Название: Царевич на удачу.
Автор: king_marionette
Бета: Шел aka Лана
Пейринг: Иван-Царевич/Кощей Бессмертный, Серый Волк
Рейтинг: PG-13
Жанр: фентези, юмор
Дисклеймер: герои принадлежат народу
Слов в главе: 8987
От автора: спасибо Скай за первое мнение, спасибо Шел за то, что бетила его сурово и тщательно
люблю вас
1 глава1.
Замок Кощеев грозно возвышался посереди леса массивным черным строением, на крыше которого свила себе гнездо не одна ворона. Окна были странными, полупрозрачными и темными, так что Ваня, сколько бы не ломал себе глаза, так и не смог увидеть, что творилось внутри замка. У его батюшки-царя таких причудливых окон не было – каждое, хоть и было разноцветным и ярким, но настолько искажало происходящее на улице, что каждый раз приходилось самому выглядывать, чтобы понять, что за погода на дворе.
Царевич смотрел на замок снизу вверх, смутно чувствуя опасность. Все казалось ему, что не выдержит Кощеево логово да рухнет ему на голову, ироду на радость. Да и несложно было заметить, что уж слишком дом напоминал самого хозяина – нескладный, будто бы сутулый, полуразвалившийся, старый, обгоревший еще сто лет назад замок, чьи лучшие годы позади. А если смотреть с высоты, то и вовсе заметно, что крыша куда больше в объеме, чем сам замок у основания, и с такого угла дом ирода иноземного больше напоминал черный гриб. Казалось бы, зодчий еще в середине строительства потерял свои чертежи, и достраивал замок на глаз, в зоркости которого смог бы усомниться любой, взглянув на получившееся в итоге хлипкое сооружение.
Волк, увидев, что Иван наконец-то прекратил обворовывать бедное дерево, заметно оживился, махнув хвостом. Ткнув носом в плечо царевича, он проговорил человеческим голосом:
- Вань. Вань, хватит тебе. Знай меру.
Царский сын же удивленно моргнул, будто сгоняя с себя наваждение, и молча повернулся к волку спиной, продолжив срывать золотые яблоки с дерева, игнорируя любые реплики своего товарища. Те, что спелые, Иван складывал в суму, закрепленную на спине волка, чтобы себе оставить или же продать – как выгоднее получится. Те, то созреть не успели, с улыбкой запихивал под кафтан. Плоды были с кулак размером, однако каждое весило с треть пуда, будто бы и правда золотым являлось.
Серый прижал уши, и его взгляд так же, как и у Вани всего минуту назад, невольно упал на замок. Притягивал, скотина. Хоть был на редкость уродлив, но имел в себе нечто неописуемо величественное и необыкновенное.
Ведь сказывали легенды, что жил в этом замке как-то царь, земли сей государь, отгородившийся от всего мира после смерти своей жены первой. Был веселым царем и не тужил, народом издали мудро правил. Любой каприз мог угадать, да любого голодного накормить. Жил бы себе и дальше, коль бы болезнь не ворвалась в замок и не убила каждого в нем. Говорят, Кощей наслал её, чтобы свергнуть царя и стать правителем земли русской. Да не так был глуп люд, каким казался. Тут же свергнул, а замок подожгли, и горело новое логово кощеево тридцать дней и тридцать ночей, окрасив каменные стены в черный цвет навеки.
И живет себе Кощей до сих пор, обозлившись на народ и творя гадости и непотребства в замке своем.
- Вань, - тут же вернулся к своим мыслям Волк. – Вань, если Кощей нас увидит, он нас убьет же. Ты же царевич. Ты должен подвигами хвастаться, дев освобождать, а ты то и дело, что спишь на печи, воров обчищаешь – ладно бы народу, так нет, все себе – да воруешь яблоки у него под носом, как воришка подзаборный.
- Этот ирод иноземный наши земли разоряет, дев крадет, распутничает с ними в своем замке, я уже молчу о том, что он нам урожай портит, а мне, значит, нельзя у него пару яблочек взять для батюшки? – возмутился он, поморщив нос и смотря на волка грозными очами, будто бы не Кощей – супостат окаянный – совершал вышеописанные подвиги, а его верный товарищ.
- Пару можно, но ты уже за третий десяток ушел, - напомнил ему волк, борясь с желанием цапнуть царского сына за ухо, как волчонка, чтобы тот пришел в себя. Хотя, чтобы царевич опомнился, тут надо далеко не за уши кусать, а за мягкое место. Да так, чтобы каждый раз, когда садился, вспоминал урок от друга доброго.
Царевич же такую рожу скорчил, будто бы это он был хозяином сада, и яблоки воровали у него.
«Ему бы еще ума хоть немного, чтобы было чем думать изредка – был бы царь как царь, а не балбес малолетний», - с горечью подумал волк, едва успев схватить юношу за воротник, когда тот случайно перегнулся через ветку и был готов упасть на спину.
– Ты бы еще дерево выкопал, мародер малолетний, - начал уже злиться Серый не то на непослушного царевича, то не на слабохарактерного.
- Да как ты? – царский сын поспешил обернуться, чтобы наградить своего товарища очередным грозным взглядом, да напомнить, что волков, к слову, вешают так же, как людей. А возможно Иван хотел дать своему другу затрещину (то есть жалкое подобие на неё – у Ивана физической силы не хватит даже банку варенья открыть самостоятельно), однако он так и не совершил, что было на уме, вместо этого расплывшись в едва ли не счастливой улыбке:
- Да ты гений. Неси лопату. Если выкопаем, то у нас расти будет. Буду жить вечно после батюшкиной смерти.
Волк мученически закатил глаза, про себя наградив Ваню множеством крепких эпитетов, половина которых есть только на языке волчьем.
Над ними все так же грозно возвышался замок Кощеев – настолько отвратный, что у любого разумного путника напрочь отобьет желание лезть в чужой сад. Однако, Иван к этой категории не относился, и замок скорее вызывал у него желание посмотреть, что же за дары были у царя, да и какие Кощей успел наворовать за свою долгую жизнь. Или хотя бы одним глазком глянуть на несметные богатства.
2.
Волк встретил Ваню давно. Так давно, что сам царевич об этом не помнил, принимая Серого как должное, будто бы он был его ангелом-хранителем с самых пеленок. Добрый друг спасал от скуки, от дворцовых интриг, давал советы в нужное время, и, хоть не одобрял, но всегда сопровождал на приключения разные. Однажды царевичу приспичило коня у царя соседского украсть, услышав, будто бы у него грива и хвост из золота были. Правда, грива с хвостом оказались самыми обычными, да вдобавок скорее не золотистого оттенка, а медного. Иван, поняв это, ел коня неделю, хоть и жаловался на отвратительный вкус.
Правда была одна – волк с Ваней был все его детство, оберегая и заботясь о друге. И с каждым годом он все отчетливей понимал, что, увы, не в лучшую сторону сын царский развивается.
Конечно же, Иван-Царевич в свои шестнадцать лет вырос высоким, чернявым и розовощеким на радость нянькам да мамкам добрым молодцем. Правда, разбалованным жутко – все ему достань да положи на золотом блюдечке, однако на сей недостаток даже царь Берендей глаза закрыл, что уж говорить о прислуге, которую за излишнее недовольство могли и плетьми наградить.
Поэтому и баловали дальше, все позволяли, а если Ваня сердился, то пытались его умилостивить сказками да песнями. Слушать сказки царский сын любил – его другим средством спать не уложишь и не утешишь в трудную минуту. А коль сказки не было, да песен ему петь не желали, бушевал царевич, отца просил ему устроить бои для забав. Однако бои под руководством Ивана были жестокими, и, как минимум, двое-трое испускали дух из-за какого-нибудь молодца с хорошей реакцией и острой саблей. Кровь, смерть, слезы баб, чьи мужья полегли, а царевич смеется, за живот держится – ничто его не могло развеселить больше, чем славная битва. А с битв не каждый возвращается – напоминал он родне умерших и кидал им несколько золотых. Да с таким лицом, будто бы милость подает прокаженным.
Сам же царский сын, хоть был далеко не богатырем, но с саблей легко управлялся. Всех на царском дворце победил. Даже генерал, которому жизнь была милее, чем победа над неразумным ребенком (царь и повесить мог за такие выходки), склонил перед ним голову. А какой злоумышленник на царского сына попытается посягнуть, так погибал уже не от сабли, а от зубов волчьих.
Да и ростом Иван не выделялся, если уж на то пошло – высок он был, в особенности, если рядом с братьями стоит – широкоплечими богатырями. Степан – старший сын – был умом одарен, и все свое время тратил на изучение отцовской библиотеки. Федор – средний сын – был прославлен в подвигах военных. На их фоне младший царевич казался недалеким по уму и на редкость худым.
Но старших сыновей Берендей не жалел, ругал как мог, стегал ремнями за непослушание, а Ивану все прощал, стоило тому виновато потупить очи лиловые и снять с головы шапку, позволяя кудрявым локонам упасть на лицо.
Хоть был своими поступками жесток младший сын царский, да видел волк, что сердце у царевича все еще чисто, хоть и заросло грязью достаточно, чтобы с первого взгляда принять его за жестокого тирана. За такого и приняла его невеста, Василиса – дочь царя Нестора, царство которого граничило с владениями Берендея. Обещаны они друг другу с детства раннего, да чем лучше Василиса узнавала Ивана, тем решительнее было её «Нет» на вопрос о свадьбе.
И если бы не отцовская болезнь, то жил бы Иван себе во дворце припеваючи не зная забот и женитьбы, да не суждено ему было, видимо. А болезнь настолько царя-батюшку ослабила, что он невольно стал думать, кому же трон отдать? Ведь, по сути, у каждого его ребенка был изъян, способный погубить страну-матушку.
Степан, пусть и силен был умом, да силы воли у него не было – всю жизнь он был на побегушках у Федора, который настолько был горд и уверен в себе, что собственные ошибки признавать не способен. Об Иване, как о царе, так же было думать грешно – ему Иван-Дурак бы подошло больше, а не Иван-Царевич.
«Идите, - сказал он однажды вечером, - мои сыновья, раздобудьте мне яблок Кощеевых. Кто принесет их первым да омолодит, да вылечит меня, тому царство все отдам».
И стоило выйти братьям, как:
- Нечестно. Ванька с силой темной якшается, - недовольно засопел Степан, чьи ноздри аж раздулись от волнения, а на лице выступил гневный румянец. – Царь от Бога, а ты, Ванька, от Черта.
- Не якшаюсь. Просто везет мне, - зло ответил Иван, сложив руки на груди и гордо вздернув подбородок. – Я самый безгрешный из вас.
- Как будто. Скажи мне, братец, ты на метле полетишь или на козе поскачешь? – фыркнул Федор, хлопнув младшего царевича по плечу. – Смотри, не упади и не разбейся, Иван-Дурак. Станешь лишь ношей на шее батюшки. Хотя, куда еще больше.
- Смотрите не постарейте в пути. Я стану царем и женюсь на Василисе, - начинал злиться младший царевич и грозно сверкать глазами, что казалось само по себе зрелищем достаточно смехотворным. А если еще представить рядом с худым Иваном двух старших братьев, напоминавших телосложением богатырей из старых сказок, так любого смех проберет. Но не самого царевича.
- На Василисе? Не выйдет она за дурака, устала уже тебе отвечать отказами небось.
- За дурака не выйдет, - зарычал Иван, повернувшись к братьям спиной. - Да выйдет за царя.
3.
Осторожно откусив от недоспелого яблока, Иван не без удивления обнаружил, что под толстой кожурой была мякоть, как и полагается. Но яблоко от этого легче не стало, да нет же, будто бы стало даже тяжелей немного. Чертовщина, да и только.
- Не ешь, ребенком станешь, - запоздало среагировал волк, однако Ваня уже успел откусить от яблока солидный кусок и перевести удивленный взгляд на волка. Медленно и осторожно прожевав его под строгим взглядом волка, царевич проглотил кусок. Ничего не изменилось.
- Я не чувствую себя младше. Может, они с изъяном каким? – Иван снова с хрустом впился в яблоко.
- Может, на дураков не действуют? – предположил волк, отчаянно высматривая на лице царевича хоть какие-то изменения.
- Я тебе сейчас саблей по морде дам. Как не действуют? Они же молодильные. Может, надо попробовать спелое? Может, неспелые просто не имеют магических свойств? Нет, давай мы на месте разберемся, когда яблоню пересадим, - затараторил царский сын, а потом его лицо на несколько мгновений застыло, как это бывало, когда царевич задумывался. Подобное действие Иван совершал не так часто, поэтому даже волк в первое время пугался, да потом привык ко всем причудам своего хозяина. В итоге Ваня пришел лишь к одному выводу:
- Надо побольше сорвать, вдруг эти не подействуют.
- Царевич, сжалься уже. Хватит тебе. Ты половину яблони разорил. Чай не у соседки редиску воруешь, здесь отец не защитит. Кощей поймает да из тебя суп сварит.
- Суп? Из меня? – растеряно переспросил Иван, все активнее срывая яблоки.
- Кощей любит есть добрых молодцев. А если и не съест, то извратом заниматься будет.
- Да он же старый, - царевич аж повернулся к волку, разинув рот, и тут же собрался. – Ну, пусть поймает, если не развалится. Я читал про него. Одни кости, а не тело. Тощий. Глаз нет – глазницы, как у черепа. Волосы седые, грязные. Накидка, кстати, отливает золотом. Можно потом спереть, если ты…
- Это кто тут старый? – поинтересовался голос снизу, и волк тут же вздрогнул, после чего оскалился, демонстрируя полный ряд клыков хозяину яблони.
- Кощей старый. Волк, ты бы уши хоть иногда чистил, ни черта не слышишь, - повторил Ванька, принявшись жевать еще один кусок яблока, однако тут же поспешил его выплюнуть. – А ты кто?
Перед Иваном предстал высокий и не в меру худой мужчина в черной мантии с золотой подкладкой. Кафтан на нем был не нарядный – самый обычный, однако украшенный вороньими перьями на воротнике и плечах, без камней, жемчуга или золотой каймы. Кощей, как и в рассказах, был седым, но его волосы были скорее серебряными, отливающими на солнце, а глаза были вполне человеческими, если не считать, что один был голубым, а другой желтым с хитрым прищуром. Корона на его голове была без драгоценных камней, не из ценного металла и даже не сверкала на солнце – наоборот, она будто бы впитывала солнечные лучи, оставаясь все такой же матово серой.
- Кощей Бессмертный, - представился хозяин, едко улыбнувшись. – Несказанно польщен, что путники не узнали моего имени, но уже покусились на мое имущество.
- Запалились, - прокомментировал волк. – Ваня, давай, нам пора.
- О, не такой уж и старый, - внезапно выдал царский сын, бросая яблоко на землю. Бессмертный нахмурился, проследив за траекторией падения золотого плода, и плотно поджал губы.
