание будет последним на протяжении шести лет, то никогда бы не спихнул её руку. Но факт остается фактом: как только мальчик вышел из медсектора, все стали его сторониться. Никто не хотел дружить с таким уродом.
«Они были бы рады, если бы я умер», - подумал Каин, с сожалением и одновременно с жадностью наблюдая, как другие дети играют в футбол в холле – игру, в которую он не играл уже много лет. Да что говорить об игре – общение детей с таким уродом заканчивалось не начавшись даже, а Хорс, чье имя означает «хороший», издевался над ним и потешался так, что у Каина щеки каждый раз вспыхивали. Однажды Хорс придумал забавную игру – запереть Каина в комнате на несколько дней без еды. Мальчик кричал, стучал в дверь и даже пытался привлечь внимание взрослых через скрытую камеру, но комнату открыли лишь через несколько дней, когда он уже лежал без сознания от голода. Тогда его поместили в медсектор на три недели для полного восстановления, и на этот раз больница была спасением от испуганных взглядов и Хорса.
И стоило ему пойти на поправку, как он почувствовал горечь от осознания, что ему снова придется вернуться в Ад. Туда, где взрослые перестали смотреть на него, а дети дразнят и называют уродом.
«Я омерзителен».
Правда, Каин признавал, что в его уродстве были и плюсы. Даже в случаях с взрослыми – стоило чего-то попросить, и сразу дают, лишь бы побыстрее от него отвязаться и не смотреть в изуродованное лицо. Однажды разрешили посидеть в операционной и посмотреть, как взрослому мужчине с глубокими морщинами, что разрезали его лицо на несколько частей, делали операцию по замене желудка. Тот, что вынули, был отвратительного черного цвета, и Каин смог насчитать около трех дыр. Рядом с желудком лежали три свинцовых шарика, которые достали щипцами.
Взрослые тогда сказали, что в этом виноват сам мужчина, который говорил слишком много и не по делу. Но Каин так и не понял, как болтовня господина могла быть связана с дырами в его желудке и свинцом.
В библиотеке ему давали книги с разрешением взять их в комнату, и здесь работала женщина с добрым сердцем, которая так нравилась мальчику. Она была порой груба и часто направляла детей, которые плохо обращались с книгами, на дополнительную порку, но с Каином такого не случалось, ведь он был аккуратен и каждый раз возвращал книги в срок. Её звали миссис Клиррер. Будучи библиотекарем и одновременно дамой преклонных лет, она носила каждый день армейскую форму, состоящую из зеленой рубашки, галстука, мешковатых штанов, что держались на строгом черном ремне, и высоких сапог, которые от колена плотно обхватывали её ногу и заканчивались платформой, делавшую миссис Клиррер выше на пять сантиметров. На её рубашке красовались погоны темного зеленого цвета с одной звездочкой посередине. Не такой большой, которые бывали у тех людей, кому миссис Клиррер отдавала честь, но и не слишком маленькой, как у людей, что постоянно наведывались в лабораторию с поручениями. Однако, Каин и понятия не имел, что означают эти звездочки. Он пару раз видел и больше звезд на пагонах, но даже их распорядок не был ему ясен.
- Я хотел бы почитать что-нибудь из анатомии. Там, где… - промямлил Каин, чувствуя, как кровь прихлынула к щекам, но не опуская лицо. Он просто не мог не смотреть в её глубокие зеленые глаза, на дне которых находилась лишь…
«Смерть».
Белая челка сползла с правой половины лица, обнажая ужасный ожог, но мальчик все еще смотрел в её глаза, не в силах оторваться.
- Ну, продолжи свою фразу. Там, где что? – нахмурилась она, поджав губы. Каин отметил про себя, что миссис Клиррер была старой, но не настолько, как тот господин, на чьей операции он побывал. А если и была, то можно заметить, что её морщины не такие глубокие, и их немного. Две были под глазами, по одной на лбу и на подбородке, и все они были узкими, словно выведенные ножом.
- Желудок. Я хочу больше узнать про желудок, - закончил Каин, собравшись с мыслями. – Пожалуйста, миссис Клиррер. Мэм.
Каин шел по коридору, прижимая книгу к груди. Он двигался быстрым шагом, минуя коридоры, ведущие в столовую и в главный зал – сейчас там обычно много детей его возраста. И там точно есть Хорс, который не упускал случая поиздеваться, но Каин знал, что он не ударит.
За ним следили взрослые больше, чем за остальными. Они говорили, что Хорс «трудный ребенок» и что, если он будет плохо себя вести, то без сомнения однажды будет направлен на эксперименты. Но Хорс не останавливался, а на эксперименты его все никак не посылали. Не отправили, даже когда он ударил Каина в незажившее лицо. А ведь ему, Каину, было больно.
Но после этого Хорса хорошо выпороли. Так, что он дня два не мог сесть. Однако, хулиган и не думал успокаиваться, наоборот, стал нападать на мальчика с наибольшей агрессией и в последний раз пообещал ему кишки вытащить и намотать на кулак.
Каин почувствовал, как его ноги охватила дрожь от воспоминания, и заодно заболело чуть ниже желудка. Он мог поклясться, Хорс был сумасшедшим. И этот псих всегда держал свое слово. А , значит, его кишки…
Мальчик замотал головой и поспешил добраться до своей комнаты, пытаясь не привлекать внимание. Встречающиеся дети так же отворачивались от него, чтобы не видеть шрам, и корчили рожи знакомым, пытаясь передразнить, но Каин и не думал останавливаться, он лишь ускорил шаг.
- Так-так, кто это у нас, - Хорс, кажется, случайно вышел из двери, принадлежавшей Джуди, и вместе с удивлением на его лице появилось нескрываемое удовольствие. Каин мог поклясться, что Хорс уже предвкушал, как можно поиздеваться над ним, и заодно показать своей новой подружке и всем проходящим мимо, какой он мужчина.
Хорс носил форму зеленого цвета, которая говорила о его особых талантах для служения в армии. Хулигану было почти шестнадцать, он был самым взрослым из детей, которые жили в лаборатории. При достижении шестнадцати лет все дети уходили из лаборатории, а их судьба определялась за год до совершеннолетия. Зеленая форма означала, что ребенок попадет в армию. Синяя - что он пойдет обучаться наукам широкого профиля. Розовая встречалась только у девочек, и она говорила, что их работа будет связана с домом или кухней. Желтая – у детей, которые должны были пойти разрабатывать замену удобрений для растений, и вся их деятельность нацелена на оздоровление окружающего мира. Иногда ребенок не менял свою форму – белоснежно белую, и его судьба была неизвестна. О том, что означает белая форма, взрослые не говорили.
- Их сжигают. Живьем, - однажды тихо прошептал Мартин, когда был еще другом Каина, цепляясь за рукав. Его дыхание пахло конфетами, которые Мартин ел с завидным постоянством. В свои четырнадцать он выглядел, как воздушный шар, с немыслимым количеством прыщей на лице. И с ним общались куда охотнее, чем с Каином, чья левая сторона лица оставалась чистой и по сей день.
- И кто это у нас? Будущий обладатель розовой формы? – взорвался хохотом Хорс, хватаясь за живот. – Кем ты будешь, приятель? Может быть, служанкой? Или поварихой? Как только получишь эту форму, тебе кое-что оторвут и пришьют грудь, чтобы не выделялся из массы.
Джуди, длинноногая блондинка с очаровательными женскими формами, глупо захихикала за его спиной, прикрыв рот изящной ручкой. Даже при полном отсутствии мозгов она умудрилась получить желтую форму, которую носила с гордостью, и чуть ли не каждому рассказывала, как важна её работа для будущего.
- Экуология, - начинала она, коверкая слово «экология», - является вашим домом. А я буду за ней следить.
Каин тряхнул головой, закрывая обожженную половину лица чисто по привычке, и посмотрел на Хорса обиженным взглядом. До его пятнадцатилетия оставалось лишь полгода, и мальчика самого немало интересовало, кем же он станет. Хотя, главнее для него вырваться отсюда, чтобы увидеть большой мир, о котором так много рассказывала миссис Клиррер. Она рассказывала про высокие здания, про птиц, которых не было в книгах библиотеки. В её историях было много насилия и смертей, но столько же было и светлых мгновений, вспоминая которые библиотекарь мечтательно улыбалась, и её глаза снова приобретали живой блеск. Каин был единственным, кто видел в бывшей военной не старую грымзу, а добрую женщину, которую время заставляло порой наступать себе на горло и совершать то, от чего её душа не на месте.
«А главное, - закончила она, - в большом мире все смотрят на поступки человека, а не на его лицо».
И тогда Каин вознамерился дождаться момента, когда же его выпустят из этой клетки. Он будет счастлив, как и все.
- Я, я хочу уйти, - сказал Каин как можно тверже, чтобы Хорс наконец-то отвязался.
- Что случилось, девочка захотела в туалет, потому что плохой военный её напугал? – тут же ухмыльнулся парень. – А как насчет того, чтобы я тебе хорошенько вмазал, и сделал твою левую сторону похожей на правую? А?
- Тебе нельзя драться, - практически проскулил мальчик, прижимая книжку к себе. – Тебе запретили.
- Что? Один раз можно, - Хорс хрустнул костяшками и сделал шаг к Каину. – Молись, деточка. Сейчас папочка выбьет из тебя все желание говорить, что ему можно, а что нельзя.
Каин не помнил, как долго бежал. Он просто сорвался с места и помчался по коридору, не разбирая дороги. Пару раз падал, больно ударяясь лбом, но тут же вскакивал на ноги и бежал дальше, пытаясь не замечать раздражающего гудения в голове. Книгу по анатомии он потерял где-то по дороге, но, даже представив себе холодный выговор миссис Клиррер, от которого мурашки по коже, не подумал вернуться. Пусть скажет его выпороть – это не так страшно, как попасться Хорсу.
Цвета коридоров менялись так быстро, что мальчик не смог их запомнить и определить, куда бежит. И его это мало интересовало, ведь он ясно слышал ругательства Хорса и звук тяжелый шагов. Недаром его все-таки взяли в военные – он обладал поразительной выдержкой. А в середине пути смог сделать рывок и схватить Каина, больно ударив обожженной стороной лица об стену, и мальчик сам не понял, как успел вырваться. И, судя по тупой боли, в руке Хорса остался клок белоснежных волос.
