Автор – king_marionette
Бета - qyj
Пейринг – Кощей Бессмертный/Иван-Царевич
Рэйтинг – PG-13
Жанр - Фэнтези, POV
Размер –
Статус - заморожен
читать на фикбуке
5 5.
На третий день нашего путешествия Ванька, который все еще пытался строить из себя героя, сдался и заныл. Стонал он жалобно, громко и преимущественно мне в ухо, дабы я не пропустил ни одного слова. Из его всхлипов я смог разобрать лишь то, что он хочет поесть, помыться, поспать на чем-нибудь помягче земли, и что он успел стереть в кровь весь зад. Видимо, последнее, на его взгляд, должно было мне показаться самым весомым.
Остановиться пришлось бы и так – три дня пути обернулись тяжелыми даже неунывающему Федьке. Он пыхтел, хрипел и порой не сдерживал ругательства, когда Волк скачками догонял нас, но не жаловался – гордый.
Что касается Серого, то тот либо решил снова хранить молчание, либо в волчьей форме было сложно разговаривать. К слову, плешивым он не оказался. Мы как только его морду ни крутили, как его только по траве ни катали, кроме репейника ничего так и не нашли.
Да и мне было нелегко – обожженная рука, которая почти обуглилась после того, как я кинул молнией в Горыныча, не давала мне покоя. Как не умел обращаться с магией, так и не умею.
Теперь даже не знаю, сколько пройдет времени перед тем, как ладонь примет прежний вид.
Чем-то это путешествие напомнило мне то, что было двадцать лет назад. Только вместо прекрасной девицы, которая должна была стать моей женой (впрочем, кого я обманываю), сидел Иван. И как назло, именно он был в меня влюблен, а не Елена.
Ощущал я себя гадко. По одной простой причине – я слишком часто ловил себя на мысли, что при немного иных обстоятельствах в прошлом Ванька мог бы легко оказаться моим сыном. Были бы у него не светлые кудри, ныне окрашенные в смоляной цвет, а вороные от рождения. Нос пошел бы в меня – вышел бы острым, да и глаза оказались бы голубыми и не такими большими.
Да и чего скрывать – прав был Жар, царевич и правда смог бы сойти за меня… лет так тысячу назад.
Я и сам в годы своей молодой жизни был далеко не подарком – мои родители только и гадали, сколько можно дать за меня и какие можно подвиги приписать, чтобы до меня снизошла хоть какая-нибудь девица царских кровей. Красотой я никогда не отличался, поэтому мои портреты возвращались сразу же после смотрин. Я был тем «пугалом», за которого обещали выдать замуж, если принцессы не будут себя хорошо вести.
Моя жена оказалась моей первой женщиной. Только, к моему разочарованию, она была настолько же глупой, насколько красивой. А красота была неотделима от нее. На любом приеме она выглядела яркой бабочкой, которая порхала от одного гостя к другому. Но, несмотря на то что у нас не было ни одной темы для разговора, она оказалась чудесной женой. Да и мне нужно было с ней заниматься не наукой, а более… плотскими вещами.
Со временем я смог ее полюбить, хотя каждый раз, когда она открывала рот, я ощущал прилив раздражения. В особенности я терпеть не мог ее просьбы – с ее заморским акцентом, где-то растягивая слова, а где-то проглатывая окончания. И в итоге получалась каша. Смекнув, она стала больше молчать и дольше держать меня за руку, успокаивающее поглаживая меня по ладони. Все свои желания она передавала через прислугу.
И даже после этого она проскальзывала ко мне в постель каждую ночь и делала меня чуточку счастливее. По крайней мере, мне так казалось.
После восхождения на престол власть одурманила меня. На балах я был излюблен женщинами, любой муж выказывал мне уважение, и любые запреты стали были для меня лишь словами.
Подобие семейного счастья длилось около двух лет – этого хватило, чтобы моя жена родила мне сына, который был больше не похож на меня, ежели похож. Но, увидев своего внука, моя матушка лишь всплеснула руками: «Вылитый Емельянушка, посмотрите на его нос». Точнее, шнобель. Это было единственное, что намекало хоть на какое-то родство со мной.
И хоть ребенок вышел светловолосы и темноглазым, ни у кого не возникло даже мысли, что моя жена могла мне изменить. То ли все были уверены в ее верности, то ли все знали, что она была слишком глупа для того, чтобы скрыть своего любовника.
Несмотря на рождение сына, я был занят все дни. В тот момент я был давно влюблен в другую женщину, что и положило начало моему проклятью.