- Я слышал, что он несказанно жаден. И может убить человека из-за того, что он вынесет хотя бы веточку из его леса. А потом сварит из него суп – чего добру продавать. Жадность есть жадность, - волк настойчиво толкнул царевича в плечо, готовый уже его схватить зубами за шиворот и силком унести за тридевять земель. – Ваня, давай мне на спину. Ваня.
Но Иван его будто бы не слышал. Отпихнув морду Серого, он спрыгнул с ветки, поравнявшись с Кощеем (который был выше на полпяди).
- Я Иван – царский сын, - представился он, вытерев испачканную яблоком руку об штанину и протянув её Бессмертному.
- Представился ранее, - процедил хозяин яблони, посмотрев на руку Вани, но свою протягивать не спешил. – Ты зачем мою яблоню ощипал?
Два разноцветных глаза впились в Ивана с ощутимой неприязнью, примерно так же смотрел на царского сына и волк, спрыгнувший на землю мгновением ранее, но царевич никакого рода страхами не страдал и взглядов чужих на себе никогда не замечал. Нисколько не смутившись ни вопроса, ни того, что руки в ответ не протянули, он горестно вздохнул, вспомнив о своем горе:
- Папка от старости страдает. С сердцем худо, с каждым днем все увядает на глазах. Смотреть не могу на него такого. Вот и решил с горя отправиться в твое царствие и сорвать для него яблочко.
- Так и сорвал бы яблочко, - зло процедил Кощей, нисколько не разжалобленный историей Ивана. – Я спрашиваю, зачем ты мою яблоню ощипал?
Тонкий и изящный палец Бессмертного в черной перчатке ткнул в кафтан Ивана, едва выдерживающий десяток яблок, которые царевич успел запихать за пазуху.
- Так же два яблока лучше, чем одно, - пожал плечами Иван.
- Яблоня, - напомнил хозяин, пытаясь понять, то ли царевич хитро притворяется дураком, то ли является ударенным на всю голову по жизни.
- Десять лучше девяти? – выгнул бровь юноша, и достал одно яблоко, которое тут же протянул Кощею. – Держи, не злись так. Съешь яблочко, авось круги под глазами пройдут. Возможно и другие недуги, какие у тебя есть, батюшка.
Бессмертный поднял на Ивана совершенно удивленный взгляд, не зная, как реагировать на подобное хамство. Он хотел было махнуть рукой, чтобы ударить царевича по голове, но что-то в его облике остановило Кощея. Замерев, он внимательно вгляделся в лицо юноши и пропустит тот момент, когда царский сын, будто бы защищаясь, замахнулся яблоком и ударил мужчину в висок. Яблочный сок брызнул во все стороны, случайно попав Бессмертному в глаз. Второй удар был тут же нанесен саблей – металл с легкостью рассек плечо хозяина яблони до кости. Кощей от неожиданности аж упал на колено, тупая боль разлилась по всему телу, а в глазах начало предательски темнеть.
- Я бы одним таким яблочком его убить смог. Волк, давай. Отец ждет нас с яблоками. А заодно и с гостинцами, - услышал он задорный шепот Ивана, после чего ощутил весьма унизительный пинок в живот.
Кощей попытался подняться с земли, но царский сын нанес еще один удар сапогом – уже по раненному плечу, заставив руку Бессмертного отказать, и вынудить его вконец повалиться на землю лицом вниз.
Яблочный сок залил лицо мужчины, и он просто не нашел в себе сил встать. Из плеча запоздало хлынула черная кровь, пачкая плащ и осушая траву вокруг Бессмертного.
В глазах потемнело окончательно, и Кощей Бессмертный зажмурился, пытаясь побыстрее заснуть. Ему просто следует немного подождать, когда звон в голове прекратится, а рана послушно затянется, не оставив после себя и воспоминания. Только для этого нужно было время. За которое его гости успеют сбежать. Возможно, не только с яблоками.
4.
В Кощеевом лесу уже как с сотню лет не хватало двух времен года – весны и лета, однако их добросовестно заменяли суровая зима и на удивление плодоносная осень. Необъяснимо, как за месяц на деревьях созревают плоды настолько сочные, что девицы со всей округи собирались вместе, чтобы вступить в запретный лес. Хоть запретный, да на удивление безопасный – звери здесь не водились, так как никто не в силах пережить лютую зиму. Если только птицы могли залететь полакомиться, но вить гнезда даже на самых высоких дубах и не думали. Единственной опасностью являлся лишь сам Кощей, который, как пугают матери, сидит под кустом и ловит маленьких детишек, чтобы съесть. Девиц же он крадет и запирает в своем замке.
Ваня, представив плотоядно облизывающегося Кощея под кустом, чуть ли не свалился со смеху со спины волка. Уж сложно ему представить, чтобы столь утонченный ирод в своей короне унижался до таких действий. Ему бы, небось, только на троне красоваться да колдовать в своей комнате, чтобы народу жизнь медом не казалась.
Волк за два прыжка резко пересек лес, заставив Ивана невольно вцепиться в его шкуру и прикрыть глаза. Пару раз царский сын даже оглянулся на замок Кощея, смутно чувствуя вину. Сколько же добра смог бы он принести в дом, если бы Кощей не был настолько живучим гадом. Не сосчитать сколько раз голову Кощею рубили добрые молодцы, так то новая вырастет, то старая глаза откроет. А если успеть даже тело на несколько кусков разрезать, то соберется али восстановится из одной наиболее целой; если сжечь, то возродится и здесь, собравшись пеплом; да и топить не стоит – гад даже не дышит.
Помнится, прадед Ивана пленил супостата на полвека, да какой-то простофиля его выпустил, напоив водой. Не одним глотком, а ведрами. Бедолага бегал от колодца к темнице раз десять, получив в итоге несколько золотых монет, которых ему хватило, чтобы побыстрее скрыться с царских земель, пока грозный царь Нестор не приказал казнить.
Царевич задумчиво похлопал волка по загривку, будто бы ища в своем товарище поддержку. Ему хотелось, чтобы его похвалили – Кощей не выпустил бы их живыми. Недаром же про него столько рассказов ходит. И девиц, и молодцев ест, в камень обращает, в золотые статуи и в иные вещи, смотря какое настроение у ирода будет. Однажды даже какого-то заморского принца в лягушку превратил и сказал, что его расколдует лишь поцелуй любви. Однако сколько принца не целовали, превращались лишь девушки – в лягушку, как и он.
И ведь надо так дразниться могуществом и богатством. Все же жаль, что не успел стащить что-нибудь существеннее яблок, золотых пуговиц и старого медного медальона, который Иван крутил в руках уже с десяток минут, пытаясь понять, как он открывается. Крышка была гладкой и без единого стыка, за который царевич смог бы ухватиться.
- Может, он заговоренный? Лишь на слово реагирует? – волк повернул к нему голову, ехидно усмехнувшись и снова взлетев в небо. – У тебя лицо похоже на помидор, царевич, когда ты думаешь. Не думай, выброси. А то еще взорвешься невольно.
- Нет, я хочу посмотреть, кого Кощей у сердца держит, - заворчал царский сын. – Какое слово? Откройся, сундучок? Пряник? Кости?
- Монетка? – совсем уж отстраненно проговорил Серый.
- Откуда ты узнал? – поразился Иван, открывая медальон и жадно изучая фотографию девушки. Черноволосой, смотревшей на царевича с легким неодобрением. Губы вытянуты в гордой усмешке, кончик которой скрывала тонкая ладонь с разноцветными перстями.
«Смотрит, как на дурака последнего, а самой смешно из-за глупой выходки», - понял Иван тут же, чувствуя, как в груди разливается огонь. На какое-то мгновение ему показалось, что на него смотрит Василиса – и кудрявые волосы будто бы стали русой косой прямой, а зеленые глаза поменяли свой цвет на небесно-голубой. Будто бы на свою любимую смотрел, и сердце непривычно пыталось вырваться из груди. Царский сын закрыл глаза и помотал головой. Нет, не Василиса это. Ведьма.
Со стороны крышки же был мужчина. Моложе девушки, да и улыбка у него была куда искренней, а взгляд безнадежно влюбленным и ласковым. Достаточно красив, чтобы самому оказаться заморским принцем или барином. Не крестьянин – у них денег бы не хватило на столь искусную работу.
Ведьму и молодца странного держит Кощей под сердцем – смешней мысли даже во сне не придумаешь.
- Он же жадный, над златом чахнет. Считай, я пальцем в небо, - волк повернулся еще раз, чтобы посмотреть, выкинет ли царевич стащенную безделушку или нет. Ан-нет, во внутренний карман запихнул, хоть сам побледнел и невольно поджал губы. Все-таки можно было еще поспорить, кто жаднее был – Кощей или сам Иван. Страшно ему иметь такой кулон под боком, да выбросить рука не поднимется.
- Остановись, друг, - Ваня коснулся шерсти своего товарища. – Я вижу братьев. Далеко они забрались, не имея никаких сподручных средств.
- Ты уверен? Может во дворец, пока ты с яблоками? Отец тебя царем не сделает, если ты не первым доставишь яблоки. А они… стащат они, Ваня. И зельем сонным опоят. А так вернешься уже царем к ним. Какой дурак на царя руку поднимет?
- Так все яблоки не стащат. Я им неспелые подкину – ты же знаешь, они без магических свойств. Ты, главное, прибереги то яблоко, что я тебе в суму положил. Одного для батеньки хватит. А зелье пить не будем. И есть не будем на всякий случай. Береженого Бог бережет.
Волк заворчал нечто непонятное, но все-таки послушался Ивана. Знал он своего друга хорошо – похвастаться хотелось тому сильно перед старшими братьями, что задирали его в детстве. Пусть в чем-то да превзойти. Истинный Иван-Дурак.
Серый тихо приземлился недалеко от разбитого лагеря царских сыновей, да так, чтобы их не увидели.
- Не нравится мне это, Ваня, - прошептал он, ухватив своего друга за кафтан, но царевич лишь дружелюбно провел рукой по его морде. – Не ходи к ним, побереги себя.
- Это же мои братья. Что они мне сделают? Убьют? – рассмеялся Ваня, оставляя у волка саблю окровавленную. – Да кто собственного брата убивать будет? Мы же одна кровь. Одна семья. Пусть не очень дружная.
- Я надеюсь, что не убьют, - проворчал волк, уткнувшись в ладонь царевича с нежностью. Но подавить тревогу он так и не смог. Не зря.
5.
Сознание вернулось к Кощею неожиданно – он тут же резко поднялся на ноги и пошатнулся, почувствовав слабость и привычную после воскрешения тошноту. Что за царевичи пошли – ни стыда, ни совести. Еще сто лет назад приезжали на лошадях, вызывали на поединок и даже ждали, пока он сам облачится в латы, и лишь потом обнажали против него мечи. А этот мало того, что мародер малолетний, так еще и вступил с ним в нечестный бой.
Никакого понятия о чести у нынешнего поколения.
«Батюшка».
Бессмертный помотал головой, сгоняя наваждение. Уж слишком знакомым ему показался голос царевича, да и лицо он где-то видел. Не в этом веку, а еще тогда, когда…
Кощей провел рукой по щеке и тут же выругался – яблочный сок сделал все лицо липким, а что творилось с волосами, Бессмертный даже думать не хотел. Придется выстригать же. Все легче, чем попытаться это расчесать.
Зато рана затянулась, оставив после себя лишь багряный шрам, который исчезнет через пару дней, если не тревожить.
Кощей задумчиво хлопнул по карманам и почувствовал, как все тело проняла дрожь – медальона во внутреннем кармане не было. Его медальона, на котором изображен лик Марьи – единственное, что осталось у него.
- Найдите их, - рявкнул он в сад. – Я сам приду, вы, дурачье, еще потеряете.
Деревья тревожно зашелестели и тут же успокоились. Слуги, получив приказ, отправились его выполнять.
Картина более удивила Кощея, нежели опечалила. Несмотря на то, что он мчался с ветром на своем коне, представляя, как покажет свою силу и накажет смазливого царевича, у которого в голове и так пусто, удовольствие от нахождения воров его не посетило.
Лежащий на спине Иван со вспоротыми животом и горлом был белее мела. Лишь губы, растянувшиеся, будто бы в немом вопросе, были оттенка бледно-синего. Кудри, как и его кафтан с меховым воротником, были испачканы уже свернувшейся кровью. В руке у царевича сабля, вымазанная кровью, да не людской.
А его кровью, кощеевой. Будто бы замешкался, не сообразил, откуда удар. Или не поверил от кого.
«Больше часа лежит», - понял Кощей, поправив рукава. Его разноцветные глаза скользнули по волку, что сидел около царского сына, опустив голову и не замечая ничего вокруг себя. Бессмертный аж прикинул, чего стоит обезглавить и тварь мохнатую – один взмах меча и более нет проблемы. Голову повесить в своей комнате, чтобы улыбаться, вспоминая, как самолично казнил вора.
Найти царевича оказалось проще простого, особенно если учесть, что его серый друг выл, не переставая ни на секунду, будто бы специально сообщая об их местонахождении. А как нашли – затих, смотря на царевича так, будто бы видел в первый раз. Злорадствовал Кощей, когда в первый раз услышал его вой – подумал, что добыча настолько глупа, что сама в руки бежит. А оказалось, что и нет добычи вовсе. Одно разочарование.
Волк не поднял головы, даже когда Кощей сел рядом с ним и бесцеремонно прошелся по карманам царевича. Выхватив медальон, он осторожно спрятал его, будто бы боясь, что Иван потянется за ним даже с того света.
- Сколько дашь за его жизнь? – спросил Бессмертный, и его желтый глаз хитро прищурился. – Что у тебя есть-то?
- Шкура есть, - кратко ответил волк, все не решаясь посмотреть на Кощея.
- Шкура тоже подойдет, - развел руками ирод иноземный. – За неимением другого.
Волк смотрел на все еще бледного Ивана, что никак не мог вырваться из сна. Он спал уже третий день, порой сонно открывая невидящие глаза, чтобы принять лекарства, поесть и снова заснуть без сил. Порой он просыпался, пытался что-то сказать, но из его горла вырывался лишь хрип вперемешку с кашлем, после чего замолкал и смотрел перед собой – в темноту, что его окружала.
«Зато он уже не цвета мела, уже оживает потихоньку царевич», - не без радости подумал волк, по привычке лизнув царского сына в щеку и смутившись. Люди без шкур так не делают. Но порой отказаться от своего поведения сложнее, чем кажется. Люди оказались неудобными по всем параметрам: спать на полу нельзя – тело болит, на охоту не сходишь, а половина одежды сковывает, но носить её обязательно, как утверждает Бессмертный.
Сама процедура воскрешения оказалось куда сложнее, чем казалась Волку с самого начала. Предания гласили – сначала мертвой водой полить, потом живой. Да все не так уж просто. Серый помнил все до мельчайших деталей.
Сначала Бессмертный что-то кричал в лес, приказывая ему принести воды. Как ни странно, но его приказ практически тут же исполнился – через три минуты около волка стояло две склянки. Одна была с черной водой, другая же - с более привычной прозрачной.
