[kingmarionette]

Название: Беды Кощеевы (рабочее)
Автор – king_marionette
Бета - qyj
Пейринг – Кощей Бессмертный/Иван-Царевич
Рэйтинг – PG-13
Жанр - Фэнтези, POV
Размер – миди
Статус - в процессе
Саммари – Если в жизни Бессмертного все плохо, то, можете не сомневаться, все станет намного хуже. С одной стороны неугомонный царевич, которому не терпится на подвиги, с другой твой новый «коллега», пытающийся захватить Тридесятое царство. Что выбрать – лишь Боги знают. Авось и пронесет как-нибудь…Но не в этот раз.
king-marionette.tumblr.com/tagged/skazki - внешность героев <3
А еще большое спасибо HeroinArt за рисунок - iiheroinii.deviantart.com/art/illustration-gift...

1-2
3

4. читать на фикбуке

Грязная рука попрошайки протянулась в мою сторону вслед за протяжным стоном, чем-то отдаленно напоминавшим «Милостивые государи, подайте на пропитание».
Федька не выдержал первым и захохотал в голос, закрыв ладонями лицо. Волк нагло ухмыльнулся и покосился на меня. И ведь оба ждут представления со мной в главной роли.
Лишь Ванька удивленно крутил головой, не понимая, что он пропустил.
Не люблю я иметь дело с теми, кто знает мое отношение к деньгам. Мало того, что обворовать моих спутников становится в разы сложнее, так еще не совестно им подшучивать надо мной. Как будто бы я первый, кто обкрадывал неимущих и обделенных. Но опять же ежели человек слепой, хромой и глухой в придачу, то вряд ли он погонится за грабителем, все норовя треснуть его костылем-палкой по башке. Артисты, многоликие боги бы их побрали.
— Подайте, — бродяга попытался повторить это так же жалостливо, как в первый раз, но случайно перешел на визг. Он упал перед Князем на колени, заставив того даже удивленно сделать шаг назад, не понимая, как ему поступить: то ли из милосердия съесть несчастного, то ли все же побрезговать.
— Нет денег, — я дернул поводья. — Князь, обходи.
— Ну-ну, дедушка, — неожиданно вкрадчиво произнес бродяга. – Лучше заплати, авось на годочек дольше проживешь.
Федька снова бесстыже заржал.
Нет, меня все эти годы как только не называли. И поганью называли, и иродом, и тираном, и распутником. А что приписывали — стоит вообще промолчать. Но «дедушка»…
— Уж прости, милочек, — в тон ему ответил я. — Не хочется мне денег на вас, оборванцев, тратить. Авось еще расплодитесь за мой счет, в следующий раз и шагу не дадите ступить.
— Вы меня не поняли, — не отставал бродяга, достав из кармана ржавый кинжал. — Это не просьба. А ну вытащили свои кошельки, собачьи дети. И слезайте с коней. Раз не хотите по-хорошему, мои братья сами пошарят в ваших карманах.
Я устало посмотрел на выходящих из-за деревьев разбойников. У одних в руках сабли, у других булавы. И именно в такие моменты я жалею, что оставил в замке свой меч-кладенец, некогда утащенный у Добрыни. Один взмах — ни бродяг, ни леса. А сейчас придется час раскидывать по лесу — народ ныне твердолобый пошел, не с первого удара понимают, что лучше не лезть.
— Если быть честным, я сомневаюсь в вашем кровном родстве, — заметил я, рассмотрев их угрюмые лица. — Да и взять нечего.
— А у того сабля симпатичная, — заметил Иван, выглянув из-за моего плеча. – Ну, у того, у которого лицо такое глупое.
— И что? На воровство подбиваешь? – нахмурился я, разглядывая указанную саблю. Лезвие затупилось и потемнело, а некогда украшенная золотом и камнями ручка казалась в руках попрошайки грязной.
— Почему бы и нет? Красивая сабля.
Я закатил глаза и тут же дернулся — царевич с рыком впился зубами мне в плечо.
— Если ты пообещаешь перестать на меня вешаться, — хмуро согласился я, отпихивая его лицо.
— С меня не убавится, — хихикнул Ванька. — Согласен.
— А можно мне тоже что-нибудь, дядь Кош? — оживился Федька, жадно разглядывая разбойников. — Серый, добудешь?
Волк хмуро промолчал, сделав вид, будто поглощен красотой вековых деревьев.
Бродяги вытащили оружие. Им не нравилось ощущать себя лишними.
Я опустил глаза на саблю, чье острие были направлено на меня. Что уж говорить, хороша была сабля — добрый мастер выковал. Кто же виноват, что эти нищеброды успели ее так испоганить.
— И лицо у брата не глупое, — запоздало вмешался наш разбойник-попрошайка. — Я передумал! Убить их. Оставьте кудрявого, он выглядит богато. А лошадей продадим цыганам.
Его рука легла на нос Князя.
— Хорошие лошадки, — заключил бродяга.
— Хорошие-хорошие, — сладко улыбнулся. — Князь, ату его.