Впервые я встретил женщину настолько обворожительную и умную. Она не была красавицей – нет, но держалась подобно царице, а речь ее была мелодична и ясна. И вместо того, чтобы испугаться такой женщины, я потянулся к ней, не зная ни ее происхождения, ни даже того, как она попала на тот злосчастный прием. Я довольствовался прекрасным именем «Марья», которое поразило меня в самое сердце.
Через три дня после нашей встрече я сделал ее своей фавориткой. Дал ей слуг, титул, имение и право голоса на совете. И не успел оглянуться, как я начал рассказывать ей все – все мои тайны, мои чувства, планы. Я ходил к ней советоваться. Падал на колени, прижимался лицом к ее рукам и слушал ее убаюкивающий голос. И делал так, как она скажет.
Емельян Счастливый – так меня прозвали за справедливое правление и частые пиры, не зная, что происходит в моем дворце. После первого года моего правление грянул переворот.
Мою жену травили всем, чем только можно было, а я метался по замку, не зная, что мне делать. Массовая казнь не помогала – новый слуга казался мне таким же предателем, как и прежние. Царица не могла подняться с постели, прижимая к груди нашего ребенка, который пил отравленное молоко и с каждым днем становилась лишь худее и худее. Даже когда он заснул навсегда, моя жена и не думала отпустить его покрытое язвами тело, укачивая и напевая ему колыбельные.
Через два дня она ушла вслед за ним.
Убитый горем, я узнал из доносов, что за всем стояла Марья – та, кому я поклонялся. Она была последняя, на кого я мог подумать – я считал ее своим спасением от той жизни, которая была мне так противна.
Тем же днем я решил отомстить. Не столько за себя или перевороты – сам по себе я был ужасным царем и плохо понимал, что хочет народ. Если бы не Марья, меня бы свергли в первый же год правления. Но моя жена и ребенок, которого я ни разу не держал на руках, были ни при чем.
Как сейчас помню, я сидел в тронном зале, убитый горем. Я не ел два дня, и мой желудок регулярно выворачивало вином – отравить его, не сорвав печать, было труднее всего.
Я ждал, когда Марья войдет в тронный зал и легкими шагами подойдет ко мне, чтобы занять место за моей спиной. Как она всегда это делала.
Она прибыла через час. Положив прохладную ладонь мне на плечо, она прошептала:
- Я сожалею о твоей жене.
- Раздели со мной этот кубок.
Она улыбнулась и приняла бокал. Ее губы тут же стали красноватыми, и я прижался носом к ее щеке, в последний раз вдохнув аромат ее духов. Мои руки сами нашли ее шею – тонкую и бедную – и сдавили из последних сил, которые у меня только оставались.
Лицо Марьи побледнело, она удивленно посмотрела на меня, даже не сопротивляясь. Каждый раз, стоит мне закрыть глаза, я вижу, как ее губы расползаются в жуткой улыбке, снисходительной и ласковой.
«Она не умрет, она не умирает» - мысли вертелись в моей голове, словно пчелиный рой в улье, и я зажмурился. – «Я никогда не убивал сам, я не смогу ее убить!»
Когда я набрался смелости посмотреть на ее лицо, Марья была уже мертва. Ее глаза смотрели на меня, а пугающая улыбка и не думала сходить с губ.
Я смутно помню, что я делал дальше. Возможно, пил до тех пор, пока не потерял сознание, либо в рассудке пытался покончить с жизнью, глотнув из пузырька с ядом. Но могу сказать точно – умер я в подвале, облокотившись спиной о бочку.
Слава царю Емельяну.
Словно в тумане, я шел по темному лесу, в котором ночь и день сменялись, не успев задержаться ни на минуту. Увязая в болотах и застревая в зарослях, я шел вперед, потеряв свет времени. И в конце пути меня ждали черные врата, окутанные лозами виноградами. Рядом с ними стояла Марья.
- Емельян, - позвала она, и я, склонив голову, подошел к ней. – Ты посмел убить меня.
И я впервые услышал ее смех, похожий на звон колокольчика.
- Такое впервые случается за мою долгую жизнь, - призналась она, проведя холодной ладонью по моей щеке. – Ты убил единственную, кто любил тебя.
- Я любил лишь свою жену. А ты убила ее.
- Ты сам веришь в то, что говоришь? – Марья коснулась губами моей щеки. – Ее время пришло, как и твое. Не так Смерть вольна, как о ней сказывают. Я делаю лишь то, что велит мне Судьба.