«Мертвая и живая. Коль ты жив - не пей мертвую. Коль ты мертв - не пей живую до мертвой», - пояснил мужчина.
Кощей встал на колени, склоняясь над трупом Ивана. Белоснежные губы Бессмертного зашевелились, словно бы заклинания шепча, да ни звука не вырвалось из его уст.
«Живой кличут из-за целебных свойств. Трупы воскрешает, возвращает людей с того света, но если сами того захотят. Путь к жизни сложен для души, – все объяснял он. - Только чистейшая вода работает, разбавленная – нет», - усмехнулся тогда Кощей, осторожно открывая первый пузырек с черной водой.
Черная вода стекала по ранам, не оставляя после них и следа. Плоть царевича тут же срасталась, кости тут же становились целыми, а кровь будто бы под этой водой с шипением исчезала.
«А теперь самое сложное, – предупредил Бессмертный, и волк увидел, как изо рта царевича поднимается серо-голубой дымок. – Немного ты духа сохранил у него, а другом зовешься».
Кощей ловко поймал дым рукой, давая волку его рассмотреть, и быстрым движением возвратил его в тело и закрыл Ивану рот, не позволяя дыму выйти вторично.
Второй рукой Бессмертный слепо нашарил пузырек с живой водой и, ухватившись за пробку зубами, вырвал её из склянки, чтобы тут же сплюнуть в траву, и опрокинул в себя.
На несколько секунд волк решил, что Кощей попросту издевается над ним. Вот глотнет воды, встанет и скажет: «Пошутил я над твоим царевичем. Он надо мной подшутил, и я над ним. Но моя шутка смешнее, потому что смеюсь я».
Но нет, Кощей снова склонился над царским сыном и поцеловал. То есть так сначала показалось волку, у которого шерсть аж на хвосте дыбом встала. Лишь мгновение спустя он понял, что не совращают мертвого царевича, а поят целебной водой.
На минуту стало тихо. Кощей, оторвавшись от бледно-синих губ Ивана, опять зажал его рот рукой, смотря на царевича не то с интересом, не то снова со злостью, будто бы опомнившись. Врагу помогает, дурень.
По телу Вани прошла судорога, заставив его руки и ноги на мгновение задвигаться, и он снова обмяк, не подавая признаков жизни. И тут царевич резко сел, жадно хватая воздух ртом, словно выкинутая на сушу рыба. Глаза, все еще покрытые белесой пеленой, слепо смотрели перед собой. Из горла Ивана вырвался не то крик, не то плач настолько пронзительный, что у волка аж сердце замерло, и голова царского сына тут же поникла.
«Тихо-тихо-тихо», - первым подал голос Кощей, и Иван повернулся на голос, смотря ему в шею. Мужчина подтянул юношу к себе, прижав его кудрявую голову к своему плечу, и стал тихо укачивать, шепча ему на ухо что-то, что даже волчий слух не смог разобрать.
«Ты шкуру мне должен, - не то спросил, не то утвердил Бессмертный, даже не посмотрев на него. – Царевич у меня побудет. Еще дней десять он будет приходить в себя».
И лишь потом Кощей сообщил, что понятия не имеет, вернется ли зрение к Ивану или нет. Да к тому же прибавил, что не уверен даже, что выживет царский сын. Разное в этом мире случается.
Волку разрешили остаться с царевичем. Пока царевич у Кощея, волк тоже рядом будет, хоть у постели Вани, хоть нет.
Порой Иван просыпался на несколько минут – плакал, вытирая слезы рукавами ночной рубашки, просил дать воды холодной. Но стоило Волку отлучиться на пару мгновений за водой, как царевич снова засыпал, и разбудить его практически невозможно. Да и не следует, как посоветовал Кощей, больно душе его, когда тело не погружено в сон.
Шли дни, а царевич все не просыпался. А с глаз его все не спадала пелена.
6.
Дворец внутри был необычнее, чем снаружи. Так он казался просто странным, пострадавшим после пожара, но внутри не было ни следа от пламени. Все было просто… на удивление просто для дворца, будто бы Кощей здесь вовсе не держал девиц. Обычно дом злодея описывался, как логово людоеда – везде кости, черепа, еда относительной свежести или её нет совсем. Но всего этого не было. Вполне уютный замок с длинными черными шторами, не пропускающими свет. Лишь одно было неладно – бесчисленное количество статуй-скелетов, которые будто бы подпирали потолок, выстроившись друг на дружке. Большой интерес для Волка представлял собой зал – весьма внушительных размеров, но без трона во главе. Из всей мебели здесь были лишь стол и несколько стульев, расставленных слишком далеко друг от друга, чтобы едящие могли спокойно разговаривать во время приема пищи.
Спал Кощей в дальней комнате достаточно скромных размеров, которым не позавидовал бы даже заключенный. И, как ни странно, не было и монет на видном месте. Или запрятал супостат, или вовсе их не имел.
Что странно, в его замке вечно был сквозняк, а порой и сам ветер, сметавший все на своем пути.
Кощей порой разговаривал сам с собой, приказывал куда-то в пустоту и, не получая отклика, лишь устало махал рукой, словно бы пытаясь избавиться от назойливой мухи, и отворачивался в другую сторону.
Однако никого в замке, кроме Бессмертного не было, поэтому Серый без угрызений совести списал данную странность на одиночество супостата. Настолько не хватает собеседника, что уже и с пустыми комнатами разговаривает.
С кем не бывает.
Иван почувствовал, как под боком что-то приятно замурлыкало, потеревшись об его руку чем-то мягким и пушистым. Царевичу на ум пришел лишь Васька – кот царский, что вечно восседал на печи и смотрел на дев с таким презрением, что любой уважающий иноземный граф бы позавидовал. Ластился Васька лишь к Ване, так как еще с первого дня смекнул, кто тут приказывает кормить или гнать в шею вон. Кого другого кот к себе не подпускал, а кто смелый поймает, тот будет еще несколько дней ходить с расцарапанным лицом. Мало того, что Иван совершенно по-детски радовался любому неожиданному проявлению нежности его малого друга, так он брал Ваську к себе в комнату, где поил его сливками со стола и гладил кота еще полночи, пытаясь вымолить у него нежное мурлыканье. Ох, как кричал Ваня, топал ногами и обещал рассказать отцу, когда узнал, что кота отравили слуги. Видите ли, уж слишком много разбойничал, а под конец жизни совсем разошелся – и метлы он не боится, и сковорода ему не сковорода. Настолько оборзел, что мог во время обеда на стол залезть, опустить морду в тарелку со сметаной, лишив всех дев да слуг аппетита.
Ванька еще долго его оплакивал. Даже упросил батюшку дать несколько плетей обидчикам, после чего успокоился, но кошек больше не заводил. Уж больно они напоминали ему об утрате.
Мурлыкание стало громче, и царский сын сквозь сон почувствовал, как кот, лениво переставляя лапы, неспешно взобрался ему на грудь и сел на шею, не давая Ване дышать. Царевич захрипел, надеясь, что малый друг одумается и поймет, что выбрал не лучшее место для остановки, но кот даже не замечал этого.
- Федька, не балуй, дармоед. Царевич не шелохнется – слаб он да болен, - недовольно проворчал женский голос, и Иван почувствовал, как кота сняли с шеи, и благодарно вздохнул. – Рад, касатик, воздуху небось? И поговорить тебе не с кем да нечем. Открывай глаза, милок, я вижу, что не спишь.
Кот возмущенно мяукнул и устроился на ноге царевича, выпустив когти.
Иван рад бы открыть глаза, да он знал, что это ни к чему не приведет – давно уже смекнул, что зрение потерял. Горевать даже не стал, боясь, что товарищ его обеспокоится еще сильнее. Страх пришел лишь потом, когда он понял, что не увидеть ему больше лик Василисы. Мало того, что самый слабый царевич, так теперь калека вовсе.
А Серый так ни на минуту не отходил, ночи не спал – за руку держал и ждал его пробуждения, чтобы покормить да напоить. Странный голос у его друга – теперь без рычания, будто бы и стал мягче, а руки и вовсе человеческие. На вопрос о шкуре лишь улыбнулся, как мог понять Иван, коснувшись пальцами его губ.
«Как же я вам, мое солнце яркое, мог бы помочь в шкуре волка? Человеком быть веселее», - хоть сказал он это легко, да почувствовал в его речи царевич сожаление.
- Эх да, вспомнила. Не открывай, не трави душу. Дай-ка я тебя пощупаю маленько, уж соскучилась я по добрым молодцам.
- Ты свои руки-то не распускай, старая карга, - проворчал кто-то холодным мужским голосом, и Иван аж дернулся – узнал он голос Кощея.
- Старая? – аж прикрикнула женщина. – Да мне лет в двадцать раз меньше, чем тебе!
- Не вдавайся в подробности. Это тоже достаточный возраст для пенсии.
Женщина внезапно замолчала, и тут же раздались хлопок и обиженное ойканье Бессмертного.
- Бить было не обязательно, - обиженно проворчал он.
- Еще как обязательно, - фыркнула она, и руки женщины сжались на локте царевича. – Давай, касатик, расслабься. Я хоть и Баба Яга, но тебя не съем. Поцелую маленько, придушу в объятьях, но ты переживешь, я думаю.
- Яга – костяна нога, глиняная морда? – внезапно голос подчинился царевичу, однако он чувствовал, как тяжело ему даются слова. – Как ты здесь вместилась?
Ногти Яги впились в локоть Ивана, заставив того невольно поморщиться, а Кощея с неохотой недовольно заворчать, что Иван ему живым еще нужен, и заставить женщину выпустить руку царевича.
- Ну, так всегда. В юности побудешь толстушкой, да не поухаживаешь за собой должным образом, так тебя всю жизнь Русь будет помнить лишь такой, - обижено проворчала она. - Давай, касатик, открой рот. И пей. Пей смело, не яд… А если даже яд, то чего тебе терять. Ты же уже мертвый царевич.
Иван поперхнулся зельем, но его все равно пришлось допить. Заставили аж две пары рук.
Одна теплая, хоть острые ногти и впивались в его бока достаточно больно. Другая же была на удивление холодной, будто бы сама Смерть держала сына царского.
- А теперь спи. Держи Федьку под бок. А ты чего смотришь, Кощей, понравился тебе царевич? После Марьи к своему же полу потянуло? – ехидно поинтересовалась Яга. – Да не дергайся ты так, касатик. В каждой шутке есть доля шутки. Остальное, как правило, правда. И только одна горька правда.
Царевич моргнул удивленно, хотел было что-то ответить, но неожиданно для себя заснул. Сквозь сон он ощутил касание теплой руки к своему лбу. Ладонь же почувствовала лишь холод.
7.
- И как он? – Кощей осторожно прикрыл за собой дверь, переведя обеспокоенный взгляд на Ягу.
- Будет в бреду метаться. Поздно ты пришел, Кощеюшка. Еще бы часом ранее, когда душа из него не вышла, возможно, был бы уже на ногах. А так – душа блуждает по миру духов, а то, что осталось, пытается вырваться наружу, к душе вернуться. Ведь куда легче присоединиться кусочку к полной душе, чем полной к кусочку, - развела руками она. – Что могла, я сделала.
- То есть он умрет? – Кощей аж приподнял бровь, пытаясь осмыслить сказанное. – Весьма не оптимистичный прогноз, подруга.
- Не говорила я такого, - оскорблено нахмурилась ведьма. - Если бы не пришла я, то помер бы. А так – жить будет, да еще как. Отблагодаришь меня потом. И не одним бочонкам браги, имей в виду. Вся Русь знает, какой ты жлоб. Ты думаешь, что вся Русь знает, то я не знаю? Я на примере видела! Ты же как девок гоняешь от своего леса, будто бы тебе жалко ягод. Тебе куда, Бессмертному, ты же не ешь даже.
- Я охраняю лес. Дай деревенским волю, они сначала ягоды соберут, потом уж весь лес вырубят себе на дома. Не первый век живу, понимаю я в людской натуре.
- Но больше одного бочонка, - нахмурилась Яга, погрозив ему пальцем.
- Один медовухи, а другой, - мужчина задумался. – Браги. А вообще, куда больше одного тебе? Ты слишком стара, чтобы пить, - фыркнул Бессмертный с улыбкой. – О твоем же здоровье забочусь.
Яга встала в угрожающую позу, уткнув кулаки в бока и посмотрев на Кощея исподлобья. Рыжие локоны упали на её загорелое лицо, усеянное веснушками, с крючковатым носом.
- Зато в свои пятьсот я не путаю царевн с царевичами, - в такт язвительно улыбнулась Яга, сверкнув острыми зубами.
- Я не спутал, - практически обиженно буркнул мужчина. – Это была сделка. За шкуру.
- Баранью, что ли? – недоверчиво фыркнула Яга, скептически поджав губы. – Так лучше барана взял, чем шкуру. Была бы у тебя единственная живая скотина в замке.
- Оборотня, - мрачно сообщил Бессмертный.
Яга подняла взгляд зеленых глаз на друга и тут же залилась смехом, прижав руки к животу. Смеялась она долго, пытаясь между взрывами оглушительного хохота вставить что-то членораздельное, но получалось у неё плохо.
- Зачем тебе шкура оборотня? Ты же себя вылечить не можешь, куда тебе в оборотни? Уж не поверю, что друг мой захотел по лесам скакать и на луну выть.
- Не захотел. Повешу у себя в комнате. Будет украшением.
- Да такая проклятая шкура и гроша ломаного не стоит. Даже в сарае держать стыдно. Я бы выкинула сразу же.
- Да какое твое дело, - раздраженно проворчал Кощей, глянув на неё строго. – Решил, что повешу в комнате. Не придирайся.
Ведьма посмотрела на своего старого друга внимательно, и её губы растянулись в хитрой улыбке:
- Кощеюшка, признай уже. Понравился он тебе, поэтому и оживил. Я знаю тебя: тебя даже золотом не подкупишь, если тебе человек не понравится. Да ты не смущайся, мне сказать можно. Я же не чужая, своя я.
- Дорогая моя подруга, - ответил мужчина на удивление вежливо и нежно. – Не твое дело, почему я его воскресил. Может быть, мне шуба нужна из волчьего меха. А может быть, я его вылечу и скажу Берендею, что хочу обменять его сына на полцарства. Или на сотню девиц красных.
- Ты с одной не управишься, куда тебе сотню. А в делах интимных ублажи хоть одну, - рассмеялась она. – Так ты его ради этого спас?
- Яга… - устало уже вздохнул Кощей, прикрывая рукой лицо.
- И правда. Что я спрашиваю. Рехнулся ты на старости, братец мой. Рехнулся. Но когда с царевичем наиграешься, - Яга кокетливо подмигнула, пошло двинув бедрами, и вызвав у Бессмертного лишь усталый вздох. – Ты дай ему клубок до моего дома. Я с радостью его приму. В бане попарю. Накормлю. Сказок начитаю. И спать уложу. Ух, буйные они царевичи после сказок-то. А в самих-то сказках…
8.