Волк больно ткнул меня локтем в ребра, и я, морщась, полез за монетами. К моему превеликому счастью, после шайки разбойников мое честно заработанное золото разбавилось серебром и блеклой медью. Иными словами, разбойники подарили мне возможность не тратить свое богатство на своих путников.
— С вас девять серебряных, — напомнили мне.
Я поднял глаза и растянулся в клыкастой улыбке, которая заставила хозяина таверны замолчать. На вид он ничем не отличался от купцов — упитан в боках и увешан оберегами от сглаза-порчи с головы до пят. К слову, амулеты такие, что не то что порчу, домовиц не отгонят.
— Дай ему золотой, хватит уже медь пересчитывать, — Серый снова толкнул меня и сделал попытку отобрать кошелек.
— Золотой? Может, тебе сразу по морде дать? — зашипел я, прижимая деньги к груди.
Отсчитав восемь серебряных и девять медных, я наконец-то оглянулся. Конечно, заведение, которое мы почтили своим присутствием, было теплым, недорогим и явно не самым худшим. И, что немаловажно, его выбрал я.
— Располагайтесь, — я кивнул на дубовый стол, на который уже поставили запеченную курицу и пенное пиво.
— А почему мы пришли в единственную таверну, где собираются местные бандиты? — едко поинтересовался Федька, когда мы вчетвером наконец-то уселись и принялись делить курицу. — Только не говори, что нам неприятностей мало.
— Наверное, потому что у таких в карманах лишь медь и серебро, на которых Ванькиного портрета нет, — заворчал Волк, отрывая себе куриную ножку. — К тому же, с этим в приличном обществе не появишься.
Серый указал на меня, и мне стоило усилий себя сдержать, чтобы не заехать ему кулаком по наглой морде. На себя бы он, морда уголовная, посмотрел. Волосы длиннющие, распущенные, глаза желтым горят — от такого даже бандиты шарахаются и стараются не смотреть. Думают, наверное, что он какой-нибудь атаман в местной шайке.
— Зато выделяется из нашей серой массы, — улыбнулся Федька. — Южан много, а Кощеев ныне дефицит.
— Очень смешно, — проворчал я недовольно, отбирая у Серого куриную ножку. — Ешьте и отправимся дальше. Возможно, пару слухов нужных поймаем.
— Только не говори, что мы поедем через Жара, — нахмурился Волк.
— Почему нет? Жар мой товарищ и близкий друг.
— Собутыльник, — поправил меня он, и я, ни на секунду не задумавшись, бросил в него уже обглоданной костью. Серый, не задумавшись ни на секунду, поймал ее и с хрустом сжевал, заставив рядом сидящих разбойников отодвинуться подальше.

— Куда путь держите, судари? — уж слишком дружелюбно поинтересовались у нас. Я нервно обернулся, ожидая наткнуться взглядом на тех же разбойников, которых мы повстречали утром. Но вместо них стояли два молодца, которые были похожи друг друга, как две капли воды.
— А вам какое дело? — нахмурился я, осматривая их на наличие дубинок или сабель. — Просто путешествуем.
Детины почесали затылки, посмотрев друг на друга. Все-таки высмотрев у них кинжалы, я наконец-то успокоился. С такими на лошадей не кидаются. Только если не боятся получить копытом в лоб.
— А чего вы по этой тропинке идете, а не по дальней? Там и пейзаж получше, и волки без зубов.
— Благодарствую, но нам и со злыми волками неплохо.
— Может, одумаетесь? Или вы соврали, что вы путешественники?
— С чего такие мысли? – удивился я, начиная подозревать, что вопросы нам задают не из любопытства. – Или мы чему-то мешаем?
— Охотятся там. На ведьму. Насылает на наши поля свою жар-птицу. Она что не съедает, то выжигает за чистую душу. Из леса никто не возвратился еще. Так что, друг сердечный, коль ты не соврал нам, тебе там делать нечего.
— Вы правы, — легко согласился я, поняв, что отделаться от детин по-простому не получится. — Я вас обманул. Мы путешествуем с великим охотником на ведьм, которым и является…
Я окинул Волка взглядом. Нет, не подойдет. Объявлять очевидного уголовника спасителем всей деревни — глупо. Федька выглядел так, будто бы в руки отродясь ничего тяжелее ложки не брал. Себя уже не объявишь…
— …мой спутник, — закончил я, показывая на Ваньку. Не самый худший вариант. Но, если мне не изменяет память, ни один из богатырей умом не отличался.
Стоит отдать царевичу должное, он ни на секунду не растерялся. Надулся, принял важный вид и упер кулаки в бока. Что уж говорить, даже плечи расправил, чтобы казаться больше, но ничего из вышеперечисленного не произвело на близнецов никакого впечатления. Наверное, потому что как бы Иван не надувался, он все равно на фоне детин казался болезненным ребенком.
— С дуба лукоморского рухнули? — с сочувствием поинтересовался один из них, хлопнув чистыми голубыми глазами.
— Не вру же, — оскорбился я. — Пусть мал. Но что говорит люд русский? Мал да удал. Уж год как его заколдовала ведьма, запечатав его могучую силу так, чтобы лишь те, кто чист душой, могли разглядеть его величественный облик.
Богатыри тут же закивали, смотря на Ивана с восхищением, будто бы разглядев в нем ту силу, о которой я так бессовестно наврал.
— Выдумщик, — едва слышно выдохнул Волк, но я сделал вид, будто не расслышал.
— А так как у ведьм не может быть душа чистой, она увидит обыкновенного молодца. Она позовет его к столу, откормит, в баньке попарит, спать уложит. Ночью мой хозяин встанет и БАМ! — я хлопнул перед лицами детин так неожиданно, что они, бедные, отшатнулись в сторону. — Он их как орешки чикает. Как вам? А рискует он жизнью за смешную плату. Скажем так… В десять золотых.
— Это за то, что он ведьм, как орешки, чикает? — близнецы синхронно вытерли носы рукавами, явно не веря ни одному моему слову.
— А вы думаете, ведьм много? На что ему жить прикажите, раз он выбрал себе судьбу очищать мир от всякой нечисти? Или вам жаль всего нескольких монет на здравие героя?
— Дядь Кош, переигрываешь, — шепнул мне Федька, и я тут же отмахнулся от него, хмурясь. Уж чего, а развести простаков на деньги я все еще в силах.
И оказался прав.
Помявшись, братья переглянулись и, не найдя в глазах друг друга ни единой умной мысли, сдались.
— Твоя правда, — нехотя согласились они со мной.
С меня оставалось лишь руку протянуть и почувствовать, как греет ладонь благородный металл.
— Может, половину? А вторую получите, когда из леса выйдите.
— Не сомневайтесь в нашей квалификации,— я сунул деньги в мешочек. — Иван Тимофеевич, пойдемте. Позвольте я с вами пойду поближе, уж больно боюсь ведьмы.
— Берендеевич, — буркнул царский сын, натягивая поводья. — И зачем врать так? Неужто не раздобыли бы десяти монет сами?
— Это же Кощей, — проворчал Волк.
Федька красноречиво промолчал, решив не встревать. Его богатый опыт не раз показывал, что лучше придержать язык за зубами, чем потом по лбу получить.
Князь нашел губами мое ухо и пожевал его. Чуется мне, он был единственный, кто мной доволен.