Смерть замолчала, ожидая от меня хоть какого-либо ответа, но я не мог произнести и слова.
- А ты так и не понял, Емеля, моего замысла. Не оценил. Если бы ты безоговорочно принял мой дар, я бы сделала тебя царем Нави. Ты бы правил вечно, был бы юн и богат. Но ты даже и не хотел рассмотреть дары, которые я преподнесла к твоим ногам.
- Я не хочу, - честно признался я.
- Коль не хочешь, - голос Марьи стал холодным, - то оставлю тебя живым. Оставлю тебя живым до тех пор, пока сам не взмолишься. Моли, Кощей, моли.
«Кощей» - удивился я тогда и… очнулся в подвале, который полностью заполнил дым.
Дальше история известна всем. Как гласили сказки: и вышел из дворца черт пылающий, взмахнул плащом и окатил окружающих пламенем синим. Неведающие и знать не могли, что перед ними стоит не кто иной, как Кощей Бессмертный.
О том, что меня обстреляли камнями и обтыкали вилами, не было ни слова. Через пять минут мой хладный труп волокли к лесу, где и бросили, чтобы лесные звери полакомились. Когда я пришел в себя, солнце было высоко, а ворона, которая пыталась выклевать мой глаз, впорхнула в небо с таким карканьем, будто ее лисица за хвост оттаскала.
Мой дворец темнел вдали, и я долго сидел у деревьев, смутно понимая, что прежняя жизнь кончена. Возвращаться я не рисковал, да и не было смысла – меня там уже ничего не держало.
Через несколько дней Яга нашла меня около болота, спутав с трупом. Это была прабабушка нынешней Яги, которая еще ведала дикую магию. Покряхтев и осмотрев меня со всех сторон, она приветливо ухмыльнулась, продемонстрировав мне клыки, которым позавидовал бы любой людоед.
- Сколько я видывала на свете, а черта лысого впервые вижу. Дошли хоть те, которые я к тебе посылала?
Неожиданно для себя, я рассмеялся и сказал, что с чертями родства не имею и вообще заблудился.
- Ну, коль заблудился, то пойдем чай пить, лысик. Посмотрю, какой ты под слоем сажи такой есть.
Ванька толкнул меня в плечо, и я помотал головой, сгоняя с себя сон. Угораздило меня задремать в седле. Повезло еще, что не свалился.
- Кощей, - Иван уткнулся носом в мой воротник. – Тут какой-то дом недалеко. Зайдем, может быть?
- Нечего делать нам в доме стервятника, - фыркнул Волк, высунув из клыкастой пасти язык. – Скажи, чтобы не клевал, иначе сожру.
- Какого стервятника? – зевнул я, продирая глаза. – Все птицы лишь мертвечину клюют…
- Кощеюшка! – черная тень тут же сбила меня с седла, не дав мне договорить.
Царевич чудом удержался, вцепившись пальцами в гриву Князя. Я же заорал благим матом. Частично от удивления, частично из-за боли – одна из торчащих коряг проткнула мне грудь.
- Кощеюшка, - Карл прильнул ко мне, осыпая лицо поцелуями. – Родненький мой. Это ты. Здоровенький. Добренький. Миленький.
- Довольно сомнительных комплиментов, - выдавил я, ощущая на себе ревнивый взгляд Ивана.
Он даже кашлянул в кулак, чтобы привлечь к себе его внимание, но Карыч уже зажал мое лицо ладоней, с нежностью расцеловывая мой нос.
Сплюнув кровь, я оттолкнул Карла от себя и попытался встать. К несчастью, коряга попалась мне извилистая – так просто с нее не встать. Да еще и легкие задеты, судя по тому, что дышать стало в разы труднее.
- А ты что тут делаешь? Опять что надо? – внезапно взвился Карыч, тут же позабыв обо мне.
К моему удивлению, обращался он… к Серому.
- Ничего не надо. Не от тебя так точно, - прорычал он и зевнул, почесал лапой за ухом. – За хвост зачтемся. Потом.
- Еще как сочтемся, - мрачно проворчал Карл и снова обнял меня, игнорируя все мои попытки подняться.
- Ты меня душишь, идиот, - прошипел я.
- А я впервые вижу светлого Кар Карыча. Ты белая ворона что ли? Ты странный какой-то, - произнес Федька, с интересом уставившись на одного из Воронов.
- Ну, белая, что с этого? – помрачнел Карл. – Неужели я хуже других Воронов лишь потому, что я белый?