За несколько дней, за которые Ивану стало лучше, царевич выучил все в своей комнате. Два шага до тумбочки со стаканом. Пять - до открытого окна. Восемь - до двери. Два шага влево и один вперед до таза с водой.
Ваня изучал свою комнату, как мог – он осторожно касался холодного камня ладонями, проводил подушечками пальцев по столу и стульям, не без удовольствия скользнул руками по узору спинки кровати, пытаясь представить, как он выглядит.
Было у царевича так же тревожное чувство, которое медленно, но верно переросло в уверенность – за ним следят. И следят практически всегда. Иван не знал, кто это, но ощущал чье-то присутствие порывами ветра и порой тихим шепотом, от которого просыпался.
И оживление, как правило, каждый раз происходило перед тем, как Кощей решался подняться в его комнату. Как будто пытались навести порядок к его приходу. Однажды, царевич даже будто бы случайно столкнул вазу и отчетливо слышал, как она разбилась об пол. Через минуту она стояла на том же месте, даже c тем же уровнем воды.
Однако сия чертовщина Ваню не столько пугала, сколько забавляла. Он был у Кощея дома, с чего бы удивляться, что у него тут предметы живут своей жизнью и вазы собираются сами собой?..
Но больше царского сына занимало новое восприятие мира. Его слух стал острее, а руки чувствительней к деталям. Иван с интересом изучал лицо волка – аккуратный нос, густые брови, длинные волосы и приятно щекочущие его щеку ресницы – Ваня не мог даже представить себе, каким волк должен быть в действительности. Волк, как волк. Наверное, такой, каким и должен быть.
Лицо Кощея же было тонким с большим носом, с волосами не короткими, но и не настолько длинными, а уши были даже не заостренными, как считал Иван, а больше округлыми. Иван бы еще палец в рот ему засунул, пытаясь пощупать и зубы – уж было больно интересно, клыки ли там или человеческие. Все же питается людьми, значит, должны быть клыки.
Однако при первой же попытке Кощей сердито куснул его за палец и дал ощутимого щелбана. Да такого, что еще весь вечер царский сын ныл и лежал на плече у волка, который его убаюкивал.
Но вскоре Ивану надоело сидеть в башне, и, дождавшись, пока волк уйдет, он осторожно вышел из комнаты, на ощупь пытаясь определить дорогу вниз.
Дверь была высокой – Ваня, встав на цыпочки, так и не ощутил её верха, – резкой, со странным рисунком по бокам и с розой посередине. Или же это была просто маргаритка – Иван так и не понял. Нащупав ручку, царевич ни на миг не задумался, и потянул на себя. Право, кого может смутить слепой юноша.
- Что ты тут делаешь? – раздраженно спросил Кощей, когда Иван ввалился в его комнату, по привычке озираясь, но ничего не видя вокруг себя. – Как ты сюда попал?
- Ногами. Я заблудился, - проворчал Иван. – Мне было скучно, и я хотел уже…
- Сломать на лестнице ноги? Задеть стол и разбить себе нос? Продолжай-продолжай, я стремлюсь узнать мечты царевичей, полных необоснованным мазохизмом, - язвительно спросил его Кощей, устало вздохнул. - А куда ты шел?
- Да так. Куда-то шел, - отмахнулся царевич, выставив перед собой руки. – Ты где? Скажи мне что-нибудь еще, чтобы я понял, в какой ты хоть стороне.
- Три шага вправо и семь вперед.
Царский сын подчинился, осторожно ощупывая предметы вокруг себя. Книги: слева книжная полка. Иван чихнул – полна пыли, будто бы к ней уже много лет никто не прикасался. Далее деревянный стол с резьбой, как у двери, а уж потом он почувствовал нечто холодное и неприятное, сжимающее его запястье. «Рука мертвеца!» - хотел закричал царевич, но тут же опомнился. Уж слишком ему это смутно напомнило прохладу, которая его спасала те три дня, что он бредил.
- Это моя рука. Садись рядом, - успокоил его Бессмертный.
Иван нагнулся вперед, ладонью ощупав плечо Кощея, место рядом с ним, и плюхнулся. Цепкие пальцы тут же разжались, отпуская руку.
- Мне просто скучно было, - повторил Иван уже жалобным голосом. – Я все дни сижу в башне. Ни истории прочесть, смотреть не на что, да и нечем уже. Хотелось хотя бы ощутить вокруг себя… иные предметы. Другую комнату. И не лежать еще несколько недель в башне.
- Поздравляю в таком случае со сменой обстановки, - отозвались ему без улыбки в голосе. - Я искренне рад, что ты себе не разбил голову, пока спускался по крутой лестнице.
- Спасибо, - Иван замолчал, почувствовав себя неловко. – Кощей.
- Что?
- Ты на меня сердишься?
- На что именно я должен сердиться? Так, скажи, забавы ради. Вдруг я что-то упустил.
- Я сорвал много яблок. И зарубил тебя, - Иван пытался казаться раскаявшимся. – Для отца и, правда, нужны были яблоки. Он заболел. И сказал, кто принесет, тот станет царем.
- Это да, - без эмоций откликнулся Бессмертный. – А злые братья тебя ограбили, а потом убили.
Царевич сглотнул, почувствовав, как по телу прошелся аж целый полк мурашек. Верить в то, что собственные братья его убили, не хотелось, но он сам помнил, как Федор вонзил ему саблю в живот, а потом еще не поленился наклониться, смотря в угасающие глаза младшего брата, чтобы перерезать горло. На всякий случай. Каждый знает, что младший царевич с темной силой якшается, даже душу продал за волка и красоту свою, которая братьям не передалась.
Пальцы царевича сжимали саблю, что запоздало бросил волк, но уже поздно – Иван даже руки не успел поднять. По всему телу огнем расползлась боль. И юноша, смотря в спину Федора, даже обрадовался, когда его ноги стали неметь. Наконец-то боль начала уходить вместе с его сознанием.
«За что?» - пытался спросить Ваня, не отводя взгляда от своего убийцы, но не мог произнести ни слова. Спустя минуту он был уже мертв.
- Но ты же спас меня все же, - возразил царевич.
- Потому что волк заплатил. Не принимай на свой счет.
- Волк сказал, что ты сам пришел. Значит, все-таки спас.
- Я ехал отобрать у тебя то, что ты забрал.
- Яблоки? – аж удивился Иван, по-детски приоткрыв рот. – У тебя же еще много их.
Кощей даже весело фыркнул.
- Нет. Не яблоки. Ты забрал у меня то, что я держал у сердца.
- Медальон?.. С женщиной-ведьмой и красивым мужчиной?
- Красивым? – рассмеялся Бессмертный. - Спасибо. Я таким был при жизни.
- При жизни? – не понял Иван. - А женщина?
- Правильно ты подметил, ведьма она. И жена моя. Марья, - в голосе мужчины послышалась такая открытая боль, что Ване на ум могло прийти лишь одна мысль:
- Она?..
- Умерла? Нет. Мы просто больше не живем вместе. Не бери в голову, малыш. Лучше засыпай, - Кощей с легкостью опрокинул Ивана себе на колени и потрепал его по волосам. Царевич нерешительно замер, явно не ожидая от супостата настолько нежного жеста. – Больным царевичам вредно много думать.
- А сказка? – поинтересовался царевич, приподняв брови. – Если хочешь меня усыпить, то ты должен рассказать мне сказку.
- Да ладно? Ты меня неделю назад убил, а теперь, важно развалившись на моей кушетке, требуешь, чтобы я тебя потешил на ночь?
- Сказку, - повторил Ваня.
- Ладно, расскажу тебе сказку, - хмуро отозвался мужчина. – Только попробуй после неё не заснуть.
Царевич послушно зевнул и уставился перед собой слепыми глазами.
- Сказка, - продолжил Кощей. – Когда-то жил царевич твоего возраста. Полюбил он как-то девицу-красавицу, что была ему обещана с самого детства…
- Как Василиса мне. Только отказывает, - вздохнул царский сын и тут же получил по лбу.
- Моя сказка. Не перебивай. Так вот. Любил он её всей душой, был предан долгу. И делал все, чтобы будущая жена его полюбила. Если ты не заснешь, царевич, я тебе нос отрежу. Слушай. Царевич добивался её руки несколько лет. Добился, и в том же месяце решился на ней жениться. А знаешь что? Он так долго добивался свою принцессу, что в итоге разлюбил её. За три дня до свадьбы полюбил другую. Красивую женщину, далеко не глупую, что уж не сказать о принцессе. Понимаешь, принцессы, как правило, достаточно глупые женщины. Как узнают от свои нянечек, что им предначертано выйти замуж за прекрасного принца, так они с радостью забивают себе голову романтическими бреднями. Пока не пройдешь все испытания, не искупнешься во всех котлах, так не завоюешь её. Так вот. Влюбился он в Марью. Так получилось, что они настолько друг другу подходили, что не хотели даже расставаться. Они три дня до свадьбы были вместе, полюбив друг друга так, что их могла разлучить только смерть.
- И они убили друг друга? – восторженно спросил царевич, затаив дыхание.
- Нет. Их разлучил долг. Царевич был обязан жениться именно на принцессе, а Марья была дочерью сапожника. Что он и сделал. Он жил с принцессой, но его сердце принадлежало лишь его настоящей любви, к которой он приходил днем, читал стихи, танцевал с нею на балах, мечтая, что когда-нибудь принцессы не станет, и ему разрешат жениться на Марье. И все были счастливы. Как казалось. Царевич, кстати, в итоге оказался царем. Его прозвали Счастливым. Он не один был счастливым, он был счастлив вместе со всеми. Говорили, не было царя добрее и ласковее, лжецы. А сами в это время подливали яд его жене. Не то, чтобы я был против её смерти, но я хотел, чтобы она по велению Господа случайно сломала себе шею, не успев удивиться… От яда же люди умирают месяцами, покрываясь язвами и сходя с ума. Перед смертью она напоминала труп с выпученными глазами, умоляла меня побыть рядом, а мне хотелось танцевать с Марьей и проводить все время лишь с ней. Принцесса… То есть царица умерла одна, а обнаружили её только через два дня. Никому не пришло в голову её проведать. Я её нашел.
Кощей замолчал, заставив царевича невольно встрепенуться и дотронуться до его лица, чтобы понять, что сейчас чувствует мужчина. Брови высоко приподнятые, глаза открыты, а уголки губ опущены вниз. Сожаление.
- Что было дальше? – подал он голос.
- Он переехал в замок в глуши, подальше от интриг. Взял с собой слуг, в верности которых был уверен. И с помощью своей любовницы, а потом уже жены, следил за народом. Марья помогала ему мудро править и делать народ счастливым. Но потом все изменилось, будто бы мне пелену с глаз сняли. Она была не просто ведьмой. Жить с ведьмой я бы смог, потому что каждая женщина в какой-то степени ведьма. Она была Смертью. Прекрасной, мудрой и не в меру гордой. Марья помогала мне править, а сама истребляла мой народ с востока с жестокостью гиены. В то время её голод ничего не могло утолить. Я заточил её в башне. И когда она вырвалась, на мой замок рухнуло проклятье. Поднялся ураган. Такой, что погибли все мои слуги. Все погибли, кроме меня. Я же просто изменился. Как оказывается, я не заслужил её прощения за то, что запер в башне, обманув. И поэтому мне не получить такого дара, как смерть. Слуги мои, кстати, оказались настолько преданными, что остались и после смерти здесь, выполняя мои приказы. Я как царь, но без народа, признания, но у меня есть корона. Которую я ношу, как полагает царю. Незаметно для себя я стал врагом для людей, убийцей царя, а потом скатился до, – Кощей аж фыркнул, – страшилки для детей, что за кустом прячется. Да нажива для малолетних мародеров, не так ли, Ваня? Мне весьма приятно.
Иван удивленно моргнул, пытаясь осознать сказанное. Сказка, а потом признание Кощея были двумя вещами, которые не вязались. Кощей не мог быть царем. Или хотя бы положительным персонажем. Он якшается с темной силой, ворует девушек, ест детей, оскверняет могилы и делает все, чтобы навредить простому народу.
Царевич сел, нахмурившись, и похлопал перед собой. Плечо Кощея, укрытое приятной тканью – мантией, с золотой подкладкой внутри. Пусть у Бессмертного замок, в котором нет слуг, но выглядит он как король. Ниже кафтан такой же приятный с перьями, торчащими во все стороны. Вороные, если Иван точно запомнил.
Однако сама картина в воображении сына царского, где Кощей гоняется за дворовыми птицами, пытаясь ощипать их, заставила Ивана усмехнуться.
Первые две пуговицы круглые с каким-то камнем внутри, последняя такая же, а между ними три плоских. Ваня рассмеялся в голос, не выдержав. Конечно, золотые кощеевы пуговицы с рубинами все в его карманах. Совсем про них забыл царевич.
- Да-да, ты мое последнее одеяние испоганил, - практически весело произнес Бессмертный. – Я бы понял, что ты медальон украл, он блестит, а пуговицы зачем? Неужто настолько плохо с золотыми пуговицами в царстве Берендея?
Ваня моргнул, и пелена спала с его глаз. Сначала он увидел лишь силуэты, настолько расплывчатые, что ничего нельзя было о них сказать. Потом же все встало на свои места. Кощей, развернувшийся к нему вполоборота. Новые пуговицы на его одеянии простые, желтые, не соответствующие совершенно его одеянию. И глаза мужчины смотрели на Ивана пристально, а в них плескались солнечные лучи. Правда, голубой глаз смотрел скорее с одобрением, желтый с хитрым прищуром, будто бы видя Ивана насквозь.
Воспользовавшись удобным моментом, царский сын прикоснулся губами к губам Кощея и закрыл глаза. Его губы повторно растянулись в улыбке, когда он почувствовал, как руки Бессмертного зарылись в его кудри.
Губы у Кощея холоднее, чем руки, будто бы изо льда сделаны, но дыхание необычайно горячее. Контраст настолько был непривычен для неискушенного царевича, что Иван забылся и пропустил тот момент, когда его отстранили и посмотрели настолько сурово, что любой бы человек на месте царевича ощутил вину за произошедшее.
- Пожалел меня? – язвительно произнес он, приподнимая бровь. – Прошли те времена, когда молодцы жалели иродов иноземных.
- Не пожалел. Захотелось, - проворчал Иван и тут же почувствовал неожиданную для себя ревность. – Я тебя спросить хочу, Бессмертный. А если Марья так с тобой поступила, то зачем ты носишь этот медальон у сердца?
- Потому что я люблю её, Иван-Дурак. Шел бы ты обратно в свою комнату. Не морочил себе голову.
- Я хочу спать здесь, - изъявил желание Иван. – С тобой.
- Еще чего. Я не приглашал мелких царевичей и не приглашаю царевичей в свою постель. И не буду приглашать еще лет триста, пока из ума выживу. А теперь будь так добр, царский сын, вон отсюда.
