Пролог.
читать дальшеА пока его крик режет тень-тишину
Да пока не охрип, разгоняя волну
Поднимите им веки пусть видят они
Как бывает, когда слишком много в крови
Серебра ...
(Пикник – Серебра)
«…Его нашли распятым в подвале полуразвалившегося дома. Странную игрушку, которую породило безумство и гениальность. Игрушку, до абсурда похожую на человека. Его телосложение, глаза, движения, чувства… Бог мой, мне самому до сих пор трудно поверить в то, что он был неживым. Всего лишь кусок материи, оживленный с помощью магии Богини… Наука не опровергала это, однако принимать тоже не спешила – уж слишком все это попахивает пустыми слухами. Я бы и сам не поверил, если бы не увидел своими глазами.
Опишу свое первое впечатление, мой друг. Это было невыносимое зрелище. Худощавый, вымазанный в грязи, в лохмотьях хрупкий юноша. Полуобнаженный, лет пятнадцати, плачущий, как мне казалось, кровавыми слезами. Лишь потом, растерев жидкость между пальцами и попробовав её на вкус, я понял, что это не кровь. Машинное мало.
«Это порождение мрака», - выдохнули горожане, столпившиеся у входа в подвал, и я отрицательно покачал головой. Религия превращает людей в стадо баранов, считающих любой прогресс проделками сил тьмы. Не то чтобы я сам не верил в чудодейственную силу Вишневой Богини, но я считаю, что люди тоже на что-то способны. Не думаю, что человек обращался к бесам, пытаясь придумать колесо. Как человек, я не могу полностью опровергнуть это суждение, но, как ученый, не могу его принять.
Я махнул людям рукой, отсылая их наверх. Уж слишком мне не терпелось осмотреть это, якобы, творение тьмы.
Кожа мальчика была теплой, однако в тех местах, где она была содрана, был виден скелет из неизвестного науке, так называемого, «легкого» железа. Глаза пленника были сделаны из редкого и едва мутного стекла, но я заметил, что его зрачок реагирует на свет, как и у нормального человека. Видимо, его создали не один десяток лет назад. Ювелирная работа. Я мог лишь восхититься мастером. Однако я не могу не отметить, что по моей спине все равно пробежались мурашки при виде такого зрелища, каким бы оно не было мне интересным.
Мы окрестили его творением науки и магии, хотя в причастности второго я на тот момент сильно сомневался. И не «мы». Горожане под страхом суда. Как вы знаете, в наших краях любой может быть повешен лишь за то, что его слова не являлись правдивыми. Я помню, что вы не разделяете их взглядов, считаете это зверством, но уверяю вас, страх наказания влияет на людей лишь положительным образом.
Юноша твердил о своем создателе и слезно упрашивал нас привести его. Как ни странно, о боли не было ни слова… И только потом я понял, что мальчик её не чувствует. Я все время забывал о том, что передо мной не человек. Машина. Кукла с механизмом внутри.
Пока мои коллеги пытались освободить его (как оказалось, он был прибит железными кольями), я обыскал весь дом. Ни души. Что я и сообщил найденному созданию.
Тем же вечером мальчишка поселился у меня в доме. У него не было имени, лишь обрывки воспоминаний и кошмары по ночам.
Я назвал его Леонардом. В честь своего погибшего сына, чей образ до сих пор вызывает в моем сердце глухую тоску. Вы ведь помните его? Вы ведь помните моего мальчика?
Кстати, спешу сообщить, что ладони юноши зажили сами собой, впрочем, как и все остальные раны. Исследовать это открытие мне не дал сам Леонард, которому в это время хотелось веселиться и наслаждаться приобретенной свободой. Но я все не мог понять, как же мертвая плоть смогла регенерировать.
В последующие дни он бегал за мной по пятам. Искусное создание, чистейшее подобие человека, имеющее, наверное, самую теплую и лучезарную улыбку в этом мире.