— А ведьмы страшные? — поинтересовался Иван, пнув меня сапогом в спину. Выругавшись, я показал ему не шибко приличный знак, которым часто пользуются лишь южане.
— В первую тысячу лет — нет, — вместо меня ответил Федька, выглядывая из-за Волка. — А вот после… ну, сам понимаешь, они не просто так получают бессмертие.
— А зачем мы собираемся убить? Ну, раз она нестрашная и незлобная.
— Кто тебе сказал такую глупость? — я выгнул бровь. — Я же говорил, что у меня в этих краях друг живет. Поди старая жена уже умерла, вот ведьму взял.
— А разве это не… — начал было Ванька.
— Нет, не аморально. Если даешь женщине жизнь в достатке и в ласке, то чем виновен? Просто жить один не может. Погорюет над могилкой три дня, а дальше с ума сходит в одиночестве.
— Ну, раз он такой ласковый и богатый, то, наверное, от невест отбоя нет?
— Так не под своей личиной. Он то стариком обернется, то птичкой певчей. Сам приглядывается, выбирает самую добрую. Правда, порой самые добрые бывают сердцем слабы — не переживают новости, что какой-то рябой путник на деле молодец прекрасный,— рассмеялся я, вспоминая, как сам однажды потешался над девицами. Правда, в моем случае было все наоборот — молодец-красавец становился клыкастым и седым, тут же теряя всю симпатию окружающих к себе. Девки визжали так, будто самого черта увидели, а из деревни гнали огнем и вилами. Хорошие были времена, добрые. Да и царевичи были нормальными.
— А если она ему не жена? — не успокаивался Иван. — Скажем, вдруг она его удерживает, а тех, кто приходит ее убивать, ест?
— Тогда первым в печь полезешь, — я пожал плечами, прорубая дорогу.
Мы с час назад свернули с тропы, минуя ловушки, которые так щедро оставили охотники. Какой дурак в них попадется — лишь богам известно. Путь к Жару найдет любой, если он сам того захочет. А коль нет — дорога будет петлять и извиваться, подобно змее, пока не выведет обратно к своей деревне.
На Крапивку даже смотреть было жалко — она все время пыталась свернуть с тропы и спотыкалась о корни деревьев. И каждый раз смотрела на меня так жалобно, будто бы умоляя повернуть, прекрасно зная, что я этого не сделаю.
Князь же следовал за мной твердым шагом, вцепившись зубами в мой плащ. Точнее, в нечто замусоленное— именно таким он стал, некогда расшитый узорами, после нескольких дней путешествия. Отчасти благодаря Ивану, который любит на нем спать.
Я одобряюще погладил своего коня между ушей, и Иван тут же вытянул шею, чтобы я повторил с ним тоже самое.
— А ты сиди смирно, — я ударил его по лбу. — Тут может быть ловушка для простаков.
— Как в Землянках?
— Поверь, в Землянках — это цветочки. Зная воображение Жара…
— А я и не знал, что Жар-птицы злые, — фыркнул Федор.
— По большей части. К счастью, они слишком самовлюбленны, чтобы творить зло постоянно. Целый день сидят перед зеркалом, расчесывая волосы. У Жара нет такой привычки. Поэтому он и живет здесь, а не в деревне со своими.
— Значит, мы чем-то похожи, — Иван усмехнулся. — Я же тоже ушел из дома. И тоже не похож на своих братьев.
— Конечно, в семье не без урода, — вздохнул я, поворачивая. — Кажется, мы почти пришли.

Наверное, любой нормальный человек посмеялся бы в такой ситуации. Мы весели в сетке в пяти локтях над землей, и в такой ситуации я даже улыбнуться не мог. Наверное, все же потому что Иван и Федька лежали на мне, и царевич как-то слишком страстно дышал мне в шею. Либо его просто душит вес сына Яги.
Князь с Волком стояли рядом, ожидая, когда же явится хозяин и снимет нас. Выпустить нас из ловушки Серый отказался, а мой благородный конь, поняв, что в моей руке нет ни куска сахара, ни мяса, повернулся ко мне крупом. Крапивка, которая, собственно, и была повинна в том, что мы попались, беззаботно паслась поодаль.
— Ну и кто додумался бежать за Крапивкой? — поинтересовался я.
— Федька, — вздохнул Ванька.
— Тогда почему в ловушку попали мы, а не Федька?
— Потому что я ловкий, — промурлыкал сын Яги.
— Тогда какого фига ты тут?
— У вас тут так весело было, что я аж позавидовал.
Я застонал, отталкивая от себя лицо царевича.
— Иван, хватит, — язык царевича прошелся по моей щеке. Сам весь день держался, все саблю свою оглаживал, а стоило оказаться вплотную, как вовсе голову потерял. В такие моменты я жалею, что Надежда умерла не от моей руки.
— Я тут не очень мешаю предаваться разврату? — поинтересовался голос сбоку.
Я повернул голову и встретился взглядом с молоденькой ведьмой. Дураки — те, кто описывает ведьм безобразными старушками, которые только и ждут случая, когда можно полакомиться человеком. На деле практически все ведьмы, которых я знал, были хорошенькими. Эта исключением не была. Красивая, с румяными щеками, чистыми зелеными глазами и белокурыми кудрями, которые по какой-то причине к концу становились зеленоватыми.
— Знакомы? — поинтересовался я.
— Наслышана о тебе, Кощей, да незнакома, — хихикнула она. — Я сначала сомневалась, вы ли. Попасть в такую глупую ловушку — вы бы хоть до огненного рва дошли.
Я ощутил, как Ванька ревниво впился в меня ногтями и заворчал.
— Не меня ли искали? — спросила ведьма, смотря на нас с насмешкой.
— Вообще его собутыльника искали, — фыркнул Волк.
— А. Жар дома, — она с легкостью перерезала веревки. — К слову, меня Марфой зовут. Чувствуйте себя как дома.