Автор: king_marionette
Бета: Шел aka Лана
Пейринг: Иван-Царевич/Кощей Бессмертный, Серый Волк
Рейтинг: PG-13
Жанр: фентези, юмор
Дисклеймер: герои принадлежат народу
Слов в главе: 8987
От автора: спасибо Скай за первое мнение, спасибо Шел за то, что бетила его сурово и тщательно
люблю вас1 глава1.
Замок Кощеев грозно возвышался посереди леса массивным черным строением, на крыше которого свила себе гнездо не одна ворона. Окна были странными, полупрозрачными и темными, так что Ваня, сколько бы не ломал себе глаза, так и не смог увидеть, что творилось внутри замка. У его батюшки-царя таких причудливых окон не было – каждое, хоть и было разноцветным и ярким, но настолько искажало происходящее на улице, что каждый раз приходилось самому выглядывать, чтобы понять, что за погода на дворе.
Царевич смотрел на замок снизу вверх, смутно чувствуя опасность. Все казалось ему, что не выдержит Кощеево логово да рухнет ему на голову, ироду на радость. Да и несложно было заметить, что уж слишком дом напоминал самого хозяина – нескладный, будто бы сутулый, полуразвалившийся, старый, обгоревший еще сто лет назад замок, чьи лучшие годы позади. А если смотреть с высоты, то и вовсе заметно, что крыша куда больше в объеме, чем сам замок у основания, и с такого угла дом ирода иноземного больше напоминал черный гриб. Казалось бы, зодчий еще в середине строительства потерял свои чертежи, и достраивал замок на глаз, в зоркости которого смог бы усомниться любой, взглянув на получившееся в итоге хлипкое сооружение.
Волк, увидев, что Иван наконец-то прекратил обворовывать бедное дерево, заметно оживился, махнув хвостом. Ткнув носом в плечо царевича, он проговорил человеческим голосом:
- Вань. Вань, хватит тебе. Знай меру.
Царский сын же удивленно моргнул, будто сгоняя с себя наваждение, и молча повернулся к волку спиной, продолжив срывать золотые яблоки с дерева, игнорируя любые реплики своего товарища. Те, что спелые, Иван складывал в суму, закрепленную на спине волка, чтобы себе оставить или же продать – как выгоднее получится. Те, то созреть не успели, с улыбкой запихивал под кафтан. Плоды были с кулак размером, однако каждое весило с треть пуда, будто бы и правда золотым являлось.
Серый прижал уши, и его взгляд так же, как и у Вани всего минуту назад, невольно упал на замок. Притягивал, скотина. Хоть был на редкость уродлив, но имел в себе нечто неописуемо величественное и необыкновенное.
Ведь сказывали легенды, что жил в этом замке как-то царь, земли сей государь, отгородившийся от всего мира после смерти своей жены первой. Был веселым царем и не тужил, народом издали мудро правил. Любой каприз мог угадать, да любого голодного накормить. Жил бы себе и дальше, коль бы болезнь не ворвалась в замок и не убила каждого в нем. Говорят, Кощей наслал её, чтобы свергнуть царя и стать правителем земли русской. Да не так был глуп люд, каким казался. Тут же свергнул, а замок подожгли, и горело новое логово кощеево тридцать дней и тридцать ночей, окрасив каменные стены в черный цвет навеки.
И живет себе Кощей до сих пор, обозлившись на народ и творя гадости и непотребства в замке своем.
- Вань, - тут же вернулся к своим мыслям Волк. – Вань, если Кощей нас увидит, он нас убьет же. Ты же царевич. Ты должен подвигами хвастаться, дев освобождать, а ты то и дело, что спишь на печи, воров обчищаешь – ладно бы народу, так нет, все себе – да воруешь яблоки у него под носом, как воришка подзаборный.
- Этот ирод иноземный наши земли разоряет, дев крадет, распутничает с ними в своем замке, я уже молчу о том, что он нам урожай портит, а мне, значит, нельзя у него пару яблочек взять для батюшки? – возмутился он, поморщив нос и смотря на волка грозными очами, будто бы не Кощей – супостат окаянный – совершал вышеописанные подвиги, а его верный товарищ.
- Пару можно, но ты уже за третий десяток ушел, - напомнил ему волк, борясь с желанием цапнуть царского сына за ухо, как волчонка, чтобы тот пришел в себя. Хотя, чтобы царевич опомнился, тут надо далеко не за уши кусать, а за мягкое место. Да так, чтобы каждый раз, когда садился, вспоминал урок от друга доброго.
Царевич же такую рожу скорчил, будто бы это он был хозяином сада, и яблоки воровали у него.
«Ему бы еще ума хоть немного, чтобы было чем думать изредка – был бы царь как царь, а не балбес малолетний», - с горечью подумал волк, едва успев схватить юношу за воротник, когда тот случайно перегнулся через ветку и был готов упасть на спину.
– Ты бы еще дерево выкопал, мародер малолетний, - начал уже злиться Серый не то на непослушного царевича, то не на слабохарактерного.
- Да как ты? – царский сын поспешил обернуться, чтобы наградить своего товарища очередным грозным взглядом, да напомнить, что волков, к слову, вешают так же, как людей. А возможно Иван хотел дать своему другу затрещину (то есть жалкое подобие на неё – у Ивана физической силы не хватит даже банку варенья открыть самостоятельно), однако он так и не совершил, что было на уме, вместо этого расплывшись в едва ли не счастливой улыбке:
- Да ты гений. Неси лопату. Если выкопаем, то у нас расти будет. Буду жить вечно после батюшкиной смерти.
Волк мученически закатил глаза, про себя наградив Ваню множеством крепких эпитетов, половина которых есть только на языке волчьем.
Над ними все так же грозно возвышался замок Кощеев – настолько отвратный, что у любого разумного путника напрочь отобьет желание лезть в чужой сад. Однако, Иван к этой категории не относился, и замок скорее вызывал у него желание посмотреть, что же за дары были у царя, да и какие Кощей успел наворовать за свою долгую жизнь. Или хотя бы одним глазком глянуть на несметные богатства.
2.
Волк встретил Ваню давно. Так давно, что сам царевич об этом не помнил, принимая Серого как должное, будто бы он был его ангелом-хранителем с самых пеленок. Добрый друг спасал от скуки, от дворцовых интриг, давал советы в нужное время, и, хоть не одобрял, но всегда сопровождал на приключения разные. Однажды царевичу приспичило коня у царя соседского украсть, услышав, будто бы у него грива и хвост из золота были. Правда, грива с хвостом оказались самыми обычными, да вдобавок скорее не золотистого оттенка, а медного. Иван, поняв это, ел коня неделю, хоть и жаловался на отвратительный вкус.
Правда была одна – волк с Ваней был все его детство, оберегая и заботясь о друге. И с каждым годом он все отчетливей понимал, что, увы, не в лучшую сторону сын царский развивается.
Конечно же, Иван-Царевич в свои шестнадцать лет вырос высоким, чернявым и розовощеким на радость нянькам да мамкам добрым молодцем. Правда, разбалованным жутко – все ему достань да положи на золотом блюдечке, однако на сей недостаток даже царь Берендей глаза закрыл, что уж говорить о прислуге, которую за излишнее недовольство могли и плетьми наградить.
Поэтому и баловали дальше, все позволяли, а если Ваня сердился, то пытались его умилостивить сказками да песнями. Слушать сказки царский сын любил – его другим средством спать не уложишь и не утешишь в трудную минуту. А коль сказки не было, да песен ему петь не желали, бушевал царевич, отца просил ему устроить бои для забав. Однако бои под руководством Ивана были жестокими, и, как минимум, двое-трое испускали дух из-за какого-нибудь молодца с хорошей реакцией и острой саблей. Кровь, смерть, слезы баб, чьи мужья полегли, а царевич смеется, за живот держится – ничто его не могло развеселить больше, чем славная битва. А с битв не каждый возвращается – напоминал он родне умерших и кидал им несколько золотых. Да с таким лицом, будто бы милость подает прокаженным.
Сам же царский сын, хоть был далеко не богатырем, но с саблей легко управлялся. Всех на царском дворце победил. Даже генерал, которому жизнь была милее, чем победа над неразумным ребенком (царь и повесить мог за такие выходки), склонил перед ним голову. А какой злоумышленник на царского сына попытается посягнуть, так погибал уже не от сабли, а от зубов волчьих.
Да и ростом Иван не выделялся, если уж на то пошло – высок он был, в особенности, если рядом с братьями стоит – широкоплечими богатырями. Степан – старший сын – был умом одарен, и все свое время тратил на изучение отцовской библиотеки. Федор – средний сын – был прославлен в подвигах военных. На их фоне младший царевич казался недалеким по уму и на редкость худым.
Но старших сыновей Берендей не жалел, ругал как мог, стегал ремнями за непослушание, а Ивану все прощал, стоило тому виновато потупить очи лиловые и снять с головы шапку, позволяя кудрявым локонам упасть на лицо.
Хоть был своими поступками жесток младший сын царский, да видел волк, что сердце у царевича все еще чисто, хоть и заросло грязью достаточно, чтобы с первого взгляда принять его за жестокого тирана. За такого и приняла его невеста, Василиса – дочь царя Нестора, царство которого граничило с владениями Берендея. Обещаны они друг другу с детства раннего, да чем лучше Василиса узнавала Ивана, тем решительнее было её «Нет» на вопрос о свадьбе.
И если бы не отцовская болезнь, то жил бы Иван себе во дворце припеваючи не зная забот и женитьбы, да не суждено ему было, видимо. А болезнь настолько царя-батюшку ослабила, что он невольно стал думать, кому же трон отдать? Ведь, по сути, у каждого его ребенка был изъян, способный погубить страну-матушку.
Степан, пусть и силен был умом, да силы воли у него не было – всю жизнь он был на побегушках у Федора, который настолько был горд и уверен в себе, что собственные ошибки признавать не способен. Об Иване, как о царе, так же было думать грешно – ему Иван-Дурак бы подошло больше, а не Иван-Царевич.
«Идите, - сказал он однажды вечером, - мои сыновья, раздобудьте мне яблок Кощеевых. Кто принесет их первым да омолодит, да вылечит меня, тому царство все отдам».
И стоило выйти братьям, как:
- Нечестно. Ванька с силой темной якшается, - недовольно засопел Степан, чьи ноздри аж раздулись от волнения, а на лице выступил гневный румянец. – Царь от Бога, а ты, Ванька, от Черта.
- Не якшаюсь. Просто везет мне, - зло ответил Иван, сложив руки на груди и гордо вздернув подбородок. – Я самый безгрешный из вас.
- Как будто. Скажи мне, братец, ты на метле полетишь или на козе поскачешь? – фыркнул Федор, хлопнув младшего царевича по плечу. – Смотри, не упади и не разбейся, Иван-Дурак. Станешь лишь ношей на шее батюшки. Хотя, куда еще больше.
- Смотрите не постарейте в пути. Я стану царем и женюсь на Василисе, - начинал злиться младший царевич и грозно сверкать глазами, что казалось само по себе зрелищем достаточно смехотворным. А если еще представить рядом с худым Иваном двух старших братьев, напоминавших телосложением богатырей из старых сказок, так любого смех проберет. Но не самого царевича.
- На Василисе? Не выйдет она за дурака, устала уже тебе отвечать отказами небось.
- За дурака не выйдет, - зарычал Иван, повернувшись к братьям спиной. - Да выйдет за царя.
3.
Осторожно откусив от недоспелого яблока, Иван не без удивления обнаружил, что под толстой кожурой была мякоть, как и полагается. Но яблоко от этого легче не стало, да нет же, будто бы стало даже тяжелей немного. Чертовщина, да и только.
- Не ешь, ребенком станешь, - запоздало среагировал волк, однако Ваня уже успел откусить от яблока солидный кусок и перевести удивленный взгляд на волка. Медленно и осторожно прожевав его под строгим взглядом волка, царевич проглотил кусок. Ничего не изменилось.
- Я не чувствую себя младше. Может, они с изъяном каким? – Иван снова с хрустом впился в яблоко.
- Может, на дураков не действуют? – предположил волк, отчаянно высматривая на лице царевича хоть какие-то изменения.
- Я тебе сейчас саблей по морде дам. Как не действуют? Они же молодильные. Может, надо попробовать спелое? Может, неспелые просто не имеют магических свойств? Нет, давай мы на месте разберемся, когда яблоню пересадим, - затараторил царский сын, а потом его лицо на несколько мгновений застыло, как это бывало, когда царевич задумывался. Подобное действие Иван совершал не так часто, поэтому даже волк в первое время пугался, да потом привык ко всем причудам своего хозяина. В итоге Ваня пришел лишь к одному выводу:
- Надо побольше сорвать, вдруг эти не подействуют.
- Царевич, сжалься уже. Хватит тебе. Ты половину яблони разорил. Чай не у соседки редиску воруешь, здесь отец не защитит. Кощей поймает да из тебя суп сварит.
- Суп? Из меня? – растеряно переспросил Иван, все активнее срывая яблоки.
- Кощей любит есть добрых молодцев. А если и не съест, то извратом заниматься будет.
- Да он же старый, - царевич аж повернулся к волку, разинув рот, и тут же собрался. – Ну, пусть поймает, если не развалится. Я читал про него. Одни кости, а не тело. Тощий. Глаз нет – глазницы, как у черепа. Волосы седые, грязные. Накидка, кстати, отливает золотом. Можно потом спереть, если ты…
- Это кто тут старый? – поинтересовался голос снизу, и волк тут же вздрогнул, после чего оскалился, демонстрируя полный ряд клыков хозяину яблони.
- Кощей старый. Волк, ты бы уши хоть иногда чистил, ни черта не слышишь, - повторил Ванька, принявшись жевать еще один кусок яблока, однако тут же поспешил его выплюнуть. – А ты кто?
Перед Иваном предстал высокий и не в меру худой мужчина в черной мантии с золотой подкладкой. Кафтан на нем был не нарядный – самый обычный, однако украшенный вороньими перьями на воротнике и плечах, без камней, жемчуга или золотой каймы. Кощей, как и в рассказах, был седым, но его волосы были скорее серебряными, отливающими на солнце, а глаза были вполне человеческими, если не считать, что один был голубым, а другой желтым с хитрым прищуром. Корона на его голове была без драгоценных камней, не из ценного металла и даже не сверкала на солнце – наоборот, она будто бы впитывала солнечные лучи, оставаясь все такой же матово серой.
- Кощей Бессмертный, - представился хозяин, едко улыбнувшись. – Несказанно польщен, что путники не узнали моего имени, но уже покусились на мое имущество.
- Запалились, - прокомментировал волк. – Ваня, давай, нам пора.
- О, не такой уж и старый, - внезапно выдал царский сын, бросая яблоко на землю. Бессмертный нахмурился, проследив за траекторией падения золотого плода, и плотно поджал губы.