Я все время нехотя напоминал себе, что он – машина. Что он – нечеловек.
И в то же время я понимал, что Леонард имеет чувства, он умеет радоваться, предаваться печали. Даже видеть сны. К несчастью, за все это время, ни одного хорошего сна ему так и не приснилось. Может, мне казалось… Я ни в чем сейчас уже не уверен, но могу сказать одно, в физическом плане он был живым. Пугающе, не правда ли?
Время шло, я кормил его дорогими обедами, одевал в самые роскошные костюмы и пытался научить всему, что знаю сам. Наверное, мои поступки были обоснованы тем, что мне до сих пор не хватает моего сына. А Леонард, видимо, ценя мои страдания, ластился ко мне и тесно прижимался к моей спине по ночам. Теплый. И такой живой.
«Он машина», - твердил я себе по ночам. И сам себе не верил, кусая губы, чтобы сдержать предательские слезы.
За этот месяц мальчик успел изучить все мои привычки, пытался угодить и радовал меня своими результатами, быстро обучаясь иностранным языкам. Однако у моего Леонарда был тяжелый характер (это я узнал, когда пытался его познакомить с моим старым другом, – юноша жался к моей спине и несколько раз выругался как сапожник, тем самым смутив моего дорогого гостя).
И все-таки мое счастье, хрупкое и, скорее всего, выдуманное, рухнуло в мгновение. За этим злосчастным завтраком я рассказывал своему мальчику о прекрасной Вишневой Богине, о которой сложено так много легенд. Являясь Богиней красоты и плодородия, она вела войны и проливала кровь невинных людей, как жертву небесам. После каждой войны был потоп, смывавший кровь с полей. После каждого урожая - ураган, убивающий людей. Добро и зло – все было уравновешено. И именно поэтому других Богов нет.
И внезапно Леонард, отодвинув кубок с апельсиновым соком, извинился и сказал… Нет, вы представляете? Он сказал, что вынужден меня покинуть и отправиться на поиски своего хозяина.
Меня охватил небывалый гнев. Последний раз я так злился в день смерти моего сына. Я презирал врачей, которые не в состоянии подарить ему новое сердце. Я ненавидел людей, что так и не помогли мне. Мне казалось, весь мир бросил умирать моего сына на руках отца, который… который сам по себе ничего не может сделать.
Он был прав. Я слишком долго жил мечтой.
Но… Но…
Я его кормил.
Я за ним ухаживал.
Я дал ему имя. У мальчика не было даже имени. Вы это понимаете?
И все равно он должен идти к своему создателю, который бросил его черт знает где и в таком ужасном состоянии. Нет вообще доказательств, что это не он распял свое создание, очевидно, испугавшись того, что сотворил.
Конечно же, я накричал на него. Обвинил в бессердечии. Леонард не сопротивлялся, просто потупил глаза в пол и беззвучно шевелил губами, кажется, даже не слушая меня. Будто… Будто он знал, что так все и будет.
«Прости, прости, прости…»
Нет, я даже уверен, что он знал, что так и будет.
Знал.
Я запер его в комнате для гостей на ночь. И нисколько не удивился, узнав на следующий день, что он убежал из моего дома. Вместо того, чтобы начать искать его, я сел в кресло, налил себе вина и предался забвению на несколько часов.
Я был слишком строг к чужому ребенку. К чужой игрушке. Которую, кстати, я так и не пошел искать. Даже ночью, когда за окнами завыла стая голодных волков, пришедшая из леса Богини. Святые твари, которых мы не в силах остановить.
Я узнал о нем лишь через три дня. Его нашли на старом кладбище у какой-то дальней могилы. Уже мертвого.
Игрушка, не заботясь о белом костюме, сидела на коленях перед открытым гробом и смотрела на мертвеца пустыми кукольными глазами.
А его создатель… Создатель Леонарда был одет в нищенскую одежду, чего я не ожидал. Он всегда мне представлялся высоким джентльменом с переливающимся золотом волос.