— У тебя либо гурманские пристрастия изменились, либо чресла уже не те, — сказал мне Жар Огнивак вместо приветствия, облокотившись спиной о дверной косяк. — Девицы уже не устраивают?
— Не твое дело. Какого черта ты ловушек наставил? — заворчал я, поморщившись от боли. По нелепой случайности одна из ловушек взорвалась около меня, и теперь половина лица была в саже — слава богам, раны затянулись практически сразу же. Однако голова даже от браги так не трещала.
— Ну, бывает и не такое. Нашел беду. На, выпей. Авось полегчает, — он сунул мне кружку пива и повернулся к остальным гостям. – В общем, хлеб да соль.
— Нифига себе. Рыжий, — наконец-то выдал Ванька после десяти минут молчания и детального рассматривая Жара.
— Берендеевич, ты, что ли, рыжих не видел?
— До или после того, как отец начал казнить их за колдовство?
— А твой отец порядочный засранец, как я посмотрю.
Жар был мелким — он едва доставал головой до плеча Ваньки. Облачившись в огненное платье, за которое я его некогда дразнил, он выглядел озорным мальчишкой. Трудно относиться к нему серьезно до тех пор, пока не увидишь, сколько он пьет и как колдует. Впрочем, через некоторое время можно разглядеть и его истинное лицо, и это далеко не приятное зрелище.
— Ну, смотреть — не красть. Можешь даже волосы потрогать, — разрешил он.
— Не трогай, обожжет, — предупредил я.
— Да ладно тебе, царевича не обожгу.
— Откуда знаешь, что он царевич, а не боярин или кто еще там есть?
— Так почти все нечистые шепчутся, что едешь с царевичем. Ну и другие подробности личного характера, — усмехнулся он, весело подмигнув. — А теперь извините. Я не видел эту прекрасную даму раньше.
Я проследил за ним, отчего-то думая, что он обращается к Федьке (чем черт не шутит), но нет, мой друг направлялся… к Крапивке. Поднял ее копыто и галантно поцеловал его.
— Сударыня, вы очаровательны, — произнес он с искренней улыбкой. — Какие глаза, какая улыбка. Кощей, почему ты держишь такую красавицу, как лошадь? Все-таки это — девица, не животное.
Как я уже говорил, я подозревал, что Крапивка может быть не совсем лошадью, но отчего-то меня это мало волновало. Либо наглела с Ягой, либо решила что своровать из избушки. В любом случае, я далеко не положительный герой, чтобы помогать каждому безоговорочно.
— Позволь, я ее расколдую, — неожиданно предложил Жар.
Я лишь передернул плечами.

Крапивка оказалась на удивление красивой — намного краше Марфы. Длинные черные волосы струились по худым плечам, фигура была почти мальчишеской, без намека на грудь или широкие бедра. Да и ростом она была чуть выше Жара, и вместе они смотрелись настолько гармонично, что, если бы я их не знал, то подумал бы, что это брат и сестра. Это не ускользнуло от глаз молодой ведьмы, на чьем лице каждый раз проступала обида, когда ее взгляд падал на Крапивку.
Либо Жара ревновала, либо просто привыкла быть в центре внимания.
— Так о чем это я, — вдруг обратился ко мне Огнивак. — Я тебя никак не ждал. Уж в какую ночь, а в Ясную ты и носа из своих палат не высовываешь.
Я попытался на пальцах пересчитать дни лета, но на восьмом дне Восхода сбился и устало потер глаза. Если сегодня Ясная ночь, то это плохо. Мало того, что солнце не закатится за горизонт, так еще и считается, что можно увидеть в эту ночь умерших, предсказать будущее или изменить свою жизнь до неузнаваемости. Ничего из этого мне делать не хотелось.
— Ясную?— все же спросил я. — Скажи, что ты издеваешься. Что это просто очередная глупая шутка.
Жар пожал плечами. Мол, хочешь — верь, хочешь — не верь, а ночь как будет Ясной.
— А что это за ночь? — поинтересовался Иван.
— Это лучшая ночь для гаданий. В эту ночь открываются все пути, — воодушевленно начал Жар, и я пихнул его в ребра.
— Лишь девицам не совестно гадать. А ты не девица.
— А будто бы ты не гадал, — усмехнулся Волк. — Помню, как ты гадал и на картах, и на воде, и на костях, девица ты моя бледная.
— Молчать.
— Ты, Ваня, не больно верь ему, — Серый с укором посмотрел на меня. — Здесь не женские гадания, а серьезные. Еще со временен дикарей верят в Ясную ночь. Моя мать всегда устраивала ночь гаданий, чтобы предсказать, кто умрет, и достаточно ли будет еды для лютой зимы.
— Даже Яга прислушивается. Даже Горыныч! К слову, он прилететь должен скоро. И куда пошел, Кощей? От судьбы не уйдешь. Коль нечистая тебя привела к моему дому именно в эту ночь, значит, ты должен узнать что-то такое, что изменит твое жалкое существование.
— Ты лучше у своей жены спроси, разрешит ли она тебе погадать.
— Не жена я ему! — застучала горшками Марфа.
— Не жена, — развел руками Жар. — Тут история долгая. Есть кратко, Глаша уже год как скончалась, а тут она свалилась. Зато нескучно.
Он обнял Крапивку и неуклюже клюнул ее в щеку, заставив покраснеть и спрятать лицо в ладонях. Но и дураку понятно, что девка счастлива.
— Так. А где жрачка? — не выдержал Федька, закончив привязывать Князя к столбу. Видимо, мой добрый конь решил лишний раз показать свой характер, потому что кафтан на сыне Яги был уже рваный.
Яства появились незамедлительно. Вареная картошка с укропом, ребра свиные, котлеты царские, пирожки румяные с яблоками и яйцами, огурцы соленые и медовуха, к которой Ваня сразу же потянулся, за что получил от Волка по рукам. Четверть часа мы провели в тишине, забивая желудок едой с такой жадностью, будто бы не ели несколько дней подряд.
Выпив и заметно повеселев, Жар приобнял Крапивку и решил нам поведать историю о том, как Марфа в возрасте восьми лет превратила своего брата в козленка. Разумеется, случайно. А когда расколдовывала, допустила ошибку, и козлиные рога украшают его белобрысую макушку и по сей день. Огнивак находил эту историю крайней забавной, и его рассказ постоянно прерывалась приступами смеха.
— Ну а теперь, Кощеюшка, — протянул он, отсмеявшись. — Поведай нам, как и когда ты окончательно разочаровался в женщинах.
— С чего ты взял, что я разочаровался в них? — напряженно спросил я.
— Да так. Просто Иванушка что-то слишком часто поглядывает на тебя. Да и Марфа нашептала мне, что он вроде как с тобой мужеложествовал в нашей западне.
— Скажи своей Марфе, что за такие мысли бить надо, — проворчал я, чувствуя, как в меня вцепился покрасневший то ли от смущения, то ли от выпитого, царевич.
— Да легко, — гордо вздернул нос Жар. — Марфуша, разогревай борщ.