- Я слышал, что он несказанно жаден. И может убить человека из-за того, что он вынесет хотя бы веточку из его леса. А потом сварит из него суп – чего добру продавать. Жадность есть жадность, - волк настойчиво толкнул царевича в плечо, готовый уже его схватить зубами за шиворот и силком унести за тридевять земель. – Ваня, давай мне на спину. Ваня.
Но Иван его будто бы не слышал. Отпихнув морду Серого, он спрыгнул с ветки, поравнявшись с Кощеем (который был выше на полпяди).
- Я Иван – царский сын, - представился он, вытерев испачканную яблоком руку об штанину и протянув её Бессмертному.
- Представился ранее, - процедил хозяин яблони, посмотрев на руку Вани, но свою протягивать не спешил. – Ты зачем мою яблоню ощипал?
Два разноцветных глаза впились в Ивана с ощутимой неприязнью, примерно так же смотрел на царского сына и волк, спрыгнувший на землю мгновением ранее, но царевич никакого рода страхами не страдал и взглядов чужих на себе никогда не замечал. Нисколько не смутившись ни вопроса, ни того, что руки в ответ не протянули, он горестно вздохнул, вспомнив о своем горе:
- Папка от старости страдает. С сердцем худо, с каждым днем все увядает на глазах. Смотреть не могу на него такого. Вот и решил с горя отправиться в твое царствие и сорвать для него яблочко.
- Так и сорвал бы яблочко, - зло процедил Кощей, нисколько не разжалобленный историей Ивана. – Я спрашиваю, зачем ты мою яблоню ощипал?
Тонкий и изящный палец Бессмертного в черной перчатке ткнул в кафтан Ивана, едва выдерживающий десяток яблок, которые царевич успел запихать за пазуху.
- Так же два яблока лучше, чем одно, - пожал плечами Иван.
- Яблоня, - напомнил хозяин, пытаясь понять, то ли царевич хитро притворяется дураком, то ли является ударенным на всю голову по жизни.
- Десять лучше девяти? – выгнул бровь юноша, и достал одно яблоко, которое тут же протянул Кощею. – Держи, не злись так. Съешь яблочко, авось круги под глазами пройдут. Возможно и другие недуги, какие у тебя есть, батюшка.
Бессмертный поднял на Ивана совершенно удивленный взгляд, не зная, как реагировать на подобное хамство. Он хотел было махнуть рукой, чтобы ударить царевича по голове, но что-то в его облике остановило Кощея. Замерев, он внимательно вгляделся в лицо юноши и пропустит тот момент, когда царский сын, будто бы защищаясь, замахнулся яблоком и ударил мужчину в висок. Яблочный сок брызнул во все стороны, случайно попав Бессмертному в глаз. Второй удар был тут же нанесен саблей – металл с легкостью рассек плечо хозяина яблони до кости. Кощей от неожиданности аж упал на колено, тупая боль разлилась по всему телу, а в глазах начало предательски темнеть.
- Я бы одним таким яблочком его убить смог. Волк, давай. Отец ждет нас с яблоками. А заодно и с гостинцами, - услышал он задорный шепот Ивана, после чего ощутил весьма унизительный пинок в живот.
Кощей попытался подняться с земли, но царский сын нанес еще один удар сапогом – уже по раненному плечу, заставив руку Бессмертного отказать, и вынудить его вконец повалиться на землю лицом вниз.
Яблочный сок залил лицо мужчины, и он просто не нашел в себе сил встать. Из плеча запоздало хлынула черная кровь, пачкая плащ и осушая траву вокруг Бессмертного.
В глазах потемнело окончательно, и Кощей Бессмертный зажмурился, пытаясь побыстрее заснуть. Ему просто следует немного подождать, когда звон в голове прекратится, а рана послушно затянется, не оставив после себя и воспоминания. Только для этого нужно было время. За которое его гости успеют сбежать. Возможно, не только с яблоками.
4.
В Кощеевом лесу уже как с сотню лет не хватало двух времен года – весны и лета, однако их добросовестно заменяли суровая зима и на удивление плодоносная осень. Необъяснимо, как за месяц на деревьях созревают плоды настолько сочные, что девицы со всей округи собирались вместе, чтобы вступить в запретный лес. Хоть запретный, да на удивление безопасный – звери здесь не водились, так как никто не в силах пережить лютую зиму. Если только птицы могли залететь полакомиться, но вить гнезда даже на самых высоких дубах и не думали. Единственной опасностью являлся лишь сам Кощей, который, как пугают матери, сидит под кустом и ловит маленьких детишек, чтобы съесть. Девиц же он крадет и запирает в своем замке.
Ваня, представив плотоядно облизывающегося Кощея под кустом, чуть ли не свалился со смеху со спины волка. Уж сложно ему представить, чтобы столь утонченный ирод в своей короне унижался до таких действий. Ему бы, небось, только на троне красоваться да колдовать в своей комнате, чтобы народу жизнь медом не казалась.
Волк за два прыжка резко пересек лес, заставив Ивана невольно вцепиться в его шкуру и прикрыть глаза. Пару раз царский сын даже оглянулся на замок Кощея, смутно чувствуя вину. Сколько же добра смог бы он принести в дом, если бы Кощей не был настолько живучим гадом. Не сосчитать сколько раз голову Кощею рубили добрые молодцы, так то новая вырастет, то старая глаза откроет. А если успеть даже тело на несколько кусков разрезать, то соберется али восстановится из одной наиболее целой; если сжечь, то возродится и здесь, собравшись пеплом; да и топить не стоит – гад даже не дышит.
Помнится, прадед Ивана пленил супостата на полвека, да какой-то простофиля его выпустил, напоив водой. Не одним глотком, а ведрами. Бедолага бегал от колодца к темнице раз десять, получив в итоге несколько золотых монет, которых ему хватило, чтобы побыстрее скрыться с царских земель, пока грозный царь Нестор не приказал казнить.
Царевич задумчиво похлопал волка по загривку, будто бы ища в своем товарище поддержку. Ему хотелось, чтобы его похвалили – Кощей не выпустил бы их живыми. Недаром же про него столько рассказов ходит. И девиц, и молодцев ест, в камень обращает, в золотые статуи и в иные вещи, смотря какое настроение у ирода будет. Однажды даже какого-то заморского принца в лягушку превратил и сказал, что его расколдует лишь поцелуй любви. Однако сколько принца не целовали, превращались лишь девушки – в лягушку, как и он.
И ведь надо так дразниться могуществом и богатством. Все же жаль, что не успел стащить что-нибудь существеннее яблок, золотых пуговиц и старого медного медальона, который Иван крутил в руках уже с десяток минут, пытаясь понять, как он открывается. Крышка была гладкой и без единого стыка, за который царевич смог бы ухватиться.
- Может, он заговоренный? Лишь на слово реагирует? – волк повернул к нему голову, ехидно усмехнувшись и снова взлетев в небо. – У тебя лицо похоже на помидор, царевич, когда ты думаешь. Не думай, выброси. А то еще взорвешься невольно.
- Нет, я хочу посмотреть, кого Кощей у сердца держит, - заворчал царский сын. – Какое слово? Откройся, сундучок? Пряник? Кости?
- Монетка? – совсем уж отстраненно проговорил Серый.
- Откуда ты узнал? – поразился Иван, открывая медальон и жадно изучая фотографию девушки. Черноволосой, смотревшей на царевича с легким неодобрением. Губы вытянуты в гордой усмешке, кончик которой скрывала тонкая ладонь с разноцветными перстями.
«Смотрит, как на дурака последнего, а самой смешно из-за глупой выходки», - понял Иван тут же, чувствуя, как в груди разливается огонь. На какое-то мгновение ему показалось, что на него смотрит Василиса – и кудрявые волосы будто бы стали русой косой прямой, а зеленые глаза поменяли свой цвет на небесно-голубой. Будто бы на свою любимую смотрел, и сердце непривычно пыталось вырваться из груди. Царский сын закрыл глаза и помотал головой. Нет, не Василиса это. Ведьма.
Со стороны крышки же был мужчина. Моложе девушки, да и улыбка у него была куда искренней, а взгляд безнадежно влюбленным и ласковым. Достаточно красив, чтобы самому оказаться заморским принцем или барином. Не крестьянин – у них денег бы не хватило на столь искусную работу.
Ведьму и молодца странного держит Кощей под сердцем – смешней мысли даже во сне не придумаешь.
- Он же жадный, над златом чахнет. Считай, я пальцем в небо, - волк повернулся еще раз, чтобы посмотреть, выкинет ли царевич стащенную безделушку или нет. Ан-нет, во внутренний карман запихнул, хоть сам побледнел и невольно поджал губы. Все-таки можно было еще поспорить, кто жаднее был – Кощей или сам Иван. Страшно ему иметь такой кулон под боком, да выбросить рука не поднимется.
- Остановись, друг, - Ваня коснулся шерсти своего товарища. – Я вижу братьев. Далеко они забрались, не имея никаких сподручных средств.
- Ты уверен? Может во дворец, пока ты с яблоками? Отец тебя царем не сделает, если ты не первым доставишь яблоки. А они… стащат они, Ваня. И зельем сонным опоят. А так вернешься уже царем к ним. Какой дурак на царя руку поднимет?
- Так все яблоки не стащат. Я им неспелые подкину – ты же знаешь, они без магических свойств. Ты, главное, прибереги то яблоко, что я тебе в суму положил. Одного для батеньки хватит. А зелье пить не будем. И есть не будем на всякий случай. Береженого Бог бережет.
Волк заворчал нечто непонятное, но все-таки послушался Ивана. Знал он своего друга хорошо – похвастаться хотелось тому сильно перед старшими братьями, что задирали его в детстве. Пусть в чем-то да превзойти. Истинный Иван-Дурак.
Серый тихо приземлился недалеко от разбитого лагеря царских сыновей, да так, чтобы их не увидели.
- Не нравится мне это, Ваня, - прошептал он, ухватив своего друга за кафтан, но царевич лишь дружелюбно провел рукой по его морде. – Не ходи к ним, побереги себя.
- Это же мои братья. Что они мне сделают? Убьют? – рассмеялся Ваня, оставляя у волка саблю окровавленную. – Да кто собственного брата убивать будет? Мы же одна кровь. Одна семья. Пусть не очень дружная.
- Я надеюсь, что не убьют, - проворчал волк, уткнувшись в ладонь царевича с нежностью. Но подавить тревогу он так и не смог. Не зря.
5.
Сознание вернулось к Кощею неожиданно – он тут же резко поднялся на ноги и пошатнулся, почувствовав слабость и привычную после воскрешения тошноту. Что за царевичи пошли – ни стыда, ни совести. Еще сто лет назад приезжали на лошадях, вызывали на поединок и даже ждали, пока он сам облачится в латы, и лишь потом обнажали против него мечи. А этот мало того, что мародер малолетний, так еще и вступил с ним в нечестный бой.
Никакого понятия о чести у нынешнего поколения.
«Батюшка».
Бессмертный помотал головой, сгоняя наваждение. Уж слишком знакомым ему показался голос царевича, да и лицо он где-то видел. Не в этом веку, а еще тогда, когда…
Кощей провел рукой по щеке и тут же выругался – яблочный сок сделал все лицо липким, а что творилось с волосами, Бессмертный даже думать не хотел. Придется выстригать же. Все легче, чем попытаться это расчесать.
Зато рана затянулась, оставив после себя лишь багряный шрам, который исчезнет через пару дней, если не тревожить.
Кощей задумчиво хлопнул по карманам и почувствовал, как все тело проняла дрожь – медальона во внутреннем кармане не было. Его медальона, на котором изображен лик Марьи – единственное, что осталось у него.
- Найдите их, - рявкнул он в сад. – Я сам приду, вы, дурачье, еще потеряете.
Деревья тревожно зашелестели и тут же успокоились. Слуги, получив приказ, отправились его выполнять.
Картина более удивила Кощея, нежели опечалила. Несмотря на то, что он мчался с ветром на своем коне, представляя, как покажет свою силу и накажет смазливого царевича, у которого в голове и так пусто, удовольствие от нахождения воров его не посетило.
Лежащий на спине Иван со вспоротыми животом и горлом был белее мела. Лишь губы, растянувшиеся, будто бы в немом вопросе, были оттенка бледно-синего. Кудри, как и его кафтан с меховым воротником, были испачканы уже свернувшейся кровью. В руке у царевича сабля, вымазанная кровью, да не людской.
А его кровью, кощеевой. Будто бы замешкался, не сообразил, откуда удар. Или не поверил от кого.
«Больше часа лежит», - понял Кощей, поправив рукава. Его разноцветные глаза скользнули по волку, что сидел около царского сына, опустив голову и не замечая ничего вокруг себя. Бессмертный аж прикинул, чего стоит обезглавить и тварь мохнатую – один взмах меча и более нет проблемы. Голову повесить в своей комнате, чтобы улыбаться, вспоминая, как самолично казнил вора.
Найти царевича оказалось проще простого, особенно если учесть, что его серый друг выл, не переставая ни на секунду, будто бы специально сообщая об их местонахождении. А как нашли – затих, смотря на царевича так, будто бы видел в первый раз. Злорадствовал Кощей, когда в первый раз услышал его вой – подумал, что добыча настолько глупа, что сама в руки бежит. А оказалось, что и нет добычи вовсе. Одно разочарование.
Волк не поднял головы, даже когда Кощей сел рядом с ним и бесцеремонно прошелся по карманам царевича. Выхватив медальон, он осторожно спрятал его, будто бы боясь, что Иван потянется за ним даже с того света.
- Сколько дашь за его жизнь? – спросил Бессмертный, и его желтый глаз хитро прищурился. – Что у тебя есть-то?
- Шкура есть, - кратко ответил волк, все не решаясь посмотреть на Кощея.
- Шкура тоже подойдет, - развел руками ирод иноземный. – За неимением другого.
Волк смотрел на все еще бледного Ивана, что никак не мог вырваться из сна. Он спал уже третий день, порой сонно открывая невидящие глаза, чтобы принять лекарства, поесть и снова заснуть без сил. Порой он просыпался, пытался что-то сказать, но из его горла вырывался лишь хрип вперемешку с кашлем, после чего замолкал и смотрел перед собой – в темноту, что его окружала.
«Зато он уже не цвета мела, уже оживает потихоньку царевич», - не без радости подумал волк, по привычке лизнув царского сына в щеку и смутившись. Люди без шкур так не делают. Но порой отказаться от своего поведения сложнее, чем кажется. Люди оказались неудобными по всем параметрам: спать на полу нельзя – тело болит, на охоту не сходишь, а половина одежды сковывает, но носить её обязательно, как утверждает Бессмертный.
Сама процедура воскрешения оказалось куда сложнее, чем казалась Волку с самого начала. Предания гласили – сначала мертвой водой полить, потом живой. Да все не так уж просто. Серый помнил все до мельчайших деталей.
Сначала Бессмертный что-то кричал в лес, приказывая ему принести воды. Как ни странно, но его приказ практически тут же исполнился – через три минуты около волка стояло две склянки. Одна была с черной водой, другая же - с более привычной прозрачной.