Каин остановился лишь тогда, когда понял, что забежал в темный коридор. Повернувшись к свету, чтобы вынырнуть из темноты, он тут же сделал шаг назад – в дверном проеме появился Хорс.
- Ты тут, падаль? – завопил он, облокотившись об косяк. – Иди ко мне, и я сделаю так, что ты забудешь эту боль.
Каин зажал себе рот, чтобы не издать ни звука. Спрятаться. Нужно спрятаться, пока есть преимущество. За три минуты глаза его преследователя привыкнут к тьме и смогут различать силуэты. И эти три минуты следует потратить с умом.
Нашарив в темноте дверь, мальчик подергал ручку. Заперто.
- Вот ты где, - лицо Хорса растянулось в ухмылке. – Не бойся меня. Я же тебе не враг, милый мой. Я твой друг. Который хочет тебе по-дружески помочь понять свое место в этом мире и осознать, что если ты и будешь открывать рот, то только для минета за двадцать пять центов.
Каин поморщился, кусая губы, зашагал назад, и, споткнувшись обо что-то, с грохотом упал и получил шваброй по лбу. И тут же выругался про себя – сам дал Хорсу понять, где он. И сейчас Хорс направлялся к нему.
Мальчик вскочил на ноги и бросился к другой двери, выставив перед собой руки. Снова заперта. О господи, нет. Только не это. Только не сейчас.
Сжимая в руке швабру, что упала на него минуту назад, Каин прижался к стене, пытаясь на ощупь определить следующую дверь. Ведь ему должно повезти. Сейчас. Пожалуйста.
Его рука коснулась холодной металлической ручки, и в тот же миг шею Каина сжала сильная рука Хорса.
- Попался, - практически пропел будущий военный.
- НЕТ! - неожиданно для себя громко крикнул мальчик и рванул ручку… Которая неожиданно поддалась.
Каин стоял по ту сторону двери, чувствуя, как его сердце сейчас выпрыгнет из груди и убежит куда подальше. Он снова смог спастись по счастливой случайности. Случайно дверь оказалась не заперта. Мальчик так же случайно огрел Хорса шваброй по голове, и к этому не был готов ни он сам, ни Хорс. И третья случайность – в двери с этой стороны оказался ключ, который спас его окончательно.
В коридоре Хорс оглушительно ругался, от чего у Каина щемило сердце, и пинал дверь так, что, казалось, она вот-вот вылетит, но та оставалась на месте. Переведя дыхание, Каин прижал колени к груди. Дверь его защитит, а Хорс, хоть и будущий военный, рано или поздно выдохнется и уйдет. А если не уйдет, то на стороне Каина есть преимущество – неожиданность. Он может выпрыгнуть из собственной клетки в любой момент.
Хорс затих через полчаса, и Каин смог вздохнуть спокойно и встать на шатающихся ногах. Он был не в чулане – слишком просторно, а это значит, что комната могла быть чем угодно. Еще одной лабораторной, операционной или какой-нибудь комнатой для тестов со стеклом-зеркалом. Сгорая от любопытства, мальчик щелкнул выключателем и поморщился от внезапно вспыхнувшего яркого света. Во всех комнатах обычно устанавливали энергосберегающие лампочки, которые разгорались по пять минут, но здесь они были старые и яркие.
Каин стоял в небольшой комнате, которая явно была мастерской. Пол был усеян проводами, которые мальчик осторожно переступил. Глупо было бы умереть здесь, наступив на провод под напряжением, когда он только что спасся от Хорса. В середине комнаты стоял киборг, похожий на андроида без кожи, а, следовательно, без натянутой улыбоки. Лицо собой представляло одну железную маску, которая ничего не выражала и выразить не могла даже при желании. Его руки - тонкие металлические прутья. Старая модель, которую так и не обшили кожей, и не заставили подчиняться людям. Возможно, его создали прямо перед тем, как ввели закон о выпуске новых андроидов, и он был заброшен здесь на долгие годы без конечной доработки.
Каин дотронулся до прохладного лица киборга и чихнул от непривычного запаха железа и пыли, которой было предостаточно в помещении. Обычные андроиды так не пахнут, они в специальной искусственной коже, пахнущей так, как её решат надушить.
- Будьте здоровы, - глухо отозвался киборг, и его голова с треском повернулась к Каину, вызвав у мальчика крик, который заставил даже Хорса вздрогнуть, хоть тот и был в коридоре.
- Он больной на голову, - плюнул Хорс. – Надеюсь, он там подох.
Каин забился в угол, с ужасом смотря, как киборг приближается к нему, скрипя ногами и руками. Он спокойно смотрел на мальчика и не выражал опасений по поводу его странного поведения.
- Сэр, что с вами? - поинтересовался киборг, с лязгом нагнувшись и протянув руку. – Может, сэр голоден? Сэр желает поесть?
Мальчик замотал головой так сильно, что она у него закружилась, однако в этот момент желудок решил проворчать, что его не спросили.
Робот склонил голову на бок, и на несколько секунд его глаза отключились, обрабатывая запрос, и тут же вспыхнули голубым цветом.
- Все ясно, сэр. Я приготовлю вам пищу.
Каин не двинулся, даже когда киборг отдалился на приличное расстояние и повернулся к нему спиной. Он принялся хлопать ящиками, извлекая из них тюбики. Мальчик понятия не имел, что робот делал. Такие модели запретили около двадцати лет назад, когда Каина не было еще на свете. И он еще больше округлил глаза, когда увидел, что ему принесли тарелку непонятной жижи непривлекательного цвета и протянули ложку.
- Количество калорий соответствует дневной норме, - с гордостью, как показалось Каину, произнес киборг, хотя это было просто невозможно. Мальчик посмотрел еще раз на содержимое тарелки и поморщился. Это нельзя было назвать съедобным даже по запаху. Хотя бы потому, что его не было.
Робот терпеливо ждал, когда же мальчик отправит хотя бы одну ложку себе в рот, после чего с лязгом развернулся, потеряв к нему интерес, и снова загремел ящиками.
На вкус жижа оказалась… неожиданно вкусной. Каин не знал, не из-за того ли, что он был ужасно голоден или из-за того, что, пусть еда не пахла, но была похожа по вкусу на… шоколад? Леденцы? Мальчику было стыдно сознаваться, но сладкое он любил больше, чем Мартин.
Каин кинул взгляд на робота и не без интереса принялся наблюдать, как тот поливает руки и ноги какой-то черной водой, которая, к сожалению, в отличие от жижи имела запах и достаточно неприятный. Масло. Однако, после этого Каин с удивлением обнаружил, что лязг прекратился.
- Сэр, - еще раз повторил робот. – Сэр, как вас зовут? Как мне вас называть?
Мальчик почувствовал, как его щеки вспыхнули. Его спрашивали об этом лишь в детстве, в шесть лет – возраст, в котором он попал в лабораторию. Каждый тогда подходил к нему, спрашивая имя с доброй улыбкой, и пожимал руку в знак знакомства. Последние несколько лет уже никто не спрашивал, даже новенькие детишки, переведенные из других лабораторий. И тут…
- Каин. Меня зовут Каин.
- Каин, - повторил киборг, смотря на него холодными голубыми глазами. – Хозяин. Мое имя Ноль-Три-Один-Восемь.
Каин знал, что не сможет прятаться вечно, поэтому не стал выжидать даже несколько часов перед тем, как вернуться. Ноль-Три-Один-Восемь был согласен с его любым выбором. Он сначала выслушал предложение остаться в комнате и с легкостью с ним согласился. Выслушал другое и выбрал его. На вопрос «Так ты выбираешь первое или второе?» киборг так и не смог ответить, лишь изредка его глаза потухали и зажигались снова. Во всяком случае, Ноль-Три-Один-Восемь знал одно – он пойдет за Каином все равно, и на вопрос «почему» отвечал, что боится оставаться в одиночестве.
«Странная же мысль пришла его создателю. Он заложил в киборга «страх» одиночества, чтобы тот его никогда не покидал? Тогда каким образом он оказался в этой комнате? И не мало ведь – успело все покрыться паутиной. И все масло высохло – он давно не двигался. Они же не чувствуют ничего. И не заботятся о себе», - подумал Каин с сожалением и закусил губу. Ему будет жалко, если робота отправят на переплавку, несмотря на то, что он еще в отличном состоянии. Если, конечно, закрыть глаза на то, что он провонял маслом, и представляет собой механический скелет человека, который сейчас должен отпугивать не меньше, чем его шрам. И в этом Каин почувствовал их родство, если бы не одно НО – робот не осознавал, что уродлив. Он совершенно не беспокоился об этом.
Каин чуть пошатнулся, почувствовав усталость за весь день, и киборг заботливо поддержал его за локоть.
- Вам плохо, сэр? – поинтересовался он беспокойно.
- Я не сэр, - чуть обиженно проворчал Каин.
- Хозяин Каин?
- Просто Каин.
- Просто Каин…
- Каин.
- Каин. Вам плохо? – терпеливо произнес робот, повернув к нему свою голову-железную маску.
- Каин. Тебе плохо, - выделив слово «тебе» произнес Каин. – Обращайся ко мне на «ты».
- Это приказ?
- Да, – твердо сказал Каин, чувствуя себя увереннее. – Это приказ.
Он не может так просто дать взрослым отобрать этого робота. Потому что Каин его хозяин.
Взрослые приняли его без радости, посмотрев на него кислым взглядом. Самым главным у взрослых был мужчина. Старый мужчина. Совсем как тот господин на операции, а, возможно, даже старше. Он смотрел на всех, гневно наморщив нос, и постоянно критиковал все, что только видел. Однако, на появление робота за спиной мальчика доктор Шартс, так его звали, удивленно вскинул брови и посмотрел на Каина.
- Что это? – произнес он, поправив круглые очки без оправы. – Где ты нашел этот металлолом? Это робот старой модели. Их сняли с производства больше десятка лет назад.
- Я его не нашел, - Каин поднял голову вверх, обнажая правую сторону лица – его оружие перед взрослыми. – Я его сделал. Из кучи металлолома. Это мой робот.