Но передо мной лежал смуглый молодой человек, которому лет, может быть, за двадцать. Черные словно смоль волосы волнами спадали на плечи и прятали лицо от попавших солнечных лучей.
Пиджак едва прикрывал обнаженную грудь мертвеца, штаны были порваны сразу в нескольких местах. Однако я не мог не заметить, что мертвец был божественно красив. И… Вы не поверите мне, граф… Его кожа отдавала теплом.
По щекам Леонарда все еще текло черное масло, пачкая не только лицо, но и костюм, который я, впервые услышав свое имя из его уст, приобрел для него неделю назад. До этого мальчик обращался ко мне, как к господину Альтьерру. Если честно, я надеялся, что мой гость когда-нибудь назовет меня отцом.
Я отступил назад. Странно, но даже при таких обстоятельствах я чувствовал себя лишним. Все-таки, как-никак, воссоединение.
Я положил руку мальчику на плечо, все еще надеясь, что он очнется.
Но он не очнулся. Я нагнулся, пытаясь вглядеться в его лицо, и увидел, что передо мной не Леонард – сверхъестественное создание, а самая обычная неодушевленная кукла, лишенная всех эмоций. Беспомощная и смотрящая на весь мир своим пустым бессмысленным взглядом. Мой Леонард перестал существовать в тот злосчастный день.
Через четыре дня я вскрыл его. Оказалось, одна из шестеренок в грудном отделе раскололась надвое и повлекла за собой массовую поломку всей и без того хрупкой системы.
Я не стал его чинить. Уж слишком я любил этого мальчика, чтобы насильно возвращать его к этой несчастливой жизни. Просто отпустил в мир иной, где он должен попасть в Рай. Я верил, что он хоть и был создан искусственно, но имел душу. И пусть она найдет покой.
Всем своим коллегам и друзьям я говорил, что мой Леонард умер от разрыва сердца. Что в наше время не редкость… »
читать дальшеА пока его крик режет тень-тишину
Да пока не охрип, разгоняя волну
Поднимите им веки пусть видят они
Как бывает, когда слишком много в крови
Серебра ...
(Пикник – Серебра)
«…Его нашли распятым в подвале полуразвалившегося дома. Странную игрушку, которую породило безумство и гениальность. Игрушку, до абсурда похожую на человека. Его телосложение, глаза, движения, чувства… Бог мой, мне самому до сих пор трудно поверить в то, что он был неживым. Всего лишь кусок материи, оживленный с помощью магии Богини… Наука не опровергала это, однако принимать тоже не спешила – уж слишком все это попахивает пустыми слухами. Я бы и сам не поверил, если бы не увидел своими глазами.
Опишу свое первое впечатление, мой друг. Это было невыносимое зрелище. Худощавый, вымазанный в грязи, в лохмотьях хрупкий юноша. Полуобнаженный, лет пятнадцати, плачущий, как мне казалось, кровавыми слезами. Лишь потом, растерев жидкость между пальцами и попробовав её на вкус, я понял, что это не кровь. Машинное мало.
«Это порождение мрака», - выдохнули горожане, столпившиеся у входа в подвал, и я отрицательно покачал головой. Религия превращает людей в стадо баранов, считающих любой прогресс проделками сил тьмы. Не то чтобы я сам не верил в чудодейственную силу Вишневой Богини, но я считаю, что люди тоже на что-то способны. Не думаю, что человек обращался к бесам, пытаясь придумать колесо. Как человек, я не могу полностью опровергнуть это суждение, но, как ученый, не могу его принять.
Я махнул людям рукой, отсылая их наверх. Уж слишком мне не терпелось осмотреть это, якобы, творение тьмы.