- Потому что ты непутевый, - вставил Волк. – Кар Карыч не даром говорил, что ты еще опозоришь его седую голову.
- Дедушка и не так шутит, - Карл наконец-то поднялся на ноги и дернул меня за плечо к себе.
Секундная боль, и стало намного легче дышать. Однако слова благодарности так и застыли у меня в горле, стоило мне вспомнить про молчащего царевича.
- Вы закончили? – спросил он, сверля меня взглядом.
- Ты бы был благодарен своему спасителю! – Карыч выпятил грудь.
- Не помню, чтобы меня спасали всякие размалеванные как девицы вороны. Кощей, кто он вообще тебе?
- Друг старый, кто же еще.
- Настолько старый?
- Очень старый, - улыбнулся Карл, положив голову мне на плечо.
- Приятно познакомиться. А я его жених, так что руки убери.
Мне осталось лишь закрыть лицо ладонью, чувствуя себе девицей на выданье. Выдумать ситуацию глупее я бы не смог – воображения не хватило бы.
Понятия не умею, какого эффекта хотел добиться Иван, но реакцию Карла он явно не предугадал. Ворон сел на землю, смотря на царевича обалдевшим взглядом, и… расхохотался. Смеялся он долго и заливисто, пытаясь из себя выдавить что-то членораздельное, и успокоиться смог лишь спустя четверть часа.
- Т-ты? Кощей, ну ты и шутник. Неужели все царевны закончились, раз ты на царевичей перешел?
- У нас любовь, - важно заявил Ванька.
- Любовь, - лицо Карла на мгновение стало серьезным, и Ворон снова заржал, схватившись за живот.
Хоть Ванька сначала отказался от предложения остаться на ночь, он быстро передумал, стоило Карлу заикнуться о бане. Весь остаток пути царевич так и светился молчаливой благодарностью. Как-никак желание помыться было куда сильнее ревности.
Послав Волка и Федьку на реку, Иван закрылся в парилке, где с час изводил на себя три бочки воды.
От бани я отказался. Не то, чтобы я не хотел с себя смыть дорожную пыль, просто шумная компания за неделю успела меня утомить.
- Кощей, - правда, я совсем забыл о Карле, который прилип ко мне как банный лист. Может, он и не кидался на меня, как Ванька, но его твердолобости любой смог бы позавидовать. Мне ли не знать.
Карыч смотрел на меня из-под ресниц, соблазнительно улыбаясь, отчего меня кидало в дрожь, а глаза сами искали дверь, выявляя самый легкий путь к бегству.
- Кощей, как же тебя занесло с царевичем? – ревниво проворчал Ворон. - Знал же, что с кем-то из царской крови едешь, но я думал, что у вас там все, как полагается. Слушай, а может он тебя силой держит? Али золотом?
- Волк попросил с ним понянчиться. А там уже много случилось. Зелье. Жар. Теперь ты. Я уже начинаю думать, что меня прокляли.
- Только не говори, что тебя эта мысль только сейчас посетила? Не представляю, что может быть хуже того проклятья, которым тебя одарила Марья. Уж Воронам ли не знать.
- Конечно, вы же слуги Марьи.
- Мы служим Жизни, если ты не забыл. И Судьбе. Даже даем советы неокрепшим умам, как прожить годочков эдак на двадцать дольше. Например, не ходить на всяких Горынычей – земля ему пухом – и Кощеев Бессмертных не трогать по пустякам. Ну украл девицу, и черт бы с ней. Девиц много, а двадцать годочков на дороге не валяются.
- Давненько я никого не убивал, - вздохнул я мечтательно, припоминая славные года. И ведь ни один царевич не приходил за Кощеем, только за девицами. Тогда и трава была куда зеленее.
- Заливайся мне тут соловьем, заливайся. Или тебе память отшибло за три дня? Кто в Решетцах разбуянился, чуть ли в меня не попал? Так стариной тряс, что я уже забеспокоился, вдруг отвалится, - Карл сощурил глаза. – Или красовался перед своим женишком?
- Что? – не понял я. – Что за Решетцы?
- Да так. Всего лишь поселок, от которого после тебя даже камня на камне не осталось. Где только такую свиту достал – на них посмотреть страшно. Лица серьезные, все с саблями и пиками. Сам же стоял среди них, приказы отдавал. Давно я не видел тебя таким, Кощеюшка. Бойкий, веселый, глаза горят. Уж подумал, с новой девицей связался и про Елену забыл. А ты не с девицей…
Я потер виски. Конечно, я не помню, что было в Ясную ночь, но отчего-то мне думается, что за несколько часов я не успел бы собрать армию и разгромить Решетцы, которые находились у черта на куличиках.