- И зачем ты привел этого робота к нам, если он твой? – сладко поинтересовался Шартс, и в его словах чувствовался яд, парализующий не только детей, но и его сотрудников.
- Я хочу, чтобы вы помогли мне его усовершенствовать. Я не смог это сделать сам. У вас есть пустые андроиды. У вас есть то, чего нет у меня. Кожа. И я хочу, чтобы мой робот был усовершенствован.
- То есть ты хочешь претендовать на права юного гения, выдав этого робота за своего? А если это не твой робот?
- Это мой робот. Это. Мой. Робот. Мне нечего бояться.
Он блефовал. Он никогда так не врал за всю свою жизнь. Он врал, чувствуя, как трясутся от страха ноги, но не мог остановиться, осознавая, что единственного, кто с ним может общаться и хочет это делать, могут отобрать. Каин мог бы прятать робота и проводить с ним все свободное время, но рано или поздно он выдал бы себя. И потом он бы не нашел в себе силы сделать то, что сделал сейчас.
После такого разговора, Каин вернулся в свою комнату вместе с киборгом. По пути он встретил много знакомых, но сейчас был слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить, что на этот раз людей отшатнулось гораздо больше, чем обычно. Все они привыкли к Каину, на которого можно просто не смотреть, но не все были готовы к тому, что по их холлу пройдет механический скелет с горящими голубыми глазами.
Лишь в комнате мальчик смог позволить себе сползти на пол и тихо расплакаться.
- Не стой столбом. Обними меня, - проворчал он, когда киборг встал рядом и опустил взгляд на своего хозяина.
- Обнять?
- Несильно. Чтобы не повредить. Не переломай мне ребра.
Эти объятья были холодны, и обнимать робота было неприятно – одежда Каина тут же измазалась маслом, но это были объятья. Те, о которых Каин так мечтал.
К его радости добавилось и удовольствие от осознания, что взрослые согласились. И они займутся киборгом. Завтра же.
- Хозяин плачет от боли? – тут же поинтересовался Ноль-Три-Один-Восемь.
- Нет, хозяин плачет от счастья, - мальчик тихо вдохнул и поднял глаза.
- Счастье причинило боль хозяину?
Роботы не спят, поэтому всю ночь киборг лежал без единого движения и смотрел на своего хозяина глазами, излучающими блеклое голубое сияние. Лишь к утру робот пошевелился, чтобы осторожно положить свою механическую ладонь на здоровую щеку Каина. Мальчик счастливо улыбнулся.
След от руки андроида остался на весь день, и практически каждый в лаборатории спросил у Каина, а не нарушил ли его робот закон «не причинять вред людям». Мальчик отшучивался и тер щеку, заливаясь румянцем. Он даже и думать не хотел, что его робот способен на насилие. Нет, хорошо бы, чтобы он побил Хорса, конечно…
Каин закусил губу. Он понимал, что слишком быстро принялся действовать. Наверное, ему уж слишком хотелось довериться хоть кому-то, поговорить хоть с кем-то, что он поступил так, как поступил. Теперь не время задумываться о том, что хорошо, а что плохо. Однако, в данный момент мальчик в лаборатории, его робота обшивают кожей, и сейчас он счастлив, как никогда в жизни. Кожа у киборгов теплая, совсем как у людей, и им дается имитация голосовых связок, в них можно загрузить эмоции. Каин снова вспыхнул. Он дождаться не мог, когда же это произойдет. Он будет рядом с роботом.
- Мальчик, - к нему подошел один из ассистентов Шартса – полный коротышка с плешью – и поманил его к себе, хотя последний шаг снова же сделал именно он. – Мальчик, ты хочешь через год поступить к нам? В лабораторию?
Каин удивленно моргнул.
- Но мне только через полгода пятнадцать.
- И оно же лучше, правда? Будешь у нас в разделе роботехники.
- Но я не знаю роботехнику, - он моргнул непонимающе и тут же прикусил язык, поняв, что его могут поймать на лжи. Однако, коротышка рассмеялся:
- Ты еще и скромный. Создание такой модели уже означает, что ты понимаешь роботехнику. Или, возможно, это талант. В таком случае, ты гений своего времени. Откуда ты достал этот материал? Он стоит много денег. Если ты продашь его ногу, сможешь пять лет жить в Высоком Квартале и покупать все, что тебе хочется. А если ты продашь его целиком, то будешь богат всю жизнь. А из робота сделают боевого киборга, знаешь, они очень сейчас понадобятся в войне. Мы же хотим выиграть, правильно?
Каин отрицательно замотал головой.
- Я не отдам его.
- Ты себе смастеришь другого. Мы дадим материал подешевле, и он тебе будет служить лет двадцать.
- Нет, я этого робота хочу, - запротестовал мальчик. – Он мой первый…друг.
Коротышка удивленно моргнул и положил руку ему на плечо.
- Между нами, Карлос…
- Каин.
- Каин, - улыбнулся он. – Роботы не друзья. Роботы - слуги. Запомни это. Послушай моего совета, продай его. Обеспечь себе беззаботную жизнь. Даже если не пройдешь, ты не останешься в дураках.
Мальчик вздрогнул. Никто в лаборатории не верил, что робота построил он.
Каин смотрел на обшитого киборга едва ли не с восторгом в глазах, не зная, как ему реагировать. С одной стороны, ему не хотелось, чтобы его радость увидели взрослые, с другой стороны, он чувствовал, что сердце готово выпрыгнуть от перевозбуждения. От его киборга остались лишь глаза – насыщенного неестественного голубого цвета, которые смотрели на него с безграничной теплотой. Волосы были цвета вороного крыла, и на ощупь ничем не отличались от человеческих. А кожа… Мальчик снова прикусил губу. Кожа была приятной, теплой и мягкой. Лицо киборга, как у всех андроидов, было без единого изъяна. И на нем красовалась та натянутая улыбка, которая была единственным, что не нравилось Каину.
- Прекрати так улыбаться, - попытался он сказать как можно строже. Мальчик повернулся к взрослым и кивнул им. – Я благодарен вам.
- Все ради будущего науки, - усмехнулся Шартс. – Я надеюсь, ты через пять месяцев, то есть до своего дня рождения, сдашь тест на роботехника. Ты его с легкостью сдашь. Если, конечно, сам сделал этого робота, юный вундеркинд. Я даже не буду тебе ограничивать доступ в библиотеку – вдруг ты решишь что повторить по теории.
Каин почувствовал, как внутри у него все сжалось. Но он снова кивнул и позволил слабой улыбке озарить лицо.
- Конечно. Мне жаль, что вы полны скептицизма на мой счет.
- Нисколько, молодой человек. Что я за ученый, если не дам такому гению, как вы, - сладко едва ли не пропел Шартс, снова добавляя в свои слова яд, - получить славу и работу его мечты.
Слова Шартса омрачили Каину все счастье, и он погрузился в раздумья. Он думал, как же ему выпутаться из этой паутины, и все не видел выхода. Он сам себя загнал в ловушку, и Шартс раскусил его. Без сомнения, главный взрослый сразу понял, что он врет. Сразу понял, что он не представляет собой никакой ценности для научного мира, и решил его втоптать в грязь.
Мальчик остановился посередине холла и уставился в одну точку. Нет, надо с этим что-то делать. Хоть что-нибудь. Сбежать? Отсюда реально сбежать? Если только в шестнадцать лет.
Лаборатория представляла собой здание с двумя входными дверьми. Окон здесь не было – лишь вентиляция и освещение, которое менялось со временем суток. Говорят, это для того, чтобы у детей был режим и чтобы взрослые, живущие в лаборатории, не терялись во времени.
Каин уткнулся головой в грудь андроида, вдохнув запах новой кожи, и тут же вздрогнул. Не заметив того, он стоял с андроидом посреди холла, и тот его заботливо обнимал, как ему было сказано в первый день. Совсем так же, как он и хотел, чтобы его обнимал близкий друг или подруга, когда ему так нужна помощь.
Киборг как человек был его выше на три головы, и мальчик едва доставал ему лицом до груди.
- Если ты боишься, что тебя раскусят, то нет смысла волноваться. У тебя есть пять месяцев. Стань гением в роботехнике за это время. И сдашь тест, - андроид погладил его по голове и тепло улыбнулся.
Чуть запоздало, Каин сообразил, что, пусть андроид и догадался о его проблеме, проанализировав ситуацию, но он не мог без команды обнять его.
За это все время Каин заметил за собой перемены. Он появился снова в библиотеке миссис Клиррер, и, хотя боялся её больше огня, когда она злилась, все подробно объяснил. И как он шел по холлу, и как сбежал от Хорса, и как обронил книгу и не посмел вернуться за ней. Слушала его библиотекарь, нахмурив брови, а в конце истории с презрением назвала трусом, и уже с улыбкой добавила, что какое счастье, что он не будет служить в армии. Страну обронит и не вернется.
Причина такого лояльного отношения заключалась лишь в том, что его книгу обнаружил уборщик и вернул в библиотеку. К счастью Каина, она была в прекрасном состоянии.
- А если бы с книгой что-нибудь случилось, я бы приказала тебя выпороть. И даже не посмотрела бы на то, что половина лица сожжена. Ты такой же, как и все.
Мальчик благодарно улыбнулся. Её слова были ему как бальзам на душу.
- Так тебе снова про желудок книжку? – поинтересовалась она без интереса.
- Нет. Роботехника.
- Какая роботехника?
- Что значит, какая? У вас нет роботехники?
- Три шкафа. Но «роботехника» наука большая и делится на множество мелких.
- Мне, - Каин залился румянцем. – Все, пожалуйста. Точнее десять первых штук.
- Никогда не замечала за тобой рвения строить роботов, - фыркнула миссис Клиррер.
- А я построил, - мальчик даже не почувствовал себя виноватым за то, что соврал и миссис Клиррер. Если врать, то всем уж. – Мне сказали, что я за месяц до моего рождения могу пройти экзамен на роботехника. Если пройду, то стану ученым. В лаборатории буду работать и создавать роботов.
- Что же, поздравляю с успехами, - сухо ответила ему библиотекарь. – Всегда ненавидела роботехников.
Книг было много. Книги были на полу, на кровати, на тумбочке, некоторые были убраны в шкаф, чтобы не мешались под ногами. И материала было много. Столько, что Каину иногда казалось, что его голова вот-вот взорвется, но даже тогда он не спешил отложить книгу.