Кожа мальчика была теплой, однако в тех местах, где она была содрана, был виден скелет из неизвестного науке, так называемого, «легкого» железа. Глаза пленника были сделаны из редкого и едва мутного стекла, но я заметил, что его зрачок реагирует на свет, как и у нормального человека. Видимо, его создали не один десяток лет назад. Ювелирная работа. Я мог лишь восхититься мастером. Однако я не могу не отметить, что по моей спине все равно пробежались мурашки при виде такого зрелища, каким бы оно не было мне интересным.
Мы окрестили его творением науки и магии, хотя в причастности второго я на тот момент сильно сомневался. И не «мы». Горожане под страхом суда. Как вы знаете, в наших краях любой может быть повешен лишь за то, что его слова не являлись правдивыми. Я помню, что вы не разделяете их взглядов, считаете это зверством, но уверяю вас, страх наказания влияет на людей лишь положительным образом.
Юноша твердил о своем создателе и слезно упрашивал нас привести его. Как ни странно, о боли не было ни слова… И только потом я понял, что мальчик её не чувствует. Я все время забывал о том, что передо мной не человек. Машина. Кукла с механизмом внутри.
Пока мои коллеги пытались освободить его (как оказалось, он был прибит железными кольями), я обыскал весь дом. Ни души. Что я и сообщил найденному созданию.
Тем же вечером мальчишка поселился у меня в доме. У него не было имени, лишь обрывки воспоминаний и кошмары по ночам.
Я назвал его Леонардом. В честь своего погибшего сына, чей образ до сих пор вызывает в моем сердце глухую тоску. Вы ведь помните его? Вы ведь помните моего мальчика?
Кстати, спешу сообщить, что ладони юноши зажили сами собой, впрочем, как и все остальные раны. Исследовать это открытие мне не дал сам Леонард, которому в это время хотелось веселиться и наслаждаться приобретенной свободой. Но я все не мог понять, как же мертвая плоть смогла регенерировать.
В последующие дни он бегал за мной по пятам. Искусное создание, чистейшее подобие человека, имеющее, наверное, самую теплую и лучезарную улыбку в этом мире.
Я все время нехотя напоминал себе, что он – машина. Что он – нечеловек.
И в то же время я понимал, что Леонард имеет чувства, он умеет радоваться, предаваться печали. Даже видеть сны. К несчастью, за все это время, ни одного хорошего сна ему так и не приснилось. Может, мне казалось… Я ни в чем сейчас уже не уверен, но могу сказать одно, в физическом плане он был живым. Пугающе, не правда ли?
Время шло, я кормил его дорогими обедами, одевал в самые роскошные костюмы и пытался научить всему, что знаю сам. Наверное, мои поступки были обоснованы тем, что мне до сих пор не хватает моего сына. А Леонард, видимо, ценя мои страдания, ластился ко мне и тесно прижимался к моей спине по ночам. Теплый. И такой живой.
«Он машина», - твердил я себе по ночам. И сам себе не верил, кусая губы, чтобы сдержать предательские слезы.
За этот месяц мальчик успел изучить все мои привычки, пытался угодить и радовал меня своими результатами, быстро обучаясь иностранным языкам. Однако у моего Леонарда был тяжелый характер (это я узнал, когда пытался его познакомить с моим старым другом, – юноша жался к моей спине и несколько раз выругался как сапожник, тем самым смутив моего дорогого гостя).
И все-таки мое счастье, хрупкое и, скорее всего, выдуманное, рухнуло в мгновение. За этим злосчастным завтраком я рассказывал своему мальчику о прекрасной Вишневой Богине, о которой сложено так много легенд. Являясь Богиней красоты и плодородия, она вела войны и проливала кровь невинных людей, как жертву небесам. После каждой войны был потоп, смывавший кровь с полей. После каждого урожая - ураган, убивающий людей. Добро и зло – все было уравновешено. И именно поэтому других Богов нет.
И внезапно Леонард, отодвинув кубок с апельсиновым соком, извинился и сказал… Нет, вы представляете? Он сказал, что вынужден меня покинуть и отправиться на поиски своего хозяина.