- Сколько от Жара от деревеньки?
- Ну, дня три пешком, с день на лошади, - прикинул Карл.
- А когда я буйствовал?
- Дня три назад, - Карыч посмотрел на меня, как на блаженного.
- Ну и подумай, как я мог быть в Решетцах, если в Ясную я был с Жаром.
Карл наморщил лоб.
- Получается никак, - пожал он плечами. – Но я тебя ни с кем не спутал бы. Стало быть, это новый Кощей?
- Не думаю. Сам знаешь, у Марьи губа не дура. Если бы и был новый Кощей, то царь. И мы бы об этом узнали первые. Слухи быстро распространяются, особенно среди нечисти.
- Тогда что же это за Кощей, о котором мы ничего не слышали, но который есть? Что-то мне думается, что ты меня пытаешься за нос водить.
- Мне все равно, - вздохнул я, разминая уставшие плечи. – Просто интересно, откуда же такой появился. Впрочем, я не против. Пусть крушит и сжигает деревни. Когда-нибудь он умрет, а Решетцы повесят на меня.
- Вижу, ты прямо все продумал. Тебе лишь бы отдохнуть, а кто злодеяниями будет заниматься? Я ведь не такого полюбил, а сильного, смелого и красивого царя.
- Простите, вы обознались.
- Ты же практически царь нежити. Да если бы ты захотел, ты бы мог все! Даже царство свое воссоздать! Людьми повелевать! Неужели тебе настолько лениво просто взять себя в руки и перестать расклеиваться из-за одной девахи? Ты таких с тысячу сгубил! А что ты с молодцами делал? Ты выходил с ними на бой, ты сражался с ними, показывал себя. Теперь же ты их отпускаешь. Ты хоть знаешь, что они наговаривают на тебя? Что они себе приписывают?
- Карл, вот ты же не дурак, а глупости какие говоришь, - устало вздохнул я. – Пойду я к Ивану, вдруг он исхитрился утопиться в бочке.
Карыч обижено засопел, наблюдая, как я встаю и уже иду к выходу.
- Извини. Кощеюшка, извини, мой хорошенький. Я наговорил сколько, а ты! А ты… Извини, извини, извини, - стоило мне взяться за ручку, как Карл, перемахнув стол, вцепился в меня.
Следом пошли поцелуи, от которых я старательно увертывался, пока не услышал, как кто-то за моей спиной кашлянул в кулак.
Весь оставшийся вечер Ванька молчал, пытаясь просверлить взглядом во мне дыру. Была бы его воля, к ночи я бы напоминал решето. Говорить с царевичем я уже не пытался – он либо отворачивался, либо громко начинал напевать народные песни, порой даже неприличного содержания.
Я был готов лечь на полу, но Иван тут же переложил подушку и одеяло к себе на кровать, после чего демонстративно отвернулся к стене.
Когда взошла луна, блекло осветив комнату, за окном заголосил Федька. Пел он так, будто в детстве все медведи Тридесятого Государства собрались в одном лесу, чтобы дружно поскакать на ушах сына Яги.
Выйду ль я на реченьку,
Посмотрю ль на быструю,
Не увижу ль я милого,
Сердечного, дорогого.
Мы сойдемся – поклонимся,
Посидим – повеселимся,
Мы домой пойдем – простимся:
«Прощай, яхонт дорогой,
Не расстался бы с тобой!»
Виноград ты мой зеленый,
Без ума ты меня сделал!
Мне сказали про милого,
Милый не жив, не здоров,
Милый не жив, не здоров,
Будто без вести пропал!
Дальше завыл Волк – то ли подпеть пытался, то ли заткнуть.
Ванька пошевелился у меня под боком и наконец-то сподобился обратить на меня внимание.
- Ты не говорил мне, что у тебя кто-то был, - проворчал он.
Я задумчиво поскреб подбородок.
- Иван, мне уже тысяча лет. Я был женат. Часто изменял своей жене. И даже после того, как стал бессмертным, девиц я посещал исправно почти каждый год…
Под взглядом царевича, я решил не продолжать.
- Конечно, я знал, что у тебя кто-то был. Но я думал, что они, - Иван всплеснул руками, - ну хотя бы умерли или состарились настолько, что не вызовут у тебя уже никакого желания.