Он бы похудел за время обучения, однако робот достаточно хорошо о нем заботился, и следил за тем, чтобы он каждый раз потреблял достаточно калорий, чтобы его вес не изменился. Порой, когда Каин не понимал, что к чему, киборг подробно объяснял, не слушаясь команд закрыть рот и дать хоть немного отдохнуть от нескольких часов зубрешки, и пару раз стаскивал с руки кожу, чтобы показать метод действия тех или иных микросхем.
- Я верю в тебя, - говорил он каждый день, обнимая, и Каин обнимал его в ответ, утыкаясь в теплую грудь. В такие моменты он чувствовал себя счастливым, и чувствовал уколы совести из-за того, что даже сейчас у его андроида было имя, которое больше напоминало номер выпуска.
- Что ты думаешь насчет того, чтобы я дал тебе имя? – спросил он, не поднимая лица и чувствуя, как заливается краской. – Другое имя.
- Я думаю, что я был бы рад получить от тебя имя, - тепло произнес киборг, гладя его по спине.
- Я думал. Много думал. Я назову тебя Блез.
- Блез. Коротко.
- Тебе не нравится?
- Нравится, - Блез обнял своего хозяина покрепче и наклонился, чтобы уткнуться губами в макушку. – Напоминает Паскаля.
Пять месяцев прошли незаметно для Каина, который все это время только и делал, что изучал роботехнику. Сначала он мало её понимал, и надеялся, что ему придется лишь сдать экзамен и забыть это, однако к середине второго месяца он вошел во вкус и даже опробовал несколько вещей на Блезе, хотя тот сначала отнекивался, говоря, что его усовершенствование не стоит усердий хозяина. Однако после таких экспериментов Блез еще несколько дней кидал на него обиженные взгляды и порой вредничал, когда его просили что-то сделать, а когда указывали, мог и несколько книжек на голову Каину уронить, проворчав что-то про внезапно обнаружившийся ужасный характер.
Характер у Каина на самом деле оказался тяжелым. В нем обнаружилось достаточно отрицательных качеств, чтобы при должном воспитании из него вырос второй Хорс, который бы спокойно издевался над другими, чтобы повысить свою самооценку.
И чем дальше шли месяцы, тем улыбчивее становился Каин, уверенный в своих силах, и вместе с ним улыбался сам доктор Шартс, который был уверен в его провале.
- Вы выскочка, - произнес он перед тестированием ему на ухо. – И я надеюсь, что вы это мне докажите.
- Может, я докажу обратное? Я про вас, доктор, - улыбнулся Каин, чувствуя твердую уверенность в себе. Он сражался не за себя. Он сражался за Блеза – единственного человека, что с ним. – Мне сообщить сразу же размеры моей формы? Или вы их уже сняли?
Блез улыбнулся и подарил перед тестированием Каину первый поцелуй, в котором заключалась вся любовь, которая киборгу была не по плечу.
Его поздравляли все. Поздравляли ассистенты Шартса, его ровесники, что еще утром шарахались от него, поздравила с улыбкой миссис Клиррер и даже поцеловала его в лоб, заставив Каина тут же вспыхнуть.
Кажется, сейчас все забыли, что половина его лица один сплошной ожег розового цвета. Сейчас все считали его обычным. Даже нет. Лучше, чем обычным. Особенным, с которым хочет быть каждый.
Его потом целовали и девочки. В щеку, с нос, в ухо, они целовали его хаотично, поцелуи казались Каину сладкими. По крайней мере, он таковым почувствовал единственный поцелуй, который был направлен ему в губы. И эта девушка была Джуди, подружка Хорса, которую он ревновал ко всем, с кем она спала. Что ей не мешало продолжать спать с любым, кто её заинтересует.
И объяснение такому поведению было одно – ему пророчили богатое будущее. Быть роботехником – это то же самое, что быть олигархом. Твои жена и дети обеспечены, живут в Высоком Квартале, их слово имеет вес, и они, как правило, не сходят с обложек журналов. За такую красивую жизнь они готовы терпеть что угодно, не только шрам на лице. Они готовы терпеть и любые зверства, лишь дай им состояние и славу.
- Уйдите, - от такого проявления лицемерия Каин почувствовал тошноту. – Уйдите! Перестаньте сейчас же.
Доктор Шартс поздравил его потом, зайдя в комнату Каина и протянув руку для подтверждения мира. Мальчик сидел на коленях Блеза, чьи глаза потухли, и смотрел на своего гостя сонным взглядом, без намека на интерес. Он не испытывал к доктору Шартсу никакого отвращения, хотя следовало бы. Он был ужасным человеком, плохим семьянином и лишь для начальства натягивал на себя маску веселого толстяка. И все равно, именно он его подтолкнул. И сейчас Каин мог сохранить робота, вести обеспеченную жизнь и заниматься тем, что ему и правда стало интересно и полюбилось за столь короткий срок. Так же, как и его киборг.
- Но мы оба знаем, что не ты сделал его, - сказал свое последнее слово Шартс. – Может, этот робот и попал как-то тебе в руки, и, может быть, ты даже что-то сделал в нем, но он не твой. Я, по-твоему, не смогу распознать сплав двадцатилетней давности? Ассистенты мои – нет. Они со временем поверили твоей байке, но не я. Я проработал на заводе десять лет своей жизни, и я знаю, почему этих роботов запретили производить. Они из слишком ценного металла.
- Прекрасно, что мы оба это осознаем. Но это будет нашим секретом? – Каин потянулся. – Мы сыграли в маленькую игру по вашим же правилам. Я выиграл. Вы проиграли. Какие могут быть возражения?
Доктор Шартс пожевал губу.
- Спрошу лишь одно у тебя, молодой человек.
Через месяц у Каина был день рождения. На котором он получил белую форму.
- Блез, кто тебя создал?
- Разве и для великих людей нужны ответы на все вопросы?
- Но ты чувствуешь что-нибудь? – Каин осторожно дотронулся до его лица. – Не ври, я ведь знаю, как роботы поступают, а как нет.
- Чувствую.
- И ты любишь меня?
- Всеми микросхемами.
Белая форма пришлась точно в пору Каину, и он был единственным в потоке, кто был облачен в такую. В свои пятнадцать он сумел вытянуться на голову, доставал до плеча Блеза и практически был с Хорсом одного роста.
Мальчик посмотрел на него с усмешкой на губах.
- Что, педик, нашел себе андроида, чтобы он мог смотреть на тебя-урода и имел в задницу?
- Тебя снова подружка кинула? – Каин почувствовал, как рука андроида настороженно легла ему на талию, и улыбнулся. – О, бедный-бедный Хорс. Кто же тебя из армии будет ждать? Тебе же осталось всего два дня до отбытия. В армии сколько служат? Десять обязательных лет в одной комнате с жеребцами? Сказать тебе, кто будет снизу? Ты.
Парень, рыкнув, бросился вперед, замахнувшись кулаком. Он намеривался ударить наотмашь и вырвать поганый язык, однако его кулак ударил по кожаному покрытию андроида и наткнулся на металл. Взвизгнув от боли и явно услышав хруст ломающейся кисти, Хорс так и не понял, в какой момент Каин ударил его в солнечное сплетение и пару раз по печени.
- Извини, не по адресу, - улыбнулся мальчик сияющей улыбкой. – Я немного вырос.
Блез с укором посмотрел на своего хозяина.
- Ты думаешь, что я неправ?
- Я уверен, что ты неправ, - вздохнул Блез.
- Но я же должен когда-нибудь становиться мужчиной. Не смотри на меня так. Я великий человек с великим будущим, и только что я поборол свой детский страх, пока тот не отправился воевать на десять лет.
- Ты думаешь, это мудро для очередного великого?
- Ты думаешь, это кто-нибудь запомнит? Я не думаю. Про великих запоминают лишь самое хорошее.
«Спрошу лишь одно у тебя, молодой человек».
«И что же?»
«Как ты его нашел?»
«Это он нашел меня».
зарисовочка. кажется, я все-таки потерял нить.
без пейринга как такового
саймон и нейтан
пэджа
читать дальше- А это мой самый лучший друг, а так же пиздабол по совместительству, Барри-задрот, - улыбка у Нейтана была широкой и неприятной. Рука кудрявого ублюдка упада на плечо Саймона, и тот поспешил сделать шаг назад, чтобы разорвать неприятный ему физический контакт.
- Что тебе нужно? – тихо спросил он, опуская глаза вниз и натыкаясь взглядом на большую сумку на плече Янга. – Зачем она?
- До сих пор не понял? – усмехнулся Нейтан, запустив руку в свои кудри. – Видишь ли, меня тут из дома вытурили. И я так ценю твое предложение пожить у тебя, что решил на него ответить сразу же. Так, ты мне покажешь дом?
Саймон съежился и потянул себя за челку, уткнувшись взглядом в кроссовки Янга.
- Я тебя не приглашал, - тихо подал голос он.
- Но и для того нужны друзья, чтобы понимать друг друга без слов. С дороги, дынееб, - фыркнул Нейтан и толкнул Саймона в сторону. – И где я буду спать?
- Какая миленькая комната для задрота, - протянул Нейтан, без интереса рассматривая обои в комнате Саймона. – Эта комната так и говорит «Пожалуйста, трахните меня или убейте, я не хочу жить с этой девственностью. А здесь ты спишь?
Кудрявый указал на безупречно застеленную постель Саймона и, получив в ответ кивок, бросил сумку на неё.
- Не фонтан, но лучше, чем лавочка или матрас. Я не привередливый, сойдет и твоя кровать.
- Но это моя кровать, - практически с обидой произнес задрот.
- Стало ваше, стало наше. Не думай, Барри. Я принимаю твою жертву спать на полу.
Вздохнув, Саймон натянул одеяло на голову и попытался заснуть. Получалось плохо, и все из-за храпа Нейтана, который проявил себя сразу же, стоило подростку заснуть. Спал Янг в позе звезды, свесив руку с кровати и бормоча что-то нечленораздельное. Лицо у спящего кудрявого ублюдка было расслабленным, и Саймон мог поклясться, что это могло быть лицо ангела, если бы не внутренняя дьявольская сущность Нейтана, которая искажает столько красивое лицо в мерзких усмешках.