Меня охватил небывалый гнев. Последний раз я так злился в день смерти моего сына. Я презирал врачей, которые не в состоянии подарить ему новое сердце. Я ненавидел людей, что так и не помогли мне. Мне казалось, весь мир бросил умирать моего сына на руках отца, который… который сам по себе ничего не может сделать.
Он был прав. Я слишком долго жил мечтой.
Но… Но…
Я его кормил.
Я за ним ухаживал.
Я дал ему имя. У мальчика не было даже имени. Вы это понимаете?
И все равно он должен идти к своему создателю, который бросил его черт знает где и в таком ужасном состоянии. Нет вообще доказательств, что это не он распял свое создание, очевидно, испугавшись того, что сотворил.
Конечно же, я накричал на него. Обвинил в бессердечии. Леонард не сопротивлялся, просто потупил глаза в пол и беззвучно шевелил губами, кажется, даже не слушая меня. Будто… Будто он знал, что так все и будет.
«Прости, прости, прости…»
Нет, я даже уверен, что он знал, что так и будет.
Знал.
Я запер его в комнате для гостей на ночь. И нисколько не удивился, узнав на следующий день, что он убежал из моего дома. Вместо того, чтобы начать искать его, я сел в кресло, налил себе вина и предался забвению на несколько часов.
Я был слишком строг к чужому ребенку. К чужой игрушке. Которую, кстати, я так и не пошел искать. Даже ночью, когда за окнами завыла стая голодных волков, пришедшая из леса Богини. Святые твари, которых мы не в силах остановить.
Я узнал о нем лишь через три дня. Его нашли на старом кладбище у какой-то дальней могилы. Уже мертвого.
Игрушка, не заботясь о белом костюме, сидела на коленях перед открытым гробом и смотрела на мертвеца пустыми кукольными глазами.
А его создатель… Создатель Леонарда был одет в нищенскую одежду, чего я не ожидал. Он всегда мне представлялся высоким джентльменом с переливающимся золотом волос.
Но передо мной лежал смуглый молодой человек, которому лет, может быть, за двадцать. Черные словно смоль волосы волнами спадали на плечи и прятали лицо от попавших солнечных лучей.
Пиджак едва прикрывал обнаженную грудь мертвеца, штаны были порваны сразу в нескольких местах. Однако я не мог не заметить, что мертвец был божественно красив. И… Вы не поверите мне, граф… Его кожа отдавала теплом.
По щекам Леонарда все еще текло черное масло, пачкая не только лицо, но и костюм, который я, впервые услышав свое имя из его уст, приобрел для него неделю назад. До этого мальчик обращался ко мне, как к господину Альтьерру. Если честно, я надеялся, что мой гость когда-нибудь назовет меня отцом.
Я отступил назад. Странно, но даже при таких обстоятельствах я чувствовал себя лишним. Все-таки, как-никак, воссоединение.
Я положил руку мальчику на плечо, все еще надеясь, что он очнется.
Но он не очнулся. Я нагнулся, пытаясь вглядеться в его лицо, и увидел, что передо мной не Леонард – сверхъестественное создание, а самая обычная неодушевленная кукла, лишенная всех эмоций. Беспомощная и смотрящая на весь мир своим пустым бессмысленным взглядом. Мой Леонард перестал существовать в тот злосчастный день.
Через четыре дня я вскрыл его. Оказалось, одна из шестеренок в грудном отделе раскололась надвое и повлекла за собой массовую поломку всей и без того хрупкой системы.
Я не стал его чинить. Уж слишком я любил этого мальчика, чтобы насильно возвращать его к этой несчастливой жизни. Просто отпустил в мир иной, где он должен попасть в Рай. Я верил, что он хоть и был создан искусственно, но имел душу. И пусть она найдет покой.
Всем своим коллегам и друзьям я говорил, что мой Леонард умер от разрыва сердца. Что в наше время не редкость… »