- И Карл не вызывает у меня никакого желания, - признался я. – Какое-то время я за ним присматривал, и он начал ко мне приставать. Я даже не знаю, как мне от него отделаться. Он прямо как…
- Прямо как я?
- Ну, почти. У тебя случай запущенней будет.
- Понятно, - спокойно произнес Ванька и снова повернулся к стене. – А ты, бедный, терпишь. То мои приставания, то его. Никто не подумал же о тебе, несчастном. Даже представить страшно, как же ты переносишь все эти страдания. Спокойной ночи не желаю. Пусть тебя клопы загрызут насмерть.
Треснуть бы его чем потяжелее по башке, чтобы там хоть одна мысль появилась для приличия. Ванька обижено сопел, но обиды пытался не показывать.
- И как же мне доказать, что я так не думаю? – сдался я. Наверняка же попросит что-то вроде моей короны, на которую он с первого дня глаз положил. Да только придется аж до конюшни идти – Волк настоял, чтобы я не сверкал ею лишний раз. Иначе все отчего-то думают, что я один из блаженных, которых родители в детстве постоянно роняли.
- Поцелуй меня, - неожиданно оборвал мои мысли Иван.
- Другие варианты?
- Докажи, что ты и правда меня любишь. Либо поцелуй, либо то, не знаю чего.
- Иван.
- На нет суда нет.
Я, вздохнув и переборов себя, коснулся губами шеи царевича. Ванька пытался закрыться плечом, но я лишь плотнее прижался к его спине. Мазнув губами за ухом, я сам не заметил как успел пробраться руками под его рубашку. Кожа у Ивана была бархатная, приятная на ощупь – небось он на себя извел все масла, которые Карыч только держал в бане.
Я вдохнул запах его волос и был готов продолжить, как Ванька шустро вывернулся из моих объятий.
- Стой. Стой, верю. Хватит только.
Улыбнувшись, я чмокнул царевича в лоб.
- Спокойной ночи, - буркнул он, уходя головой под одеяло.
Потянувшись, я усмехнулся.
Жмурясь, я глянул на небо. Хорошая погода, добрая. Солнце яркое, небо голубое. Я бы еще птичье пение приписал, но в лесу лишь эхом отдавалось замогильное карканье – видимо родня Карла решила поживиться отдавшим душу Марье. В общем, ничего не предвещало беды.
Карл хмуро наблюдал за тем, как мы грузим вещи на Князя. Его взгляд скользил то по мне, то по Ваньке, с которым он успел разругаться утром – все сравнивали, кому больше досталось внимания, и кто дальше зашел. В споре выиграл Ванька, который не упустил случая упомянуть о ночном разговоре, извратив все, что только можно было.
- Да не переживай, не трону я твоего Кощея, - лениво протянул Карыч. – Ну уж нет. Мне легче подождать, когда ты умрешь. Мы, вороны, живем на порядок больше людей. Моему деду в этом году семьсот сорок исполнится.
- Не обольщайся. После меня он в твою сторону даже не глянет, - проворчал Иван, закрепляя ремни на сумках.
- Только если ты ему глаза выколешь, сладкий.
- Надо будет – выколю, - мрачно произнес царевич, достав из кармана нож и озорно подмигнув.
- А что с Ягой? – я поспешно отвернулся от Ваньки, пытаясь сменить тему разговора.
- Пробовал я связаться с Ягой, – фыркнул Карл. – Ни ответа, ни привета. Конечно, может быть магнитные бури или еще что неведомое, но что-то мне говорит, что не к добру это. Постарайся быть осторожнее.
- Тогда спасибо хотя бы за ночлег. И за баню.
- Спасибо за то, что зашел ко мне, когда Иван заснул, - подмигнул мне Карыч, хитро ухмыльнувшись.
Ванька не произнес ни слова, практически не глядя вогнал вилку мне в руку.
- Не ходил я к нему, - зашипел я. – Не ходил. Иван.
- А ты докажи, - холодно произнес царевич. – И я не шутил. Выколю.
Ключевники за четверть века из глухой деревеньки развернуться городом. Некогда дырявый забор, поставленный скорее для приличия, нежели для защиты, сменился высокой стеной из белого камня. Правда, большим городом Ключевникам так и не суждено было стать – всю эту красоту можно было окинуть взглядом еще из леса.
Ворота охраняли стражники с таким бледным видом, что даже Ванька разжалобился и толкнул меня в бок, мол, кинь хотя бы медную им. Но я был неумолим.