Волк сонно привалился к разомлевшему Федьке. Поглядев на них и позавидовав, Ваня взял меня за руку, игнорируя мои попытки ее высвободить.
— Так, — Жар поставил перед нами чан с зельем, — настала пора гадать. На что будем? На любовь? Аль на богатство?
— На мозги себе нагадай, — проворчала Марфа, поглядывая на Жара недобрым взглядом.
— Откуда тебе знать, что это такое. У девиц в голове лишь нить, на которой уши держатся… — Жар запнулся. — Ну, у всех, кроме Крапивки.
Он вылил кубок браги в чан и наклонился, почти качаясь носом жидкости. Я бы на его месте потерял обоняние – зелье воняло так, что я чувствовал даже со своего места.
— Вижу-вижу любовь Кощея. Старую такую. Неразделенную. О которой он скоро и не вспомнит. А почему? — Жар поднял лицо и ухмыльнулся. — Потому что уже встретил свою будущую любовь, с которой проведет всю свою жизнь.
Я выгнул бровь. Последние слова вовсе меня убедили в том, что Огнивак меня разыгрывает. Встретить бы еще такого, кто проживет еще тыщу лет со мной.
Однако Ваньку это не смутило. Он заинтересованно поддался вперед, чтобы не пропустить ни единого слова.
Даже если бы я был связан судьбой с самой Моровной, из-за которой и стал Кощеем, Жар все равно бы сказал, что моя единственная судьба — это Ванька. Хотя бы для того, чтобы позлить меня.
— Ну, — задумчиво протянул он. — Имена же просто так не всплывают. Но могу сказать, что ты со своей будущей любовью здесь, в одной комнате.
Царевич впился ногтями в мою руку.
— Крапивка всегда была мне мила, — ляпнул я из вредности. Кого-кого, а меня ситуация больше злила, чем забавляла. Как и вся эта история. Только послушаешь своего старого недруга, как тебе на шею царевич сваливается и начинает неровно к тебе дышать.
Крапивка покраснела, опустив глаза. Ей, в отличие от Марфы, наше внимание было в тягость.
— Я бы не раскатывал губу. Узнать это можно, лишь испив из чана, — подмигнул Жар, зачерпнув в кубок зелья. — Испей и узнаешь. А вдруг это я? Или Волк?
— Не дайте, многоликие Боги. Ты и правда считаешь, что я буду это пить? – я указал на зеленоватый дымящийся отвар, из которого выплыла шапка мухомора. — Я, по-твоему, с Лукоморского дуба рухнул?
— Так какая разница бессмертному?
— То есть, даже если не умру, то несколько дней проведу в бреду? — спросил я, сглатывая и смотря на зелье. Жар явно решил меня наказать за то, что я решил посягнуть на его будущую жену.
— Тогда я выпью, — решительно заявил Ванька, нахмурившись.
— Иван, это не зелье, — вздохнул я. — Это отрава. Настойка на плесени и мухоморах с травами, которые вызывают галлюцинации. Отсюда и все эти «открытия», и прочая глупость.
— Я выпью что угодно, чтобы узнать, полюбишь ты меня или нет, — Ваня серьезно посмотрел на меня. И ведь выпьет же. Знаю я такие лица — такие были почти у всех «героев», которые пытались убить меня. Каждый из них знал, что идет на смерть.
— Если ты выпьешь это, то вообще ни с кем не будешь. Трупы вообще против отношений.
— Сколько драматизма. А ты отказываешься ради своего любимого сделать даже глоточек, — хихикнул Жар, хитро щурясь. — Ты пей-пей. Ты же не умрешь. А Иван твой явно в милости Моровны.
Я посмотрел в кубок. Своим запахом отвар излечил бы любого человека, страдающего насморком, но из-за сильного иммунитета пользы от этой вони я так и не получил. Больших усилий стоило поднести бокал к губам и проглотить все, чтобы Ваньке не пришло в голову допить за мной.
На вкус он был намного хуже.
Жар наблюдал за мной с победным выражением лица. Все остальные, кроме Ивана, смотрели с долей сочувствия.
— Ну, ничего. Не умер же. Смотри, живой!
Я с трудом разлепил глаза. За каких-то несколько секунд комната изменилась до неузнаваемости, а лица моих собеседников смазались и стали почти неузнаваемыми.
— Кощей, Кощей, — звал меня Иван, и его голос отдавался колоколом в моей голове.
Почувствовав, как тошнота подходит к горлу, я отвернулся. Дрянь. До чего же дрянь. И Жар, конечно, хорош.
— Кощей, ты как? — поинтересовался женской голосок… со стороны Ваньки. Я попытался в уме сосчитать число девиц в комнате. Голос был не ворчливо-недовольным, как у Марфы, и не тихим, как у Крапивке. Он был звонким, полным радости… и до боли знакомым.
Сглотнув, я повернулся и ощутил, как по телу пробежали мурашки.
— Елена? — не верил я своим глазам. — Как ты?..
— Погоди, Кощей. Погоди, — пролепетала она, краснея и оглаживая меня по плечу.
— Я так скучал, — почти простонал я. Голова почти перестала соображать. Я видел Елену, и мне этого было достаточно. То, что она давным-давно покоится в земле, меня нисколько не смутило. Главное было, что она была рядом.
Она обняла меня, когда я положил голову ей на плечо и уснул под ее убаюкивающий голос.

— Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Где ты же, Кощеюшка? Аль боишься? Я найду тебя. А царевича я твоего уже нашел. И тебя найду. Сейчас или завтра — какая разница? Ты просто пытаешься отсрочить свою кончину.
Я зажал уши, чтобы не слышать его голоса, но он не становился тише. Он будто бы звучал в моей голове.
— Ты же сам хотел умереть все это время. Я даю тебе шанс умереть. Не ты ли рвался в Навь? Кощей, отвечай же.
Я помотал головой. Умирать не хотелось. Я понимал, что если сейчас уйду, то все, кто мне когда-либо был дорог, умрут. Все, что мне было так ценно, будет уничтожено. А Ванька уже…

— Ну и делов ты наворотил вчера, Кощеюшка. Едва оттащили тебя от Ваньки, — засмеялся Федька, увидев, что я открываю глаза. — Ты вчера почти дошел до непотребств.
Я зажмурился, ощутив почти привычный приступ тошноты, и уткнулся носом в подушку. Под моим боком заворочался Ванька, если судить по недовольному стону. Чуть отодвинув одеяло, я со стыдом осознал, что он в одной рубахе.
— Так что вчера было? — спросил я, прикрывая его оголенные ягодицы. — И почему он раздет?
— И это спрашивает тот, кто его раздевал. Ты вчера всю его одежду в чан кинул. Ее полночи отмачивали.
— Ага, — подтвердил сонный Ванька. — А потом лапал и смеялся.
— Ну, извини, — я почувствовал, как мои щеки вспыхнули.
— И еще кое-что, — Ванька повернулся ко мне, хмуря брови, смотря на меня пугающе серьезно. – Никогда не смей меня называть именем матери. Я не желаю быть заменой.
После этих слов он ткнул пальцем мне в щеку, и я зашипел от боли. Синяк. Видимо, вчера царевич пытался объяснить мне то же самое.
А еще, как я понял, зелье оказалось вреднее, чем казалось на первый взгляд. Оно прожигало меня изнутри до сих пор. Видимо, мое бессмертие все еще борется за жизнь с ним, раз даже синяк за ночь не сошел.
— Зато стало понятно, кто же его будущая любовь, — засмеялся Жар, уже сидя за столом и уплетая за обе щеки окрошку. — Впрочем, это и так было понятно. Вы прекрасная пара. Он — вылитый ты в прошлом. Только он хотя бы не пытался стянуть с меня платье.
Ванька сердито засопел. Не дав ему удалить по синяку второй раз, я уткнул его носом себе в плечо. Это был единственный способ заткнуть его, который пришел в мою голову на тот момент.
— Я же говорил. Огненная нить судьбы.
— Ладно, ты такой довольный, а Федька чего такой радостный прыгает?
— Ну, ты так говоришь, будто лишь тебе вчера перепало счастья. Только у них там серьезно, не то, что ваши детские шалости. Даже пришлось в хлев сослать.
Впрочем, по Волку, который с уставшим видом жевал картофелину, такое нельзя было сказать. Я бы скорее предположил, что его всю ночь пытали.
— А ты чем занимался, пока мы тут беспредел творили?
— Ну, пытался не отставать от вас, — подмигнул мне Жар.
— Но ничего такого, — тихо прошептала Крапивка.
Я вздохнул. Глупо было полагать, что за какие-то восемьсот лет Жар изменится. Каким он был бабником, таким и остался.
Тем временем, Жар поцеловал ее в лоб и завязал ей на шее платок.
— И оставь ее у меня? — внезапно сказал он. — То есть навсегда оставь.
Ванька, видимо, уверенный, что я откажу, фыркнул мне в плечо.
— Знаешь, Жар, — проворчал я, поглаживая кудри Ивана. — Коль захочет остаться, то пусть остается. Все равно будет лишней. Да и пользы будет не больше, чем от Ваньки.
— Я очень полезный, — возмутился царевич, забираясь на меня.
— Ну конечно, — проворчал я, закидывая на него одеяло.
— А я вот снова о своем. Где это Горыныча носит? Обещал прилететь, ему надо было узнать про камушек один. А он взял и не явился, — вздохнул Жар, почесав затылок.
— Напился. Что Кощей, что ты, что Горыныч — три заядлых алкоголика. У вас во всем медовуха виновата, — пробурчал Волк.
— Неправда, — нахмурился я. — Я с ними уже давно не пью.
— Конечно, не пьешь. А кто тут срам показывал два года назад?
— Не показывал я срам. Штаны сами упали.
— И вчера у тебя штаны, видимо, сами упали. Что же они не держатся на тебе, Кощеюшка? Может, будешь их поясом подвязывать? А то вдруг еще что-нибудь немаловажное упадет? — неожиданно засмеялась Марфа за печью. И выглянула даже — растрепанная… и злая. Ее некогда прекрасное личико было искривлено обидой до такой степени, что посмотреть на это без неприязни нельзя было. Впрочем, лезть в их дела я не собирался. Как и увозить Крапивку силой. Сами разберутся.
— Не смейтесь над человеком. У него горе — не может прекратить пить, — рассмеялся Жар.
— А ты как будто можешь. Сам как напьешься, сразу пристаешь. Я уже устала тебя бить по ночам, — заявила Марфа немного визгливо.
— Ну и не буду к тебе лезть, глупая женщина. Женюсь на покладистой красавице, — уверенно заявил он, обнимая Крапивку, которая не смогла из себя даже слова выдавить.
— Ах так, — вскрикнула ведьма и тут же замолчала, очевидно, вспомнив о том, что не пылает к Жару ни любовью, ни страстью. — Мне все равно!
Волк положил Марфе руку на плечо, и та уселась на скамью, пылая щеками и прижимая к груди гребень, которым, видимо, хотела расчесать волосы.
Жар встал, покрутил головой, и улыбка сползла с его лица.
— Слышите?.. Чую беду.
Я заткнул Ваньке рот и послушался. И не услышал ничего, кроме курлыканья голубей за окном.
— Чую беду, — уверенно повторил Огнивак.