«Мертвая и живая. Коль ты жив - не пей мертвую. Коль ты мертв - не пей живую до мертвой», - пояснил мужчина.
Кощей встал на колени, склоняясь над трупом Ивана. Белоснежные губы Бессмертного зашевелились, словно бы заклинания шепча, да ни звука не вырвалось из его уст.
«Живой кличут из-за целебных свойств. Трупы воскрешает, возвращает людей с того света, но если сами того захотят. Путь к жизни сложен для души, – все объяснял он. - Только чистейшая вода работает, разбавленная – нет», - усмехнулся тогда Кощей, осторожно открывая первый пузырек с черной водой.
Черная вода стекала по ранам, не оставляя после них и следа. Плоть царевича тут же срасталась, кости тут же становились целыми, а кровь будто бы под этой водой с шипением исчезала.
«А теперь самое сложное, – предупредил Бессмертный, и волк увидел, как изо рта царевича поднимается серо-голубой дымок. – Немного ты духа сохранил у него, а другом зовешься».
Кощей ловко поймал дым рукой, давая волку его рассмотреть, и быстрым движением возвратил его в тело и закрыл Ивану рот, не позволяя дыму выйти вторично.
Второй рукой Бессмертный слепо нашарил пузырек с живой водой и, ухватившись за пробку зубами, вырвал её из склянки, чтобы тут же сплюнуть в траву, и опрокинул в себя.
На несколько секунд волк решил, что Кощей попросту издевается над ним. Вот глотнет воды, встанет и скажет: «Пошутил я над твоим царевичем. Он надо мной подшутил, и я над ним. Но моя шутка смешнее, потому что смеюсь я».
Но нет, Кощей снова склонился над царским сыном и поцеловал. То есть так сначала показалось волку, у которого шерсть аж на хвосте дыбом встала. Лишь мгновение спустя он понял, что не совращают мертвого царевича, а поят целебной водой.
На минуту стало тихо. Кощей, оторвавшись от бледно-синих губ Ивана, опять зажал его рот рукой, смотря на царевича не то с интересом, не то снова со злостью, будто бы опомнившись. Врагу помогает, дурень.
По телу Вани прошла судорога, заставив его руки и ноги на мгновение задвигаться, и он снова обмяк, не подавая признаков жизни. И тут царевич резко сел, жадно хватая воздух ртом, словно выкинутая на сушу рыба. Глаза, все еще покрытые белесой пеленой, слепо смотрели перед собой. Из горла Ивана вырвался не то крик, не то плач настолько пронзительный, что у волка аж сердце замерло, и голова царского сына тут же поникла.
«Тихо-тихо-тихо», - первым подал голос Кощей, и Иван повернулся на голос, смотря ему в шею. Мужчина подтянул юношу к себе, прижав его кудрявую голову к своему плечу, и стал тихо укачивать, шепча ему на ухо что-то, что даже волчий слух не смог разобрать.
«Ты шкуру мне должен, - не то спросил, не то утвердил Бессмертный, даже не посмотрев на него. – Царевич у меня побудет. Еще дней десять он будет приходить в себя».
И лишь потом Кощей сообщил, что понятия не имеет, вернется ли зрение к Ивану или нет. Да к тому же прибавил, что не уверен даже, что выживет царский сын. Разное в этом мире случается.
Волку разрешили остаться с царевичем. Пока царевич у Кощея, волк тоже рядом будет, хоть у постели Вани, хоть нет.
Порой Иван просыпался на несколько минут – плакал, вытирая слезы рукавами ночной рубашки, просил дать воды холодной. Но стоило Волку отлучиться на пару мгновений за водой, как царевич снова засыпал, и разбудить его практически невозможно. Да и не следует, как посоветовал Кощей, больно душе его, когда тело не погружено в сон.
Шли дни, а царевич все не просыпался. А с глаз его все не спадала пелена.
6.
Дворец внутри был необычнее, чем снаружи. Так он казался просто странным, пострадавшим после пожара, но внутри не было ни следа от пламени. Все было просто… на удивление просто для дворца, будто бы Кощей здесь вовсе не держал девиц. Обычно дом злодея описывался, как логово людоеда – везде кости, черепа, еда относительной свежести или её нет совсем. Но всего этого не было. Вполне уютный замок с длинными черными шторами, не пропускающими свет. Лишь одно было неладно – бесчисленное количество статуй-скелетов, которые будто бы подпирали потолок, выстроившись друг на дружке. Большой интерес для Волка представлял собой зал – весьма внушительных размеров, но без трона во главе. Из всей мебели здесь были лишь стол и несколько стульев, расставленных слишком далеко друг от друга, чтобы едящие могли спокойно разговаривать во время приема пищи.
Спал Кощей в дальней комнате достаточно скромных размеров, которым не позавидовал бы даже заключенный. И, как ни странно, не было и монет на видном месте. Или запрятал супостат, или вовсе их не имел.
Что странно, в его замке вечно был сквозняк, а порой и сам ветер, сметавший все на своем пути.
Кощей порой разговаривал сам с собой, приказывал куда-то в пустоту и, не получая отклика, лишь устало махал рукой, словно бы пытаясь избавиться от назойливой мухи, и отворачивался в другую сторону.
Однако никого в замке, кроме Бессмертного не было, поэтому Серый без угрызений совести списал данную странность на одиночество супостата. Настолько не хватает собеседника, что уже и с пустыми комнатами разговаривает.
С кем не бывает.
Иван почувствовал, как под боком что-то приятно замурлыкало, потеревшись об его руку чем-то мягким и пушистым. Царевичу на ум пришел лишь Васька – кот царский, что вечно восседал на печи и смотрел на дев с таким презрением, что любой уважающий иноземный граф бы позавидовал. Ластился Васька лишь к Ване, так как еще с первого дня смекнул, кто тут приказывает кормить или гнать в шею вон. Кого другого кот к себе не подпускал, а кто смелый поймает, тот будет еще несколько дней ходить с расцарапанным лицом. Мало того, что Иван совершенно по-детски радовался любому неожиданному проявлению нежности его малого друга, так он брал Ваську к себе в комнату, где поил его сливками со стола и гладил кота еще полночи, пытаясь вымолить у него нежное мурлыканье. Ох, как кричал Ваня, топал ногами и обещал рассказать отцу, когда узнал, что кота отравили слуги. Видите ли, уж слишком много разбойничал, а под конец жизни совсем разошелся – и метлы он не боится, и сковорода ему не сковорода. Настолько оборзел, что мог во время обеда на стол залезть, опустить морду в тарелку со сметаной, лишив всех дев да слуг аппетита.
Ванька еще долго его оплакивал. Даже упросил батюшку дать несколько плетей обидчикам, после чего успокоился, но кошек больше не заводил. Уж больно они напоминали ему об утрате.
Мурлыкание стало громче, и царский сын сквозь сон почувствовал, как кот, лениво переставляя лапы, неспешно взобрался ему на грудь и сел на шею, не давая Ване дышать. Царевич захрипел, надеясь, что малый друг одумается и поймет, что выбрал не лучшее место для остановки, но кот даже не замечал этого.
- Федька, не балуй, дармоед. Царевич не шелохнется – слаб он да болен, - недовольно проворчал женский голос, и Иван почувствовал, как кота сняли с шеи, и благодарно вздохнул. – Рад, касатик, воздуху небось? И поговорить тебе не с кем да нечем. Открывай глаза, милок, я вижу, что не спишь.
Кот возмущенно мяукнул и устроился на ноге царевича, выпустив когти.
Иван рад бы открыть глаза, да он знал, что это ни к чему не приведет – давно уже смекнул, что зрение потерял. Горевать даже не стал, боясь, что товарищ его обеспокоится еще сильнее. Страх пришел лишь потом, когда он понял, что не увидеть ему больше лик Василисы. Мало того, что самый слабый царевич, так теперь калека вовсе.
А Серый так ни на минуту не отходил, ночи не спал – за руку держал и ждал его пробуждения, чтобы покормить да напоить. Странный голос у его друга – теперь без рычания, будто бы и стал мягче, а руки и вовсе человеческие. На вопрос о шкуре лишь улыбнулся, как мог понять Иван, коснувшись пальцами его губ.
«Как же я вам, мое солнце яркое, мог бы помочь в шкуре волка? Человеком быть веселее», - хоть сказал он это легко, да почувствовал в его речи царевич сожаление.
- Эх да, вспомнила. Не открывай, не трави душу. Дай-ка я тебя пощупаю маленько, уж соскучилась я по добрым молодцам.
- Ты свои руки-то не распускай, старая карга, - проворчал кто-то холодным мужским голосом, и Иван аж дернулся – узнал он голос Кощея.
- Старая? – аж прикрикнула женщина. – Да мне лет в двадцать раз меньше, чем тебе!
- Не вдавайся в подробности. Это тоже достаточный возраст для пенсии.
Женщина внезапно замолчала, и тут же раздались хлопок и обиженное ойканье Бессмертного.
- Бить было не обязательно, - обиженно проворчал он.
- Еще как обязательно, - фыркнула она, и руки женщины сжались на локте царевича. – Давай, касатик, расслабься. Я хоть и Баба Яга, но тебя не съем. Поцелую маленько, придушу в объятьях, но ты переживешь, я думаю.
- Яга – костяна нога, глиняная морда? – внезапно голос подчинился царевичу, однако он чувствовал, как тяжело ему даются слова. – Как ты здесь вместилась?
Ногти Яги впились в локоть Ивана, заставив того невольно поморщиться, а Кощея с неохотой недовольно заворчать, что Иван ему живым еще нужен, и заставить женщину выпустить руку царевича.
- Ну, так всегда. В юности побудешь толстушкой, да не поухаживаешь за собой должным образом, так тебя всю жизнь Русь будет помнить лишь такой, - обижено проворчала она. - Давай, касатик, открой рот. И пей. Пей смело, не яд… А если даже яд, то чего тебе терять. Ты же уже мертвый царевич.
Иван поперхнулся зельем, но его все равно пришлось допить. Заставили аж две пары рук.
Одна теплая, хоть острые ногти и впивались в его бока достаточно больно. Другая же была на удивление холодной, будто бы сама Смерть держала сына царского.
- А теперь спи. Держи Федьку под бок. А ты чего смотришь, Кощей, понравился тебе царевич? После Марьи к своему же полу потянуло? – ехидно поинтересовалась Яга. – Да не дергайся ты так, касатик. В каждой шутке есть доля шутки. Остальное, как правило, правда. И только одна горька правда.
Царевич моргнул удивленно, хотел было что-то ответить, но неожиданно для себя заснул. Сквозь сон он ощутил касание теплой руки к своему лбу. Ладонь же почувствовала лишь холод.
7.
- И как он? – Кощей осторожно прикрыл за собой дверь, переведя обеспокоенный взгляд на Ягу.
- Будет в бреду метаться. Поздно ты пришел, Кощеюшка. Еще бы часом ранее, когда душа из него не вышла, возможно, был бы уже на ногах. А так – душа блуждает по миру духов, а то, что осталось, пытается вырваться наружу, к душе вернуться. Ведь куда легче присоединиться кусочку к полной душе, чем полной к кусочку, - развела руками она. – Что могла, я сделала.
- То есть он умрет? – Кощей аж приподнял бровь, пытаясь осмыслить сказанное. – Весьма не оптимистичный прогноз, подруга.
- Не говорила я такого, - оскорблено нахмурилась ведьма. - Если бы не пришла я, то помер бы. А так – жить будет, да еще как. Отблагодаришь меня потом. И не одним бочонкам браги, имей в виду. Вся Русь знает, какой ты жлоб. Ты думаешь, что вся Русь знает, то я не знаю? Я на примере видела! Ты же как девок гоняешь от своего леса, будто бы тебе жалко ягод. Тебе куда, Бессмертному, ты же не ешь даже.
- Я охраняю лес. Дай деревенским волю, они сначала ягоды соберут, потом уж весь лес вырубят себе на дома. Не первый век живу, понимаю я в людской натуре.
- Но больше одного бочонка, - нахмурилась Яга, погрозив ему пальцем.
- Один медовухи, а другой, - мужчина задумался. – Браги. А вообще, куда больше одного тебе? Ты слишком стара, чтобы пить, - фыркнул Бессмертный с улыбкой. – О твоем же здоровье забочусь.
Яга встала в угрожающую позу, уткнув кулаки в бока и посмотрев на Кощея исподлобья. Рыжие локоны упали на её загорелое лицо, усеянное веснушками, с крючковатым носом.
- Зато в свои пятьсот я не путаю царевн с царевичами, - в такт язвительно улыбнулась Яга, сверкнув острыми зубами.
- Я не спутал, - практически обиженно буркнул мужчина. – Это была сделка. За шкуру.
- Баранью, что ли? – недоверчиво фыркнула Яга, скептически поджав губы. – Так лучше барана взял, чем шкуру. Была бы у тебя единственная живая скотина в замке.
- Оборотня, - мрачно сообщил Бессмертный.
Яга подняла взгляд зеленых глаз на друга и тут же залилась смехом, прижав руки к животу. Смеялась она долго, пытаясь между взрывами оглушительного хохота вставить что-то членораздельное, но получалось у неё плохо.
- Зачем тебе шкура оборотня? Ты же себя вылечить не можешь, куда тебе в оборотни? Уж не поверю, что друг мой захотел по лесам скакать и на луну выть.
- Не захотел. Повешу у себя в комнате. Будет украшением.
- Да такая проклятая шкура и гроша ломаного не стоит. Даже в сарае держать стыдно. Я бы выкинула сразу же.
- Да какое твое дело, - раздраженно проворчал Кощей, глянув на неё строго. – Решил, что повешу в комнате. Не придирайся.
Ведьма посмотрела на своего старого друга внимательно, и её губы растянулись в хитрой улыбке:
- Кощеюшка, признай уже. Понравился он тебе, поэтому и оживил. Я знаю тебя: тебя даже золотом не подкупишь, если тебе человек не понравится. Да ты не смущайся, мне сказать можно. Я же не чужая, своя я.
- Дорогая моя подруга, - ответил мужчина на удивление вежливо и нежно. – Не твое дело, почему я его воскресил. Может быть, мне шуба нужна из волчьего меха. А может быть, я его вылечу и скажу Берендею, что хочу обменять его сына на полцарства. Или на сотню девиц красных.
- Ты с одной не управишься, куда тебе сотню. А в делах интимных ублажи хоть одну, - рассмеялась она. – Так ты его ради этого спас?
- Яга… - устало уже вздохнул Кощей, прикрывая рукой лицо.
- И правда. Что я спрашиваю. Рехнулся ты на старости, братец мой. Рехнулся. Но когда с царевичем наиграешься, - Яга кокетливо подмигнула, пошло двинув бедрами, и вызвав у Бессмертного лишь усталый вздох. – Ты дай ему клубок до моего дома. Я с радостью его приму. В бане попарю. Накормлю. Сказок начитаю. И спать уложу. Ух, буйные они царевичи после сказок-то. А в самих-то сказках…
8.