- Нейтан, ты можешь потише храпеть? – тихо просил Саймон, и Янг, слово услышав его, стал храпеть еще громче, широко открыв рот.
- Красное к синему, зеленое к оранжевому, белое к черному, - комментировал Нейтан, распределяя свои вещи и, в итоге, чтобы свалить вещи обратно в одну кучу и все вместе затолкать в стиральную машинку. – Саймон, скажи своей матери, чтобы она и мои вещи стирала. Или стирай их сам.
Задрот открыл было рот, но Нейтан уже отвернулся от корзины с бельем и занялся чисткой зубов.
- Ыеоеайавак!
- Прости, что?
- Я сказал, сделай завтра мне, пиздобол. Нам скоро надо выходить.
Нейтан не был привередливым. Пожив немного сам по себе, он с радостью набрасывался на все съестное, что не вызывало после себя боли в животе. Конечно, он ожидал, что такой задрот, как Барри, обязательно ест на завтра что-то вроде овсяной каши или другого говна, но зато как он был приятно удивлен, обнаружив на тарелке бутерброды с джемом, какао, кашу и открытую банку орехового масла. Которую он, кстати, сразу же ревниво пододвинул к себе, настороженно зыркнув на Саймона.
- Приятного аппетита, - промямлил он и тут же уткнулся в свою тарелку, не обращая внимания на то, что Янг сразу засунул ложку в баночку с ореховым маслом и с явным удовольствием принялся облизывать её. Понятие «здорового завтрака» Нейтану не было знакомо.
- А тут неплохо. Ты же не против, если я останусь? Барри?
без пейринга как такового
саймон и нейтан
пэджа
читать дальше- А это мой самый лучший друг, а так же пиздабол по совместительству, Барри-задрот, - улыбка у Нейтана была широкой и неприятной. Рука кудрявого ублюдка упада на плечо Саймона, и тот поспешил сделать шаг назад, чтобы разорвать неприятный ему физический контакт.
- Что тебе нужно? – тихо спросил он, опуская глаза вниз и натыкаясь взглядом на большую сумку на плече Янга. – Зачем она?
- До сих пор не понял? – усмехнулся Нейтан, запустив руку в свои кудри. – Видишь ли, меня тут из дома вытурили. И я так ценю твое предложение пожить у тебя, что решил на него ответить сразу же. Так, ты мне покажешь дом?
Саймон съежился и потянул себя за челку, уткнувшись взглядом в кроссовки Янга.
- Я тебя не приглашал, - тихо подал голос он.
- Но и для того нужны друзья, чтобы понимать друг друга без слов. С дороги, дынееб, - фыркнул Нейтан и толкнул Саймона в сторону. – И где я буду спать?
- Какая миленькая комната для задрота, - протянул Нейтан, без интереса рассматривая обои в комнате Саймона. – Эта комната так и говорит «Пожалуйста, трахните меня или убейте, я не хочу жить с этой девственностью. А здесь ты спишь?
Кудрявый указал на безупречно застеленную постель Саймона и, получив в ответ кивок, бросил сумку на неё.
- Не фонтан, но лучше, чем лавочка или матрас. Я не привередливый, сойдет и твоя кровать.
- Но это моя кровать, - практически с обидой произнес задрот.
- Стало ваше, стало наше. Не думай, Барри. Я принимаю твою жертву спать на полу.
Вздохнув, Саймон натянул одеяло на голову и попытался заснуть. Получалось плохо, и все из-за храпа Нейтана, который проявил себя сразу же, стоило подростку заснуть. Спал Янг в позе звезды, свесив руку с кровати и бормоча что-то нечленораздельное. Лицо у спящего кудрявого ублюдка было расслабленным, и Саймон мог поклясться, что это могло быть лицо ангела, если бы не внутренняя дьявольская сущность Нейтана, которая искажает столько красивое лицо в мерзких усмешках.
- Нейтан, ты можешь потише храпеть? – тихо просил Саймон, и Янг, слово услышав его, стал храпеть еще громче, широко открыв рот.
- Красное к синему, зеленое к оранжевому, белое к черному, - комментировал Нейтан, распределяя свои вещи и, в итоге, чтобы свалить вещи обратно в одну кучу и все вместе затолкать в стиральную машинку. – Саймон, скажи своей матери, чтобы она и мои вещи стирала. Или стирай их сам.
Задрот открыл было рот, но Нейтан уже отвернулся от корзины с бельем и занялся чисткой зубов.
- Ыеоеайавак!
- Прости, что?
- Я сказал, сделай завтра мне, пиздобол. Нам скоро надо выходить.
Нейтан не был привередливым. Пожив немного сам по себе, он с радостью набрасывался на все съестное, что не вызывало после себя боли в животе. Конечно, он ожидал, что такой задрот, как Барри, обязательно ест на завтра что-то вроде овсяной каши или другого говна, но зато как он был приятно удивлен, обнаружив на тарелке бутерброды с джемом, какао, кашу и открытую банку орехового масла. Которую он, кстати, сразу же ревниво пододвинул к себе, настороженно зыркнув на Саймона.
- Приятного аппетита, - промямлил он и тут же уткнулся в свою тарелку, не обращая внимания на то, что Янг сразу засунул ложку в баночку с ореховым маслом и с явным удовольствием принялся облизывать её. Понятие «здорового завтрака» Нейтану не было знакомо.
- А тут неплохо. Ты же не против, если я останусь? Барри?
драббл. левое. про пруссию
читать дальшеОн приходит каждый раз в одно и то же время. Неважно, где они находятся, Гилберт находит их каким-то немыслимым образом. Каждый раз он, улыбаясь, стягивает с себя шапку и широко улыбается. На его лице выражается лишь одно желание – желание поделиться очередной сальной шуточкой, грязной сплетней о своем брате или другой глупостью. Даже одежда на нем меняется каждый раз: иногда он приходит, одетый в давно затерянный плащ Франциска, порой он одет в свой старый мундир, бывали случаи, когда его одежда подозрительно близка… к этому веку. Гилберт свободно разваливается на стуле, закинув ногу на ногу и, улыбаясь, во весь голос приветствует их, неудачников, которым дана честь сидеть с великим Ним.
С каждым разом его цвет лица становится все бледнее и бледнее, алые глаза давно потеряли свою насыщенность и теперь похожи на тлеющие угольки. Волосы и из серебристого оттенка превратились в грязно-серый.
Франциск еще с год назад понял, что Гилберт не помнит, о чем они говорили в прошлый раз. И когда ему напоминают, о случившимся, Пруссия лишь усмехается:
- Да вы разыгрываете меня. Придурки, вы, правда, считаете, что это смешно?
Антонио смотрит на него с нескрываемой грустью. Он скучает по своему другу куда больше, чем Франциск. Он обнимает Гилберта каждый вечер, целуя его в волосы и улыбаясь всей той же беззаботной улыбкой.
- Наконец-то ты пришел.
- О-о-о-о, - улыбается Пруссия, сначала похлопав его по спине, а потом уже слабо отталкивая от себя. – Ну хватит-хватит, это как-то по…гейски, да.
Но Испания отказывается его отпускать, продолжая целовать его волосы. Его руки скользят по телу Гилберта, по всем его чувствительным точкам. Бывало и так, что они спали втроем, нисколько не задумываясь о последствиях. Гилберт в постели совсем, как бревно. В нем нет той жадности и страсти, что так присущи Франциску и Антонио. Более того, у Гилберта ни разу не встал.
- Вот блять, - рычит альбинос, понимая, что стряхнуть с себя итальянца дело не из легких.
- Я скучал. Ты приходишь лишь вечером, - жарко прошепчет Антонио ему в ухо.
- Ты о чем? Утром же виделись, дебил. И что за странные наряды? Ребят, вы откуда достали такое пестрое белье? – Гилберт придирчиво принимается осматривать фиолетовую рубашку Антонио. – Откуда это?
Под утро Гилберт растворяется в воздухе, можно сказать, исчезает под прямыми лучами солнца, словно тень.
Франциск прощается с ним одной улыбкой.
Антонио еще ни разу не мог отпустить его по-настоящему. Ему казалось, что Гилберт не вернется.
Все-таки Пруссия мертв. Его тело они навещают раз в месяц на Германском кладбище, и оно зарыто под землей. Его могила два метра глубиной.
Опасения Испании сбудутся, его друг когда-нибудь исчезнет. Он не призрак. Отголосок прошлого. А ведь прошлое порой забывает возвращаться.
читать дальшеОн приходит каждый раз в одно и то же время. Неважно, где они находятся, Гилберт находит их каким-то немыслимым образом. Каждый раз он, улыбаясь, стягивает с себя шапку и широко улыбается. На его лице выражается лишь одно желание – желание поделиться очередной сальной шуточкой, грязной сплетней о своем брате или другой глупостью. Даже одежда на нем меняется каждый раз: иногда он приходит, одетый в давно затерянный плащ Франциска, порой он одет в свой старый мундир, бывали случаи, когда его одежда подозрительно близка… к этому веку. Гилберт свободно разваливается на стуле, закинув ногу на ногу и, улыбаясь, во весь голос приветствует их, неудачников, которым дана честь сидеть с великим Ним.
С каждым разом его цвет лица становится все бледнее и бледнее, алые глаза давно потеряли свою насыщенность и теперь похожи на тлеющие угольки. Волосы и из серебристого оттенка превратились в грязно-серый.
Франциск еще с год назад понял, что Гилберт не помнит, о чем они говорили в прошлый раз. И когда ему напоминают, о случившимся, Пруссия лишь усмехается:
- Да вы разыгрываете меня. Придурки, вы, правда, считаете, что это смешно?
Антонио смотрит на него с нескрываемой грустью. Он скучает по своему другу куда больше, чем Франциск. Он обнимает Гилберта каждый вечер, целуя его в волосы и улыбаясь всей той же беззаботной улыбкой.
- Наконец-то ты пришел.
- О-о-о-о, - улыбается Пруссия, сначала похлопав его по спине, а потом уже слабо отталкивая от себя. – Ну хватит-хватит, это как-то по…гейски, да.