Лес был объят огнем, который извергал из себя Змей. Пламенные языки быстро расползались по деревьям. Некогда наш друг теперь с ревом пикировал на нас, устрашающе хлопая крыльями и выпуская из глоток клубы дыма.
В воздухе пахло серой, и Ванька перегнулся через забор, расставаясь с неплотным завтраком.
— Что это такое? — прошептал Жар, не отводя глаз от Змея. — Он с ума сошел? Кощей, что с ним?
Одежда на нем вспыхнула ярким огнем — волнуется, боится. Крапивка с Марфой сидели в погребе. Коль почувствуют дым — выберутся ползком через нору. Там же был и Федька, который решил не связываться с Горынычем — мол, мало еще пожил.
Волк был единственным, кто сохранил самообладание. И неудивительно. Со своей службой он много что видел — как империи рушатся, как один царь сменяет другого, как умирают герои, как горят деревни… Я же, при том, что был старше, видел лишь один крах — свой. И некогда я думал, что это худшее, что могло произойти. Но я ошибался.
Ванька спрятался за меня, вытирая рот рукавом.
— Лесу кранты, — подытожил Волк. – И если мы не уберемся, то троим из нас тоже кранты.
— Я не уйду из своего леса, — взъерошился Жар. — Вдруг я смогу его вразумить.
Огнивак с легкостью оторвалось от земли. Платье, над которым я смеялся первые несколько лет нашего знакомства, называя его девчачьим, вспорхнуло за ним и стало перьями. Впрочем, на этом вся красота превращения закончилась. Голова стала приплюснутой, нос вытянулся, глаза стали уменьшаться, пока не превратились в две точки. Зрелище не из приятных — все же есть в этих прекрасных жар-птицах нечто отталкивающее.
Ванька сжал мою ладонь и тут же отдернул руку, очевидно, вспомнив, что он на меня все еще обижен.
— Я и сам могу за себя постоять, — фыркнул он, заметив на себе мой взгляд, и его рука легла на эфес сабли.
Я хотел было заметить, что царевичи обычно не столь огнеупорны, как думают, но все-таки промолчал. Сейчас бы Горыныча утихомирить.
Жар взметнулся над Горынычем огненным потоком, обжигая хвостом одну из его голов. И, судя по разъяренному воплю, вразумить Змея у него не получалось. Покружив над ним, Огнивак несколько раз попадал под струю пламени и падал на землю, после чего снова подымался.
— Он не отвечает. Совсем с ума сошел, — Жар рухнул на траву между нами, выжигая ее. — Кощей. Я сейчас умру. Ты защити дом. Потому что…
Огнивак закашлялся, его перья горели и причиняли ему боль. Я поморщился — магический огонь. Да вот только не помню, чтобы Горыныч его выдыхал. Он же тогда должен съедать его всего… изнутри. И тут внезапно меня осенило — словно камнем по голове ударило.
— Ты тоже заметил? — рассмеялся Жар, и огонь полностью его окутал. — Его можно лишь убить. Лишь убить, Кощеюшка. Чтобы не мучился сам.
— Я сделаю это! — вмешался Ванька. — Я его убью!
— Не думай даже. В избу беги.
— И не подумаю.
— Иван, мать твою. В дом. Не противься!
— Не смей мне указывать, — голос Ваньки перекрыл рев Горыныча, который наступал на нас.
Недолго думая, я кинул в змея молнией. Правда, она попала в дерево, но этого хватило, чтобы отвлечь Змея. Я прижал к себе обожженную руку…
Однако все случилось слишком быстро, прежде чем я смог отреагировать.
Жар дернулся в последний раз и рассыпался пеплом по траве. Ванька ринулся вперед, вцепившись в саблю. Он скользнул под струю огня и прыгнул на Горыныча.
Ловкий уворот от хвоста, взмах крылом, и уже горящий кафтан Ивана, который царевич поспешно стащил с себя, летит на одну из голов Змея, заставив его ослепнуть на несколько секунд. И их оказалось достаточно, чтобы Иван успел прыгнуть ему на грудь и всадить саблю до рукоятки.
Горыныч взревел и… затих. Его три головы с удивлением смотрели на саблю, которая по размерам по сравнению с ним напоминала скорее зубочистку. Но этого хватило для того, чтобы он пошатнулся.
Шквал огня, который Змей выдохнул перед смертью, был направлен в сторону Ваньки, лежащего на земле. Который смотрел на Змея глупыми глазами, какими смотрит ребенок на свою смерть, и не двигался.
Секунда — и Волк закрыл его собой, вжимая в землю.
Горыныч упал спиной в лес, придавив собой несколько деревьев. Из его раскрытых пастей повалил черный дым.
Иван присел, обнял Волка за его обгоревшую гриву… и заплакал.
Видимо, он меньше всех нас надеялся на победу.