Город был полон жителей – они толпились у повозок с деревянными прилавками. Люди веселились, кто-то гулял с яблоками в карамели, кто-то громко возмущался, вертя в руках эдакую диковинку, надеясь сбить цену.
- Помидоры! Свежие, только сорвала с грядки! Берите, дармоеды, берите! От сердца отрываю! – кричала бабушка, размахивая огурцами. – Берите, берите!
- Не бери у нее помидор, мой помидор красивый, ханом клянусь! Ты на нем еще женишься!
- Бусы! Дешевые бусы из камней! Почти даром!
Я слез с Князя, осматриваясь по сторонам. Никто на нас не смотрел, все были поглощены базаром и руганью друг с другом.
- Возьмем хлеба и пойдем дальше? – предложил мне Иван.
- Милок, милок! Посмотри какие… Ба-а-атюшки, смотрите, это же царевич, - вскликнула бабка, от удивления уронив огурец.
На базаре тут же стало подозрительно тихо, на нас обратились сразу несколько десятков глаз.
- И правда, царевич. Бабка впервые за пятьдесят лет не соврала. Как и обещали! - протянул мужик, сдвинув шапку на лоб.
- Прямо как на бумаге! – поддержали его.
- А сколько уплочено? – шепотом поинтересовался кто-то.
- Да сто золотых! Царь сказал, что сам в руки отдаст за царевича-то.
- А за мертвых нынче не платят? – сощурилась бабка. – В наше время все одно было. Вишь придумали что.
- Пропали наши головы за боярами голыми. Попались, - вздохнул Федька.
Ванька поежился и вцепился в гриву Князя. Волк зарычал, оскалив клыки, но на него не обратили ни малейшего внимания.
- Так чего стоим? Поймать нечисть!
- Вяжи их!
Ворота за нашими спинами закрылись.
Надо было все-таки кинуть страже хотя бы медную.
- И чего погнались, - проворчал Ванька, осторожно выглядывая в окно.
Стоило нам оторвался от толпы, как мы тут же сделали круг и нырнули в заброшенный дом, еле-еле затолкав сопротивляющегося Князя в дверной проем. Толпа, пробежав мимо дома раза два, со стоном разбредалась по домам. Видимо, каждый практически почувствовал в своих руках сто золотых.
- И правда, чего погнались, - я протянул царевичу листовку, где был нарисован его портрет. – Я и зачитать могу. Младший сын царя нынешнего – Берендея Тихоныча – пал жертвой богомерзких сил темных. Посему царский указ – поймать иль упокоить за плату в сто золотых. За хладное тело будет дано меньше ровно в десять золотых.
Ванька шумно сглотнул, вцепившись в створку так, что даже костяшки побледнели.
- По мне, предложение весьма заманчивое. Тебя поймать иль упокоить?
- Не смешно. Неужели отец смог такое написать? Я же… любимый сын! Любимый! – царевич топнул ногой.
- Не скажу, что удивлен. Как помню, Берендей всегда любил лишь себя. Он тебе рассказывал, как он добился трона, хотя сам был самым младшим? - поинтересовался я. – Мол, случилось несчастье, он хотел отречься от престола, но народ сам просил его возглавить их? Нет, Иван. Твой отец собственноручно каждого убил. Видимо, он решил, что яблочко от яблони недалеко падает, и решил сразу от тебя избавиться. А то вдруг ты не будешь дожидаться времен, когда он сам отдаст тебе.
Волк ощутимо толкнул меня в бок и за шиворот утянул в сторону.
- Не прав ты. Не мог, - сердито прорычал он. – В Ваньке он души не чаял. Думается мне, что кто-то другой недалеко упал от яблони.
- И все равно итог один: во дворец его уже не вер… - я осекся на полуслове, недоверчиво посмотрев на Серого. – Ты знал! Ты знал же про это, да?
- Не кричи, Ванька услышит, - Волк зажал мне рот ладонью, гневно сверкнув глазами.
- Ты знал, что его собираются убить? – прошипел я ему в руку. – Он же сказал, что сбежал!
- Он и думает, что сбежал. Он не помнит, что случилось.
- То есть?
- Были слухи, что планируется переворот. Я не знал, кто именно хочет свергнуть Берендея, поэтому оставлял Ивана лишь с семьей. В один день я нашел его убитым в роще.
- И кто его убил?
- Братья. Хотя, сам понимаешь, Ванька ничем не угрожал никому из них – он никогда бы не стал царем. И никогда этого не хотел.
Взгляд Волка потемнел.
- Я поймал Ворона. То есть Карла. Заставил его принести живой и мертвой воды.