Но Испания отказывается его отпускать, продолжая целовать его волосы. Его руки скользят по телу Гилберта, по всем его чувствительным точкам. Бывало и так, что они спали втроем, нисколько не задумываясь о последствиях. Гилберт в постели совсем, как бревно. В нем нет той жадности и страсти, что так присущи Франциску и Антонио. Более того, у Гилберта ни разу не встал.
- Вот блять, - рычит альбинос, понимая, что стряхнуть с себя итальянца дело не из легких.
- Я скучал. Ты приходишь лишь вечером, - жарко прошепчет Антонио ему в ухо.
- Ты о чем? Утром же виделись, дебил. И что за странные наряды? Ребят, вы откуда достали такое пестрое белье? – Гилберт придирчиво принимается осматривать фиолетовую рубашку Антонио. – Откуда это?
Под утро Гилберт растворяется в воздухе, можно сказать, исчезает под прямыми лучами солнца, словно тень.
Франциск прощается с ним одной улыбкой.
Антонио еще ни разу не мог отпустить его по-настоящему. Ему казалось, что Гилберт не вернется.
Все-таки Пруссия мертв. Его тело они навещают раз в месяц на Германском кладбище, и оно зарыто под землей. Его могила два метра глубиной.
Опасения Испании сбудутся, его друг когда-нибудь исчезнет. Он не призрак. Отголосок прошлого. А ведь прошлое порой забывает возвращаться.
Гет, ориджинал, ведьма и храмовник
читать дальшеОн снова её увидел, когда миновало с десяток зим. Ранее белоснежные волосы, в которые он влюбился, будучи безродным мальчишкой, потемнели до смоляного окраса. Глаза ведьмы обжигали взглядом, заставляя прохожих, что останавливались ради зрелища, отшатываться от неё, словно от прокаженной. Пленница извивалась, ругалась матом на давно забытом людьми языке, плевала в лица служителям Единственной Церкви, все еще не отпуская надежду, что оковы расплавятся под её Внутренним Огнем, и ей будет дарована долгожданная свобода.
Пусть всему Сущему в теле Аристарха эта Тварь была противна, он не смог отвести от неё взгляда ни на секунду. Странно, что в его сердце, что все эти годы преданно служило лишь одному Всевышнему, осталось хоть что-то, что может ему помешать исполнять волю Его.
Она была одарена той дикой красотой, что вызывает у любого мужчины Желание и заставляет испытывать один из смертных грехов.
Ведьма не помнила его, или же не смогла признать, даже когда её зубы впились в его руку, стоило ему попытаться погладить её по щеке. А говорили, что такие, как она, могут узнать о человеке все, если хоть одна капля попадет им на язык.
- Успокойся, - наконец-то подал голос Аристарх, дотрагиваясь до меча, что висел на поясе. – Успокойся, Тварь, или я убью тебя.
Замерев лишь на мгновение, ведьма подняла лицо, едва морщась от яркого полуденного солнца, и храмовник подумал, что сейчас, именно сейчас, она вспомнит его. И прежняя улыбка озарит её красивое лицо. Но вместо этого Тварь забилась с удвоенной силой, клацая зубами и выжигая Внутренним Огнем траву под собой.
Стоявший по левое плечо Аристарха служитель провел круг по своей груди, прося Всевышнего защитить его от Твари Низшего и даровать ей менее болезненную Смерть, чтобы очистить.
- Я забираю её, - не смотря на протесты граждан и священника, храмовник перекинул бунтующую ведьму через плечо. Сомнения все же сжимали сердце стальной цепью, заставляя его в первый раз ослушаться приказа.
Она могла бы стать его трофеем, служанкой, другом и дамой сердца, если бы сама того пожелала, но после того, как её затолкали в карету, Тварь ни разу не подняла на него взгляда и никак не реагировала на его касания. Уткнувшись носом в сгиб локтя, ведьма закрыла глаза, будто бы смирившись со своей участью быть сожженной.
- Кларисса, - позвал её Аристарх, но уже как пять зим ей было это имя чужим. И все-таки оно смогло заставить её съежиться, словно храмовник произнес имя Всевышнего.
- Рисса, ты снова упала? – удивляется Аристарх, рассматривая новые синяки на теле девочки. – Как ты можешь так часто падать?
- Неважно, - её ладонь ложится на его плечо. - Давай лучше поиграем.
Кларисса выше его на голову, хоть и младше на два года. Белые волосы заплетены в нелепую косу, торчащую сбоку.
Догонялки. Они играют в эту игру все дни и ночи напролет, и с каждым разом, когда Аристарх догоняет девочку, она становится все выше и выше. Волосы постепенно темнеют и отрастают, закручиваясь и изгибаясь, словно живые.
Под ногами у Аристарха корни деревьев, преграждающие его путь,, пытаются заставить его зацепиться и упасть, чтобы оплести его и утащить вниз, к Низшему.
Спиной он чувствует дыхание Клариссы. Теперь её очередь догонять его.
- Я выиграла, - нараспев произнесла ведьма, всадив в его спину нож.
Аристарх открыл глаза и почувствовал, как сердце сжимается. Он много раз видел этот сон, и с каждым разом он кажется ему все ужаснее и ужаснее. В нем нет никаких Тварей, в нем есть лишь тот мир, какой он видел, будучи ребенком. В этом мире нет зла, плохих людей, свихнувшихся колдунов и бездны Тварей, рвущихся на свободу через людскую кровь. В нем есть лишь его поселок, его семья и его лучший друг – Кларисса.
Ранее ничего не вызывало тревогу. Ни то, что родители ни разу не пригласили её к себе на обед, хотя они были достаточно гостеприимными порядочными людьми, ни то, что каждый день синяков на теле его лучшего друга становилось все больше и больше.
И он не задавался вопросом, почему никто никогда к ней не прикасается и не смотрит в глаза. Все боялись Скверны в её крови. И знали, что она помеченная. Почти монстр.
Все вопросы пришли, когда Кларисса исчезла.
В комнате для гостей его пленница спит в расслабленной позе, будто бы нисколько не замечая на своих ногах тяжелых оков. Но стоит Аристарху приблизиться достаточно близко, чтобы услышать её дыхание, как глаза ведьмы открываются, и на него устремляется настороженный взгляд.
Тварь и не думала двинуться, когда он коснулся её бока, ласково погладив и невольно удивившись выпирающим ребрам. За обедом она не съела ни кусочка мяса, выталкивая их ладонью из тарелки и предпочитая овощи.
Волосы на ощупь выиграли бы даже у шелка. Но у Аристарха еще долго будет ныть оцарапанная до крови щека – получить и не такое он мог, силой затащив ведьму в бочку с горячей водой, чтобы наконец-то смыть всю грязь. Единственное его поражение заключалось в том, что Кларисса отказывалась надевать какую-либо одежду, кроме своего плаща. Ту, что, опять же, силой пытались на неё натянуть, она рвала на мелкие кусочки, по-звериному рыча и выгибая спину.
Кларисса едва слышно вздохнула, не сводя настороженного взгляда с храмовника, который, в свою очередь, не мог не ответить тем же. «За десяток зим в ней много что изменилось», - подумал он. Но, стоило признать, после ванны и хорошего обеда, его гостья не напоминала Тварь. Она напоминала обыкновенную девушку с необычно темными глазами.
- Я уродлива? – впервые заговорила с ним она. Её голос был хриплым, не похожий на те звонкие голоса, которыми обычно переговариваются девицы, прикрывая свои лица веерами и кокетливо бросая взгляды мужчинам.
- Да, - только и мог ответить он, всем своим сердцем понимая, что врет. Тварь не могла быть красивой. Не могла быть человеком. И не могла быть объектом его желания. И все же, как-то это получилось.
Её рука накрыла его ладонь. Не опуская взгляда и без волнения в голосе, она кротко произнесла:
- Тогда убей.
Закрыв глаза, Тварь прислушалась, пытаясь понять, что смертный сделает в следующий момент. В его сердце не было жалости. Его сердце было чернее сердца самого дьявола – это обычное явление у слуг Всевышнего. Ему служат лишь те, кто готов на убийства и грабежи тех, кто сердцем чист. Ему служат лишь убийцы и воры, дураки да простофили – жертвы первых.
Сердце Аристарха не пропустило ни одного удара, не прибавило такта, но ладонь, накрывавшая практически целиком женскую грудь, переместилась выше – к губам ведьмы.
- Я не убью тебя. Уже не убью.
Аристарх касается её губ практически невесомо и чувствует, как её Внутренний Огонь поглощает его, сжигает, оставляя в нем горе. Не ведая того, она выжигала его изнутри, одурманивая разум грехом. Сквозь её губы в храмовника проникал яд Низшего, которым он отравил первую женщину, чтобы та передала этот яд вместе с кровью потомкам своим. Имя тому яду - Смерть.
Ведьма осторожно дотронулась до светлых волос храмовника и едва заметно улыбнулась лишь одним ей ведомым мыслям. Завтра она отсюда сбежит, завтра она сможет уже забыть об оковах и страхе перед преждевременной встречей с Низшим. И никто ей не сможет помешать. Особенно её строгий надзиратель.
Все-таки не зря она всадила ему в грудь росток семени Смятения. Возможно, он даже пойдет с ней. И тогда весь мир познает её веселье…
… Аристарх допустил ошибку – спутал её с одним из своих воспоминаний и дал ей другое имя. Пока что он не знает, что её настоящее имя Сэм. Что она дочь шакала и разбойника, выросшая в лесу.
И она не знала никого со странным и глупым именем Кларисса.
читать дальшеОн снова её увидел, когда миновало с десяток зим. Ранее белоснежные волосы, в которые он влюбился, будучи безродным мальчишкой, потемнели до смоляного окраса. Глаза ведьмы обжигали взглядом, заставляя прохожих, что останавливались ради зрелища, отшатываться от неё, словно от прокаженной. Пленница извивалась, ругалась матом на давно забытом людьми языке, плевала в лица служителям Единственной Церкви, все еще не отпуская надежду, что оковы расплавятся под её Внутренним Огнем, и ей будет дарована долгожданная свобода.
Пусть всему Сущему в теле Аристарха эта Тварь была противна, он не смог отвести от неё взгляда ни на секунду. Странно, что в его сердце, что все эти годы преданно служило лишь одному Всевышнему, осталось хоть что-то, что может ему помешать исполнять волю Его.