За несколько дней, за которые Ивану стало лучше, царевич выучил все в своей комнате. Два шага до тумбочки со стаканом. Пять - до открытого окна. Восемь - до двери. Два шага влево и один вперед до таза с водой.
Ваня изучал свою комнату, как мог – он осторожно касался холодного камня ладонями, проводил подушечками пальцев по столу и стульям, не без удовольствия скользнул руками по узору спинки кровати, пытаясь представить, как он выглядит.
Было у царевича так же тревожное чувство, которое медленно, но верно переросло в уверенность – за ним следят. И следят практически всегда. Иван не знал, кто это, но ощущал чье-то присутствие порывами ветра и порой тихим шепотом, от которого просыпался.
И оживление, как правило, каждый раз происходило перед тем, как Кощей решался подняться в его комнату. Как будто пытались навести порядок к его приходу. Однажды, царевич даже будто бы случайно столкнул вазу и отчетливо слышал, как она разбилась об пол. Через минуту она стояла на том же месте, даже c тем же уровнем воды.
Однако сия чертовщина Ваню не столько пугала, сколько забавляла. Он был у Кощея дома, с чего бы удивляться, что у него тут предметы живут своей жизнью и вазы собираются сами собой?..
Но больше царского сына занимало новое восприятие мира. Его слух стал острее, а руки чувствительней к деталям. Иван с интересом изучал лицо волка – аккуратный нос, густые брови, длинные волосы и приятно щекочущие его щеку ресницы – Ваня не мог даже представить себе, каким волк должен быть в действительности. Волк, как волк. Наверное, такой, каким и должен быть.
Лицо Кощея же было тонким с большим носом, с волосами не короткими, но и не настолько длинными, а уши были даже не заостренными, как считал Иван, а больше округлыми. Иван бы еще палец в рот ему засунул, пытаясь пощупать и зубы – уж было больно интересно, клыки ли там или человеческие. Все же питается людьми, значит, должны быть клыки.
Однако при первой же попытке Кощей сердито куснул его за палец и дал ощутимого щелбана. Да такого, что еще весь вечер царский сын ныл и лежал на плече у волка, который его убаюкивал.
Но вскоре Ивану надоело сидеть в башне, и, дождавшись, пока волк уйдет, он осторожно вышел из комнаты, на ощупь пытаясь определить дорогу вниз.
Дверь была высокой – Ваня, встав на цыпочки, так и не ощутил её верха, – резкой, со странным рисунком по бокам и с розой посередине. Или же это была просто маргаритка – Иван так и не понял. Нащупав ручку, царевич ни на миг не задумался, и потянул на себя. Право, кого может смутить слепой юноша.
- Что ты тут делаешь? – раздраженно спросил Кощей, когда Иван ввалился в его комнату, по привычке озираясь, но ничего не видя вокруг себя. – Как ты сюда попал?
- Ногами. Я заблудился, - проворчал Иван. – Мне было скучно, и я хотел уже…
- Сломать на лестнице ноги? Задеть стол и разбить себе нос? Продолжай-продолжай, я стремлюсь узнать мечты царевичей, полных необоснованным мазохизмом, - язвительно спросил его Кощей, устало вздохнул. - А куда ты шел?
- Да так. Куда-то шел, - отмахнулся царевич, выставив перед собой руки. – Ты где? Скажи мне что-нибудь еще, чтобы я понял, в какой ты хоть стороне.
- Три шага вправо и семь вперед.
Царский сын подчинился, осторожно ощупывая предметы вокруг себя. Книги: слева книжная полка. Иван чихнул – полна пыли, будто бы к ней уже много лет никто не прикасался. Далее деревянный стол с резьбой, как у двери, а уж потом он почувствовал нечто холодное и неприятное, сжимающее его запястье. «Рука мертвеца!» - хотел закричал царевич, но тут же опомнился. Уж слишком ему это смутно напомнило прохладу, которая его спасала те три дня, что он бредил.
- Это моя рука. Садись рядом, - успокоил его Бессмертный.
Иван нагнулся вперед, ладонью ощупав плечо Кощея, место рядом с ним, и плюхнулся. Цепкие пальцы тут же разжались, отпуская руку.
- Мне просто скучно было, - повторил Иван уже жалобным голосом. – Я все дни сижу в башне. Ни истории прочесть, смотреть не на что, да и нечем уже. Хотелось хотя бы ощутить вокруг себя… иные предметы. Другую комнату. И не лежать еще несколько недель в башне.
- Поздравляю в таком случае со сменой обстановки, - отозвались ему без улыбки в голосе. - Я искренне рад, что ты себе не разбил голову, пока спускался по крутой лестнице.
- Спасибо, - Иван замолчал, почувствовав себя неловко. – Кощей.
- Что?
- Ты на меня сердишься?
- На что именно я должен сердиться? Так, скажи, забавы ради. Вдруг я что-то упустил.
- Я сорвал много яблок. И зарубил тебя, - Иван пытался казаться раскаявшимся. – Для отца и, правда, нужны были яблоки. Он заболел. И сказал, кто принесет, тот станет царем.
- Это да, - без эмоций откликнулся Бессмертный. – А злые братья тебя ограбили, а потом убили.
Царевич сглотнул, почувствовав, как по телу прошелся аж целый полк мурашек. Верить в то, что собственные братья его убили, не хотелось, но он сам помнил, как Федор вонзил ему саблю в живот, а потом еще не поленился наклониться, смотря в угасающие глаза младшего брата, чтобы перерезать горло. На всякий случай. Каждый знает, что младший царевич с темной силой якшается, даже душу продал за волка и красоту свою, которая братьям не передалась.
Пальцы царевича сжимали саблю, что запоздало бросил волк, но уже поздно – Иван даже руки не успел поднять. По всему телу огнем расползлась боль. И юноша, смотря в спину Федора, даже обрадовался, когда его ноги стали неметь. Наконец-то боль начала уходить вместе с его сознанием.
«За что?» - пытался спросить Ваня, не отводя взгляда от своего убийцы, но не мог произнести ни слова. Спустя минуту он был уже мертв.
- Но ты же спас меня все же, - возразил царевич.
- Потому что волк заплатил. Не принимай на свой счет.
- Волк сказал, что ты сам пришел. Значит, все-таки спас.
- Я ехал отобрать у тебя то, что ты забрал.
- Яблоки? – аж удивился Иван, по-детски приоткрыв рот. – У тебя же еще много их.
Кощей даже весело фыркнул.
- Нет. Не яблоки. Ты забрал у меня то, что я держал у сердца.
- Медальон?.. С женщиной-ведьмой и красивым мужчиной?
- Красивым? – рассмеялся Бессмертный. - Спасибо. Я таким был при жизни.
- При жизни? – не понял Иван. - А женщина?
- Правильно ты подметил, ведьма она. И жена моя. Марья, - в голосе мужчины послышалась такая открытая боль, что Ване на ум могло прийти лишь одна мысль:
- Она?..
- Умерла? Нет. Мы просто больше не живем вместе. Не бери в голову, малыш. Лучше засыпай, - Кощей с легкостью опрокинул Ивана себе на колени и потрепал его по волосам. Царевич нерешительно замер, явно не ожидая от супостата настолько нежного жеста. – Больным царевичам вредно много думать.
- А сказка? – поинтересовался царевич, приподняв брови. – Если хочешь меня усыпить, то ты должен рассказать мне сказку.
- Да ладно? Ты меня неделю назад убил, а теперь, важно развалившись на моей кушетке, требуешь, чтобы я тебя потешил на ночь?
- Сказку, - повторил Ваня.
- Ладно, расскажу тебе сказку, - хмуро отозвался мужчина. – Только попробуй после неё не заснуть.
Царевич послушно зевнул и уставился перед собой слепыми глазами.
- Сказка, - продолжил Кощей. – Когда-то жил царевич твоего возраста. Полюбил он как-то девицу-красавицу, что была ему обещана с самого детства…
- Как Василиса мне. Только отказывает, - вздохнул царский сын и тут же получил по лбу.
- Моя сказка. Не перебивай. Так вот. Любил он её всей душой, был предан долгу. И делал все, чтобы будущая жена его полюбила. Если ты не заснешь, царевич, я тебе нос отрежу. Слушай. Царевич добивался её руки несколько лет. Добился, и в том же месяце решился на ней жениться. А знаешь что? Он так долго добивался свою принцессу, что в итоге разлюбил её. За три дня до свадьбы полюбил другую. Красивую женщину, далеко не глупую, что уж не сказать о принцессе. Понимаешь, принцессы, как правило, достаточно глупые женщины. Как узнают от свои нянечек, что им предначертано выйти замуж за прекрасного принца, так они с радостью забивают себе голову романтическими бреднями. Пока не пройдешь все испытания, не искупнешься во всех котлах, так не завоюешь её. Так вот. Влюбился он в Марью. Так получилось, что они настолько друг другу подходили, что не хотели даже расставаться. Они три дня до свадьбы были вместе, полюбив друг друга так, что их могла разлучить только смерть.
- И они убили друг друга? – восторженно спросил царевич, затаив дыхание.
- Нет. Их разлучил долг. Царевич был обязан жениться именно на принцессе, а Марья была дочерью сапожника. Что он и сделал. Он жил с принцессой, но его сердце принадлежало лишь его настоящей любви, к которой он приходил днем, читал стихи, танцевал с нею на балах, мечтая, что когда-нибудь принцессы не станет, и ему разрешат жениться на Марье. И все были счастливы. Как казалось. Царевич, кстати, в итоге оказался царем. Его прозвали Счастливым. Он не один был счастливым, он был счастлив вместе со всеми. Говорили, не было царя добрее и ласковее, лжецы. А сами в это время подливали яд его жене. Не то, чтобы я был против её смерти, но я хотел, чтобы она по велению Господа случайно сломала себе шею, не успев удивиться… От яда же люди умирают месяцами, покрываясь язвами и сходя с ума. Перед смертью она напоминала труп с выпученными глазами, умоляла меня побыть рядом, а мне хотелось танцевать с Марьей и проводить все время лишь с ней. Принцесса… То есть царица умерла одна, а обнаружили её только через два дня. Никому не пришло в голову её проведать. Я её нашел.
Кощей замолчал, заставив царевича невольно встрепенуться и дотронуться до его лица, чтобы понять, что сейчас чувствует мужчина. Брови высоко приподнятые, глаза открыты, а уголки губ опущены вниз. Сожаление.
- Что было дальше? – подал он голос.
- Он переехал в замок в глуши, подальше от интриг. Взял с собой слуг, в верности которых был уверен. И с помощью своей любовницы, а потом уже жены, следил за народом. Марья помогала ему мудро править и делать народ счастливым. Но потом все изменилось, будто бы мне пелену с глаз сняли. Она была не просто ведьмой. Жить с ведьмой я бы смог, потому что каждая женщина в какой-то степени ведьма. Она была Смертью. Прекрасной, мудрой и не в меру гордой. Марья помогала мне править, а сама истребляла мой народ с востока с жестокостью гиены. В то время её голод ничего не могло утолить. Я заточил её в башне. И когда она вырвалась, на мой замок рухнуло проклятье. Поднялся ураган. Такой, что погибли все мои слуги. Все погибли, кроме меня. Я же просто изменился. Как оказывается, я не заслужил её прощения за то, что запер в башне, обманув. И поэтому мне не получить такого дара, как смерть. Слуги мои, кстати, оказались настолько преданными, что остались и после смерти здесь, выполняя мои приказы. Я как царь, но без народа, признания, но у меня есть корона. Которую я ношу, как полагает царю. Незаметно для себя я стал врагом для людей, убийцей царя, а потом скатился до, – Кощей аж фыркнул, – страшилки для детей, что за кустом прячется. Да нажива для малолетних мародеров, не так ли, Ваня? Мне весьма приятно.
Иван удивленно моргнул, пытаясь осознать сказанное. Сказка, а потом признание Кощея были двумя вещами, которые не вязались. Кощей не мог быть царем. Или хотя бы положительным персонажем. Он якшается с темной силой, ворует девушек, ест детей, оскверняет могилы и делает все, чтобы навредить простому народу.
Царевич сел, нахмурившись, и похлопал перед собой. Плечо Кощея, укрытое приятной тканью – мантией, с золотой подкладкой внутри. Пусть у Бессмертного замок, в котором нет слуг, но выглядит он как король. Ниже кафтан такой же приятный с перьями, торчащими во все стороны. Вороные, если Иван точно запомнил.
Однако сама картина в воображении сына царского, где Кощей гоняется за дворовыми птицами, пытаясь ощипать их, заставила Ивана усмехнуться.
Первые две пуговицы круглые с каким-то камнем внутри, последняя такая же, а между ними три плоских. Ваня рассмеялся в голос, не выдержав. Конечно, золотые кощеевы пуговицы с рубинами все в его карманах. Совсем про них забыл царевич.
- Да-да, ты мое последнее одеяние испоганил, - практически весело произнес Бессмертный. – Я бы понял, что ты медальон украл, он блестит, а пуговицы зачем? Неужто настолько плохо с золотыми пуговицами в царстве Берендея?
Ваня моргнул, и пелена спала с его глаз. Сначала он увидел лишь силуэты, настолько расплывчатые, что ничего нельзя было о них сказать. Потом же все встало на свои места. Кощей, развернувшийся к нему вполоборота. Новые пуговицы на его одеянии простые, желтые, не соответствующие совершенно его одеянию. И глаза мужчины смотрели на Ивана пристально, а в них плескались солнечные лучи. Правда, голубой глаз смотрел скорее с одобрением, желтый с хитрым прищуром, будто бы видя Ивана насквозь.
Воспользовавшись удобным моментом, царский сын прикоснулся губами к губам Кощея и закрыл глаза. Его губы повторно растянулись в улыбке, когда он почувствовал, как руки Бессмертного зарылись в его кудри.
Губы у Кощея холоднее, чем руки, будто бы изо льда сделаны, но дыхание необычайно горячее. Контраст настолько был непривычен для неискушенного царевича, что Иван забылся и пропустил тот момент, когда его отстранили и посмотрели настолько сурово, что любой бы человек на месте царевича ощутил вину за произошедшее.
- Пожалел меня? – язвительно произнес он, приподнимая бровь. – Прошли те времена, когда молодцы жалели иродов иноземных.
- Не пожалел. Захотелось, - проворчал Иван и тут же почувствовал неожиданную для себя ревность. – Я тебя спросить хочу, Бессмертный. А если Марья так с тобой поступила, то зачем ты носишь этот медальон у сердца?
- Потому что я люблю её, Иван-Дурак. Шел бы ты обратно в свою комнату. Не морочил себе голову.
- Я хочу спать здесь, - изъявил желание Иван. – С тобой.
- Еще чего. Я не приглашал мелких царевичей и не приглашаю царевичей в свою постель. И не буду приглашать еще лет триста, пока из ума выживу. А теперь будь так добр, царский сын, вон отсюда.
@темы: русские народные сказки, фанфик, 2012