- Подожди, - фыркнул я. – Подожди-подожди. Ты освободился от всех пут, которые связывали тебя с той родственной ветвью и… И все равно оживил. Уж не подводит ли меня слух?
- Мы сейчас не связаны с ним. Но он не должен был умереть от их рук.
- И поэтому сказал ему, что он решил убежать из дома, и подговорил украсть у меня яблоки?
- Это он уже сам. Здесь тебя поймала своя же жадность. А листовка, видимо, для того, чтобы наверняка Ивана убили.
- И никого из них не удивило, что Иван лишился золотых кудрей? Они сказали «как и обещали».
- Либо догадались, либо они нас поджидали.
Я потер виски. Единственным, кто знал, что мы идем в Ключевники, был Карл. Но он бы никогда подобного не сделал – Вороны по природе ленивые, да ему и правда легче подождать смерти Ивана.
- В такие моменты я ощущаю себя старым, - пожаловался я. – Слишком много событий за одну неделю.
- Я тут пирожки успел захватить, пока мы удирали, - Федька бросил сумку на стол, подняв столб пыли. – Приглашаю к столу.
Мы аж подскочили от неожиданности, когда дверь со скрипом отворилась. Схватившись за первое попавшееся, мы были готовы отбиваться, но наш противник оказался шести годов от роду. Увидев нас, он тут же попятился назад.
- Я… я знаю, кто вы! – выпилил он, вытаскивая что-то из-за пояса. – И я не боюсь. У меня есть это!
Я прищурился, пытаясь разглядеть, что же у него в руке. Игла. Самая обыкновенная старая игла, правда, размеров чуть больше обычных. Конечно, я слышал, что люди говорят, что моя смерть наступит, стоит разломать иглу. Стоит, наверное, поразиться, как в этом государстве вообще иглы остались. Надо будет сказать Яге, чтобы она в своих рассказах эту иглу хоть прятала куда.
- Вы маму убили! Папу убили! Сестренку убили! Жучку убили!
- И ты решил пойти за ними, дабы наконец-то воссоединиться со своей семьей, - аж прослезился Федька. – Обожаю счастливые концы.
Даже Князь клыкасто усмехнулся.
Мальчишка грозно показал мне иглу. Видимо, на случай, если я не углядел ее устрашающие свойства с первого раза.
- Что мы такого сделали? Мы платили тебе дань, и ты никого не трогал. Мы платили, платили, все золото отдавали, а ты сжег все с армией своей проклятой. Говори, супостат, слова последние. Смерть ждет тебя.
Волк с Ванькой кинули на меня удивленные взгляды, и я поднял руки, показывая, что не причастен ни к какой дани и вообще не понимаю, о чем речь ведется. Да и брал я девицами, золото у крестьян обычно поддельное – пока проверишь, успеешь каждого селянина проклясть.
- Думаешь, пора наконец-то задуматься, что это за Кощей новый объявился? – зевнул Федька.
- Думаю, откуда он армию достал. Ее же так просто не соберешь, чтобы никто не прознал. Слухи среди нежити быстрее распространяются, чем среди людей, - вздохнул я.
- Твоя правда. Не сидится вам, Кощеям.
Про мальчишку мы все забыли, и тот терпеливо дождался, пока мы закончим свой разговор.
- Ну не мог же он, - я внезапно припомнил слова Яги.
- Как далеко тут гора Авдорья? – поинтересовался я.
- Кощей. Только не говори мне, что не отнес обратно змеиные зубы.
- Змеиные зубы? – не понял Иван.
- Они самые. Стоит их в землю бросить, как появляются молодцы-богатыри, которые беспрекословно исполняют все, что им не скажешь. Вернее их не сыскать на белом свете.
Мы замолчали.
- Да, я не отнес. Наложил заклинание для отвода глаз. Но я же думал, что вернусь. А там узнал, что Елена умерла и…
- И зная твою магию, ее максимум на пару часов хватило.
- Да. Видимо, кто-то нашел.
Мы замолчали.
- Значит, ждем заката и быстрее к Яге. До нее осталось несколько часов ходьбы.
- Не пройдешь! Убью! – решил наконец-то вставить слово мальчишка, у которого практически тут же громко заурчало в животе.
- Садись, поешь. На пустой желудок супостаты плохо убиваются, - я освободил ему место и кинул черствый пряник Князю. Выдвинув клыки, он поймал пряник и с хрустом его прожевал.
Что-то подсказывало мне, что мы все ближе к беде.