Она была одарена той дикой красотой, что вызывает у любого мужчины Желание и заставляет испытывать один из смертных грехов.
Ведьма не помнила его, или же не смогла признать, даже когда её зубы впились в его руку, стоило ему попытаться погладить её по щеке. А говорили, что такие, как она, могут узнать о человеке все, если хоть одна капля попадет им на язык.
- Успокойся, - наконец-то подал голос Аристарх, дотрагиваясь до меча, что висел на поясе. – Успокойся, Тварь, или я убью тебя.
Замерев лишь на мгновение, ведьма подняла лицо, едва морщась от яркого полуденного солнца, и храмовник подумал, что сейчас, именно сейчас, она вспомнит его. И прежняя улыбка озарит её красивое лицо. Но вместо этого Тварь забилась с удвоенной силой, клацая зубами и выжигая Внутренним Огнем траву под собой.
Стоявший по левое плечо Аристарха служитель провел круг по своей груди, прося Всевышнего защитить его от Твари Низшего и даровать ей менее болезненную Смерть, чтобы очистить.
- Я забираю её, - не смотря на протесты граждан и священника, храмовник перекинул бунтующую ведьму через плечо. Сомнения все же сжимали сердце стальной цепью, заставляя его в первый раз ослушаться приказа.
Она могла бы стать его трофеем, служанкой, другом и дамой сердца, если бы сама того пожелала, но после того, как её затолкали в карету, Тварь ни разу не подняла на него взгляда и никак не реагировала на его касания. Уткнувшись носом в сгиб локтя, ведьма закрыла глаза, будто бы смирившись со своей участью быть сожженной.
- Кларисса, - позвал её Аристарх, но уже как пять зим ей было это имя чужим. И все-таки оно смогло заставить её съежиться, словно храмовник произнес имя Всевышнего.
- Рисса, ты снова упала? – удивляется Аристарх, рассматривая новые синяки на теле девочки. – Как ты можешь так часто падать?
- Неважно, - её ладонь ложится на его плечо. - Давай лучше поиграем.
Кларисса выше его на голову, хоть и младше на два года. Белые волосы заплетены в нелепую косу, торчащую сбоку.
Догонялки. Они играют в эту игру все дни и ночи напролет, и с каждым разом, когда Аристарх догоняет девочку, она становится все выше и выше. Волосы постепенно темнеют и отрастают, закручиваясь и изгибаясь, словно живые.
Под ногами у Аристарха корни деревьев, преграждающие его путь,, пытаются заставить его зацепиться и упасть, чтобы оплести его и утащить вниз, к Низшему.
Спиной он чувствует дыхание Клариссы. Теперь её очередь догонять его.
- Я выиграла, - нараспев произнесла ведьма, всадив в его спину нож.
Аристарх открыл глаза и почувствовал, как сердце сжимается. Он много раз видел этот сон, и с каждым разом он кажется ему все ужаснее и ужаснее. В нем нет никаких Тварей, в нем есть лишь тот мир, какой он видел, будучи ребенком. В этом мире нет зла, плохих людей, свихнувшихся колдунов и бездны Тварей, рвущихся на свободу через людскую кровь. В нем есть лишь его поселок, его семья и его лучший друг – Кларисса.
Ранее ничего не вызывало тревогу. Ни то, что родители ни разу не пригласили её к себе на обед, хотя они были достаточно гостеприимными порядочными людьми, ни то, что каждый день синяков на теле его лучшего друга становилось все больше и больше.
И он не задавался вопросом, почему никто никогда к ней не прикасается и не смотрит в глаза. Все боялись Скверны в её крови. И знали, что она помеченная. Почти монстр.
Все вопросы пришли, когда Кларисса исчезла.
В комнате для гостей его пленница спит в расслабленной позе, будто бы нисколько не замечая на своих ногах тяжелых оков. Но стоит Аристарху приблизиться достаточно близко, чтобы услышать её дыхание, как глаза ведьмы открываются, и на него устремляется настороженный взгляд.
Тварь и не думала двинуться, когда он коснулся её бока, ласково погладив и невольно удивившись выпирающим ребрам. За обедом она не съела ни кусочка мяса, выталкивая их ладонью из тарелки и предпочитая овощи.
Волосы на ощупь выиграли бы даже у шелка. Но у Аристарха еще долго будет ныть оцарапанная до крови щека – получить и не такое он мог, силой затащив ведьму в бочку с горячей водой, чтобы наконец-то смыть всю грязь. Единственное его поражение заключалось в том, что Кларисса отказывалась надевать какую-либо одежду, кроме своего плаща. Ту, что, опять же, силой пытались на неё натянуть, она рвала на мелкие кусочки, по-звериному рыча и выгибая спину.
Кларисса едва слышно вздохнула, не сводя настороженного взгляда с храмовника, который, в свою очередь, не мог не ответить тем же. «За десяток зим в ней много что изменилось», - подумал он. Но, стоило признать, после ванны и хорошего обеда, его гостья не напоминала Тварь. Она напоминала обыкновенную девушку с необычно темными глазами.
- Я уродлива? – впервые заговорила с ним она. Её голос был хриплым, не похожий на те звонкие голоса, которыми обычно переговариваются девицы, прикрывая свои лица веерами и кокетливо бросая взгляды мужчинам.
- Да, - только и мог ответить он, всем своим сердцем понимая, что врет. Тварь не могла быть красивой. Не могла быть человеком. И не могла быть объектом его желания. И все же, как-то это получилось.
Её рука накрыла его ладонь. Не опуская взгляда и без волнения в голосе, она кротко произнесла:
- Тогда убей.
Закрыв глаза, Тварь прислушалась, пытаясь понять, что смертный сделает в следующий момент. В его сердце не было жалости. Его сердце было чернее сердца самого дьявола – это обычное явление у слуг Всевышнего. Ему служат лишь те, кто готов на убийства и грабежи тех, кто сердцем чист. Ему служат лишь убийцы и воры, дураки да простофили – жертвы первых.
Сердце Аристарха не пропустило ни одного удара, не прибавило такта, но ладонь, накрывавшая практически целиком женскую грудь, переместилась выше – к губам ведьмы.
- Я не убью тебя. Уже не убью.
Аристарх касается её губ практически невесомо и чувствует, как её Внутренний Огонь поглощает его, сжигает, оставляя в нем горе. Не ведая того, она выжигала его изнутри, одурманивая разум грехом. Сквозь её губы в храмовника проникал яд Низшего, которым он отравил первую женщину, чтобы та передала этот яд вместе с кровью потомкам своим. Имя тому яду - Смерть.
Ведьма осторожно дотронулась до светлых волос храмовника и едва заметно улыбнулась лишь одним ей ведомым мыслям. Завтра она отсюда сбежит, завтра она сможет уже забыть об оковах и страхе перед преждевременной встречей с Низшим. И никто ей не сможет помешать. Особенно её строгий надзиратель.
Все-таки не зря она всадила ему в грудь росток семени Смятения. Возможно, он даже пойдет с ней. И тогда весь мир познает её веселье…
… Аристарх допустил ошибку – спутал её с одним из своих воспоминаний и дал ей другое имя. Пока что он не знает, что её настоящее имя Сэм. Что она дочь шакала и разбойника, выросшая в лесу.
И она не знала никого со странным и глупым именем Кларисса.
эээ, это сюжет из комикса, который просто Тор. Где уже после своей смерти Локи возрождается мальчиком без воспоминаний. все набросано примерно. права принадлежат укурышам из марвела.
тор|кид!локи
пэджа
читать дальшеЛоки поморщился и отодвинул от себя чашку с чаем. В квартире Тора было странно и, что самое странное, знакомо. Лофт закрыт глаза и откинулся на спинку стула. Нет, он здесь никогда не был. Он не был ни в одном из домов, кроме заброшенного завода на окраине города, где он и спал две недели своей жизни. Лофт, как и любой мальчишка, в такие моменты желал иметь теплый дом, любящих родителей, вкусные ужины, но реальность располагала более скудными ресурсами – завод уже давно брошен, везде паутина, крысы, его матрас провонял машинным маслом, а одеяло представляло собой кусок ткани, под которым не согреться даже летом.. И его пугала лишь одна мысль – скоро зима, и если так продолжится дальше, он просто однажды не проснется.
Необъяснимо, каким образом он попал во Францию, он просто оказался в одном из маленьких городков с неоткрытой пачкой карт в кармане и твердым осознанием, что он должен был что-то сделать. Но что – вылетело из головы. Вместе с этим он не смог вспомнить ничего.
И все же, должно же что-то быть. Он не мог так просто взять и появиться на свет в возрасте четырнадцати лет. И не просто появиться, где-то же взяты его джинсы, майка и желтая толстовка с капюшоном. Но откуда.
Первые несколько дней Лофт шатался по городу, пытаясь приметить для себя нечто знакомое, хоть отдаленно, но заработал лишь голод и несколько мозолей на ногах. Ему не был знаком этот город, но хоть язык он знал и понимал, что говорят окружающие. Хоть какой-то плюс.
Чтобы утолить голод к закату, когда на улицах может оказаться опасно, Локи своровал несколько монет. Не такая сумма, чтобы спохватиться, но ему хватило на хлеб, а это главное. Первая еда в новой жизни показалась ему божественной, и Лофт даже не заметил, как он доел батон, забравшись на верхние ящики.
Младший Одинсон понятия не имел, откуда он научился воровать, как его рука может так быстро пробраться в чей-то карман, сгрести его содержимое, и при этом не попасться. Но больше Лофт удивился, когда он, решив рискнуть своими деньгами, решил подзаработать мошенничеством.
- Три карты. Видите короля пик? Найдите его, и я удвою вашу сумму.
Мешая карты, Локи не знал, как король пик находил убежище в его рукаве, и как появлялся на столе, когда он переворачивал все карты. Но каждый раз он чувствовал холод карты на запястье, и осознание, что все так оно и есть. Он не только хороший вор, но и хороший шулер.
И каково было его удивление, когда к нему подошел высокий светловолосый человек с едва заметной щетиной. Плечи у него были широкие, руки сильными, взгляд прямым, и Локи понял, что большего простака он не видел. Пусть он силен, но в тоже время явно слишком уж высокого о себе мнения, а оттого и глуп. Уж кого-кого, а его точно Лофт сможет обыграть.