Волк с обгоревшей шевелюрой смотрелся нелепо и веселил меня весь оставшийся день, пока ведьма не додумалась его подстричь. С короткими волосами лицо Серого преобразилось, и теперь он меньше походил на южанина-бандита. Сейчас он напоминал одного из мужчин для плотских утех, которые так популярны в особо далеких от столицы городах.
Ванька, взглянув на него, жадно потер руки, и мне оставалось лишь гадать, что за пакость он придумал. Впрочем, догадываюсь, что Волком скоро будут торговать.
Стоило Ивану отойти от боя, как от героя не осталось и следа. Он стал прежним несмышленым царевичем, который только и делал, что вис на мне, забыв старые обиды.
Что говорить про Жара, он успел возродиться из пепла, чем напугал горько плачущую Крапивку, которая на коленях оглаживала его останки. Огнивак всем говорил, что ощущает себя прекрасно и даже лучше, и пил, как лошадь.
— Ты хоть понял, что вчера было?— спросил Жар, хитро подмигивая то одним глазом, то другим.
— Ребенка чуть ли не убили. Лес чуть ли не сожгли. Ты умер.
— Ну, — лениво протянул Огнивак. — Подвиг был. Подвиг. Сколько живу, впервые увидел, чтобы неженка царский кровей хоть палец о палец ударил.
— Горыныч умер, какой подвиг.
— Жаль, конечно, Горыныча. Но пламя разъедало его. Он обезумел и хотел сжечь нас. Думаешь, был другой выход?
— А это имеет значения?
— Если на то пошло, то не думаю, что он оживет, если мы поплачем над его могилой. Но, черт, стоило ему взбеситься, когда он мне долг обещал вернуть.
— О деньгах хуже меня печешься.
— Я давно стал хуже тебя, — развел руками Жар, смеясь. — И, Кощей, ты Ваньку держи поближе к себе.
— Опять начнешь заливать про любовь?
— Беда над ним висит. Злой рок. Скорая смерть. Выбирай, что больше нравится.
Я подавился чаем, пытаясь по лицу Жара понять, врет ли. Но нет, на лице у него была лишь скорбь и сожаление.
— А еще из вас хорошая пара получится, — ляпнул Жар.
— Я так и знал, что ты начнешь снова. Да я весь золотой запас поставлю, что нет там любви. Любовью и не пахнет!
— До вчера, может быть, ничего и не было. Но теперь нить есть. Огненная нить, которая вас соединяет. Ты еще долго будешь с ним… Не веришь? Тогда, по рукам! Полюбишь царевича, перетащишь весь золотой запас ко мне!
— А по морде не хочешь? — зашипел я, нисколько не купившись.
— Ну, это ты тут же мужеложец.
— А если не полюблю, то я тебя ощипаю как курицу!
— Так по рукам. Ты же знаешь, я за эту тысячу лет ни разу пари не проиграл.
И ведь, правда, не проиграл.

— Хлеб да… Нет. Земля вам пу… Короче, до свидания! — Жар махнул нам рукой. — Спасибо за Катерину.
Крапивка густо покраснела и помахала нам платочком.
— Будьте здоровы. И спасибо, — скромно улыбнулась она.
— От Марфы ее защищай.
Волк пригладил короткие волосы — он все не мог привыкнуть к тому, что прежней копны волос уже нет. Все-таки интересно посмотреть, будет ли он лысым Волком. Судя по его лицу, этот вопрос интересовал и его самого.
Федька мурлыкал по другую сторону Волка, запуская пальцы в его короткие волосы.
И все же скоро узнаем — вчетвером на Князе не уместимся. Придется Волку оборачиваться и вести Федьку на своей спине.
— Куда теперь? — поинтересовался Ванька.
— Во вторую столицу, конечно же, — пожал плечами я, махнув Огниваку рукой на прощание.
Их дом скрылся почти сразу же — будто бы деревья выросли посередине тропы.
— Как думаешь, охотники доберутся до них? — спросил меня Ванька.
— Если и доберутся, то мне их будет жаль.

Через полчаса мы вышли к обрыву. Увидев его, Ванька потянул меня за руку.
— Смотри, как высоко.
Я посмотрел вниз, пытаясь определить, сколько придется падать. Может, высота и не впечатляла, но обилие острых камней, точащих на дне копьями, заставляла взять Ваньку за руку, чтобы тот случайно не решил сигануть. Царевич же мог и не такое выкинуть.
— Ну это… Как ты?
— Ты спас меня, о великий герой, — пробормотал я бесцветным голосом. — Можешь вернуться домой и рассказать своему батюшке, что совершил подвиг и спас врага своего народа.
Подставив лицо нахлынувшему ветру, я, наконец-то, улыбнулся. Что показалось мне занятием трудным и непривычным — я не улыбался уже лет двадцать. Все повода не было.
— Я не думаю, что враг. Иначе бы ты не возился со мной. И не защищал.
Я прикусил губу, понимая, что где-то уже слышал эти слова. И не раз.
Призрак Елены все еще преследовал меня. И тут уже сложно сказать почему. То ли зелье Жара не выветрилось, то ли я вовсе умом поехал.
— Но что будет, когда мы доберемся? – проговорила она Ванькиным голосом, смотря на меня зелеными глазами.
Я потер глаза. Передо мной был царевич. Привычный Иван, держащий меня за руку. Чертово наваждение.
— Все будет хорошо, — я похлопал его по руке. – Никак иначе. Думаю, нам пора двигаться.
— Иван, помоги перетащить сумки на Волка, — крикнул ему Федька.
Ванька вздохнул и, быстро поцеловав меня в губы, побежал к Федьке перетаскивать часть ноши Князя на Серого. Видимо, боятся, что кости моего доброго скакуна не выдержат сумки и пассажиров одновременно.
Я вытер губы рукавом. Не дождусь того момента, когда вся эта история закончится, и я смогу ощипать Жара.