На кон был поставлен один смятый доллар, который блондин извлек из заднего кармана. Как ни странно, подобная ставка заставила Локи успокоиться.
- Три карты, - улыбнулся Лофт, стянув капюшон и подставив под палящее солнце копну смоляных волос.
Мужчина кивнул. Он не смотрел на короля пик, не смотрел на сами карты, взгляд его был устремлен на лицо Лофта. Тем не менее, это ему не помешало схватить Лофта за запястье и вытащить из его рукава заветную карту, тем самым не столько удивив прохожих, сколько самого Локи.
За несколько дней его жертвами стали и полицейские, и заядлые игроки, чей взгляд не отрывался от его рук, счастливчики, которым Лофт давал выиграть для поддержания марки честности… И если бы его маленький секрет узнал кто другой – было бы не так обидно.
- Иди к черту! – первый выкрикнул мальчишка, вырвав руку из практически железной хватки. Руки сами собой забрали карты в одно мгновение, и уже через секунду Локи бежал по главной площади, петляя. Как оказалось, этот странный человек все-таки побежал за ним. Или это был мент, или же просто слишком жадный человек, который готов преследовать кого-то лишь из-за одного доллара.
Убежать от него оказалось трудно, но Лофт все-таки смог от него оторваться. К вечеру на руке выступил синяк, который не проходил еще дней пять, отдавая при касании тупой и раздражающей болью.
- И это был Тор, - закончил Локи, устремив взгляд в потолок. Потом было все и так ясно – его снова выследили, догнали, высвободили из смертной оболочки, но они все еще во Франции в какой-то квартире и ждут непонятно чего.
Тор как мог объяснил ему то, что произошло. И как все поменялось, как они все умерли и возродились, и как Локи пошел снова против него. Нахмурившись, блондин добавил, что не сердится, и Локи поступил очень самоотверженно, спасая их.
Локи слушал рассказ с интересом, иногда не понимая собственных же поступков. Его воспоминания обрывались на пятнадцатом дне рождении Тора, когда между ними было хоть подобие дружбы.
- То есть я сам же все заварил, и сам же спас? – Лофт устремил взгляд на собственные кроссовки и закусил губу. – Зачем мне делать плохо, а потом хорошо?
- Ты двойственная натура, - Тор взъерошил его волосы. – Не плохой, не хороший.
- Отец сердится?
- Можно подумать, он когда-то был спокоен. Ничего, я защищу тебя.
- Не помню, чтобы ты поступал так раньше. Ты издевался надо мной вместе с друзьями, и рвал мои книги, чтобы я наконец-то бросил эти «глупости», ты то и делал, что говорил, что мой мозг давит мне на… - Тор не дал договорить Локи, обняв его и уткнув его носом в свое плечо. Лофт не знает его такого. Он помнит лишь жестокого мальчишку, которого любят все. Все, кто должен любить его, Локи. И сейчас перед ним уже совсем иной человек – будто бы раскаявшийся в своих деяниях и готовый к их искуплению.
- Мне жаль, - Тор похлопал брата по плечу.
Локи уткнулся носом в шею Одинсона и тихо, как мог, поблагодарил.
Для него было все странным. Две недели жизни в тумане, без прошлого и будущего, и здесь внезапно его 14 лет жизни проносятся перед глазами. Не те радостные воспоминания, а одни обиды, драки, невыплеснутая злость и зарождающаяся ненависть. И половина всех этих обид развеялись в прах в объятьях брата.
- И что мы скажем, когда вернемся в Асгард? – Лофт наконец-то обнял брата в ответ, поглаживая его по широкой спине.
- Скажем правду. Принц Асгарда и мой младший брат вернулся.
Как ни странно, возвращению Локи оказался рад лишь Тор.
тор|кид!локи
пэджа
читать дальшеЛоки поморщился и отодвинул от себя чашку с чаем. В квартире Тора было странно и, что самое странное, знакомо. Лофт закрыт глаза и откинулся на спинку стула. Нет, он здесь никогда не был. Он не был ни в одном из домов, кроме заброшенного завода на окраине города, где он и спал две недели своей жизни. Лофт, как и любой мальчишка, в такие моменты желал иметь теплый дом, любящих родителей, вкусные ужины, но реальность располагала более скудными ресурсами – завод уже давно брошен, везде паутина, крысы, его матрас провонял машинным маслом, а одеяло представляло собой кусок ткани, под которым не согреться даже летом.. И его пугала лишь одна мысль – скоро зима, и если так продолжится дальше, он просто однажды не проснется.
Необъяснимо, каким образом он попал во Францию, он просто оказался в одном из маленьких городков с неоткрытой пачкой карт в кармане и твердым осознанием, что он должен был что-то сделать. Но что – вылетело из головы. Вместе с этим он не смог вспомнить ничего.
И все же, должно же что-то быть. Он не мог так просто взять и появиться на свет в возрасте четырнадцати лет. И не просто появиться, где-то же взяты его джинсы, майка и желтая толстовка с капюшоном. Но откуда.
Первые несколько дней Лофт шатался по городу, пытаясь приметить для себя нечто знакомое, хоть отдаленно, но заработал лишь голод и несколько мозолей на ногах. Ему не был знаком этот город, но хоть язык он знал и понимал, что говорят окружающие. Хоть какой-то плюс.
Чтобы утолить голод к закату, когда на улицах может оказаться опасно, Локи своровал несколько монет. Не такая сумма, чтобы спохватиться, но ему хватило на хлеб, а это главное. Первая еда в новой жизни показалась ему божественной, и Лофт даже не заметил, как он доел батон, забравшись на верхние ящики.
Младший Одинсон понятия не имел, откуда он научился воровать, как его рука может так быстро пробраться в чей-то карман, сгрести его содержимое, и при этом не попасться. Но больше Лофт удивился, когда он, решив рискнуть своими деньгами, решил подзаработать мошенничеством.
- Три карты. Видите короля пик? Найдите его, и я удвою вашу сумму.
Мешая карты, Локи не знал, как король пик находил убежище в его рукаве, и как появлялся на столе, когда он переворачивал все карты. Но каждый раз он чувствовал холод карты на запястье, и осознание, что все так оно и есть. Он не только хороший вор, но и хороший шулер.
И каково было его удивление, когда к нему подошел высокий светловолосый человек с едва заметной щетиной. Плечи у него были широкие, руки сильными, взгляд прямым, и Локи понял, что большего простака он не видел. Пусть он силен, но в тоже время явно слишком уж высокого о себе мнения, а оттого и глуп. Уж кого-кого, а его точно Лофт сможет обыграть.
На кон был поставлен один смятый доллар, который блондин извлек из заднего кармана. Как ни странно, подобная ставка заставила Локи успокоиться.
- Три карты, - улыбнулся Лофт, стянув капюшон и подставив под палящее солнце копну смоляных волос.
Мужчина кивнул. Он не смотрел на короля пик, не смотрел на сами карты, взгляд его был устремлен на лицо Лофта. Тем не менее, это ему не помешало схватить Лофта за запястье и вытащить из его рукава заветную карту, тем самым не столько удивив прохожих, сколько самого Локи.
За несколько дней его жертвами стали и полицейские, и заядлые игроки, чей взгляд не отрывался от его рук, счастливчики, которым Лофт давал выиграть для поддержания марки честности… И если бы его маленький секрет узнал кто другой – было бы не так обидно.
- Иди к черту! – первый выкрикнул мальчишка, вырвав руку из практически железной хватки. Руки сами собой забрали карты в одно мгновение, и уже через секунду Локи бежал по главной площади, петляя. Как оказалось, этот странный человек все-таки побежал за ним. Или это был мент, или же просто слишком жадный человек, который готов преследовать кого-то лишь из-за одного доллара.
Убежать от него оказалось трудно, но Лофт все-таки смог от него оторваться. К вечеру на руке выступил синяк, который не проходил еще дней пять, отдавая при касании тупой и раздражающей болью.
- И это был Тор, - закончил Локи, устремив взгляд в потолок. Потом было все и так ясно – его снова выследили, догнали, высвободили из смертной оболочки, но они все еще во Франции в какой-то квартире и ждут непонятно чего.
Тор как мог объяснил ему то, что произошло. И как все поменялось, как они все умерли и возродились, и как Локи пошел снова против него. Нахмурившись, блондин добавил, что не сердится, и Локи поступил очень самоотверженно, спасая их.
Локи слушал рассказ с интересом, иногда не понимая собственных же поступков. Его воспоминания обрывались на пятнадцатом дне рождении Тора, когда между ними было хоть подобие дружбы.
- То есть я сам же все заварил, и сам же спас? – Лофт устремил взгляд на собственные кроссовки и закусил губу. – Зачем мне делать плохо, а потом хорошо?
- Ты двойственная натура, - Тор взъерошил его волосы. – Не плохой, не хороший.
- Отец сердится?
- Можно подумать, он когда-то был спокоен. Ничего, я защищу тебя.
- Не помню, чтобы ты поступал так раньше. Ты издевался надо мной вместе с друзьями, и рвал мои книги, чтобы я наконец-то бросил эти «глупости», ты то и делал, что говорил, что мой мозг давит мне на… - Тор не дал договорить Локи, обняв его и уткнув его носом в свое плечо. Лофт не знает его такого. Он помнит лишь жестокого мальчишку, которого любят все. Все, кто должен любить его, Локи. И сейчас перед ним уже совсем иной человек – будто бы раскаявшийся в своих деяниях и готовый к их искуплению.
- Мне жаль, - Тор похлопал брата по плечу.
Локи уткнулся носом в шею Одинсона и тихо, как мог, поблагодарил.
Для него было все странным. Две недели жизни в тумане, без прошлого и будущего, и здесь внезапно его 14 лет жизни проносятся перед глазами. Не те радостные воспоминания, а одни обиды, драки, невыплеснутая злость и зарождающаяся ненависть. И половина всех этих обид развеялись в прах в объятьях брата.
- И что мы скажем, когда вернемся в Асгард? – Лофт наконец-то обнял брата в ответ, поглаживая его по широкой спине.
- Скажем правду. Принц Асгарда и мой младший брат вернулся.
Как ни странно, возвращению Локи оказался рад лишь Тор.